Карамзи́н Никола́й Миха́йлович [1(12).12.1765 или 1766, село Знаменское, Карамзино тож, Симбирского уезда Симбирской провинции Казанской губернии, ныне село Карамзинка Майнского района Ульяновской области, по другой версии, деревня Карамзиха (Карамзина, Михайловка) Ставропольского ведомства Оренбургской губернии, ныне село Преображенка Бузулукского района Оренбургской области – 22.5(3.6).1826, Санкт-Петербург], российский историк, общественный деятель, издатель, переводчик, русский писатель и поэт, действительный статский советник (1824), почётный член Петербургской АН (1818). Дворянин. Дед князя В. П. Мещерского. Троюродный дядя С. Т. Аксакова.

Биография до 1791 г.

Вопрос о дате и месте рождения

Метрическая запись о рождении и крещении Карамзина к 2023 г. не обнаружена; его собственные свидетельства разных лет о годе рождения противоречивы (отсылают к 1765, 1766 и 1767), а указания на место появления на свет (в Симбирской губернии, деревне и др.) отличаются неполнотой (Государственный архив Российской Федерации. Ф. 728. Оп. 1. Д. 811. Л. 2; Ф. 769. Оп. 1. Д. 34. Л. 29; Вчера и сегодня. Литературный сборник. Кн. 1. Санкт-Петербург, 1845. С. 58).

Признанный большинством исследователей год рождения – 1766-й – вызывает определённые сомнения: в частности, метрическая запись о смерти историка, основанная, очевидно, на исповедной росписи 1826 г., свидетельствует в пользу 1765 г. (Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга. Ф. 19. Оп. 111. Д. 219. Л. 422 об.; Оп. 112. Д. 226. Л. 447 об.; Д. 783. Л. 618).

Вопрос о месте рождения Карамзина остаётся предметом оживлённой научной дискуссии (две основные версии недостаточно аргументированы исследователями, поэтому отдать одной из них очевидное предпочтение невозможно).

Юные годы

Учёба и служба

Получил домашнее образование, затем обучался в частных пансионах француза П. Фовеля в Симбирске (ныне Ульяновск; 1770-е гг.) и профессора Московского университета И. М. Шадена в Москве (конец 1770-х гг. – не позднее весны 1781), в университете посещал лекции по истории и теории словесности. Овладел немецким, французским, а впоследствии и английским языками.

С 1774 г. числился на военной службе (армейский полк сохранившиеся источники установить не позволяют). Служил в лейб-гвардии Преображенском полку (1781–1784), однако дважды брал отпуска общей длительностью почти 2 года; вышел в отставку в январе 1784 г., получив при увольнении чин поручика лейб-гвардии (Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 2583. Оп. 1. Д. 692. Л. 26 об.; Ф. 799. Оп. 1. Д. 1278. Л. 3–3 об.; Пекарский П. [П.] О годе рождения Карамзина // Карамзин. 1866. С. 463–464). Во время службы в Санкт-Петербурге, в 1782–1783 гг., подружился с родным племянником своей покойной мачехи, Е. Г. Карамзиной, урождённой Дмитриевой (ум. 1773), – начинающим поэтом И. И. Дмитриевым.

Масонский круг и разрыв с ним

Масон (посвящён не позднее 1784), товарищ ложи «Златого венца», созданной в Симбирске местным помещиком, бригадиром в отставке И. П. Тургеневым (Осмнадцатый век. Кн. 2. Москва, 1869. С. 507). Благодаря Тургеневу вскоре после выхода в отставку поселился в Москве – в доме Н. И. Новикова, был введён в масонский круг издателя, подружился с А. М. Кутузовым и переводчиком А. А. Петровым (ум. 1793). Испытав значительное влияние масонской среды, начал в ней, по оценке И. И. Дмитриева, «не только авторское, но и нравственное образование» (Дмитриев И. И. Взгляд на мою жизнь. Москва, 1866. С. 41). В июне 1786 г. выступил одним из поручителей Новикова (наряду с его ближайшими товарищами – членами-учредителями Типографической компании) при получении на 5 лет крупного кредита у Московского воспитательного дома [в ходе процесса по выплате этого долга с процентами во исполнение указа императора Павла I от 9(20) июля 1797 имение Карамзина ненадолго описано]. Из-за близости к Новикову попал в сферу внимания властей.

В конце 1780-х гг., однако, в духовном плане начал постепенно отходить от масонского общества; по-видимому, чтобы окончательно порвать с ним, по настоянию своей покровительницы и будущей свояченицы, А. И. Плещеевой, урождённой Протасовой (1754–1812), отправился в путешествие по Европе [о просьбе Плещеевой Карамзину уехать известно из её письма А. М. Кутузову от 22 июля (2 августа) 1790; в нём она сообщила о «злодее» и «Тартюфе», вынудившем её так поступить (Барсков Я. Л. Переписка московских масонов XVIII века. Петроград, 1915. № 7. С. 5–6); в этом неизвестном лице, вероятно, следует видеть самого Н. И. Новикова, вместе с тем в литературе высказывались предположения, что речь шла о С. И. Гамалее, императрице Екатерине II или князе Г. П. Гагарине].

Становление писателя

В 1783 г. дебютировал в печати прозаическим переводом с немецкого языка идиллии швейцарского писателя С. Геснера «Деревянная нога» (1772).

В 1786–1790 гг. вёл переписку на немецком языке со швейцарским писателем и философом И. К. Лафатером, обсуждая с ним вопросы литературы и морали (начата по инициативе Карамзина, на его 11 писем известно 6 ответов Лафатера; письма впервые изданы в 1893 Я. К. Гротом).

В 1787–1789 гг. в качестве автора и редактора сотрудничал в издававшемся Н. И. Новиковым журнале «Детское чтение для сердца и разума», опубликовал в нём свою первую повесть – «Евгений и Юлия» (1789), стихи и переводы (в частности, истории из прозаического цикла «Вечера в замке» французской аристократки С. Ф. Брюлар, графини де Жанлис, писавшей под псевдонимом госпожа де Жанлис). Тогда же проявил интерес к сентименталистским и предромантическим тенденциям в европейской литературе, прежде всего английской и немецкой. Перевёл трагедии У. Шекспира «Юлий Цезарь» (1599), использовав немецкий перевод И. И. Эшенбурга, и Г. Э. Лессинга «Эмилия Галотти» (впервые издана в 1772) [оба перевода опубликованы анонимно отдельными изданиями в типографиях, связанных с Новиковым, – Типографической компании (1787) и Московского университета (1788) соответственно].

В 1789–1790 гг. путешествовал по европейским странам (Пруссия, Священная Римская империя, швейцарские кантоны, Франция, Великобритания), где осматривал достопримечательности, посещал музеи, театры, светские салоны, встречался с учёными (в том числе с немецким философом И. Кантом, швейцарским натуралистом и философом Ш. Бонне), немецкими писателями (Х. Ф. Вейсе, К. М. Виландом, И. Г. Гердером и др.) и поэтами (например, с Ф. Маттиссоном). Оказавшись в Париже в разгар Французской революции 18 в., приходил на заседания Национального собрания, где слушал выступления О. Г. Рикети, графа де Мирабо, М. Робеспьера и др. Сочувствуя республиканским идеям, всё же сомневался в возможности их осуществления на практике. Во время путешествия вёл записи, послужившие затем основой «Писем русского путешественника», над которыми работал около 10 лет.

Издательская деятельность и литературное творчество (c 1791)

После возвращения в Россию Карамзин первоначально целиком посвятил себя литературно-издательской деятельности.

Журналы, альманахи и иные издания

«Московский журнал»

В 1791–1792 гг. редактировал и издавал «Московский журнал» («Московской журналъ»; ч. 1–8), принёсший ему литературную известность.

