Экономи́ческая мысль Дре́внего Кита́я, неразрывно связана с земледельческим укладом долины Хуанхэ, в которой в основном происходило формирование и развитие древнекитайской цивилизации. При этом, конечно, говорить об экономической теории как таковой можно только со времён оформления спекулятивной мысли в 6–5 вв. до н. э.

Переход к производящему хозяйству в бассейне Хуанхэ произошёл в основном на базе одомашненных здесь проса и чумизы, которые оставались основой хозяйства вплоть до рубежа эр (и позднее). Земледелие в долине Хуанхэ, благодаря ежегодному обновлению плодородия почв во время разливов реки, несущей в водах взвесь лёсса, уже в древности было крайне продуктивным, но требовало больших усилий по возведению ирригационных и водозащитных сооружений, позволявших до какой-то степени смирить характер непостоянной реки, склонной к наводнениям и сменам русла. Эти работы требовали большого количества участников, что, по мнению ряда учёных, привело к раннему складыванию в регионе протогосударств и государств, а также формированию в целом характерного для речных «гидравлических цивилизаций» (по выражению К. А. Виттфогеля) примата коллектива над личностью и общественного над индивидуальным как в повседневной жизни, так и в идеологических построениях. Впрочем, теория Виттфогеля (которой он, в частности, объяснял особенности и цивилизаций доколумбовой Америки, и маоистского Китая, и сталинского СССР) многими оспаривается. Археологически некоторые подтверждения этому есть на нижней Янцзы, но для средней Хуанхэ доказать эту теорию сложно: из крупных сооружений, требующих привлечения значительных людских ресурсов, здесь найдены преимущественно фортификации (которые были рассчитаны и на защиту поселений от наводнений, отсюда их крайняя массивность, требовавшая привлечения больших человеческих ресурсов).

Природные условия региона привели к формированию в целом достаточно устойчивой структуры государства и общества, в рамках которой в основном именно государство имело монополию на легальное насилие и эксплуатацию, а основой экономики и содержания элит были крестьяне; данная система в рамках марксистского дискурса именовалась «азиатским способом производства» (основы концепции, в целом не слишком детализированной, были заложены К. Марксом, но развиты и конкретизированы после него). Порой государство могло делегировать часть своих полномочий местным элитам, но оформлялось это, как правило, в рамках сановной, квазибюрократической иерархии; в Восточной Азии не сложилось сословия землевладельцев, властвующих над зависящими от них (лично или поземельно) крестьянами (редкие эксцессы во времена Средневековья и раннего Нового времени можно считать исключениями). Количество безземельных крестьян, не имевших собственной земли и вынужденных её арендовать или работать батраками, обычно было невелико, ситуация (в ряде районов) заметно изменилась только в Новое время, особенно во времена империи Цин (1644–1912). Роль рабов в китайской экономике была крайне мала, хотя институт рабства (прежде всего долгового; также практиковалась продажа в рабство детей) существовал вплоть до 20 в., но в основном рабы выполняли функцию домашних слуг.

Уже с неолита для большинства районов в долине Хуанхэ (благодаря благоприятным условиям речной долины) были характерны сравнительно высокая плотность населения, аграрное перенаселение и дефицит пригодных для возделывания земель. Всё это в силу непостоянного характера реки и крайней зависимости земледельца даже от незначительных изменений климата сделало неизбежной постоянную угрозу голода, регулярно обрушивавшегося на отдельные районы, а иногда дестабилизировавшего жизнь едва ли не всего ареала древнекитайской цивилизации. Даже Всемирный потоп отразился в китайской мифологии не как история внезапного уничтожения человечества, а как долгое наводнение, нарушающее привычный ритм работ земледельца. Массовый голод, разрушая привычную земледельческую инфраструктуру, нередко приводил к восстаниям, потере властного контроля над территорией и смене правящей династии, что воспринималось в качестве эталонной катастрофы миропорядка. Цикличность и неизбежность такого рода катастроф оказала влияние как на китайскую философию истории, которая полагала, что любая династия в своём управлении Поднебесной неизбежно проходит стадии расцвета и упадка, наконец теряя власть, так и на все китайские религиозные, философские и идеологические учения, которые позиционировали как высшее благо и основную цель усилий власти и общества прежде всего достижение и поддержание стабильности и равновесия. Все мыслители воспринимали беспорядок и хаос, губительные для земледельца, как абсолютное зло; различались только пути достижения желанного баланса.

