Истори́зм (нем. Historismus, англ. historicism, франц. historicisme, итал. storicismo, исп. historicismo), принцип познания, рассматривающий вещи и явления как развивающиеся в соответствии с конкретными историческими условиями. Историзм акцентирует внимание на изменчивости явлений, элементов, структур материальной, духовной и социальной реальности. Термин «историзм» используется в основном в философии и гуманитарных науках – для обозначения разнообразных, во многих отношениях весьма несходных методологических подходов, представляющих и изучающих собственные объекты – природу, общество или культуру – в «специфически историческом» измерении.

До начала 19 в. историзм развивался главным образом в русле философии истории. Особенности историзма Античности и Средневековья в значительной мере определялись спецификой культуры и мировоззрения данных эпох.

Типичные для древнегреческого мышления представления о миропорядке как о статичном, неизменном, гармонично организованном «космосе», противопоставление его «хаосу» непостоянства, обнаруживаемого в человеческих деяниях, концепция «циклического времени», отнесение знаний об истории не к области вечных и истинных «идей» (эйдосов), а к области преходящих «мнений» налагали существенные ограничения на содержание и характер античного историзма. Тем не менее развитие форм исторического сознания в указанный период совершалось – как в рамках жанра исторического повествования (например, у Геродота, Фукидида, Ксенофонта, позднее у римских и эллинистических авторов – Саллюстия, Тита Ливия, Тацита, Плутарха, Светония), так и в концепциях общественно-политического процесса, представлявших собой ранние вариации теорий исторического круговорота (у Платона, Аристотеля, Полибия). На исходе Античности исторический «провинциализм» сменяется универсализмом, зарождается идея «всемирной истории». Сначала эта идея обосновывается политическими аргументами (в эпоху экспансии и доминирования древнеримского государства), а впоследствии, с распространением христианства – религиозными (духовное единство человечества, «братство во Христе»).

Историзм Средневековья вписывался в общий контекст христианского вероучения, основанного на Священном Писании и его авторитетных толкованиях (Августин и др.). Его значимыми чертами являлись среди прочего: теоцентризм (логика человеческой истории ставилась в зависимость от логики божественной истории); провиденциализм (в истории действует божественное провидение, реализуется замысел Творца); стремление к выделению больших и малых исторических периодов (например, «эпоха греха», явление в мир Спасителя и его Воскресение, «эпоха искупления»); эсхатологизм и финализм (учение о «последних временах, конце мира и истории); фидеизм (примат веры как средства познания мира, в том числе истории; «пути Господни неисповедимы»). Исторический универсализм всех трёх авраамических религий (христианства, иудаизма и ислама) выступал следствием монотеистического представления об истории как единой арене божественного промысла, разворачивающегося во вселенских масштабах.

Ренессансный и ранненовоевропейский историзм постепенно освобождается от опеки богословия, утверждая тем самым свой светский и гуманистический характер. Начиная с эпохи Возрождения история в сознании ряда европейских мыслителей «десакрализуется», начинает рассматриваться как творение людей (в том числе выдающихся личностей), как продукт их волевых, целеполагающих устремлений. Эмпирическая история конкретных стран и народов становится объектом рационального рассуждения, отказывающегося, по возможности, от апелляции к божественному откровению и «ссылок на сверхъестественное». Классическим примером ориентированного подобным образом подхода может служить творчество Н. Макиавелли. Тогда же постепенно оформляется (восходящее к Флавио Бьондо) и ставшее впоследствии традиционным для европейской историографии деление истории на древнюю, средневековую и новую/ современную.

