Ве́бер Макс (нем. Max Weber, Максимилиан Карл Эмиль Вебер, Maximilian Сarl Emil Weber) (21.4.1864, Эрфурт – 14.6.1920, Мюнхен), один из крупнейших социальных мыслителей 20 в. Наряду с К. Марксом и Э. Дюркгеймом является основоположником социологии. Высоко оценивается также его вклад в экономику, право, историю, религиоведение, политическую науку. Комментаторы и последователи отмечают энциклопедический размах и глубину его работ.

Происходит из рода, многие представители которого были крупными чиновниками, военными и предпринимателями. Его отец (Макс Вебер-старший) – городской советник сначала в Эрфурте, потом в Берлине, член прусского ландтага (земельного парламента), а затем общегерманского рейхстага. В гимназии М. Вебер учился в Шарлоттенбурге под Берлином. В 1882 г. записался на первый курс юридического факультета Гейдельбергского университета, продолжил обучение в Страсбургском университете, Гёттингенском университете, затем в Берлинском университете. После университета выдержал государственный экзамен на должность референдария, дающую право на занятие судебных должностей, и стал работать в Берлинской судебной палате, ведя одновременно исследовательскую работу в области истории и права. Затем последовала должность экстраординарного профессора на юридическом факультете Берлинского университета, а ещё через год – в 1894 г. – должность ординарного профессора национальной экономии во Фрайбургском университете. В 1893 г. женится на Марианне Шнитгер (в браке Марианна Вебер), своей двоюродной племяннице, которая после его смерти стала главной издательницей его трудов.

В 1897 г. Вебер приглашён на должность ординарного профессора по кафедре национальной экономии Гейдельбергского университета, ставшей вакантной после ухода её предыдущего обладателя К. Книса. В том же году проявились первые признаки тяжёлой болезни, которая привела к тому, что в течение нескольких лет (до 1902) Вебер фактически оказался лишён возможности творческой работы, и ему пришлось покинуть университет. После болезни он работал как независимый учёный, и лишь в последние два года жизни был вынужден по финансовым соображениям искать профессорскую должность, которую и получил в Венском университете (1918), а затем в Мюнхенском университете (1919).

Политический и интеллектуальный контекст

Вебер начинал научную деятельность в ситуации всеобщего воодушевления, вызванного объединением Германии, провозглашением Германского рейха, подъёмом экономики, созданием колониальной империи. А завершалась она в период катастрофического поражения Германии в Первой мировой войне, развала хозяйства, инфляции, цепи революций, жестоко подавленных армией и ландвером, и создания Веймарской республики.

Учёный принадлежал к слою образованного бюргерства, по своей политической ориентации был национал-либералом, лояльным гражданином, хотя и жёстким критиком политики кайзера, и патриотом своей страны. Либерализм и патриотизм соединялись в нём в зависимости от интересов момента. В экстраординарной ситуации обсуждений Версальского договора, в котором он участвовал в составе группы экспертов, Вебер был энергичным либералом, настаивавшим на необходимости демократического самоопределения народов. Однако десятилетием раньше он же выступал сторонником насилия и захвата колоний, считая необходимым «овладение территориями» с целью получения богатств для «граждански организованных культурных народов» (цит. по: Ионин. 2022. С. 330). Постоянным был его интерес к социальной политике; в 1888 г. он стал членом Союза социальной политики, включавшего в себя авторитетных экономистов социал-реформистской ориентации – т. н. катедер-социалистов. Вебер был необычайно талантливым политическим оратором и публицистом, проявлял огромный интерес к политике, временами был готов пожертвовать карьерой учёного во имя политической карьеры. В силу ряда черт его характера этого не произошло (Вебер. 2007. С. 511).

Вебер активно участвовал в философско-мировоззренческих дискуссиях. В спорах сторонников немецкого историцизма, с одной стороны, и позитивизма – с другой, как в правоведении, так и в экономике, он выступал скорее на стороне исторической школы, как его учителя О. фон Гирке (германское право) или Г. Ф. фон Шмоллер (экономика). В период Фрайбургской профессуры он сблизился с позициями философов Баденской, или «южно-западногерманской» школы неокантианства, к которой принадлежали В. Виндельбанд, Г. Риккерт, Э. Ласк, А. Риль и другие; некоторые были его коллегами во Фрайбурге (Риккерт, Риль) и позднее в Гейдельберге (Ласк). Особенно важен оказался Риккерт, сформулировавший представление о предмете и специфике образования понятий в науках о природе и науках о культуре, которое повлияло на собственное методологическое учение Вебера. Также значима для неокантианства концепция связи ценностей с действительностью (по Веберу, социология есть «наука о действительности») и учение об объективной значимости ценностей. Существенным было влияние философии жизни В. Дильтея, противостоящей позитивизму и натурализму и искавшей специфический метод познания наук о духе. Именно Дильтей сформулировал метод «понимания» как специфический метод наук о духе, противопоставив его естественно-научному «объяснению».

