Тро́ицкая ле́топись, утраченный памятник русского летописания конца 1-й четверти 15 в. Представляла собой митрополичий летописный свод, содержавший изложение событий русской истории с древнейших времён до осады Москвы в конце ноября – декабре в ходе набега Едигея 1408 г. включительно. Погибла во время Московского пожара 1812 г.

Судьба рукописи и реконструкция текста

Была открыта и введена в научный оборот в начале 19 в. Н. М. Карамзиным, который писал, что обнаружил памятник «в библиотеке Троицкой Лавры [отсюда название – В. К.], отдан после Обществу Истории и Древностей, и сгорел в нашествие Французов» (Карамзин. 1989. С. 25). По свидетельству автора «Истории государства Российского», памятник был написан на пергамене (харатье), почему историк и использовал её наряду с Лаврентьевской летописью при изложении русской истории вплоть до начала 15 в. Н. М. Карамзин «искал древнейших списков: самые лучшие Нестора и продолжателей его суть харатейные, Пушкинский и Троицкий, XIV и XV века» (Карамзин. 1989. С. 25; Пушкинский список – Лаврентьевская летопись).

Реконструкцию текста Троицкой летописи на основании выписок Н. М. Карамзина и привлечения текстов Симеоновской летописи и Воскресенской летописи осуществил в 1930-х гг. М. Д. Присёлков (этот труд был опубликован через 9 лет после смерти учёного, в 1950).

Вопрос о времени создания памятника

В 1–4-м томах «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин делал неоднократные ссылки на Троицкую летопись, а в 5-м томе, после описания нашествия Едигея на Москву в 1408 г., отметил, что «описанием Эдигеева нашествия заключается харатейный Троицкий Летописец. Видно, что сочинитель умер» (Карамзин. 1993. Примеч. 207. С. 296).

Мысль Н. М. Карамзина о раннем создании Троицкой летописи нашла поддержку последующих исследователей. А. А. Шахматов писал о Троицкой летописи: «Из указаний Карамзина видно, что летопись эта, написанная на пергамене, была доведена до 1409 г. Вероятно, она составлена около того же времени» (Шахматов. 1938. С. 38). М. Д. Присёлков утверждал, что Троицкая летопись была, «как есть все основания полагать, рукописью 1409–1412 гг.» (Приселков. 1950. С. 7). Первая из приведённых дат основывалась на последней статье Троицкой летописи, вторая опиралась на свидетельство открытого в 1906 г. и напечатанного в 1922 г. Рогожского летописца, заключительная статья которого датировалась 6920 годом, как выяснено недавно – ультрамартовским, что заставляет относить последнее событие, упоминаемое в Рогожском летописце, не к 1412, а к 1411 г. В другой своей работе М. Д. Присёлков датировал памятник более широко: «Троицкая летопись была "харатейная", т. е. несомненно первой половины XV в.» (Приселков. 1940. С. 120). В духе своих предшественников высказывался в 1947 г. и Д. С. Лихачёв: «Троицкая летопись представляет собою общерусский свод, составленный при дворе московского митрополита в 1409 г. Она начала составляться еще при митрополите Киприане, а была закончена уже после его смерти» (Лихачев. 1947. С. 438). К. Н. Сербина, подготовившая к изданию реконструкцию текста Троицкой летописи М. Д. Присёлкова, считала, что «погибшая пергаменная летопись, названная Карамзиным Троицкой летописью, была составлена в Москве в 1408 г.» (Сербина. 1950. С. 3). Я. С. Лурье датировал её примерно также: «Троицкая летопись, доведённая до 1408 г. и написанная примерно в то же время...» (Лурье. 1976. С. 3).