Формы историзма, возникшие в 18, 19, 20 столетиях, отличаются большим разнообразием. Так, итальянский мыслитель конца 17 – первой половины 18 вв. Дж. Вико разработал циклическую концепцию истории наций, в которой процесс социального и культурного изменения описывался как закономерное чередование эпох («религиозной», «героической» и «гражданской»). Значительное влияние на развитие историзма Нового времени оказали представители интеллектуальной традиции Просвещения, с одной стороны, и немецкой классической философии – с другой. Особый вклад в утверждение европейского исторического сознания 18 в. внесли Ш. Л. де Монтескьё, Вольтер, А. Р. Ж. Тюрго, Н. де Кондорсе, Э. Шефтсбери, Д. Юм, И. Г. Гердер, И. Кант, В. фон. Гумбольдт, И. В. Гёте, Ф. Шиллер, И. И. Винкельман, Г. Э. Лессинг, Ю. Мёзер и др. Вершиной спекулятивного философского историзма становится концепция Г. В. Ф. Гегеля, в которой история трактуется как сфера деятельной самореализации «мирового духа», а исторический процесс описывается как победоносное шествие разума и сознания свободы.

Общими отличительными чертами зрелого новоевропейского историзма являлись оптимизм и прогрессизм, предполагавшие усмотрение в истории закономерного движения от «менее совершенных» к «более совершенным» формам, а также вера в единство всемирно-исторического процесса. Однако идея исторического универсализма в ряде случаев (особенно у немецких мыслителей) дополнялась представлением о глубоком своеобразии конкретных исторических эпох в жизни различных народов и культур. При этом предполагалось, что на разных этапах общечеловеческой истории разные народы могут играть большую или меньшую роль, вносить разный культурный вклад, выступать в авангарде мирового развития или, наоборот, уступать положение лидера другим народам. В подобном ключе объяснялись такие эпохальные события, как зарождение великих цивилизаций Древнего Востока и их последующая стагнация, расцвет греческой культуры, возвышение римского государства и, наконец, выход на историческую авансцену христианских народов Западной Европы.

Центральной для классического философского историзма являлась проблема истолкования смысла, сущности и целей исторического процесса. «Эмансипация» и постепенное выделение из недр философского знания отдельных социально-гуманитарных наук (экономики, правоведения, социологии) и оформление методологической программы позитивизма способствовали появлению новых типов историзма. В 19 в. история понимается многими мыслителями и учеными как эмпирический процесс, нуждающийся в исследовании при помощи «специфически научных» методов (наблюдение, сравнение и т. п.). Теоретическое изучение истории в антиметафизической перспективе предполагало описание конкретных событий и фактов и образуемых ими причинно-следственных рядов. Под таким углом зрения история «теряла смысл», но приобретала ту или иную направленность (в зависимости от обнаруживаемых в ее течении закономерностей и тенденций).

Унаследованная от историософии Просвещения идея прогресса легла в основание многочисленных позитивистских концепций общественного развития (например, социальной динамики О. Конта, теории социальной эволюции Г. Спенсера, «генетической социологии» М. М. Ковалевского, эволюционной антропологии Э. Б. Тайлора и Дж. Фрэзера). При этом социологический эволюционизм 19 в. находился в тесном, и притом обоюдостороннем, интеллектуальном контакте с биологическим эволюционизмом (в частности, с теорией «происхождения видов» Ч. Дарвина, демонстрировавшей эвристические возможности применения принципа историзма в естествознании).

Марксистский историзм основывался на восходящей к Гегелю идее о диалектической взаимосвязи «логического» и «исторического». В данном контексте первостепенной задачей становилось описание логики исторического процесса, причем не только на уровне отвлеченных схем (в теории «материалистического понимания истории»), но и на уровне воплощения этой логики в реальных событиях прошлого, требующего детализированной характеристики отдельных общественно-экономических систем (первобытно-общинного строя, азиатского способа производства, рабовладельческой, феодальной и капиталистической формаций) и механизмов их становления, функционирования и разложения. В концепции К. Маркса и Ф. Энгельса стремление к обнаружению в прошлом действия универсального исторического закона сочеталось с профетической и эсхатологической верой в коммунистическое будущее, знаменующее собой переход человечества к его «подлинной истории» (см. также марксизм).