Вебер жил на рубеже эпох и отвечал в своём творчестве на самые разнообразные идейные стимулы – от К. Маркса до Ф. Ницше и от фрейдизма до феминизма. Именно это бесконечное множество стимулов эпохи объясняет факт фрагментарности и незавершённости многих его трудов (Ясперс. 1994. С. 559).

Основные труды

Вебер оставил огромное количество неопубликованных работ, изданных только после его смерти и входящих ныне в ядро мировой классики в области социологии и других социальных и гуманитарных наук. Наследие Вебера можно разделить на пять основных групп согласно тому, как его работы сгруппированы в полном собрании его сочинений (Weber. 1984–2020). Первая группа – это работы по экономической и социальной истории Античности и Средневековья (Вебер. Аграрная история Древнего мира. 2001), вторая группа – статьи по социально-экономическим и политическим вопросам современной ему Германии и Европы. Частично они переведены на русский язык (Вебер. 2003). Третья группа – работы по проблемам философии и методологии социальных наук, в частности рассуждение о свободе от ценностей и статья об объективности в социальной науке, а также знаменитые доклады, посвящённые профессиям политика и учёного в современном мире (Вебер. 1990).

Главные теоретические работы Вебера можно отнести к четвёртой группе. Это книги и статьи, посвящённые месту религии в мире и её взаимодействию с экономикой и социально-политической организацией общества. Важнейшее место здесь занимает впервые опубликованная в 1904–1905 гг. «Протестантская этика и дух капитализма» (Вебер. 1990). С ней тесно связаны работы цикла «Хозяйственная этика мировых религий», исследующие хозяйственную этику конфуцианства и даосизма (Вебер. 2017), индуизма и буддизма, а также древнего иудаизма (Weber. 1920). Также к этой группе относится многотомный труд – opus magnum Вебера «Хозяйство и общество». Вебер при жизни не успел не только закончить эту работу, но и сформировать её структуру. Поэтому книгу собирали редакторы – сначала его вдова Марианна Вебер, а несколько последующих переизданий – Й. Винкельман. В ходе издания полного собрания трудов Вебера было признано необходимым разделить одну большую книгу на семь тематических томов, включая том документов и материалов. В полном русском переводе «Хозяйство и общество» издано в четырёх томах (Вебер. 2016–2019).

Концепция социологии

Важнейший вклад Вебера в науки об обществе – в области социологии. Социология как дисциплина возникала во многом благодаря трудам и организационным усилиям Вебера, который был одним из организаторов Немецкого социологического общества (1909) и одним из инициаторов включения социологии (в противоположность социальной науке, Sozialwissenschaft) в университетскую программу. Вебер выработал собственную программу социологии, сформулировал её содержательные и методические характеристики, основные понятия и термины, показал, как она граничит с другими научными дисциплинами.

Социальное действие. В основе социологии, считал Вебер, должно лежать не представление об обществе как системе, а понятие индивидуального (или коллективного) социального действия. Социальное действие можно отделить от поведения вообще потому, что у него есть два ключевых признака: поведение считается социальным действием, если и поскольку действующий или действующие связывают с ним субъективный смысл, а также если оно по своему подразумеваемому действующим или действующими смыслу соотнесено с поведением других людей и ориентируется на него в своём протекании. Отсюда следует веберовское классическое определение социологии: это «наука, которая стремится, истолковывая, понимать социальное действие и тем самым причинно объяснять его протекание и результаты» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 67–68). Это очень чёткое отграничение, предполагающее, что предметом социологии является не всякое человеческое поведение, а только осмысленное, т. е. имеющее субъективный, подразумеваемый смысл действие, причём не всякое такое действие, а только ориентированное на действия других индивидов.

Такой подход с точки зрения индивидуального или даже группового осмысленного действия противостоял распространённым в 19 – начале 20 вв. холистским подходам, крайним случаем которых был т. н. органицизм, трактующий общество по аналогии с организмом, где есть специализированные системы, выполняющие функции, аналогичные функциям организма. Данный подход, как и другие подходы в рамках холизма, не оставляли в социологии места осмысленным человеческим действиям. Впоследствии этот противостоящий холизму подход Вебера был охарактеризован как методологический индивидуализм.