Московский журнал. Ч. 4. Кн. 1–3 (октябрь – декабрь). Москва, 1791. Титульный лист с эпиграфом.Московский журнал. Ч. 4. Кн. 1–3 (октябрь – декабрь). Москва, 1791. Титульный лист с эпиграфом.Основное место в журнале отводил собственным трудам – прозаическим сочинениям [среди них – ставшие образцами русского сентиментализма повести «Бедная Лиза» (1792, ч. 6, книжка 3; подпись – Ы.) и «Наталья, боярская дочь» (1792, ч. 8)], стихам, литературным и театральным рецензиям, переводам [из сочинений К. М. Виланда, Калидасы (выполнен с немецкого перевода Г. Форстера, выполненного, в свою очередь, с английского перевода У. Джонса), Дж. Макферсона, Ж.-Ф. Мармонтеля, Ж.-П. Флориана и др.]. Издал полученные от Г. Р. Державина отрывки из его описания торжества, состоявшегося в Санкт-Петербурге 28 апреля (9 мая) 1791 г. в Конногвардейском доме (ныне Таврический дворец) генерал-фельдмаршала князя Священной Римской империи Г. А. Потёмкина-Таврического (1791, ч. 2, книжка 3; ч. 3, книжка 2; 1792, ч. 6, книжка 1).

Тотчас же откликнулся на арест Н. И. Новикова (произведён в апреле/мае 1792) стихотворением «К Милости», которое вскоре опубликовал (за подписью Ц. Ы.) на первых страницах очередной книжки своего журнала:

Доколе всем даешь свободу

<…>

Дотоле будешь свято чтима,

От подданных боготворима

И славима из рода в род.

Обращаясь таким образом к императрице Екатерине II, предпринял попытку заступиться за Н. И. Новикова и его друзей-масонов.

«Аглая» и другие сборники

Утвердил в России новый тип издания – литературный альманах. Поместил в первый из них – «Аглая» (вышло две книжки в 1794 и 1795, 2-е издание – 1796) – произведения, в которых нашли отражение личные переживания писателя [например, проникнутые трагическим мироощущением повести «Остров Борнгольм» (1794) и «Сиерра-Морена. Элегический отрывок из бумаг N.» (1795), близкие к европейской литературе предромантизма и жанру готического романа], а также крах его недавних политических надежд, связанных с Французской революцией и развеянных известиями о диктатуре монтаньяров. Несмотря на духовный кризис, отразившийся в вымышленной переписке двух друзей «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору» (1795), выражал убеждённость в нравственном значении наук и искусств, полемизируя в этом с Ж.-Ж. Руссо; ставил вопрос о моральной ответственности писателя, настаивал в статье «Что нужно автору?», что «быть автором» – значит писать «портрет души и сердца своего» (Аглая. Книжка 1. 1794. С. 29). В итоге благодаря творческой деятельности смог преодолеть кризис [«Разговор о счастии. Филалет и Мелодор» («Разговоръ о щастiи…»), отдельное издание – 1797].

В первом авторском сборнике – «Мои безделки» (ч. 1–2, 1794; 2-е дополненное издание – 1797, 3-е – 1801), имевшем подчёркнуто камерный характер, объединил прозу и стихи.

По аналогии с европейскими альманахами (по словам Карамзина, календарями муз, или аонид) составил первую русскую поэтическую антологию – «Аониды, или Собрание разных, новых стихотворений» (книжки 1–3, 1796–1799), куда включил как собственные стихи [в том числе мадригал «Послание к женщинам» (1796), вольные переводы (изданы в 1796 и 1797 соответственно) 6-й песни «Илиады» легендарного поэта Гомера «Свидание Гектора с Андромахой» и стихотворения Вольтера «Мысли из Экклезиаста» (1759)], так и стихи своих современников – Г. Р. Державина, И. И. Дмитриева, Д. И. Хвостова, М. М. Хераскова, А. В. Храповицкого, ряда молодых авторов (например, В. Л. Пушкина). Во 2-й книжке антологии в 6 стихотворениях для передачи звука «jo» вместо буквосочетания «їô» впервые использовал букву «ё» (Москва, 1797. С. 176, 271, 288, 314, 345, 372).

В 1796 г. впервые познакомил русского читателя с творчеством французской писательницы Ж. де Сталь, выпустив в своём переводе отдельным изданием её рассказ «Зюльма, отрывок» (1794) под названием «Мелина». Часть прозаических переводов (античных авторов, И. Г. Гердера, Ж.-Ж. Руссо и др.) объединил в «Пантеоне иностранной словесности» (книжки 1–3, 1798).

Подготовил для иллюстрированного издания «Пантеон российских авторов» (ч. 1, тетр. 1–4, 1801–1802) краткие характеристики значимых русских писателей, начиная с древнейших времён, – Нестора, Симеона Полоцкого, князя А. Д. Кантемира, В. К. Тредиаковского и др.

«Вестник Европы»

Редактор-издатель журнала «Вестник Европы» (1802–1803). Разделяя взгляды Ж.-Ж. Руссо и Ш. Л. Монтескьё, полагавших, что монархическое правление наиболее соответствует обширным по территории государствам, стал решительным противником изменения политического устройства путём насильственных действий и сторонником просвещённой монархии. В журнале много внимания уделял воспитанию в согражданах интереса и уважения к своему национальному прошлому, русской культуре и русскому языку. Высказывался также за распространение образования в России, развитие книжного дела и литературы, расширение читательской аудитории [статьи «О любви к отечеству и народной гордости» (1802, ч. 1, № 4; подпись – У. О.), «О книжной торговле и любви ко чтению в России» (1802, ч. 3, № 9; подпись – N.), «Отчего в России мало Авторских талантов?» (1802, ч. 4, № 14; подпись – Ф. Ц.)].

Публиковал в журнале прозу, отличавшуюся углублением психологического анализа. Полемизируя с Ж.-Ж. Руссо, сатирически изобразил молодого щёголя, испорченного дурным воспитанием [«Моя исповедь. Письмо к издателю журнала» (1802, ч. 2, № 6; подпись – граф N. N.)]. Затрагивая новые темы, начал писать автобиографический роман «Рыцарь нашего времени» (1802, ч. 4, № 13, ч. 5, № 18; 1803, ч. 10, № 14; подпись – Б. Ф.), создав первое русское произведение о детстве. Одновременно анализировал душевный склад разного типа людей [«Чувствительный и холодный. Два характера» (1803, ч. 11, № 19; подпись – А. Б. В. Ц.)].

В журнале печатал первые сочинения по русской истории: в произведении «Марфа Посадница, или Покорение Новагорода. Историческая повесть» (1803, ч. 8, № 1–3) проявил стремление к исторической достоверности, опоре на источники, к постижению духа описываемой эпохи, однако, чтобы показать отличие художественного труда от исторического, вслед за повестью о Марфе Посаднице и крахе Новгородской республики поместил в журнале (за подписью Ф.) и короткую заметку «Известие о Марфе Посаднице, взятое из Жития Св. Зосимы» (1803, ч. 9, № 12).

Новаторство в прозе и «Письма русского путешественника»

Как прозаик открыл один из важнейших этапов в развитии русской словесности, положив начало формированию нового художественного направления – сентиментализма, сменившего классицизм, а также отразив предромантические веяния. Учитывая опыт европейских авторов (Ж.-Ж. Руссо, И. В. Гёте, Л. Стерна и др.), создал русскую прозу нового типа.

Преимущественное внимание в своих повестях сосредоточил не на внешних событиях, а на изображении внутреннего мира героев, их взаимоотношений и окружающей природы. Характеры «чувствительных» героев Карамзина не однолинейны, а нередко и противоречивы. Писателю близка идея внесословной ценности человека: так, главная героиня его повести «Бедная Лиза» – крестьянка, совершившая самоубийство из-за несчастливой любви (параллель Вертеру Гёте), а её возлюбленный, дворянин Эраст, – человек хотя и добрый от природы, но ветреный и до конца жизни оставшийся несчастливым.