Одновременно внимание историков привлекала выдержка, помещённая Н. М. Карамзиным в обширном примечании своей «Истории»: «Тое же весны (Н. М. Карамзин писал о весне 1405 – В. К.) почаша подписывати церковь кам[енную] Св[ятое] Благовещение на Князя Великаго дворе, не ту, иже ныне стоит; а мастеры бяху Феофан иконник Грьчин, да Прохор старец с Городца, да Чернец Андрей Рублев, да того же лета и кончаша ю» (Карамзин. 1993. Примеч. 254. С. 322). В этой цитате сохранилось ценное датирующее свидетельство. Оказывается, летописец знал, что три знаменитых иконописца расписали в 1405 г. каменный Благовещенский собор Московского Кремля, предшествовавший тому, «иже ныне стоит». Следовательно, во времена летописца, оставившего такое пояснение, существовал уже другой Благовещенский собор, отличный от собора 1405 г., и летописец знал о перестройке после 1405 г. этого домашнего великокняжеского храма в Московском Кремле. Сам Карамзин источника этой летописной информации не назвал, не оказалось этой выписки и в издании его цитат из Троицкой летописи 1913 г. [Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 18. Санкт-Петербург, 1913. С. 279–283. О принципах составления этой выборки и её погрешностях см.: Приселков. 1940. С. 118].

М. Д. Присёлков, занимаясь реконструкцией текста Троицкой летописи, посчитал, что известие было заимствовано именно из неё, отметив, что его аналога нет в Никоновской летописи и Воскресенской летописи, которые использовал Н. М. Карамзин при написании 5-го тома своей «Истории» (Приселков. 1950. С. 459. Примеч. 2). К утверждению Присёлкова можно добавить, что такого текста не было и в других примерно двадцати летописных памятниках, использованных Карамзиным при работе над 5-м томом [Кучкин. 1993. С. 447, 452–456; следует также особо отметить отсутствие приведённого Карамзиным известия в неизданной т. н. Ростовской летописи (Российский государственный архив древних актов. Ф. 181. Д. 20. Л. 431об.)]. Также нужно уточнить, что, строго говоря, в Воскресенской летописи известие о росписи в 1405 г. Благовещенского собора есть, но оно весьма кратко и не содержит имён иконописцев (ПСРЛ. Т. 8. Санкт-Петербург, 1859. С. 77). В связи с этим заключение Присёлкова следует признать верным.

Можно привести дополнительные данные, позволяющие судить о времени написания Троицкой летописи. Прежде всего это свидетельства о строительстве второго Благовещенского собора в московском Кремле, который был современным для составителя Троицкой летописи. В развёрнутом виде известие о постройке в 1416 г. нового Благовещенского собора содержат Софийская вторая летопись и Львовская летопись (ПСРЛ. Т. 6, вып. 2. Москва, 2001. Стб. 43; Т. 20, ч. 1. Санкт-Петербург, 1910. С. 231), в кратком виде – ростовское летописание 15 в. [Насонов А. Н. Летописный свод XV века (по двум спискам) // Материалы по истории СССР. Москва, 1955. Вып. 2. С. 308].

Также к датирующим признакам можно отнести свидетельство Н. М. Карамзина о том, что под 1392 г. в Троицкой летописи читалась обширная похвала Сергию Радонежскому. Позднее было установлено, что большое Похвальное слово Сергию Радонежскому было написано Епифанием Премудрым. Содержавшуюся в Троицкой летописи похвалу Сергию Радонежскому можно сравнивать только с этим Похвальным словом, поскольку никаких других обширных Похвальных слов преподобному Сергию неизвестно. Таким образом, в летописи могло читаться или Похвальное слово Епифания, или переработка этого произведения.

До последнего времени Похвальное слово Епифания Премудрого датировалось в пределах между концом 14 в. и 1418 г., причём большинство исследователей склонялось к последней дате. Однако в тексте Похвального слова читается, что верующие «главами своими прикасающеся и любезно цѣлующе раку мощей его, и устнами чистами лобызающе» (Памятники литературы Древней Руси, XIV – середина XV в. Москва, 1981. С. 424), что мощи Сергия были нетленны: «ниже дастъ видѣти истлѣниа преподобному своему» (Памятники литературы Древней Руси... С. 426). Однако до 1422 г. мощи Сергия находились под полом деревянной соборной церкви Троице-Сергиева монастыря, и только после вскрытия мощей в 1422 г. обнаружилась их нетленность, а позднее они были перенесены в напольную раку. Скорее всего, Похвальное слово Сергию Радонежскому было написано по поводу перенесения его мощей 5 июля 1422 г. (Кучкин. 2003). Таким образом, если допустить, что читавшаяся под 1392 г. в Троицкой летописи похвала Сергию Радонежскому была определённым образом связана с Похвальным словом Епифания Премудрого, то следует признать, что Троицкая летопись составлялась после 5 июля 1422 г.