Типы социального действия. Вебер выделял четыре главных типа социального действия (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 84–85).

1. Оно может быть целерациональным; это когда действующий ориентируется на достижение собственных рационально поставленных и взвешенных целей, рационально рассчитывая при этом существующие обстоятельства (в том числе возможное поведение других людей) и рационально отбирая средства достижения целей. Если описывать действие как сочетание целей, средств их достижения и обстоятельств совершения, то все три составляющие элемента здесь обдуманы и рассчитаны рационально. Примером может служить разработка любой военной операции, реализация социальных или коммерческих программ и проектов.

2. Действие может быть ценностно-рациональным, когда на первом плане стоит некоторая безусловная ценность любой природы (этическая, религиозная, эротическая и т. д), а средства и обстоятельства действия определяются рационально, но уже с точки зрения достижения именно этой рационально не обосновываемой цели. Следование такой максиме, как «Делай, что дóлжно, и будь, что будет!» и есть приглашение к ценностно-рациональному типу действования. «То, что дóлжно» – это как раз и есть безусловная цель, не подлежащая сомнению и обсуждению, а всё остальное – выбор средств, изучение обстоятельств и отношения окружающих – может анализироваться рационально, но только с точки зрения достижения этой безусловной цели. Пример здесь – действия революционеров, для которых задача свержения существующего строя самоочевидна и безусловна, а средства её достижения анализируются и просчитываются рационально.

3. Действие может быть аффективным, когда оно совершается под воздействием аффектов и эмоциональных состояний. Массовые действия такого типа – это, например, действия, совершаемые под влиянием революционных настроений, охватывающих толпы, большие социальные группы или целые общества.

4. Последний тип – традиционное действие – совершается по привычке или в силу традиции. Все ритуалы, как в обыденной жизни, так и в церкви, например, представляют собой традиционные действия. Трудно даже представить себе, насколько велика та часть поведения, которая представляет собой традиционные действия. Человек, как правило, даже не думает о том, что он делает по привычке и по традиции. Замечается лишь то действие, над которым приходится думать, подсчитывать, соразмерять цели и средства.

Комментаторы часто отмечают, что Вебер был настоящим мастером анализа и классификаций. Но они никогда не были самоцелью; корпус веберовского наследия отличается целостностью, и то, что классифицируется в одной его части, нередко становится основой содержательной разработки в другой части. Например, характерное для Вебера разделение двух типов этики – этики ответственности и этики убеждения – по сути, основано на различении рационального и ценностно-рационального типов действия. Полностью различение типов действия отражается также в характеристике типов господства.

Методология

1. Понимание. Главное – проблема понимания подразумеваемого смысла действия. Социологическое понимание, по Веберу, налицо в том случае, если обеспечены «смысловая адекватность» и «каузальная адекватность». Понимание будет считаться субъективно адекватным (или адекватным в смысловом отношении) в той степени, в какой соотношение составляющих его частей воспринимается нами (в соответствии с привычными чувствами и мыслями) как типичная (мы обычно говорим «правильная») смысловая связь. Напротив, «"каузально адекватной" последовательность процессов будет считаться в той степени, в какой, согласно данным опыта, существует вероятность того, что она постоянно будет протекать таким же образом» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 28).

2. Вероятность. Важен статистический, вероятностный характер веберовской методологии, что позволяет избежать реификации, или овеществления, социальных явлений и помогает проложить путь между пониманием социального либо как вещи, либо как процесса. К примеру, определяя, что такое значимость правовых институтов, он писал: правовым порядком считается тот порядок, где «имеется вероятность использования физического или психического давления со стороны аппарата принуждения, иначе говоря, одного или нескольких лиц, готовых действовать в случае наступления определённых событий, т. е. там, где существует специфическая организация для целей правового принуждения» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 3. Москва, 2018. С. 25). Социологическая значимость, как её понимает Вебер, может быть дана, по образному выражению Д. Кеслера, «лишь в процентах» (Kaesler. 1995. S. 187).