Очевидные различия способов ведения хозяйства на территориях, соседствующих с бассейном Хуанхэ (особенно контраст со степями на севере и горами и пустынями на западе), а также долгое существование в условиях отсутствия контактов с иными земледельческими цивилизациями стали важным фактором формирования стойкой убеждённости в собственной исключительности и даже уникальности цивилизации Восточной Азии. Среднее течение Хуанхэ представлялось единственным местом в мире, где благодаря благоприятным условиям люди могут подняться до уровня выстраивания общественной иерархии и осознания важности соблюдения моральных норм, построить государство, обеспечивающее порядок и стабильность; соседи в рамках этой концепции представлялись дикарями, мало по сути отличающимися от зверей.

Исключение составляли общества бассейна Янцзы, долгое время опережавшие север по уровню развития, но затем несколько отставшие: несмотря на многочисленные попытки, на юге, насколько известно на данный момент, не было собственной письменности, относительно поздно появилась бронза; процесс формирования государств, начавшийся раньше, чем на севере, затем надолго прервался и в дальнейшем в большинстве случаев проходил под явным влиянием севера. Рисоводческие культуры бассейна Янцзы сыграли немалую роль в формировании китайской цивилизации, но в меньшей степени повлияли на идеологическую сторону культуры. Хотя к южным культурам восходит часть символического инструментария древнекитайской идеологии (в частности, многое из нефритового инвентаря) и оттуда был заимствован ряд форм ритуальной утвари (скорее всего, вместе с сопутствующими представлениями), несмотря на политические, культурные и экономические достижения региона, вплоть до самого конца эпохи древности долина Янцзы оставалась периферией древнекитайской культуры. Впрочем, угроза катастрофических наводнений (как и многие другие реалии речных цивилизаций) характерна и для Янцзы.

Экономические реалии в текстах эпох Шан и Чжоу

Вопросы, связанные с экономикой (риски неурожая, поступление дани от зависимых политий, стихийные бедствия), занимали важное место уже в самых древних доступных нам китайских текстах – надписях на гадательных костях (цзя-гу вэнь, 甲骨文) эпохи Шан (16 – середина 11 вв. до н. э., надписи появились в середине 13 в. до н. э.). Стоит отметить и многократно упоминающиеся в текстах раковины, выступавшие в качестве популярных объектов дарения. По данным археологии, речь идёт о каури Monetaria moneta (в шанских царских могилах подобные раковины находят в большом количестве). Ближайшее место, в котором их могли добывать, по-видимому, находилось не ближе южного Вьетнама, вероятным регионом их происхождения могут быть даже Мальдивы, что указывает на существование в то время стабильных торговых путей, проходивших через Сычуань, Бирму и, возможно, Центральную Азию (скорее всего, торговля по ним осуществлялась цепочкой многочисленных посредников – ни покупатель, ни продавец ничего не знали друг о друге), связывавших с этими отдалёнными землями среднее течение Хуанхэ. Подобные (хотя и менее протяжённые и в большей степени организованные и контролируемые самими шанцами) пути функционировали и с целью доставки в Шан сырья для выплавки бронзы. Ряд учёных полагают, что в шанское и западночжоуское (1046–771 до н. э.) время каури выполняли функции первых денег, но это маловероятно, поскольку свидетельств использования их как средства обмена источники не фиксируют; более вероятно, что перед нами сокровище, насыщенное ритуальными смыслами.