В «Бедной Лизе» Карамзин впервые в русской литературе затронул тему преступления и наказания, «больной совести», приобретшую особую важность в русской литературе в 19 в. Первым ввёл в повествование образ рассказчика: в «Бедной Лизе» он, обращаясь к читателю, говорил о своём собственном отношении к происходящему, в повести «Наталья, боярская дочь» колорит старины постоянно подчёркивал сравнениями с современностью, в светской повести «Юлия» (1796) развитие сюжета сопровождал ироническими ремарками.

Наиболее значительное художественное произведение Карамзина, отразившее творческую эволюцию писателя, – «Письма русского путешественника», заложившие основу русского романа 19 в. [«Письма рускаго путешественника»; регулярно публиковались в «Московском журнале» (до прибытия героя в Париж в 1790), также некоторые письма изданы в «Аглае»; ч. 1–6, первое полное издание вышло в Москве в 1797–1801]. Писатель создал новый жанр – литературное путешествие, объединившее множество отдельных сюжетов благодаря постоянному присутствию главного персонажа – самого автора. Показал национальное своеобразие разных народов, с которыми познакомился за границей (основные занятия, быт и нравы, особенности характера), нарисовав не только картину современной ему Европы, но и «автопортрет», отразивший мысли, чувства и настроения русского путешественника, постоянно вспоминающего о своём отечестве.

Николай Карамзин. Письма русского путешественника. Ч. 1. Москва, 1797. Титульный лист.Николай Карамзин. Письма русского путешественника. Ч. 1. Москва, 1797. Титульный лист.

По своей структуре «Письма…» неоднородны: письма из германских государств и швейцарских кантонов, в основном написанные по свежим впечатлениям, отличает документальная основа; письма из Франции и Великобритании о событиях Французской революции, написанные позднее, характеризуются привлечением помимо путевых записей сведений из других источников, а также наличием позднейших размышлений писателя.

Каждое письмо – в целом завершённый отрывок со своей собственной темой, выдержанный в определённом интонационном ключе. С этим связано жанровое богатство «Писем…», где можно найти лирические отступления, бытовые и пейзажные зарисовки, комические сцены, рассуждения на политические и философские темы. В прозаический текст органично введены живые диалоги и стихотворения, информативные и исторические экскурсы, театральные рецензии.

Языковая «реформа»

Отойдя в поэзии от одической традиции, стремился к обновлению ритмики, простоте и мелодичности стиха, а также к жанровой свободе, обращаясь к «лёгкой поэзии», к философской, пейзажной и любовной лирике, теме творчества.

Восхищал современников музыкальностью своей прозы, в значительной степени связанной с поэзией: во многих повестях и в «Письмах русского путешественника» часто слышатся то идиллические, то элегические, а иногда и драматические интонации. В повести «Марфа-Посадница…» и затем в «Истории государства Российского» применил языковые приёмы, сближавшие текст с ораторской прозой 18 в. и придававшие языку особую торжественность и весомость. Таким образом в своём творчестве разработал языковую «реформу», направленную на сближение книжного языка с разговорной речью образованного общества. Ограничивая употребление славянизмов, широко используя языковые заимствования и кальки с европейских языков (по преимуществу с французского), вводя новые слова (например, «влюбленность», «гармония», «трогательный»), постепенно создал новый литературный слог.

В бурной полемике, открытой книгой А. С. Шишкова «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803), направленной против Карамзина и его сторонников, участия не принял. Борьба «шишковистов» с «карамзинистами» получила продолжение в 1810-х гг. в литературных спорах общества «Беседа любителей русского слова» и кружка «Арзамас» (Карамзин избран его почётным членом в 1816, присутствовал на нескольких заседаниях).

Исторические и политические сочинения (с конца 1790-х гг.)

На пути к занятиям историей

Пристальный интерес к профессиональным историческим занятиям проявился у Карамзина в конце 1790-х гг., когда он завершал работу над «Письмами русского путешественника» и задумал написать «похвальные слова» – императору Петру I [сохранился конспективный план 1798, изданный в 1862 (Карамзин. 1862. С. 201–202)] и М. В. Ломоносову.

В ненаписанном похвальном слове Петру I будущий историк намеревался показать этого государя как монарха, «самым лучшим способом» просвещавшего Россию и ставшего «источником многих новых благ» для неё (Карамзин. 1866. № 88. С. 102). В письме, озаглавленном «Париж, мая… 1790», он (отчасти от лица героя произведения) рассуждал о полезности заимствований достижений европейцев («Лучше ли б было Руским не строить кораблей, не образовать регулярнаго войска, не заводить Академий, фабрик, для того что все это не Рускими выдумано? Какой народ не перенимал у другова?»), важности изменений не только внешнего облика русского народа («не брить» бороду «то же, что не стричь ногтей»), но и его характера («Главное дело быть людьми, а не Славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для Руских; и что Англичане или Немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!»), а также прирождённых качествах Петра I как реформатора, сумевшего благодаря «одной только ревностной, деятельной воле и безпредельной власти царя» в условиях неготовности русских к просвещению провести в России реформы ([Карамзин Н. М.] Письма рускаго путешественника. Ч. 5. Москва, 1801. С. 134, 135, 139, 140–141).

Чуть позднее объяснял изменения в роде своей деятельности полученным жизненным опытом:

История в некоторых летах занимает нас гораздо более романов; для зрелаго ума истина имеет особенную прелесть, которой нет в вымыслах.

Приветствуя стихами восшествие на российский престол императора Александра I, выразил надежду, что приход к власти нового монарха, как «милой весны явленье», изменит политическую обстановку, сложившуюся в стране при его отце (начало правления Павла I Карамзин в конце 1796 также приветствовал одой), – принесёт «забвенье» «мрачных ужасов зимы». Одновременно призвал молодого государя прекратить «ужасы войны», став «героем дел мирных» и «правоты святой» (Карамзин. Его Императорскому Величеству Александру Первому … 1801. С. 3, 7). В оде, написанной в связи с коронацией Александра I, пообещал прославлять деяния монарха, посвятив себя занятиям историей:

…в последний раз пред Троном

Дерзнул я с лирою предстать <…>

Я в храм Истории иду,

И там… дела Твои найду.

Тогда же создал историко-политическое обозрение правления императрицы Екатерины II, особо отметив её внешнеполитические успехи и деяния в области просвещения, – «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (1801, издано в 1802). Посылая его внуку государыни с личным письмом от 13(25) февраля 1802 г. выразил желание быть «не безполезным гражданином» и «ревностными трудами в литературе способствовать по возможности общему благу» [Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 1239. Оп. 3. Д. 54 679. Л. 1].

Первые опыты

В историко-публицистическом очерке о поездке в Троице-Сергиеву лавру, показывая связь одной из крупнейших обителей России с историей страны, дал краткий обзор Смутного времени. Особое внимание уделил трагической судьбе семьи царя Бориса Фёдоровича Годунова; как русский «патриот», желал усомниться, будто будущий государь «убийством очистил себе путь к престолу», и поэтому допускал, что поверил «ложным мнениям, принятым в летопись безсмыслием или враждою» ([Карамзин.] Исторические воспоминания, вместе с другими замечаниями … 1802. Ч. 4, № 16. С. 303, 304). Связал эпоху Смуты с современными для себя событиями, видя в разделах Речи Посполитой при Екатерине II своеобразное отмщение за интервенцию Речи Посполитой начала 17 в. и территориальные потери Русского государства по Деулинскому перемирию 1618 г.:

Воображая их (т. е. поляков. – М. З.) неистовства – грабежи, убийства, всякаго роду насилия – я вижу действие Небеснаго правосудия, которое дозволило потомству отмстить за предков, избрав ЕКАТЕРИНУ Великую для совершения удара.