3. Идеальный тип. Чистые типы суть главные инструменты социолога при изучении конкретных социальных процессов и явлений. Вебер писал: «...социолог должен создавать чистые (идеальные) типы соответствующих образований, каждый из которых должен обладать логической цельностью при максимальной смысловой адекватности. В реальности такой идеальный чистый тип настолько же маловероятен, как и физическая реакция, рассчитанная при условии абсолютно пустого пространства. Социологическая казуистика [здесь: классификация случаев (от лат. casus – случай). – Ред.] возможна только на основе чистого (идеального) типа. Само собой разумеется, что кроме того социология применяет по возможности и усреднённый тип эмпирико-статистического характера, не нуждающийся в особом методологическом обсуждении. Но, говоря о типических случаях, она, без сомнения, всегда имеет в виду идеальный тип, который, в свою очередь, может быть рациональным или иррациональным, большей же частью является рациональным и всегда конструируется как адекватный по смыслу» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 81). Он прямо подчёркивает, что явления социальной жизни имеют смешанную и в этом смысле «смутную» природу, именно поэтому для их объяснения необходимы логически строгие типы.

4. Свобода от оценок. Принцип свободы от оценок – не столько техническое, сколько мировоззренческое ядро веберовской методологии. Он применяется не только к научному исследованию, но и к университетскому преподаванию. Преподаватель обязан давать студенту строго профессиональные знания о предмете изучения, а не внушать ему собственные политические, этические, эстетические и любые прочие сугубо личностные, может быть даже интересные, оригинальные или, наоборот, вполне банальные, взгляды на мир. То же самое касается и научного исследования. По Веберу, внесение личных мотивов и представлений в специальное объективное исследование «противоречит самой сущности научного мышления. Отказываться от специфического самоограничения, необходимого для профессионального подхода, – значит лишить свою "профессию" её единственного смысла, ещё существующего в наши дни» (Вебер. 1990. С. 552).

Выдвинутый Вебером принцип остаётся нерушимым и ныне: выводы научного исследования не должны зависеть от личных интересов и склонностей учёного, а университетская аудитория – место изучения специальности, а не трибуна политического агитатора и пропагандиста.

Экономическая социология

Экономическая социология у Вебера неотделима от общей социологии. Понимание экономического действия, или, по Веберу, «хозяйствования», непосредственно вытекает из понимания социального действия. В логике Вебера это не экономическая теория, а социологический подход, социологический способ видения, исходящий из того, что «все хозяйственные процессы и объекты становятся таковыми лишь благодаря смыслу, который придаёт им человеческое действие как своей цели, средству, препятствию или побочному результату» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 113).

Далее происходит систематическое конструирование «космоса» экономической жизни наподобие того, как ранее конструировалась в её типических характеристиках социальная жизнь. Основополагающие типы здесь – традиционная и целерациональная ориентации хозяйственного поведения. Именно преобладание целерациональной ориентации делает возможным развитие специфически современного капиталистического хозяйства. Конструируется понятие обмена как компромисса интересов между партнёрами по обмену, причём также налицо традиционно и целерационально ориентированные типы обмена (последний характерен для денежной экономики). Путём анализа разных форм денег и кредита Вебер приходит к понятиям «рыночное положение», «рыночная ликвидность», «рыночная свобода». В рамках общепринятого разделения домохозяйства и доходного предприятия Вебер определяет доходно ориентированное поведение как поведение, «направленное на возможность… получения новых прав распоряжения благами» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 138). Именно в рамках последовательно доходной ориентации как её самый важный инструмент формируется явление «капитального расчёта», противоположного «натуральному расчёту», который характерен для традиционного способа хозяйствования. Капитальный расчёт – это по своей природе денежный расчёт. «Капитальный расчёт в его формально наиболее рациональном виде предполагает… борьбу человека с человеком» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 141).

Последнее связано с антиномией формальной и материальной рациональности, играющей основополагающую роль в определении социологического, точнее, даже социального смысла экономического действия. Если антиномию в логическом смысле можно определить как принятие в качестве истинных двух взаимно отрицающих друг друга суждений, то в социологическом смысле антиномия двух типов рациональности представляет собой признание необходимости одновременной реализации двух типов социального действия, каждый из которых является отрицанием другого. Применительно к экономической жизни это антиномия формальной и материальной рациональности хозяйства. Формальная рациональность – это последовательное и неуклонное следование требованиям рациональности, воплощённым в капитальном расчёте, а материальная рациональность – это ориентация экономического поведения на конкретные социальные цели. Это рациональное преследование неких материальных целей, принятие которых само по себе не есть рациональный акт. Таким образом, в экономике воплощаются два типа социального действия – целерациональное и ценностно-рациональное. Указанная антиномия есть источник конфликта экономических идеологий социалистической и либеральной природы.