В чжоуское время (11–3 вв. до н. э.) важную роль в политической идеологии играет дань, поставлявшаяся вану удельными князьями (и ответные царские дары); этот обмен, на котором во многом и базировалось влияние вана, зафиксирован в надписях на бронзовых сосудах (цзинь вэнь, 金文). Особенно ценилась в качестве даров редкая продукция отдалённых регионов, перечень таких товаров в числе важнейшей информации об областях, на которые якобы поделил Китай усмиритель потопа Великий Юй, сообщает первый древнекитайский географический трактат «Дары Юя» («Юй гун», 禹貢). Трактат входит в состав свода «Шан шу» («Чтимые записи», 尚書), в основном записанного в 8–6 вв. до н. э.; сама глава считается написанной в 5 в. до н. э. или позже.

Поэтический свод «Канон стихов» («Ши цзин», 詩經), записанный в тот же период, что и «Шан шу», содержит ряд любопытных сведений экономического характера, например о формировании частного крестьянского хозяйства, самостоятельно распоряжавшегося своей землёй, хотя формально вся земля в государстве считалась собственностью вана (что также декларировано в «Ши цзин», но особенного влияния на повседневную жизнь эта максима не имела). Уже в это время (а возможно, и ранее, когда создавались вошедшие в состав свода поэтические тексты, во многом основанные на фольклоре) крестьянин мог уйти из родных мест [трудности жизни на чужбине и желание вернуться к родне хорошо описано в стихотворении «Жёлтые птицы» («Хуан няо», 黃鳥); усталости крестьян от жадности властей (или хозяина земли – здесь, возможно, речь идёт об арендаторах), которых сравнивают с ненасытной «большой мышью», и желание уйти в другую, «счастливую страну» посвящено стихотворение «Большая мышь» («Шо шу», 碩鼠)]. В дальнейшем переход крестьян из удела в удел никак не ограничивался (и особенно активизировался в годы неурожаев, войн или стихийных бедствий); более того, на такой приток населения от соседей часто надеялись правители и реформаторы, мечтавшие о росте числа собственных подданных.

«Ши цзин» описывает складывание нормативной структуры крестьянского хозяйства, предусматривавшего производство не только продовольствия, но и шёлка. Поля обсаживались тутовыми деревьями, выкармливание червей и производство шёлковых тканей считались обязательными. Сравнительно ликвидный шёлк, практически не находивший применения в крестьянском быту (обиходные ткани изготавливались из конопли или китайской крапивы рами), наряду с зерном входил в состав собираемых с крестьян налогов: его производство в крестьянских хозяйствах прежде всего было предназначено для уплаты налога и в случае наличия излишков – продажи.

Гуань-цзы

Тексты, специально посвящённые экономической теории, появились заметно позже. Древнейшим из них традиционно принято считать трактат «Гуань-цзы» (管子), приписываемый Гуань Чжуну (管仲, ум. 645 до н. э.) – знаменитому министру циского князя Сяобая (小白, Хуань-гун, 桓公, правил в 685–643 до н .э.), благодаря реформам которого Ци удалось стать сильнейшим из чжоуских уделов. В историчности личности Гуань Чжуна особенных сомнений нет, однако адекватность информации о проведённых им нововведениях сомнительна: большинство якобы предпринятых им мер вполне нормативны для ситуации 5–3 вв. до н. э. и позднее, но вряд ли были возможны в 7 в. до н. э. То же самое можно сказать и о трактате: на самом деле он был написан в 5–1 вв. до н. э., вернее, выделяют 2 хронологических пласта – времён Сражающихся царств (5–3 вв. до н. э.) и времён Западной Хань (202 до н. э. – 9 н. э.), однако это не мешает ему быть важнейшим и наиболее часто цитируемым источником для изучения древнекитайской экономической мысли.

В трактате (прежде всего в главах 68–85, которые относятся к позднему пласту) обоснована важнейшая практика уравновешивания (цин чжун, 輕重, буквальный перевод – лёгкое и тяжёлое / важное и неважное), подразумевающая необходимость государственного вмешательства с целью регулирования цен. Специально организованные управления должны были закупать зерно после сбора урожая, когда цена на него низка, а когда цены вырастали выше определённого уровня, продавать запасы, таким образом снижая цены на рынке. Это не позволяло купцам разорять крестьян, покупая у них зерно по низким ценам и затем (особенно в конце зимы и накануне сева) продавая по высоким.

