«Борис Годунов» (драма)
«Бори́с Годуно́в», трагедия А. С. Пушкина. Создана в 1824–1830 гг. В основе сюжета исторические события начального этапа Смутного времени, в частности правление Бориса Фёдоровича Годунова и появление в Русском государстве самозванца Лжедмитрия I.
История создания
Начало работы над первой редакцией трагедии «Борис Годунов», первоначально озаглавленной автором «Комедия о Царе Борисе и о Гришке Отрепьеве», – декабрь 1824 г., окончание – 7(19) ноября 1825 г. Она состояла из следующих сцен: «Кремлёвские палаты (1598 г. 20 февр.<аля>)», «Красная площадь», «Девичье Поле. Новодевичий монастырь», «Кремлёвские палаты», «Ночь. Келья в Чудовом монастыре (1603 года)», «Ограда монастырская», «Палаты Патриарха», «Царские палаты», «Корчма на литовской границе», «Москва. Дом Шуйского», «Царские палаты», «Краков. Дом Вишневецкого», «Замок воеводы Мнишка в Самборе. Уборная Марины», «Ряд освещённых комнат», «Ночь. Сад. Фонтан», «Граница литовская (1604, 16 октября)», «Царская Дума», «Площадь перед собором в Москве», «Равнина близ Новгорода-Северского (<1604 года,> 21 декабря)», «Севск», «Лес», «Москва. Царские палаты», «Ставка», «Лобное место», «Кремль. Дом Борисов. Стража у крыльца» (полный текст первой редакции: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. Санкт-Петербург, 2009. С. 259–331).
Попытка А. С. Пушкина напечатать эту редакцию трагедии, предпринятая в конце 1826 г. после ряда успешных публичных чтений в Москве (подробнее об этом: Летопись жизни и творчества Александра Пушкина. Т. 2. Москва, 1999. С. 171, 181, 183, 190), не достигла цели (подробнее об этом: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. Москва, 1935. С. 407–416 [комментарий Г. О. Винокура]).
Вторая редакция, созданная в 1829–1830 гг., зафиксирована единственным прижизненным её изданием (Борис Годунов, сочинение Александра Пушкина. СПб.: В типографии Департамента народного просвещения, 1831) [книга вышла в свет и поступила в продажу в Санкт-Петербурге 22–23(3–4) декабря 1830 и в Москве 28–29 декабря 1830 (9–10 января 1831) (Летопись жизни и творчества Александра Пушкина. Т. 3. Москва, 1999. С. 276, 278)]. Основные особенности этого издания сводятся к следующему: трагедия здесь озаглавлена привычным нам образом, появилось посвящение Н. М. Карамзину, исключены сцены «Девичье Поле. Новодевичий монастырь», «Ограда монастырская», «Уборная Марины», поменялись местами сцены «Площадь перед собором в Москве» и «Равнина близ Новгорода-Северского» (подробнее об этом: Лотман Л. М. Борис Годунов // Пушкинская энциклопедия. Произведения. Санкт-Петербург, 2009. T. 1. С. 144–145).
В какой-то мере на формирование текста второй редакции трагедии повлияли Адам Мицкевич и А. А. Дельвиг, настоятельно советовавшие Пушкину исключить из печатного текста сцену «Ограда монастырская» (Ивинский Д. П. Пушкин и Мицкевич. Москва, 2003. С. 209–215).
Ряд замечаний по тексту трагедии сделал В. А. Жуковский, видевший в Пушкине преемника Карамзина, а в «Борисе Годунове» – своего рода литературный аналог «Истории государства Российского» и по этой причине стремившийся «очистить» пушкинский текст от всего того, что ему казалось излишне вольным или «прозаическим». Устранять правку Жуковского из текста второй редакции «Бориса Годунова», как это сделал Г. О. Винокур [«Что касается поправок в <…> подцензурных местах, то здесь вопрос решается проще всего. Основной текст трагедии здесь может быть получен только путём устранения всех поправок к первоначальному тексту, <…> кому бы эти поправки ни принадлежали – Жуковскому или Пушкину» (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. 1935. С. 429)], нет оснований. Пушкин с этой правкой работал исключительно заинтересованно, часть вычеркнутого Жуковским текста восстановил, остальное принял, и текстолог не может быть уверен в том, что он это сделал под давлением «внешних» обстоятельств или расчётов цензурного характера, а не по творческим соображениям (о правке Жуковского см. также: Пушкин А. С. Сочинения. Вып. 2. Москва, 2008. С. 130–134; Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. 2009. С. 586–588).