Власть и господство

Разделение и уточнение понятий «власть» и «господство» – безусловная заслуга Вебера. Власть, по Веберу, – это любая вероятность реализации индивидом или группой своей воли в данном социальном отношении даже вопреки сопротивлению, на чём бы эта вероятность ни основывалась. Господством называется вероятность того, что определённые люди повинуются приказу определённого содержания; дисциплиной – вероятность в силу выработанной установки быстрого, автоматического и схематичного подчинения приказу у определённого множества людей.

Понятие «власть» социологически аморфно. Любые человеческие качества и любые сочетания обстоятельств могут помочь человеку реализовать свою волю в имеющейся ситуации. Понятие «господство» является социологически более точным и означает вероятность встретить повиновение приказу. Оно проявляется в подчинении, которое каждый раз может побуждаться разными мотивами – от простой привычки до чисто целерациональных соображений, но при этом каждому подлинному отношению господства будет свойствен определённый минимум желания подчиниться, а следовательно, внешней или внутренней заинтересованности в подчинении.

Легитимность господства

Мотивы, которыми руководствуется подчинение, – это и есть основание легитимности господства. Согласно Веберу, есть три типа легитимности – традиционная, харизматическая и легально-рациональная. Соответственно существуют три типа господства в зависимости от типа его легитимности: традиционное (легитимация в силу традиции), харизматическое (в силу харизмы господина), легально-рациональное (легитимация в силу соответствия господства правовым нормам). Конкретные исторически встречающиеся формы господства в анализе Вебера – бюрократизм, патриархализм, патримониализм, феодализм, харизматизм.

Патриархализм как тип господства – это ситуация, когда некоторой общностью (это может быть род, племя, семья в самом широком смысле слова, вообще домашняя или хозяйственная общность) единолично и неограниченно управляет индивид, получивший свою власть по праву наследования. Это патриарх, владеющий и распоряжающийся всем и всеми в своём домашнем хозяйстве.

Патримониализм – это следующая ступень в развитии хозяйства и его социальной организации. Патриарх единолично правит в своём роде, семье, домохозяйстве. Если домохозяйство разрастается настолько, что сыновья патриарха, а может быть, и его рабы со своими семьями образуют собственные хозяйства (хозяйственные единицы), оставаясь при этом зависимыми от патриарха, он по-прежнему остаётся их господином, хотя и не может управлять ими непосредственно, поэтому вынужден создавать, по терминологии Вебера, штаб управления. Патримониализм отличается от патриархализма определённой децентрализацией власти, поскольку управление частично передаётся вместе с землёй сыновьям и/или другим зависимым лицам, и существованием личного штаба управления, который, как и военная сила, является инструментом реализации воли господина. Господин здесь – не глава рода, семейный владыка, а князь с подданными или землевладелец с зависимыми крестьянами.

Следующая форма господства – феодализм. В самом общем виде это господство земельной военной аристократии.

Патриархализм, патримониализм, феодализм во всех его разновидностях – это формы традиционного господства. Харизматизм (харизматическое господство) – это господство, обусловленное преклонением перед харизматическим господином и подчинение ему, легитимное лишь постольку и до тех пор, поскольку и пока его личная харизма признана и востребована учениками, соратниками и приближёнными. Харизма – это некое качество индивида, в силу которого он слывёт одарённым сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по крайней мере, особо исключительными, никому больше не доступными силами и способностями и поэтому считается посланцем богов, образцом, достойным подражания, вождём, героем, гением и т. п. Термин «харизма», ставший необычайно популярным ныне, возник в истории религии при описании деяний раннехристианских святых, в социальные и гуманитарные науки он введён М. Вебером.

Наконец, бюрократизм (легальное господство) – это господство, которое основано на вере в законность зафиксированных в формальных актах правил и прав распоряжения, принадлежащих тем, кто призван к господству на основе этих актов. Наиболее полно реализуется в бюрократии.

Социология права

Проблематика права исследовалась Вебером на протяжении всей его творческой жизни. Начиная с самых первых работ, право присутствует в качестве одной из тем или, как правило, в качестве одной из главных составляющих любого наблюдаемого социального явления. Создание собственной социологии права было одной из целей научной деятельности Вебера. Однако сам Вебер применял этот термин («социология права») не часто, поскольку существовала целая школа социологии права (О. Эрлих, Э. Юнг), использующая это обозначение для описания собственной работы. Вебер подвергал её достаточно жёсткой критике, в частности, за смешение юридического и социологического подходов. Вебер настаивал на их разделении, что должно было гарантировать социологии её собственную суверенную территорию, поскольку социология для Вебера – эмпирическая наука, тогда как право – абстрактная умозрительная («догматическая») дисциплина, имеющая весьма непрямые связи с социальной реальностью.