В конце 1802 г. в статье «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств. Письмо к господину N. N.» (издано за подписью О. О., адресовано президенту Императорской Академии художеств графу А. С. Строганову), высказав мысль, что живописцы и скульпторы могут быть «орга́нами Патриотизма», предложил создать «целую картинную галерею отечественной Истории» и открыть ряд памятников – в частности, в Нижнем Новгороде посадскому человеку Кузьме Минину, представив его в определённой позе, которую отчасти впоследствии использовал И. П. Мартос: «…положив одну руку на сердце, указывает другою на Московскую дорогу» ([Карамзин.] О случаях и характерах … 1802. С. 290, 306, 307).

Первые собственно исторические сочинения Карамзина – две заметки о времени царствования Алексея Михайловича: о Приказе тайных дел («О Тайной канцелярии», 1803; под псевдонимом У. Ф.) и Соляном бунте 1648 г. («О Московском мятеже…», 1803; под псевдонимом О. Ф. Ц.). Называя Приказ тайных дел ошибочно Тайной канцелярией, Карамзин обосновал, что тот не имеет отношения к созданному Петром I «для Своей и государственной безопасности» Преображенскому приказу (как считали его предшественники, в том числе А. Л. Шлёцер), хотя и этот приказ также неверно именовал Тайной канцелярией ([Карамзин.] О Тайной канцелярии. 1803. С. 130). Проанализировав причины и ход бунта, пришёл к выводу, что самостоятельное правление царя началось в 1648 г., после того как молодой государь осознал, насколько «опасно» «излишно полагаться на бояр, которые для особенных, ничтожных выгод своих могут жертвовать благом государства», а значит, и «славою и щастием» самого монарха ([Карамзин.] О Московском мятеже ... 1803. С. 144).

«История государства Российского» и историческая концепция Н. М. Карамзина

Условия работы над «Историей…» и её источники

Решив создать монументальную историю России, Карамзин при моральной поддержке И. И. Дмитриева нашёл покровителей в лице министра иностранных дел графа Священной Римской империи А. Р. Воронцова и товарища министра народного просвещения и попечителя Московского учебного округа М. Н. Муравьёва, чьи три стихотворения напечатал в 1797 г. в «Аонидах».

Получил 5(17) октября 1803 г. позволение А. Р. Воронцова «видеть и читать» в Московском архиве Коллегии иностранных дел (МАКИД) «все те бумаги, кои могут служить материалом» для написания его труда и делать из них «выписки» (РГАДА. Ф. 180. Оп. 1. Д. 79. Л. 589 об.). Указом Александра I от 31 октября (12 ноября) того же года по ходатайству М. Н. Муравьёва был назначен историографом с ежегодным пенсионом в размере 2 тыс. руб., выплачивавшимся ему из средств Кабинета Его Императорского Величества; 25 сентября (7 октября) 1804 г. формально принят на гражданскую службу в чине надворного советника. Благодаря Муравьёву в конце 1803 г. добился доступа к архивам и библиотекам монастырей, а в 1806 г. – и к архивным материалам Разрядного приказа, Сената и Оружейной палаты (многие из этих документов ныне в Российском государственном архиве древних актов). В итоге обнаружил (сам или при участии управляющего МАКИД историка А. Ф. Малиновского) и смог привлечь сведения ранее неизвестных источников – Лаврентьевской летописи, Троицкой летописи, «Хожения за три моря» Афанасия Никитина, «Приговора всей земли» от 30 июня (10 июля) 1611 г., дипломатических материалов (наказы послам, статейные списки ряда русских посольств), ввёл в научный оборот Ипатьевскую летопись. Использовал также иностранные источники, в том числе выписки из документов, хранящихся в Ватиканской и римских библиотеках, выполненные в 1780-х гг. по заказу польского короля Станислава Августа Понятовского и благодаря дипломату Я. И. Булгакову оказавшиеся в распоряжении А. И. Тургенева.

Николай Карамзин. Черновой автограф «Истории государства Российского». Начало 1-й главы 7-го тома. ОР РНБ. Ф. 588. Оп. 3. № 252. Л. 1.Николай Карамзин. Черновой автограф «Истории государства Российского». Начало 1-й главы 7-го тома. ОР РНБ. Ф. 588. Оп. 3. № 252. Л. 1.

Карамзин работал над «Историей государства Российского» до конца жизни. Рассчитывал довести свой труд до воцарения Михаила Фёдоровича Романова (1613) (Карамзин. 1860. № 13. С. 15; № 46. С. 50), однако успел написать текст до убийства П. П. Ляпунова (лето 1611) и ряда событий Шведской интервенции начала 17 в. (осень 1611).

До выхода первых томов «Истории…» с успехом читал её Александру I, будучи в гостях у принца Г. П. Ольденбургского и его супруги, сестры государя, великой княгини Екатерины Павловны, в Твери [март 1811 (Карамзин. 1897. № 3. С. 6; Карамзин. 1866. № 127. С. 139–140; № 128. С. 140–141)], затем иногда в столичных творческих кругах (1816 и др.). Получил разрешение императора издавать «Историю…» без предварительной цензуры [тома содержат предуведомление о печати «по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению», поскольку единственным цензором труда выступал сам государь, читавший его в рукописи (цензурированы только примечания к 12-му тому)]. Подготовив к печати первые 8 томов «Истории…», был удостоен указами Александра I от 16(28) марта 1816 г. за неё чина статского советника, ордена Святой Анны 1-й степени и права получения дохода от продажи.

Издание «Истории…»

«История государства Российского» («Исторiя Государства Россiйскаго») издавалась за счёт средств Кабинета Его Императорского Величества – в 1816 г. было выделено 60 тыс. руб. [т. 1–8, 1816–1817; т. 9, 1821 (выпущен, однако, иждевением И. В. Слёнина и его брата Я. В. Слёнина); т. 10–11, 1824; т. 12, 1829 (в подготовке рукописи к печати участвовал Д. Н. Блудов, организатором выступила вдова историка); все тома – без указания автора].

Николай Карамзин. История государства Российского. Т. 1. Санкт-Петербург, [1816–1817]. Титульный лист.Николай Карамзин. История государства Российского. Т. 1. Санкт-Петербург, [1816–1817]. Титульный лист.

1-й том вышел, по уточнённым данным, без указания года на титульном листе, а также с посвящением Карамзина «ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ ПАВЛОВИЧУ, САМОДЕРЖЦУ ВСЕЯ РОССИИ» и личным обращением, завершившимся словами «История народа принадлежит Царю» [том печатался в 1816 – июне 1817 (Карамзин. 1866. № 185. С. 200; № 191. С. 208; № 196. С. 216)], на титулах 2-го и 3-го томов «Истории…» обозначен 1816 г., 4–8-го томов – 1817 г. Эти первые тома (общий тираж 3 тыс. экземпляров) поступили в продажу по цене 50 руб. за комплект в феврале 1818 г. и были проданы за 25 дней (Карамзин. 1860. № 23. С. 26).

Подобная неожиданная популярность исторического труда вызвала необходимость в его 2-м издании (осуществлено братьями Слёниными; т. 1–3, 1818; т. 4–8, 1819; том 1 – с воспроизведением гравированного Н. И. Уткиным портрета Карамзина кисти А. Г. Варнека; в это повторное издание историком вносилась важная правка).