В древности и в Средние века эта идея стала почти обязательным пунктом любых программ экономических реформ в Китае; в ряде вариантов данные управления (амбары) должны были аналогично регулировать цены на ткани, а иногда выполнять функции кредитования крестьянства по более выгодной, нежели у ростовщиков, процентной ставке. Во многом именно в этом автор (или авторы) данных глав «Гуань-цзы» видел важную функцию денег (первые монеты появились в Восточной Азии в 7–4 вв. до н. э.); в тексте содержатся интересные соображения, касающиеся относительности цен и определения оптимального объёма денежной массы (многие исследователи видят здесь сходство с гораздо более поздними концепциями количественной теории денег).

В трактате содержатся рассуждения о превосходстве косвенных налогов – государственной монополии на добычу и продажу соли и железа – над прямыми. Некоторые главы «Гуань-цзы» посвящены классификации сельскохозяйственных почв по их качеству (что в дальнейшем также стало общим местом в китайской практике налогообложения), а также проблемам ирригации. Достаточно нетипичным для древнекитайской практики является воспевание богатства и материального благополучия, содержащееся в трактате. Однако из-за протяжённого времени создания и неясной датировки далёко не во всех случаях данные «Гуань-цзы» могут рассматриваться как древнейшие в китайской практике.

«Легистские» тексты

Экономическая мысль (как и вообще интеллектуальная жизнь как таковая) резко активизировалась в Восточной Азии с приходом в регион железа (6–5 вв. до н. э., железные орудия получили широкое распространение около 4 в. до н. э.), которое стало причиной резкого увеличения урожайности земледелия, роста населения в целом и населения городов в частности, быстрого прогресса ремесла и торговли, а также ресурсов правителей. Появились монеты, многие из них отливались в форме орудий труда (заступов, ножей и т. п., некоторые имитировали форму раковин каури), что ярко демонстрирует развитие денежного оборота из меновой торговли. Монеты ряда государств имели круглую форму с квадратным отверстием в центре, что отсылало к космологическим воззрениям древних китайцев (круглому/выпуклому небу и квадратной/плоской земле); были и монеты с круглым отверстием (отверстие имело прежде всего практическое значение, поскольку недорогие монеты было удобнее хранить и использовать в связках).

Монеты получили достаточно широкое распространение: найденные археологами документы свидетельствуют, что, например, циньские монеты в 4–3 вв. до н. э. применялись даже в самых отдалённых районах царства. В качестве основы для денежного оборота (возможно, во многом ввиду недостатка серебра) была выбрана медь, сегментированные золотые слитки, найденные на территории южного царства Чу, скорее всего, выполняли функцию царского дара и сокровищ, а не средств обмена. С самого начала китайские монеты имели заметную склонность к фиатности – реальное содержание бронзы в них очень непостоянно и может сильно отличаться от указанного на монете номинала; в циньских законах 4–3 вв. до н. э. прямо указано требование принимать монету бань лян (半兩; пол ляна, 7–8 г, на деле вес монеты колебался от 6 до 10 г), которая выпускалась с 378 г. до н. э. по номиналу, невзирая на реальный вес. Впрочем, во многих памятниках авторы указывают на полновесность и стандартизацию монеты как на то, к чему стоит стремиться добродетельному монарху, стремящемуся к процветанию своего народа.

Ряд учёных полагают, что только с момента распространения железа можно говорить о формировании в Восточной Азии государств в полном смысле этого слова, когда правители получили возможность выстроить систему непосредственного управления и использования территорий своих государств. До того вне ближайших окрестностей столицы власть обычно делегировалась представителям местных элит, а едва ли не единственным способом экономической эксплуатации населения была барщина на полях правителя (которая касалась лишь крестьян, живших неподалёку от столицы), а также довольно ограниченные трудовые и военные повинности. В новых условиях началось быстрое формирование государственного аппарата; спрос на управленческие кадры, конкуренция за места у трона и большое количество центров власти, нуждавшихся в управленцах, стали важной причиной расцвета древнекитайской интеллектуальной мысли, которую часто называют «сто школ» древнекитайской философии.