Параллельно с широкими теоретико-методологическими волнами эволюционного позитивизма и марксизма в 19 в. историзм развивался и в рамках специальных наук (особенно в Германии). Наиболее показательными в этом отношении являлись разработки представителей исторической школы права (Ф. К. фон Савиньи, Г. Ф. Пухта), «старой» и «новой» немецкой исторической школы в политической экономии (В. Рошер, К. Книс, Б. Гильдебранд, Г. Ф. фон Шмоллер, Л. Брентано, К. Бюхер). Учение о «национальном праве» и «национальной экономии» как порождениях «народного духа», противопоставленное абстрактным, формально-аналитическим объяснительным моделям в социальных науках (например, классической политической экономии), базировалось отчасти на традиционалистском представлении об органическом характере общественной жизни, утверждавшем невозможность «искусственного», рационального вмешательства в формирующуюся столетиями живую ткань исторического процесса.

В целом для традиции немецкого историзма 19 – начала 20 вв. было типично стремление к рассмотрению отдельных эпох в развитии конкретных стран и народов (взятых в комплексе с характерными для них особенностями духовной жизни, языка, политико-правовых и экономических институтов) как уникальных, неповторимых, обладающих выраженным своеобразием, равноценных и одновременно несопоставимых в культурном отношении.

Эта релятивистская интенция впоследствии была концептуализирована и приняла законченные формы в теориях локальных цивилизаций О. Шпенглера и А. Тойнби. В их рамках отрицалось единство всемирно-исторического процесса, а также его линейный и прогрессивный характер, а развитие человечества представало как совокупность циклов «рождения, расцвета и упадка» конкретных культур. В России сходные идеи разделяли Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев.

Исключительное значение для историзма 19–20 вв. приобретает круг эпистемологических и методологических проблем (в частности, проблема исторических закономерностей и возможностей теоретических обобщений в истории). Методологическим основанием историзма часто служил антинатурализм (позиция, настаивающая на принципиальной специфичности гуманитарного знания, направленная против применения исследовательских приемов естественных наук к области явлений культурной жизни). В качестве теоретических источников такой точки зрения выступали, среди прочего, различные версии философии жизни (В. Дильтей, О. Шпенглер) и эпистемология баденской школы неокантианства (В. Виндельбанд, Г. Риккерт).

Согласно герменевтической философии Дильтея, историческое познание должно практиковать методы «наук о духе», и прежде всего метод «понимания», подразумевающий необходимость субъективной интерпретации исследователем смыслового наполнения продуктов культурного творчества минувших поколений. В царстве природы действуют законы механической причинности, в царстве истории – принцип телеологии и психологически окрашенные мотивы. В философии Шпенглера «историческое» и «природное» противопоставляются друг другу – как «становление» и «ставшее», жизнь и смерть, динамика и статика, активность и покой.

В баденском неокантианстве «история» и «природа» определялись не как две различные области мироздания, но как различные логические категории. Некий фрагмент действительности (неважно, материальной, духовной или социальной) становится для ученого «историей», если рассматривается в аспекте уникальности и неповторимости присущих ему свойств, и, наоборот, становится «природой», если описывается как типичный экземпляр множества, как пример, на котором демонстрируется действие тех или иных общих закономерностей. Исторические науки, по мнению неокантианцев баденской школы, в отличие от «законоустанавливающих» наук сосредоточиваются на исследовании ценностей, проявляющихся в конкретных «культурно значимых» событиях прошлого. Способ образования исторических понятий именуется идиографическим (или индивидуализирующим), а способ образования понятий, используемый в «обобщающих науках», – номотетическим (или генерализирующим) (см. Идиографический метод, Номотетический метод).

В рамках обозначенного подхода понятие исторического закона выглядело внутренне противоречивым и даже бессмысленным. Позиция большинства профессиональных историков по данной проблеме также выглядела достаточно категоричной: историческая наука описывает события прошлого, «какими они были на самом деле», анализирует их конкретные причинные связи и не стремится при этом к формулировке каких бы то ни было абстрактных генерализирующих суждений (предельно рельефно такого рода воззрения выразились в методологических установках школы Л. фон Ранке).