Концептуальная основа и содержание «Истории…»

Карамзин предназначал «Историю…» всему российскому обществу – от императора до простых граждан. По собственным словам историка [письмо И. И. Дмитриеву от 26 января (7 февраля) 1820], он писал «для русских, для купцев ростовских, для владельцев калмыцких, для крестьян Шереметева (см. имена пренумерантов в VIII томе), а не для Западной Европы» (Карамзин. 1866. № 248. С. 281). В предисловии к своему труду отметил, что предназначением истории является примирение «с несовершенством видимаго порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех веках» ([Карамзин Н. М.] История государства Российскаго. Т. 1. Санкт-Петербург, [1816–1817]. С. IX). За образец собственной работы взял, в частности, сочинения римского историка Корнелия Тацита, а также шотландцев – философа и историка Д. Юма и его друга, королевского историографа по Шотландии У. Робертсона (1721–1793), намереваясь на документальной основе написать живой рассказ о прошлом для широкого круга читателей, а не педантичное – в немецком духе – исследование, предназначенное преимущественно для профессионалов.

Свою историческую концепцию развивал и в «Истории…», и в других произведениях, исходя из убеждения, что самодержавие [образно назвал его «печами зимою в Северном климате!» (Карамзин. 1866. № 203. С. 225)] органически присуще России. Именно оно, по словам историка, «основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава она гибла и должна погибнуть» (Карамзин. 1991. С. 48). Схематично представил русскую историю так: «Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием» (Карамзин. 1991. С. 22). Выделил в ней 3 крупных периода: древнейшую, когда господствовала система уделов (от князя Рюрика до великого князя московского Ивана III Васильевича); среднюю, когда утвердилось единовластие (от Ивана III до Петра I); новую, когда менялись русские гражданские обычаи на европейские (от Петра I до Александра I).

Своеобразие русской истории видел в самом способе начала формирования русской государственности: едва ли не исключительном прецеденте добровольного «призвания» славянами своих неприятелей – варягов – для установления самовластного правления вместо древнего народного правления. Удельную систему считал губительной: при ней народ перестал почитать князей, которые, в свою очередь, лишь увеличивали дружину и пополняли казну, что в итоге ослабило Русь и привело её к утрате независимости во время монгольского нашествия.

Несмотря на многочисленные беды и огромные потери, нанесённые нашествием и монголо-татарским игом русской культуре и в целом русской государственности, в установившемся господстве ханов Орды усматривал и важные положительные моменты (уничтожение городских «вольностей», восстановление единовластия и утверждение в итоге самодержавия, возвышение Московского княжества), подчёркивал, что во время ига в неприкосновенности сохранилось православие, а Церковь упрочила своё положение в обществе, в том числе материальное (это было бы невозможно, по мнению Карамзина, если бы бывшее Древнерусское государство разделили между собой Литва, Польша, Швеция и Венгрия).

Отмечал, что князья московские и великие князья владимирские Иван I Данилович Калита и его сын Семён Иванович «готовили свободу нашу» от ига «более умом, нежели силою», что позволило народу, «отдохнув под умным правлением», вспомнить о своей «древней независимости»; в дальнейшем, опираясь на эту поддержку, их внук и племянник, великий князь владимирский Дмитрий Иванович, решившись «противоборствовать силе силою», разбил ордынцев в Вожской битве 1378 г. и Куликовской битве 1380 г. ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. Санкт-Петербург, 1817. С. 6, 63, 60). Первым из исследователей употребил термин «Куликовская битва» (или «битва Куликовская») ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. С. 380, 391; С. 5, 197), однако чаще использовал словосочетание «Донская битва» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. С. 59, 85, 99, 132, 190, 305, 361; С. 409. Примеч. 23; С. 428. Примеч. 81), реже как его варианты – «битва Донская» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. С. 78) и «Донское сражение» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. С. 421. Примеч. 65; С. 428. Примеч. 81; С. 429. Примеч. 82, 86). Подверг критике «Сказание о Мамаевом побоище» (знал его в редакции Никоновской летописи и киевского «Синопсиса» последней трети 17 в.) как «баснословное», хотя и не отверг полностью «некоторых обстоятельств вероятных и сбыточных» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. С. 421. Примеч. 65). Будучи знакомым с летописным сообщением (благодаря Синодальному списку Вологодско-Пермской летописи и «Степенной книге») о получении Дмитрием Ивановичем лишь благословенной грамоты Сергия Радонежского, тем не менее способствовал популяризации рассказа из «Сказания…» о двух благословениях преподобного – при личной встрече в Троицком монастыре и в письменной форме накануне битвы, а также об отъезде с княжескими войсками из обители Александра Пересвета и Осляби. При этом изменил сведения источника, сделав Сергия Радонежского (а не Дмитрия Ивановича) инициатором участия Александра Пересвета и Осляби в битве ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. С. 63–64, 67). Также поддержал предание 18 в. о захоронениях этих героев в московском Богородице-Рождественском монастыре на Старом Симонове ([Карамзин Н. М.] История … Т. 5. С. 72; С. 429. Примеч. 82).

Создание современной России связывал с политикой «первого, истинного Самодержца» – Ивана III («Россия Олегова, Владимирова, Ярославова погибла в нашествие Моголов: Россия нынешняя образована Иоанном»), сумевшего оставить потомкам «Государство удивительное пространством, сильное народами, еще сильнейшее духом Правления», получившее «внутреннее благоустройство» благодаря «общим гражданским законам» и завоевавшее международный авторитет ([Карамзин Н. М.] История … Т. 6. Санкт-Петербург, 1817. С. 328, 330, 335). В качестве яркого примера успешного развития «России Иоаннова века» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 6. С. 344) привёл путешествие Афанасия Никитина в Индию (Бахманийский султанат), куда русский купец попал ранее (почти на 27 лет) португальского мореплавателя Васко да Гамы, и жители п-ова Индостан узнали о существовании России до начала процесса проникновения туда европейцев:

…Индейцы слышали об ней прежде, нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время, как Васко де-Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш Тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара и беседовал с жителями о Догматах их Веры.

Придерживался мнения, что развитие т. н. истинного самодержавия, особенно после освобождения от ига, периодически осложнялось отрицательными личными качествами русских правителей, порой утрачивавших человеческие добродетели или не имевших их вовсе. Показал Ивана IV Васильевича Грозного в первые годы царствования как желавшего во всём «уподобиться» своему деду, Ивану III Васильевичу, «мудрого Правителя» и «Законодателя», а затем, после смерти царицы Анастасии Романовны (1560), – как одновременно подозрительного и свирепого тирана и христианина («усердного чтителя Христианскаго Закона»), пытавшегося примирить «божественное учение со своею неслыханною жестокостию» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 8. Санкт-Петербург, 1817. С. 106, 196; Т. 9. Санкт-Петербург, 1821. С. 23).

Был уверен в самозванстве Лжедмитрия I и правильности выводов правительственной комиссии относительно его настоящей личности – «что он был действительно Отрепьев-Разстрига» (Карамзин. 1860. № 61. С. 68). Первым справедливо обратил внимание на странный с православной точки зрения порядок церемоний 8(18) мая 1606 г. в Москве, когда венчание на царство Марины Мнишек предшествовало венчанию её брака с самозванцем [«дочь Мнишкова, еще не будучи супругою Царя, уже была венчанною Царицею (не имела только державы и скиптра)» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 11. Санкт-Петербург, 1824. С. 276)], что фактически связал с политическими амбициями Мнишек:

Царское венчание невесты, коим Лжедимитрий хотел удовлетворить ея честолюбию, возвысить ее в глазах Россиян, и, может быть, дать ей, в случае своей смерти и неимения детей, право на Державство.