Для правовой науки, писал Вебер, главное – открыть, что значит правовая норма, или какой нормативный смысл должен быть логически правильно выведен из языковой структуры, выступающей как правовая норма (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 3. Москва, 2018. С. 19). Для Вебера главный вопрос состоит в том, «что́ фактически происходит в общности, где существует вероятность, что участвующие в общностном действии индивиды, особенно те из них, кто может эффективно влиять на это действие, субъективно воспринимают и практически используют некоторые порядки как значимые, т. е. ориентируют на них своё поведение» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 3. Москва, 2018. С. 19).

Вебер подчёркивает эмпирическую значимость (Geltung) этих норм, на чём, как правило, не останавливаются юристы. «Право для нас, – определяет Вебер, – есть порядок с определёнными специфическими гарантиями возможности его эмпирической значимости» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 3. Москва, 2018. С. 20). «Порядок» в этой фразе – нормативная (правовая) структура, а «правовая гарантия» – аппарат принуждения. Поэтому правовым порядком считается тот порядок, где «имеется вероятность использования физического или психического давления со стороны аппарата принуждения» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 3. Москва, 2018. С. 25). Важны термины «вероятность» и «возможность». Этим подчёркивается вероятность следования норме как основание эмпирической значимости данной нормы, причём независимо от того, каков мотив этого следования. Социологическая значимость есть вероятность ориентации на норму, и, по Веберу, она обеспечена, в сущности, вероятностью применения физического или психического давления со стороны специально для этого предназначенного аппарата принуждения.

Вебер показывает, что правовое принуждение в ходе исторического развития стало монополией государства как учреждения, чем подразумевается, что в нормальных ситуациях прямое физическое принуждение осуществляется политической общностью. Но это не значит, что реализация права сводится к деятельности аппарата принуждения. Это источник гарантии права, но не основа его функционирования. Вебер неоднократно указывал на то, что значимость правового положения или правового порядка существует отнюдь не потому, что имеется аппарат принуждения. В большинстве ситуаций решающую роль играют либо утилитарные, либо этические, либо другие – конвенциональные – мотивы. В последнем случае речь идёт об одобрении или неодобрении поведения индивида со стороны его социального окружения.

Вебер считал, что «правовой порядок может при определённых обстоятельствах оставаться неизменным, даже если хозяйственные отношения радикально меняются» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 3. Москва, 2018. С. 40). Теоретически, писал он, можно утверждать, что для проведения в жизнь социалистического способа производства «не нужно менять ни единого параграфа наших законов, если, конечно, постепенное овладение средствами производства осуществлять не путём политического насилия, а путём свободных переговоров – проект, разумеется, в высшей степени маловероятный, но (теоретически этого достаточно) ни в коей мере не бессмысленный» (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 3. Москва, 2018. С. 40). В социологии права у Вебера имеется выразительная перекличка с Марксом. С одной стороны, он практически совпадает с Марксом, обосновывая значимость правового порядка наличием аппарата принуждения, с другой – ставит под сомнение знаменитое учение о базисе и надстройке, показывая возможность независимого существования «надстройки», т. е. правового оформления «базиса», не изменяющейся даже при изменении самого «базиса».

Социология религии

«Протестантская этика и дух капитализма» – самая известная работа Вебера, вскрывающая соотношение институтов «религия», «мораль» и «хозяйственная организация» в едином целом жизни общества.

Осмысление и интерпретация этого исследования привело современных исследователей к формулированию «тезиса Вебера», существующего в двух вариантах. Первый, прямолинейно толкующий мысли Вебера, состоит в том, что Реформация благодаря воздействию своих религиозных доктрин в качестве побочного эффекта вызвала к жизни капитализм, т. е. следование нормам этики протестантизма вело к возникновению как идеологии и морали, так и хозяйственной практики капитализма. В такой вульгарной форме идеи о соотношении этики протестантизма и капиталистического хозяйства получили распространение в широкой общественной среде. Существует более сдержанная формулировка этого же тезиса, которую принимает большинство учёных: Реформация породила религиозно обусловленный методически рациональный образ жизни и трудовую этику, которые лучше всего подошли капиталистической организации хозяйства.