Существуют основания считать, что в 1830-х гг. Пушкин обдумывал второе издание «Бориса Годунова» с восстановлением некоторых сцен, в том числе сцены «Уборная Марины» (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. 1935. С. 433). Вместе с тем данных, которые свидетельствовали бы о намерении Пушкина заняться сколько-нибудь глубокой переработкой текста этих или иных сцен, не имеется.
Замысел и сюжет
Замысел трагедии, в основе которого лежали впечатления от исторических хроник У. Шекспира (о его восприятии Пушкиным см.: Алексеев М. П. Пушкин // Шекспир и русская культура. Москва, 1965. С. 162–200; Левин Ю. Д. Шекспир и русская литература XIX века. Ленинград, 1988. С. 32–63), сформировался после или во время прочтения десятого и одиннадцатого томов «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, напечатанных в 1824 г. и посвящённых событиям времён царствований Фёдора Ивановича, Бориса Фёдоровича Годунова, Фёдора Борисовича и Лжедмитрия I. Другим важнейшим историческим источником пушкинской трагедии оказались «старые наши летописи», ср.: «Шексп.<иру> я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении типов, Карамз.<ину> следовал я в светлом развитии происшедствий, в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени» (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 11. Ленинград, 1949. С. 140), а также агиографические тексты (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. 2009. С. 607–608).
В основе сюжета трагедии следующие события: гибель царевича Димитрия, в убийстве которого обвиняли Бориса Годунова (что до сих пор не доказано); вступление последнего на престол (февраль 1598); бегство Григория (Отрепьева) из монастыря, отнесённое Пушкиным к 1603 г., первые известия о Самозванце, его появление в Кракове (1603 или 1604); его знакомство с Мнишеками и предложение руки Марине Мнишек (весна 1604); его поход на Москву (осень 1604 – первая половина 1605); сражение в урочище Узруй под Новгородом-Северским [21(31) декабря 1604]; битва при Добрыничах под Севском [21(31) января 1605]; смерть Бориса Годунова; предательство П. Ф. Басманова (из рода Басмановых); убийство царя Фёдора Борисовича и его матери царицы Марии Григорьевны (около 1552 – 1605) Годуновых.
К числу литературных источников трагедии, помимо Шекспира, относят трактат Н. Макиавелли «Государь», трагедию А. П. Сумарокова «Дмитрий Самозванец» (1771), реже незавершённую историческую драму Ф. Шиллера «Деметриус» (1804–1805) [подробнее см.: Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина. Москва, 1950. С. 444; Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. 2009. С. 486–495); о европейском контексте «Бориса Годунова» см.: Алексеев М. П. Борис Годунов и Дмитрий Самозванец в западноевропейской драме // Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература. Ленинград, 1987. С. 362–401].
«Борис Годунов» мыслился Пушкиным как первая русская романтическая трагедия. В письмах к Вяземскому он писал: «Я предпринял такой литературный подвиг, за который ты меня расцалуешь: Романтическую Трагедию!» [от 13(25) июля 1825]; «Поздравляю тебя, моя радость, с романтической Трагедией, в ней же первая персона Борис Годунов! трагедия моя кончена, я перечёл её вслух, один, и бил в ладоши и кричал, ай да Пушкин, ай да сукин сын!» [около 7 ноября 1825, в ответ на письмо Вяземского от 18(30) октября 1825]. Поэтика трагедии подробно обсуждалась Пушкиным в набросках незавершённого предисловия к ней (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 11. Ленинград, 1949. С. 140–142).
Стих трагедии, белый 5-стопный ямб (см.: Томашевский Б. В. Пятистопный ямб Пушкина // Очерки по поэтике Пушкина. Берлин, 1923. С. 23–24, 39, 48–54), на фоне традиционного в этом жанре александрийского стиха производил впечатление смелой новации, как и отдельные прозаические вставки; значительная часть читателей трагедии этой новации, впрочем, не оценила, как и некоторые другие формальные решения; в незавершённом наброске, печатающемся обычно под редакторским заглавием «<Письмо к издателю "Московского вестника">» (1828) Пушкин писал об этом так: «Почтенный александрийский стих переменил я на пятистопный белый, в некоторых сценах унизился даже до презренной прозы, не разделил своей трагедии на действия – думал уже, что публика скажет мне большое спасибо.