Теснее всего с экономическими вопросами взаимодействовали мыслители, позже получившие название законников, или «легистов» (фа цзя, 法家). Их объединяло стремление к усилению государства, которое они считали неразрывным с усилением центральной власти правителя, опирающегося на профессиональный бюрократический аппарат и кодекс обязательных для всех законов (наказаний). Результатом построения централизованного государства должно было стать усиление армии, опирающееся на постоянно растущие доходы казны, прежде всего основанные на правильном налогообложении и росте населения.

Помимо Гуань Чжуна (который традиционно к «легистам» не причислялся) источники сообщают о целом ряде управленцев, которых можно отнести к этому направлению. Во 2-й половине 6 в. до н. э. в княжестве Чжэн (鄭) первым министром (цин, 卿) был Гунсунь Цяо (公孫僑, ум. 522 до н. э.), известный под именем Цзы Чань (子產), которого традиционно считают автором первого свода законов. В Вэй (魏) такого рода советником был Ли Куй (李悝, 455–395 до н. э.), который в 407 г. до н. э. составил трактат «Канон закона» («Фа цзин», 法經), дошедший до нас лишь частично (и, возможно, в сильно переписанном виде). Ли Куй старался поддерживать земледельцев, вкладывал большие средства в ирригацию, старался наладить сбор налогов, в организации государственного управления опирался на меритократию в противовес наследственной аристократии. Схожую политику пытался проводить в Чу (楚) У Ци (吳起), а в Хань (漢) – Шэнь Бухай (申不害), считающийся автором сохранившегося лишь в извлечениях трактата «Шэнь-цзы» (申子).

Мало что осталось и от трактата «Шэнь-цзы» (慎子) кисти Шэнь Дао (慎到, около 350 – около 275 до н. э.). Он ввёл в инструментарий «законников» понятие о методе (дао, 道), а также о силе, могуществе и удобном случае их применения (ши, 勢). Считается, что Шэнь Дао оказал сильное влияние на самого интересного с философской точки зрения «легистского» автора – Хань Фэй-цзы (韓非子), создателя одноимённого трактата, дошедшего до наших дней. Впрочем, поскольку Шэнь Дао и Хань Фэй-цзы (в отличие от остальных видных «законников») не были практическими управленцами, экономическая теория в их трудах заметно уступает философской и политической тематикам, а внимание к дао привело к тому, что в ряде классификаций этих мыслителей относили к даосам.