Реформация породила новую жёсткую регламентацию образа жизни и морали и стала механизмом проникновения новой морали в практическое поведение граждан, в частности экономическое. «Дух капитализма» уже существовал, и с ним вступила в эффективный симбиоз «протестантская этика». Вебер предпочитает не конструировать дух капитализма, развёртывая его из нескольких априорно данных предпосылок, а «срисовывать» его из материалов, отражающих реальную жизнь и реальные устремления живых людей с предпринимательской ориентацией. Идеальное воплощение капиталистического духа – кредитоспособный добропорядочный человек, «долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель» (Вебер. 1990. С. 73). Такой персонаж олицетворяет, как обнаруживает Вебер, новую, протестантскую мораль. Этому способствуют некоторые общие капиталистическому пассионарию и истовому протестанту, точнее кальвинисту, этические нормы – честность, обязательность, неуклонное соблюдение своего слова, отказ от удовольствий во имя дела и др. Суть в том, что всё это не просто правила житейского поведения, а этика, отступление от которой рассматривается как своего рода нарушение долга. Вебер поясняет, что речь идёт не о том, что есть некий избыток предпринимательской энергии, который реализуется независимо от (или даже вопреки) морали. Наоборот, требование морали состоит в том, чтобы зарабатывать деньги независимо от того (или даже вопреки тому), достаточно ли у человека предпринимательской энергии.

Тем самым справедлив тот вариант «тезиса Вебера», что говорит об избирательном сродстве протестантской этики и независимого от неё духа капитализма. Все дальнейшие исследования Вебером хозяйственной этики мировых религий развивались в этом направлении – поиск в религиях элементов избирательного сродства с капитализмом. Его наличие или отсутствие объясняло специфику современного развития культурных регионов, где исповедовалась та или иная религия. На этой основе зиждилась веберовская концепция модерна.

Рациональность и концепция модерна

Вебер задаёт вопрос: «…какое сцепление обстоятельств привело к тому, что именно на Западе, и только здесь, возникли такие явления культуры, которые развивались – по крайней мере, как мы склонны предполагать – в направлении, получившем универсальное значение» (Вебер. 1990. С. 44). То есть он ищет специфические черты западного развития, то особенное, что придало ему «универсальные смысл и значимость», став мерилом успеха для всех иных культур, и видит это особенное в специфическом западном рационализме (Вебер М. Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. В 4 т. Т. 1. Москва, 2016. С. 20). Как сформировался этот специфический рационализм? Вебер аргументировал следующим образом: 1) препятствием к формированию рационального жизненного поведения служат магические и религиозные представления с основанной на них моралью, которые существовали как на Западе до Реформации, так и в других, восточных культурах; 2) на Западе идейная революция Реформации ликвидировала или ослабила власть этих представлений, сформировав рациональное жизненное поведение и предоставив свободу развития рациональному капитализму; 3) в других культурах аналогичное развитие не произошло и начала рациональных систем в разных сферах жизни так и остались началами, хотя иногда внешне они могут напоминать структуры, существующие на Западе (например, китайская традиционная и современная рациональная западная бюрократия).

Вебер нашёл термин, выражающий суть этого процесса – «расколдовывание». Для Вебера этот процесс складывается из нарастающей интеллектуализации и рационализации мира. Он писал в статье «Наука как профессия»: «…возрастающая интеллектуализация и рационализация не означают роста знаний о жизненных условиях, в каких приходится существовать. Она означает нечто иное: люди знают или верят в то, что стоит только захотеть, и в любое время всё это можно узнать; что, следовательно, принципиально нет никаких таинственных, не поддающихся учёту сил, которые здесь действуют, что, напротив, всеми вещами в принципе можно овладеть путём расчёта. Последнее в свою очередь означает, что мир расколдован. Больше не нужно прибегать к магическим средствам, чтобы склонить на свою сторону или подчинить себе духов, как это делал дикарь, для которого существовали подобные таинственные силы. Теперь всё делается с помощью технических средств и расчёта» (Вебер. 1990. С. 713–714).

Расколдовывание имеет долгую историю. Вебер писал о «великом историко-религиозном процессе расколдовывания мира, начало которого относится ко времени древнеиудейских пророков и который в сочетании с эллинским научным мышлением уничтожил все магические средства спасения, объявив их неверием и кощунством» (Вебер. 1990. С. 143). Он разъясняет, иллюстрируя этот процесс, что пуританин даже у гроба своих близких отказывался от всех религиозных церемоний и хоронил их тихо и незаметно (Вебер. 1990. С. 143). Так, самым наглядным символом Реформации стала отмена сакраментальных, т. е. священных, вещей и ритуалов, т. е., по сути, пережитков магии и дохристианских верований.

