Моде́рн (англ. modernity, нем. Moderne, франц. modernité; от франц. moderne – новый, новейший, современный) в социальных науках (главным образом в социологии), понятие, используемое для характеристики обществ современного типа, их устройства, институциональной организации, культуры и духовной жизни. Предельно широкий по своему значению термин «модерн» употребляется наряду с более специализированными (индустриальное общество, массовое общество, капитализм и т. п.) и противопоставляется категории традиционного общества. В масштабах классических исторических периодизаций эпоха модерна совпадает с Новым временем, ознаменовавшимся глобальным цивилизационным рывком, совершённым первоначально в рамках западноевропейского культурного региона и открывшим для большинства стран и народов перспективы модернизации.

Идеально-типологические характеристики «современности» (общества модерна)

Современному типу общества, как правило, приписывается целый набор взаимосвязанных черт и атрибутов. В экономической сфере переход к модерну сопровождается развитием рыночных, товарообменных и денежных отношений, разложением автаркических локальных структур, основанных на натуральном хозяйстве, индустриализацией, вытеснением ручного труда машинным, переориентацией хозяйственной деятельности с непосредственного потребления на задачи расширенного воспроизводства, накопления и инвестирования капитала. В обществах модерна достигается высокий уровень разделения труда и профессиональной специализации.

Если материальная культура традиционных обществ является относительно слаборазвитой (человек приспосабливается к природе), то общество модерна, напротив, утверждает себя как «технократическая цивилизация» (здесь человек приспосабливает природу к себе, господствует над ней). Поэтому территориальная организация первых предполагает главным образом встраивание в естественные среды обитания (аграрно-деревенская культура), а второе нацелено на создание искусственных сред (города-мегаполисы, урбанизм как «образ жизни»).

Для политической жизни зрелых традиционных обществ характерны авторитаризм, отсутствие развитого гражданского общества, вера в святость и непогрешимость власти, а для модерна (по крайней мере, в его «классических» формах) – демократические устои и ценности, примат гражданского общества над государством, подконтрольность властных институтов, призванных выражать интересы многочисленных слоёв населения. Набирает силу тенденция к разрушению иерархических пирамид «приписанных статусов». В современных обществах социальная стратификация выстраивается в соответствии с принципом юридически декларируемого «равенства возможностей» (статусы достигаются); интенсифицируются пространственная и социальная мобильность, усиливаются миграционные потоки. Регуляция поведения осуществляется не через традиции, обычаи и нравы («неписаные» нормы), воспринимаемые как «данные свыше» и неизменные, а через правовые и контрактные отношения («писаные» нормы) при осознании их конвенционального и потенциально вариативного характера.

Коллективизм во многих случаях уступает место индивидуализму (человек – цель, социальные институты и структуры – средство), а ценности дисциплины, самопожертвования, конформизма – ценностям индивидуальной свободы, личностной автономии и самоопределения. В области духовной жизни наблюдается отказ от обоснования социальных порядков и практик метафизическими ценностями, от апелляции к «абсолютным началам» и трансцендентным силам и от признания объективного характера «ценностных иерархий». Религиозные институты утрачивают монополию на формирование мировоззренческих систем, вероисповедание определяется как «частное дело».

Основное направление социокультурного развития описывается вектором рационализации, «расколдовывания мира», составляющими которого становятся секуляризация, закрепление авторитета науки и экспертных форм знания, «рефлексивность» и критическое мышление, стремление к всеобщей квантификации (количественной измеримости явлений и процессов), легитимация посюсторонней, утилитарной ориентации действия, ценностный плюрализм и толерантность. Сглаживается разрыв между культурами «верхов» и «низов», зарождается массовая культура. Распространяется грамотность, образование становится доступным для широких слоёв населения и при этом высокоспециализированным. Увеличивается средняя продолжительность жизни. Структуры многопоколенной, патриархальной семьи как производственной ячейки, с её установкой на многодетность и выраженным гендерным неравенством, разлагаются. Типичными формами семейных союзов выступают нуклеарная и супружеская семья, ориентированные на малодетность, построение отношений психологического партнёрства (между супругами, родителями и детьми), ценности личностной самореализации и преодоление асимметрии половых ролей.

В обществах модерна изменяются культурно поощряемые качества личности и установки социального действия: от пассивности, патернализма, подданничества, консерватизма, «жизни по старинке», «авторитета вечно вчерашнего» и инерционности к активности, инициативности, индивидуальной ответственности, гражданственности, открытости новому опыту, поиску и внедрению полезных инноваций. Социально-групповой опыт личности трансформируется в направлении от доминирования «первичных» групп (семьи, общины), ориентации на «значимых других» из ближайшего окружения, тесных психоэмоциональных связей, укоренённости в замкнутых и изолированных средах к доминированию «вторичных» структур (организаций) с их множественными, фрагментарными ролями и абстрактно-безличным характером отношений. Интенсивные межкультурные взаимодействия ослабляют прочность групповых границ, партикуляризм сменяется универсализмом и экстерриториальностью социальных контактов.

Традиционное и современное общества нередко противопоставляются и по характеру процессов, в них совершающихся: исторические движения первого описываются при помощи метафор цикла, круговорота, инверсии и связанных с ними свойств структурной и ментальной косности, ригидности, второе же наделяется качествами гибкости, подвижности, динамизма, способности развиваться поступательно, извлекать уроки из прошлого опыта и преодолевать неизбежно возникающие конфликты и противоречия.