Отказавшись добровольно от выгод, мне представляемых системою искусства, оправданной опытами <…>, я старался заменить сей чувствительный недостаток верным изображением лиц, времени, развитием историч<еских> характеров и событий – словом, написал трагедию истинно романтическую.
Между тем, внимательнее рассматривая критические статьи, помещаемые в журналах, я начал подозревать, что я жестоко обманулся, думая, что в нашей [словесности обнаружилось стремление к романтическому преобразованию» (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 11. Ленинград, 1949. С. 67).
Композиция и центральный образ
Композиция пьесы обусловлена стремлением Пушкина соотнести друг с другом три темы: народа, царя, самозванца. Три первые и три последние сцены дают «трагедию народную», четвёртая от начала и четвёртая от конца – трагедию царскую, пятая от начала и пятая от конца «обрамляют собой круг действий Самозванца». Сцены, находящиеся «внутри этой тройной рамы», также «строго симметричны»: в центре здесь «польские» (Краков. Дом Вишневецкого», «Замок воеводы Мнишка в Самборе», «Ночь. Сад. Фонтан»), а до них с начала трагедии «десять сцен и десять же сцен от них до конца».
Народ, чуждый власти и нуждающийся в ней, лицемерный и вместе с тем не лишённый нравственного чувства, предстаёт как объект манипуляций со стороны различных элитных групп и одновременно как значимый фактор исторического процесса.
Столь же двусмысленно изображено духовенство и монашество: на одном полюсе здесь отец Пимен, летописец, воспринимающий исторический процесс как подлежащий высшему суду и по этой причине «внимающий» «добру и злу» «ранодушно», на другом – «бродяги в виде чернецов» Варлаам и Мисаил и «бедный инок» «черноризец» Григорий (Отрепьев), возмечтавший о московском престоле.
Особое место в этом ряду занимает фигура патриарха Иова. Изображённый нейтрально, он связывает тему Самозванца с темой религиозного отступничества, называя его еретиком. Вместе с тем Патриарх сложно соотнесён с Годуновым, если не отделён от него: «любимой беседой» царя оказываются «кудесники, гадатели, колдуньи», с которыми он «ворожит, что красная невеста», т. е. подобно Самозванцу погружается в «ересь», «предчувствуя небесный гром и горе». В соответствии с исторической правдой, пушкинский Патриарх является последовательным сторонником Годунова и стремится воздействовать на политическую ситуацию, рассказывает о своём чудесном прозрении близ мощей царевича Димитрия, подтверждая тем самым его смерть, и даже предлагает выставить его мощи на всеобщее обозрение, дабы обуздать воображение черни; двусмысленность данного эпизода заключается не только в том, что исторический Иов в последние годы жизни ослеп, но и в том, что достоверность его рассказа компрометирует сам пушкинский царь Борис, мучимый воспоминаниями об убитом по его приказу царевиче и угрызениями совести. Не только царю, но и Патриарху, и даже лицемерящему народу противопоставлен юродивый Николка, заявляющий, что «нельзя молиться за Царя-Ирода».
Образ Бориса Годунова исключительно сложен: это и разумный правитель, пекущийся о пользе подданных и по этой причине полагающий, что ему удалось заключить с обществом своего рода социальный договор, и мастер политической интриги, достигающий всех своих целей и в этот момент обнаруживающий, что каким-то непостижимым образом этот договор расторгнут, и мучающийся угрызениями совести и сознающий свою обречённость убийца; ср. попытку обозначить религиозно-философский контекст этого образа: «О, как велик сей царственный страдалец! Столько блага, столько пользы, столько счастия миру – и никто не понимал его... Над головой его гремит определение... Минувшая жизнь, будто на печальный звон колокола, вся совокупляется вокруг него! Умершее живёт!.. <…> Звон серебряного неба с его светлыми херувимами стремится по жилам...» (Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем. Т. 7. Москва, 2009. С. 72).
Впервые «Борис Годунов» (с цензурными сокращениями) был представлен 17(29) сентября 1870 г. на сцене Мариинского театра в исполнении актёров Александринского театра. В дальнейшем трагедия неоднократно ставилась на разных сценах.
В 1869 г. М. П. Мусоргский написал на текст трагедии одноимённую оперу (либретто: Мусоргский М. П. Борис Годунов. Опера в четырёх действиях с прологом. Санкт-Петербург, 1874).