Пределы научности

Работая над «Историей…», стремился расширять свою источниковую базу, включая в неё новонайденные документы [например, во 2-е издание добавил выписки из обнаруженного К. Ф. Калайдовичем и П. М. Строевым в 1817 Судебника 1497 ([Карамзин Н. М.] История … Т. 6. Санкт-Петербург, 1819. Примечания к VI тому … С. 131–135)], а также сопоставлять различные источники и проверять их достоверность [так, попросил Калайдовича обследовать местность, где находился Тушинский лагерь, чтобы сравнить природно-географические данные с «польским описанием» (Русский зритель. Ч. 1. 1828. С. 30)]. Вместе с тем при цитировании в основном тексте отходил от первоисточника, осовременивая и облекая его в форму, более доступную читателю, – к примеру, образную характеристику великого князя владимирского Александра Ярославича Невского из «Степенной книги» «Уже заиде солнце зем[ь]ля Рус[ь]кiя» (Книга степенная царскаго родословия. Ч. 1. Москва, 1775. С. 373; Полное собрание русских летописей. Т. 21, половина 1. Санкт-Петербург, 1908. С. 293) подал в редакции: «"солнце отечества закатилось!"» ([Карамзин Н. М.] История … Т. 4. Санкт-Петербург, 1817. С. 85).

Особую значимость для исторической науки имеют примечания Карамзина к тексту «Истории…» (всего их свыше 6,5 тыс. единиц), часто обширные, содержащие как аргументированные рассуждения историка по отдельным вопросам [например, он верно усомнился в подлинности «Уложения» 1607 ([Карамзин Н. М.] История … Т. 10. Санкт-Петербург, 1824. Примеч. 349)], так и сведения и выписки из разнообразных источников, в том числе утраченных во время Отечественной войны 1812 г. В частности, лишь благодаря выпискам Карамзина М. Д. Присёлкову удалось в 1930-х гг. реконструировать текст погибшей в пожаре Москвы Троицкой летописи. Во многом именно примечания позволяют считать труд Карамзина научным.

В ходе работы над «Историей…» Карамзин в 1810 г. подготовил и издал в двух частях «Опыты истории, словесности и нравоучения» М. Н. Муравьёва (скончался в 1807), соединив уже издававшиеся и ещё неопубликованные исторические сочинения своего покровителя. Вместе с тем вносил в текст редакторскую правку, стилистически осовременивая текст (это даже коснулось заголовка издания, в котором было заменено слово «письменъ»), но порой и корректируя взгляды Муравьёва исходя из собственного мировоззрения: так, авторская фраза из статьи «Соединение удельных княжеств Российских» – «Изображают притязания Иоанновы оскорбительными правам Новгородским» – была заменена Карамзиным на «Изображают честолюбие Иоанна страшным вольности Новогородской» ([Муравьёв М. Н.] Опыты истории, письмен и нравоучения. [Санкт-Петербург], 1796. С. 123; Муравьев М. Н. Опыты истории, словесности и нравоучения. Сочинения Михайлы Никитича Муравьева, изданныя по его кончине. Ч. 2. Москва, 1810. С. 192).

Отечественная война 1812 г. и «Освобождение Европы…»

Работа Карамзина над «Историей…» была прервана в ходе Отечественной войны 1812 г.: историк уехал в Нижний Новгород через Ярославль (куда первоначально эвакуировалась его семья), оставив Москву накануне вступления в город Великой армии во главе с французским императором Наполеоном I, будучи полон надежд на скорое «начало очищения России от неприятеля и освобождения целой Европы от несносного ига Наполеона» (Булгаков. 2011. С. 266).

Всерьёз задумывался о вступлении в народное ополчение – в Москве, в формирования 1-го округа («Я рад сесть на своего серого коня и вместе с Московскою удалою дружиною примкнуть к нашей Армии»); в Нижнем Новгороде, после разговора с генерал-лейтенантом графом П. А. Толстым, – 3-го округа («мне больно издали смотреть на происшествия решительные для нашего отечества») (Карамзин. 1866. № 151. С. 165; № 152. С. 165–166).

На победоносное завершение заграничных походов российской армии 1813–1814 гг. и разгром Великой армии отозвался одой «Освобождение Европы и слава Александра I» (в 1814 выдержала два издания), в которой, в частности, упомянул о поджоге Москвы при оставлении города самими жителями:

Москва! прощаемся с тобою

И нашей собственной рукою

Тебя мы в пепел обратим!

Назвав Наполеона I «лютым тигром, не человеком», «Державным палачем», противопоставил ему образ просвещённого монарха – «отца людей», любящего «не власть, а добродетель» и побеждающего в «справедливой войне» (Карамзин. 1814. С. 7, 8):

Цари! всемирную Державу

Оставьте Богу одному!

Залог, вам Небом порученный,

Вы должны возвратить Ему

Не кровью слабых обагренный

Для умноженья областей,

Но с мирным щастием людей.

В предисловии к оде выразил надежду «изобразить» в своих будущих трудах («на скрижалях Истории») «чудесную, безпримерную славу Александра I и нашу: ибо слава Монарха есть слава народная» (Карамзин. 1814. С. 4).

«О древней и новой России…»

В историко-публицистическом сочинении – записке «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» (подана императору Александру I в 1811, ходила в списках; впервые полностью опубликована в 1861 в Берлине, первая полная научная публикация под названием «Записка о древней и новой России» – 1914; большое значение имеет публикация с разночтениями по нескольким спискам, выполненная А. Ю. Сегенем, в журнале «Литературная учеба» в 1988) – Карамзин, начав с краткого очерка русской истории с древнейших времён, подробно изложил свой взгляд на историю России в 18 в., скорректировав свои прежние восторженно-положительные оценки Петра I и Екатерины II.

Отдавая должное заслугам Петра I перед страной, осуждал его за пренебрежение к обычаям русского народа, означавшее разрыв с вековыми национальными традициями:

Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Петр.

Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться гораздо более, когда бы нашел способ просветить ум россиян без вреда для их гражданских добродетелей.

Считал ошибками Петра I уничтожение им патриаршества, что повлекло за собой общий упадок духовного сословия в стране и угодничество перед императором епископата («для похвал мы имеем стихотворцев и придворных – главная обязанность духовенства есть учить народ добродетели»), и перенос столицы из Москвы в Санкт-Петербург, основанный монархом «на северном крае государства, среди зыбей болотных», «бесплодия и недостатка» (Карамзин. 1991. С. 36, 37).

Видя в Екатерине II «истинную преемницу величия Петрова и вторую образовательницу новой России», отмечал, что «главное дело» её политики состояло в смягчении самодержавия, которое она смогла очистить «от примесов тиранства», одновременно сохранив всю его «силу» (Карамзин. 1991. С. 40, 41). Поддерживая по-прежнему разделы Речи Посполитой («мы взяли свое»), приветствовал стремление Екатерины II «не мешаться в войны, чуждые и бесполезные для России» (Карамзин. 1991. С. 42). Характеризуя годы правления Екатерины II как «счастливейшее для гражданина российского» время, винил императрицу в развращении национальных нравов «от примеров Двора любострастного» и «от выгодного для казны умножения питейных домов» (Карамзин. 1991. С. 44, 43).

В политике Павла I, желавшего, по определению Карамзина, стать вторым Иваном IV Васильевичем Грозным, находил проявление «жалкого заблуждения ума» и следствие «многих личных», испытанных им во время правления Екатерины II «неудовольствий», а его самого назвал «грозным метеором», на который подданные смотрели, «считая минуты и с нетерпением ожидая последней…» (Карамзин. 1991. С. 45, 46).

В заключительной части записки дал оценку современности. Подверг резкой критике реформаторскую деятельность М. М. Сперанского, поддерживаемую Александром I, уверяя императора, что она способствует усилению власти гибельного для России чиновно-бюрократического аппарата, в частности увидел вред в указе об экзаменах на чины 1809 г. Негативно охарактеризовал и внешнюю политику государя, осудив Тильзитский мир 1807 г. и его последствия: Александр I, вместо требования «чтобы не быть Польше ни под каким видом, ни под каким именем», допустил создание Варшавского княжества, а значит и появление новой военной угрозы для России, разорвал торговые связи с Великобританией, а затем стал следовать «хищнической системе» Наполеона I, начав русско-шведскую войну 1808–1809 гг. «в противность святейшим уставам человечества и народным» (Карамзин. 1991. С. 54).