Вебер описывает специфику Запада, перечисляя особенности развития, приобретшие универсальное значение для всего мира. В самом общем виде описание специфики можно свести к нескольким тезисам.

1. Специфика культурного и социально-экономического развития Запада, придающая этому развитию универсальные смысл и значимость, состоит в рационализме Запада и западного образа жизни.

2. Рационализм пронизывает все сферы и аспекты западной жизни, по-своему проявляясь в каждой из них, а наиболее ярко и выразительно в сфере хозяйства. Именно этот рационализм является причиной исторического влияния западной цивилизации.

3. В других «культурных регионах» элементы рационализма появлялись и исчезали в разных сферах жизни в разных исторических обстоятельствах, но по многим причинам этот рационализм нигде не сложился в качестве универсальной характеристики, определяющей самые разнообразные сферы жизни.

Эти три тезиса можно считать выражающими в наиболее общей и абстрактной форме содержание как общесоциологической концепции Вебера, так и его представлений о развитии современной цивилизации. Это можно назвать сущностью его концепции социально-исторического развития. Именно благодаря этим идеям Вебер стал рассматриваться как один из основоположников идеологии модерна, наряду с К. Марксом с его учением о революциях, Ф. Ницше с идеей сверхчеловека и З. Фрейдом с учением о бессознательном (Voegelin. 1995).

Наследие Вебера в мировой социологии

Осознание смысла и значения творческого наследия Вебера постоянно углубляется. 1920-е гг. в Германии ознаменовались валом посмертных публикаций его трудов, издававшихся вдовой Марианной Вебер. В 1926 г. была опубликована её книга «Жизнь и творчество Макса Вебера» (Вебер. 2007), ставшая основанием целого ряда дальнейших теоретических исследований и биографий. Оказалось, что подлинный объём и смысл творчества учёного не были при его жизни правильно поняты и оценены современниками. Настоящее открытие Вебера произошло позднее – когда молодой Т. Парсонс, классик американской социологии, перевёл и издал на английском языке книгу «Протестантская этика и дух капитализма» (Weber. 1930). В результате в Америке сложился образ М. Вебера как самого значимого немецкого социолога. В период нацизма развитие социологии в Германии практически остановилось, только после победы антигитлеровской коалиции в страну хлынул поток американской социологической литературы, а с ней вернулся и Вебер, уже как признанный классик мировой социологии. Когда в 1998 г. Международная социологическая ассоциация провела среди своих членов опрос под названием «Книга века», интересуясь тем, какая из книг оказала наибольшее влияние на их профессиональное становление, первое место в итоговом перечне заняла книга Вебера «Хозяйство и общество».

Интерес к Веберу только возрастал, о чём свидетельствует огромное число научных монографий и статей, а также симпозиумов и конференций, посвящённых его наследию. Формально социология Вебера может считаться отдельной социологической дисциплиной, поскольку ей посвящены учебники и словари (Max Weber-Handbuch ... 2014; Swedberg. 2016; The Oxford handbook of Max Weber. 2020). К 100-летию смерти Вебера в 2020 г. было завершено начатое в 1984 г. издание полного собрания его трудов (Weber. 1984–2020), насчитывающее 47 томов. Отдельный интерес для исследователей представляет биография учёного, где в удивительном контрапункте сочетаются его страстная натура и рационалистический пафос его творчества (Radkau. 2005; Kaesler. 2014; Каубе. 2016; Ионин. 2022).

При интересе со стороны учёных разных социологических специализаций отсутствует согласие относительно, во-первых, сути веберовского учения и, во-вторых, веберовской научной школы. Одни видят центральный веберовский интерес, а соответственно, и сердцевину его социологии в концепции рационализма, другие – в социологии религии, третьи – в учении о современном капитализме (экономической социологии), четвёртые – в социологии господства. Существуют также школы интерпретации веберовского наследия (Ожиганов. 2020). Самой влиятельной из них долгое время оставалась культурологическая, или культурфилософская, школа, представленная как зарубежными (Jaspers. 1958), так и отечественными учёными (Гайденко. 1991; Давыдов. 1998). Нельзя говорить о правильности или неправильности той или иной интерпретации Вебера; каждая из школ оперирует аргументами, и каждый из учёных находит у Вебера идеи, питающие его собственный исследовательский интерес.