Компромиссное решение вопроса о соотношении компонентов теоретического и исторического, общего и особенного в изучении общества и культуры было найдено в рамках исторической социологии – междисциплинарного научного направления, берущего свое начало в классических трудах Ш. Л. де Монтескьё, А. де Токвиля, М. Вебера, А. Вебера, В. Зомбарта и др. В середине и второй половине 20 в. данная исследовательская линия была продолжена в работах Г. Э. Барнза, Л. Эдвардса, Н. Элиаса, Б. Мура, Р. Бендикса, Ч. Тилли, Ш. Н. Эйзенштадта, И. Валлерстайна), Р. Коллинза, М. Манна, Й. Арнасона и др. Историческая социология в масштабах самого социологического знания фактически утверждала себя в качестве одной из возможных методологических альтернатив статической и антиисторической ориентации структурного функционализма. Лучшие образцы исследований, относящихся к данному направлению, основывались на аккуратном и взвешенном анализе обширного исторического материала, сочетавшемся с попытками применения универсальных объяснительных моделей, заимствуемых из когнитивного багажа социологической науки.

Философское осмысление проблем историзма в 20 в. представлено в неогегельянских концепциях Б. Кроче и Р. Дж. Коллингвуда, в теории «осевого времени» К. Ясперса, в фундаментальных критических исследованиях Э. Трёльча, Р. Арона и др. Интерес к историческому стилю мышления в среде западного научного сообщества минувшего столетия также подпитывался благодаря работам голландского историка культуры Й. Хёйзинги и французских историков –представителей «школы Анналов» (М. Блока, Л. Февра, Ф. Броделя и др.). Трактовка исторического знания и исторического опыта в русле т. н. лингвистического поворота была предпринята Ф. Р. Анкерсмитом.

Наряду с понятием «историзм» в литературе по гуманитарным наукам нередко употребляется термин «историцизм». Во многих случаях значения указанных терминов совпадают (особенно в англоязычных источниках, где в качестве аналога понятия «историзм» (нем.: Historismus) используется именно слово historicism. В тех же случаях, когда термины «историзм» и «историцизм» сосуществуют в рамках одной языковой научной и философской традиции (как, например, в немецкой), второй термин обычно наделяется той или иной негативной коннотацией. Так, сторонники австрийской экономической школы (К. Менгер и др.) в ходе «спора о методе» квалифицировали позицию своих противников – представителей немецкой исторической школы – как «историцистскую».

Во второй половине 20 в. понятие «историцизм» приобретает новую смысловую нагрузку, главным образом благодаря его интерпретации, предложенной К. Поппером [в работах «Открытое общество и его враги» (1945) и «Нищета историцизма» (1957)]. Термин «историцизм» Поппер использует для наименования концепций, базирующихся на вере в существование «объективных» законов общественно-исторического развития, стремящихся к установлению подобных законов, а также формулирующих на данном основании те или иные претендующие на «научность» футурологические предсказания. Элементы историцизма Поппер обнаруживает во взглядах Гераклита, Платона, Г. В. Ф. Гегеля, К. Маркса, О. Конта и некоторых других европейских мыслителей. Историцизм, как правило, оказывается идейно связанным с антииндивидуалистическими системами мысли, отодвигающими на второй план ценности личностного самоопределения и человеческой свободы. Для историцизма характерны интеллектуальная авторитарность, гносеологический оптимизм, нечувствительность к критике. Основной аргумент, используемый Поппером против историцизма, заключается в том, что историческая динамика общества в немалой мере зависит от развития человеческого знания, а пути и характер развития знания являются непредсказуемыми. Будущее, по мнению Поппера (вопреки позиции историцизма), следует считать «непредзаданным» и «незапрограммированным», но, напротив, – принципиально «открытым», предоставляющим широкие возможности для реализации различных человеческих устремлений. Кроме того, историцизм абсолютизирует значение отдельных тенденций исторического процесса, необоснованно именуя их «законами».

Полемика, развернувшаяся вокруг понятия историцизма, инициированная работами Поппера, внесла весомый вклад в дискуссию об онтологическом и познавательном статусе общественно-исторических закономерностей, обогатив тем самым традицию методологической самокритики социальных наук.