Основные теоретические подходы к изучению обществ модерна

В позитивистском эволюционизме 19 в. (О. Конт, Г. Спенсер, Г. Т. Бокль, Л. Ф. Уорд) и марксизме, продолжавших линию просветительских теорий прогресса (А. Р. Ж. Тюрго, Н. де Кондорсе) и гегелевской философии истории, социальные системы модерна рассматривались как результат объективной закономерности, необходимая стадия движения общества по пути от «простого» к «сложному», от «менее совершенного» к «более совершенному», отмеченного в то же время ростом свободы. Источником такого развития считались сила разума человека, его творческая природа, «родовая сущность», воплощающиеся в способности к познанию и практическому преобразованию мира. Для К. Маркса капиталистическая общественно-экономическая формация (или способ производства) – не финальный этап истории, но фаза более передовая в сравнении со всеми доиндустриальными, домодерновыми обществами (феодализмом, рабовладельческим строем и т. д.).

Позднее, уже в 20 в., американский социолог Т. Парсонс, вслед за Г. Спенсером и Э. Дюркгеймом, выделял в качестве вектора социальной эволюции тенденцию к дифференциации общественных агрегатов (структурно-функциональная специализация элементов и подсистем, «разделение труда»), сопровождающейся внутренней интеграцией целого (усиление взаимообменов между отдельными частями) и повышением его адаптационного потенциала в отношениях с внешней средой.

Теоретические описания черт «традиционного» и «современного» обществ в социологической мысли обычно представали как идеальные типы, аналитические модели, упрощающие и схематизирующие эмпирическое разнообразие исторически конкретных форм социальной организации, или же сводились к ним ‑ например, в понятийных оппозициях «военного» и «промышленного» общества (Г. Спенсер), «общности» (Gemeinschaft) и «общества» (Gesellschaft) (Ф. Тённис), механической и органической солидарности (Э. Дюркгейм), материально-субстанциальной и формально-инструментальной рациональности (М. Вебер, Г. Зиммель, В. Зомбарт и др.), закрытого и открытого общества (К. Поппер), деревенского и городского укладов жизни (Р. Э. Парк, Л. Вирт), «типовых переменных действия» (pattern variables of action) (Т. Парсонс).

В простых стадиальных схемах всемирно-исторического процесса новоевропейский проект модерна обычно признавался универсальным и эталонным, а движение иных обществ по пути, проложенному западными странами, – закономерным и/или желательным. С другой стороны, многие авторы, особенно с начала 20 в., указывали на уникальность и исключительность западного социально-трансформационного опыта Нового времени, видя в нём продукт особого рода «исторической констелляции» – комбинации целого ряда экономических, политических и культурных условий, отсутствовавших в другие эпохи, в других регионах мира. Эмпирическая и теоретическая база данного подхода была заложена М. Вебером в его сравнительно-социологических исследованиях политико-правовых и хозяйственных институтов, городских сообществ, этики мировых религий.

В проникнутой историческим пессимизмом философии О. Шпенглера многие существенные черты западного модерна (рациональный активизм, технократическое мышление, приоритет материально-практических интересов) выводились из «самобытных» и «неповторимых» особенностей западной («фаустовской») культуры, принимающей в Новейшее время форму «цивилизации», и характеризовались при этом как признак духовной деградации и регресса. Антропологическая критика модерна представлена в концепциях «социальной и культурной динамики» П. А. Сорокина, «диалектики Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. Адорно, «одномерного человека» Г. Маркузе, «социального характера» Э. Фромма и Д. Рисмена, а также в работах А. И. Герцена, К. Н. Леонтьева, Н. А. Бердяева, М. Шелера, Х. Ортеги-и-Гассета, Й. Хёйзинги, Л. Мамфорда, Ж. Эллюля и других мыслителей, учёных, публицистов 19–20 столетий.

Однако ныне многие исследователи признают, что формирование «объективных» (институциональных) и «субъективных» (ментальных, ценностных) структур модерна является в большей или меньшей степени неизбежным эволюционным этапом для всех общественных систем, стремящихся реагировать на «внутренние» и «внешние» вызовы времени, особенно в условиях глобализации и выхода многих важных социальных процессов на планетарный уровень. Вместе с тем ко 2-й половине 20 в. было достигнуто понимание того, что абстрактная модель модерна, построенная на обобщении западноевропейского и североамериканского опыта, лишь приблизительно описывает конкретные реалии социальных систем текущего времени, т. к. фактически становление современных обществ везде и всюду, в том числе и в отдельных странах Запада, имело свою специфику, совершаясь разными темпами, при разных начальных условиях, приводя к несходным результатам.

История последних столетий, и прежде всего 20 в., демонстрировала принципиальную вариативность многих черт модерновых обществ [существование авторитарной и тоталитарной («этатистских») версий модерна, апеллирующих к коллективистским ценностям; индустриализма, основанного на плановом хозяйстве и директивном управлении; повсеместное усиление роли государства и бюрократии в обществах т. н. «позднего» модерна (20 в.), и т. п.]. Анализ структурного и культурного разнообразия современных обществ становится одной из ключевых исследовательских задач исторической социологии, например в концепции «множественных модернов» Ш. Н. Эйзенштадта.

Кроме того, образ «классического» модерна в некоторых социальных теориях считается устаревшим и не вполне адекватным средством описания именно по отношению к новейшему опыту западных обществ, вступающих после 2-й мировой войны, по мнению ряда авторов, в принципиально новую фазу развития (постиндустриальное общество, информационное общество, эпоха постмодерна, общество постматериалистических ценностей, цивилизация «третьей волны», «текучая современность» и т. п.). Вопрос о том, является ли модерн «принципиально завершённым проектом» либо постоянно видоизменяющимся при сохранении присущих ему фундаментальных свойств, остаётся темой острых дискуссий в социологической и социально-философской литературе конца 20 – начала 21 вв. (Ю. Хабермас, З. Бауман, Э. Гидденс, Э. Тоффлер и др.).