Полагал, что «самодержавие есть палладиум», т. е. оберег, «России; целость его необходима для ее счастья», а самодержавный монарх, хотя и является «единственным источником власти», должен опираться на дворянство и духовенство, а также на Сенат и Синод.

Поддерживал незыблемость сословного строя в России («Народ работает, купцы торгуют, дворяне служат»), скептически относился к приобретению дворянства с помощью службы в соответствии с Табелью о рангах 1722 г. («Личные подвижные чины не могут заменить дворянства родового»; «Надлежало бы не дворянству быть по чинам, но чинам по дворянству»; «…пусть государь дает дворянство прежде чина и с некоторыми торжественными обрядами, вообще редко и с выбором строгим») (Карамзин. 1991. С. 105–106). Будучи убеждён, что к свободе «надобно готовить нравственным исправлением», настаивая на неготовности страны к отмене крепостного права, доказывал невозможность освобождения крестьян с землёй, поскольку она им никогда не принадлежала и «есть собственность дворянская» (Карамзин. 1991. С. 74, 72).

Записка-прошение о семье Н. И. Новикова

После кончины Н. И. Новикова, умершего летом 1818 г., призвал Александра I материально поддержать семью издателя. В записке-прошении от 20 декабря 1818 г. (1 января 1819) дал высокую оценку деятельности Новикова, за свои издательские труды и помощь бедным, по оценке Карамзина, заслуживавшего «общественное признание», но и одновременно за масонскую деятельность всё же не заслуживавшего «темницы» (Карамзин. 1862. С. 225, 226).

Подчёркивал, что арест Новикова и подозрение Екатерины II, хотя и «извинительное, но несправедливое», в попытке вовлечь великого князя Павла Петровича (будущего императора Павла I) «во вредные тайные замыслы», явились трагическим стечением обстоятельств, среди которых было сообщение архитектора В. И. Баженова своим товарищам-масонам о «добром об них мнении» наследника престола (Карамзин. 1862. С. 226, 224).

«Мнение русского гражданина»

Обратился 17(29) октября 1819 г. к Александру I с запиской «Мнение русского гражданина» [оригинал под названием «Мнѣнiе Русскаго Гражданина» ныне в Российском государственном историческом архиве (РГИА); впервые издана в 1862; в рукописи Карамзина слова, выделенные курсивом при публикации, подчёркнуты историком]. В ней решительно выступил против возможных замыслов императора воссоздать Польшу в её «целости» (т. е. в границах до разделов Речи Посполитой) и призвал его оставить Царство Польское в том положении, «как оно есть ныне» (РГИА. Ф. 951. Оп. 1. Л. 3, 7; Карамзин. 1862. С. 3, 8; слово «нынҍ» вписано Карамзиным над строкой и подчёркнуто, что не получило отражение при публикации, поскольку подчёркивание по ошибке было принято за знак вставки).

Убеждал государя, что «Старых крепостей нет в политике: иначе мы долженствовали бы возстановить и Казанское, Астраханское Царство, Новогородскую Республику, Великое Княжество Рязанское, и так далее», что «Польша есть законное Российское владение», а поляки «никогда» «не будут нам ни искренними братьями, ни верными союзниками» (РГИА. Ф. 951. Оп. 1. Л. 5, 6; Карамзин. 1862. С. 5–6, 7). Говоря о поляках, получивших в 1815 г. Конституцию Царства Польского и таким образом «законом утвержденных в достоинстве особенного, державного народа» в России, как о более опасных для страны, чем просто «Поляки-Россияне», фактически предсказал Польское восстание 1830–1831 гг. (РГИА. Ф. 951. Оп. 1. Л. 6 об.; Карамзин. 1862. С. 7–8).

Последние годы

В конце весны/начале лета 1816 г. вынужденно (из-за необходимости печатания «Истории…») переехал с семьёй в Санкт-Петербург; мечтая вернуться в Москву, постоянно жил в столице и Царском Селе (ныне г. Пушкин), где общался с императором и его супругой – императрицей Елизаветой Алексеевной. В начале 1820-х гг. стал очень близок к государю, периодически проводил с ним время в доверительных беседах («Моя привязанность к Нему есть сердечная и не имеет нужды в доказательствах Его к нам милости»); во время одной из них, по словам Карамзина осенью 1823 г., был посвящён в тайну отречения цесаревича Константина Павловича от российского престола (Карамзин. 1866. № 316. С. 362; № 353. С. 413). В 1824 г., в преддверии путешествия Александра I в Поволжье и на Урал, составил (Карамзин. 1866. № 328. С. 378) для государя «Краткую записку о городах для ПУТЕШЕСТВЕННИКА из Царского Села на Восток России», куда включил сведения историко-географического характера о 30 российских городах (не издана, ныне хранится: Государственный архив Российской Федерации. Ф. 769. Оп. 1. Д. 34. Л. 1–55).

Крайне тяжело воспринял кончину Александра I и последовавшее за ней восстание на Сенатской площади 1825 г., названное им «нелепой трагедией наших безумных Либералистов» (Карамзин. 1866. № 352. С. 412). Во время восстания находился при Императорской фамилии в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге. Приближался к восставшим, после чего заключил, что восстание можно было прекратить, лишь подавив его военной силой («алкал пушечного грома») (Карамзин. 1866. № 352. С. 411). Будучи привлечён новым императором Николаем I к подготовке проекта манифеста о его восшествии на престол, предложил свои варианты начала (содержало упоминание о заслугах Александра I перед страной) и концовки (включала обещание, что новое царствование будет продолжением предыдущего) текста (отвергнуты Николаем I, посчитавшим неприличным «хвалить брата в Манифесте» и невозможным говорить о «намерениях новаго царствования») (Карамзин. 1862. С. 18, 19).

Не позднее 1824 г. заболел туберкулёзом и получил настоятельную рекомендацию врачей отправиться на лечение в Европу, возможно во Флоренцию. Находясь в непростом финансовом положении, однако, только в письме от 22 марта (3 апреля) 1826 г. обратился к новому государю с просьбой назначить его на должность российского резидента в Великом герцогстве Тосканском; в ответ в письме от 6(18) апреля получил обещание Николая I, изъявившего желание «озаботиться способом устроить» необходимую для лечения «Российского Историографа» «поездку», о помощи (Карамзин. 1862. С. 128), а затем указом императора от 13(25) мая – ежегодный пенсион в размере 50 тыс. руб. [после кончины Карамзина этот пенсион выплачивался его вдове и детям (сыновьям – до поступления их на службу, а дочерям – до замужества)].

Незадолго до смерти по настоянию вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны переехал в Таврический дворец, где и скончался.

Почётный член Московского университета (1803), действительный член Общества истории и древностей российских (1804), Российской академии (1818) и др.

Награждён орденом Святого Владимира 3-й степени (1810; благодаря ходатайству И. И. Дмитриева).

Был дважды женат: 1-м браком [с 1801, обвенчаны не позднее 24 апреля (6 мая)] – на Елизавете Ивановне, урождённой Протасовой (1767 – весна 1802), которая скончалась от туберкулёза вскоре после родов; 2-м браком [с 8(20) января 1804] – на Екатерине Андреевне, урождённой Колывановой [16(27).11.1780–1(13).9.1851], внебрачной дочери князя А. И. Вяземского (из рода Вяземских) и Е. К. Сиверс (во 2-м браке княгиня Путятина) (1746–1818), единокровной сестре князя П. А. Вяземского. О шурине заботился и покровительствовал ему в соответствии с волей А. И. Вяземского: согласно завещанию князя, составленному 19(31) марта 1807 г. (за месяц до смерти), историк должен был стать его сыну Петру вместо отца – «пещись о воспитании», «руководствовать к благоприобретению нужных для него показаний и до совершеннаго возраста его быть ему во всех случаях наставником и путеводителем» (Центральный государственный архив города Москвы. Отдел хранения документов до 1917 г. Ф. 49. Оп. 3. Д. 768. Л. 3 об.). После восстания декабристов просил шурина не вступаться «в разговорах за несчастных преступников, хотя и не равно виновных, но виновных по всемирному и вечному правосудию» (Карамзин. 1897. № 146. С. 171).

Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

Влияние Н. М. Карамзина на русскую культуру и увековечение памяти историка и писателя

При жизни Карамзина и позднее его литературные и исторические произведения, включая «Историю государства Российского», переводились на европейские и китайский языки, вошли в учебные хрестоматии, став обязательным элементом детского и юношеского чтения. «Сочинения» Карамзина (полные и избранные) издавались неоднократно (в 1803–1804, 1814, 1820, 1848, 1964, 1984 и другие годы).

Николай Карамзин. О дружбе. Автограф в альбоме поэта Ивана Дмитриева. 1811. ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 5. Д. 172.Николай Карамзин. О дружбе. Автограф в альбоме поэта Ивана Дмитриева. 1811. ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 5. Д. 172.Для изучения общественно-политической обстановки 1-й четверти 19 в. в России значимо частично сохранившееся эпистолярное наследие Карамзина: письма И. И. Дмитриеву (состояли в дружеской переписке с 1787; в 1811 написал ему в альбом проникновенное стихотворение в прозе «О дружбе», впервые издано в 1827); второй супруге; А. Ф. Малиновскому; Е. Ф. Муравьёвой, урождённой Колокольцевой, вдове М. Н. Муравьёва (в 1818–1823 снимал комнаты в её доме на набережной реки Фонтанка в Санкт-Петербурге); князю А. П. Оболенскому (двоюродный дядя по отцовской линии второй супруги Карамзина); князю П. А. Вяземскому; А. И. Тургеневу; В. А. Жуковскому [находились в свойстве́ – поэт был шурином полковника А. И. Протасова (ум. 1802), одного из братьев первой жены Карамзина] и др. Архив Карамзина в значительной степени утрачен; наиболее представительное собрание его бумаг ныне в Российском государственном архиве литературы и искусства (фонд 238).

Литературная деятельность Карамзина, стоявшего у истоков сентиментализма в России, оказала значительное влияние на творчество многих русских писателей: В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого. По словам А. И. Герцена, именно Карамзин «сделал» русскую «литературу гуманною» (Герцен А. И. Петр I // Герцен А. И. Собрание сочинений в тридцати томах. Москва, 1956. Т. 7. С. 190).

В память о Карамзине О. А. Кипренский (сын крепостной крестьянки от внебрачной связи с дворянином) написал «портрет» главной героини повести писателя «Бедная Лиза» (1827, ныне хранится в Третьяковской галерее, Москва). Памяти Карамзина посвящена драма А. С. Пушкина «Борис Годунов» (издана впервые во 2-й редакции в 1830/1831; по словам Пушкина, Карамзин вдохновил его на создание этого произведения). Фёдор Бруни, читающий «Историю государства Российского» Николая Карамзина на фоне его бюста. Заглавная иллюстрация из книги: Бруни Ф. А. Очерки событий из российской истории, сочиненные и гравированные профессором живописи Ф. Бруни. Санкт-Петербург, 1839.Фёдор Бруни, читающий «Историю государства Российского» Николая Карамзина на фоне его бюста. Заглавная иллюстрация из книги: Бруни Ф. А. Очерки событий из российской истории, сочиненные и гравированные профессором живописи Ф. Бруни. Санкт-Петербург, 1839.Во 2-й половине 1830-х гг. Ф. А. Бруни создал 27 исторических гравюр, посвящённых важнейшим событиям русской истории 9–12 вв., описанных Карамзиным (9 из них объединены в издании «Очерки событий из Российской Истории», 1839, остальные изданы на отдельных листах); на 28-й, т. н. заглавной, гравюре художник запечатлел себя за чтением «Истории государства Российского» около бюста Карамзина. «История…» Карамзина воспета Н. М. Языковым в «Стихах на объявление памятника историографу Н. М. Карамзину» (1845). К 100-летию Карамзина П. А. Вяземский написал стихотворение «Тому сто лет», а Ф. И. Тютчев – «На юбилей Н. М. Карамзина» (1866), памяти Карамзина историк П. А. Муханов посвятил 2-е, дополненное издание своего «Сборника…», куда вошло 350 ценных исторических документов за 14–18 вв. (Санкт-Петербург, 1866).

Памятники Карамзину установлены в Симбирске [на пьедестале, увенчанном фигурой музы Клио (скульпторы П. А. Ставассер и А. А. Иванов), – 3 горельефа: портрет Карамзина (в центре), сцены чтения им «Истории государства Российского» Александру I (на левой грани, скульптор обоих – Н. А. Рамазанов) и кончины историка (на правой грани, скульптор К. М. Климченко); создан на народные пожертвования, в основном собранные в 1833–1836 при поддержке министра внутренних дел Д. Н. Блудова; открыт в 1845, проект скульптора С. И. Гальберга, архитектор К. А. Тон; модель памятника 1840 в Михайловском замке, Русский музей, Санкт-Петербург], усадьбе Остафьево (1911, проект Н. З. Панова; открытие приурочено графом С. Д. Шереметевым к 100-летию написания записки «О древней и новой России…», однако сам памятник увековечил факт работы историка в усадьбе над 1–7-м и началом 8-го томов «Истории государства Российского») и селе Преображенка Бузулукского района (2016, скульптор Г. Ж. Долмогомбетов).

Самуил Гальберг. Модель памятника Николаю Карамзину в Симбирске (ныне Ульяновск). 1840.Самуил Гальберг. Модель памятника Николаю Карамзину в Симбирске (ныне Ульяновск). 1840.

Фигура Карамзина (единственного из историков) помещена в скульптурной композиции памятника «Тысячелетие России» в Великом Новгороде (открыт в 1862, автор проекта М. О. Микешин). В честь Карамзина в Ульяновске воздвигнут памятник букве «ё» (открыт в 2005, автор проекта А. В. Зинин).

Именем Карамзина названы принадлежавшие ему исторические памятники – Карамзинский хронограф (именовался самим историком «Столяров», по роду занятий прежнего владельца рукописи) и Новгородская Карамзинская летопись (оба ныне в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки: F. IV. 595, 603).

Имя Карамзина носят проезд в Москве (с 1978), улицы в Калининграде, Красноярске, Новосибирске, Ульяновске, пассажирский теплоход (спущен на воду в 1981, первое название – «Советская конституция»; неоднократно модернизирован, в том числе в 2011). Имя Карамзина присвоено международному аэропорту Ульяновск (Баратаевка) (2021).

В 2016 г. к 250-летию Карамзина выпущены: Банком России – памятная серебряная монета достоинством 2 руб., АО «Марка» – конверт первого дня, два маркированных конверта, почтовая карточка с литерой «В» и марка в сцепке с маркой в честь 175-летия со дня рождения историка В. О. Ключевского. В том же году в Ульяновске проведена Всероссийская филателистическая выставка «История государства Российского».

С 2019 г. Государственная публичная историческая библиотека в Москве для студентов-историков 1-го курса ежегодно в течение недели проводит ряд образовательных мероприятий (лекции, экскурсии и т. п.), названных в память о Карамзине Карамзинской неделей.

Для изучения наследия Н. М. Карамзина и его влияния на развитие русской литературы и культуры в 1992 г. в Ульяновском государственном педагогическом институте (с 1994 университет) имени И. Н. Ульянова организована Карамзинская лаборатория (ныне имеет статус научно-исследовательского центра). С 1992 г. при её участии в Ульяновске ежегодно проводится научная конференция «Карамзинские чтения».