Наиболее успешными и в наибольшей степени повлиявшими на исторический процесс были реформы Гунсунь Яна (公孫鞅, Шан Яна, 商鞅), сумевшего коренным образом модернизировать систему управления и налогообложения в княжестве Цинь (秦). Реформы и взгляды Шан Яна задокументированы гораздо лучше основной массы «легистов»: составленная из его речей, указов и служебных записок (часть текста, впрочем, написана заметно позже и прямого отношения к Шан Яну не имеет) «Книга шанского правителя» («Книга правителя области Шан», «Шан-цзюнь шу», 商君書) дошла до наших дней. Основой благосостояния государства Шан Ян считал крестьянство, полагал необходимым стремиться к увеличению численности земледельцев (в том числе за счёт привлечения населения соседних княжеств) и площадей обрабатываемых земель (для чего желающим, а также отслужившим ветеранам и порой даже отбывшим наказание каторжникам щедро выделялись не только земли из государственного фонда, но и инвентарь). Количество населения, равно как и качество и площадь обрабатываемых им земель, подлежало строгому учёту; тут Шан Ян не был первым: согласно «Ши цзи», первые переписи были проведены в Цинь в 375 г. до н. э., существуют археологические данные о схожих мероприятиях в Вэй (魏) и Чу (楚); древнейшие археологические данные о циньских переписях найдены в составе документов из Лие (里耶), найденных в 2002 г. в Хунани; они относятся к кануну создания империи и имперскому времени. Натуральный налог, собираемый с крестьян (особо подчёркивалось, что государство должно собирать максимально возможный налог, не приводя при этом к разорению земледельцев), был основным доходом казны и средством содержания армии и финансирования наступательных кампаний; широко были распространены трудовые повинности, в том числе на строительстве стратегических объектов – дорог и каналов; заметную часть необходимых государству строительных работ выполняли каторжники. Шан Ян выступал за максимальное участие государства в производстве и торговле, за ограничение торговли; идеалом он считал прямое государственное распределение (в этой идеальной для Шан Яна картине предполагалось вовсе освободить коренных циньцев от земледельческих работ, превратив их в профессиональных воинов, ничем более не занимающихся, однако реальных действий для достижения этой утопии, по всей видимости, не предпринималось). Управление в государстве держалось на назначаемых из центра чиновниках, возвышаемых на основании их дарований и усердия, важным пунктом реформ было ослабление влияния традиционной аристократии. Место традиционных клановых структур заняли пятидворки и десятидворки, чьей задачей было обеспечение уплаты налогов и соблюдение законов хозяйствами, входившими в них; в аналогичные группы по пять объединялись и торговцы. На всех подданных государства было распространено действие единого свода законов (суровость наказания могла быть смягчена при наличии рангов знатности, получаемых за доблесть в бою или за крупные объёмы зерна, вносимые в казну), была унифицирована система мер и весов, запрещено хождение иных монет, кроме циньских.

Многие данные, содержащиеся в письменных источниках (в частности, о проведённом Шан Яном межевании сельскохозяйственных территорий, создании бюрократического аппарата), были подтверждены находками археологов. Особенно полно, как оказалось, его методы осуществлялись на недавно завоёванных территориях, которые становились базами для подготовки дальнейших вторжений: здесь циньская бюрократия достигала максимальной всеохватности, а собираемые налоги были особенно велики (сложный аналитический аппарат рассчитывал их каждый год исходя из ожидаемого урожая, чтобы не допустить разорения крестьян, но при этом изъять максимум возможного). Расчисткой новых полей и их обработкой занимались каторжники и мобилизованные (ту-ли, 徒隸). Чиновники, осуществлявшие управление этими особыми территориями, также были мобилизованы на свою службу и не получали жалования, наоборот, за малейшие проступки на них накладывали штрафы (в основном доспехами, также шедшими на нужды готовившихся к вторжению армий). На основных территориях – в циньских землях или областях, давно подчинённых Цинь, – налоговая и управленческая политика была много мягче, что позволяло избегать масштабных недовольств и восстаний. Циньские законы, действовавшие в 3 в. до н. э. (и в целом совпадающие с данными письменных источников касательно воззрений Шан Яна), были найдены в местности Шуйхуди (睡虎地; Хубэй) в 1975 г.

Среди последователей Шан Яна можно выделить также бывшего первым министром в Цинь Фань Цзюя (范雎, ум. 255 до н. э.), который, помимо прочего, считается автором идеи своего рода тотальной войны, в рамках которой предполагалось подрывать экономическую и мобилизационную мощь врага, завоёвывая наиболее населённые территории его государства, разоряя прочие; в рамках этой концепции циньские полководцы массово уничтожали сдавшихся в плен вражеских воинов. Результатом реализации «легистской» практики стало создание в 221 г. до н. э. первой в истории Восточной Азии империи Цинь, впервые объединившей Китай. Её создателя – Ин Чжэна (嬴政, Цинь Шихуанди , 秦始皇帝) – без сомнения можно назвать крупнейшим представителем «легизма», а созданную им империю – воплощением идеалов этого направления политической и экономической теории; практика управления империей известна не только по летописям, но и по делопроизводственным документам, найденным археологами (крупнейший на данный момент архив – 37 тыс. планок, объём текста 200 тыс. знаков – был обнаружен в 2002 г. в Лие). К наработкам предшественников император [вместе со своим первым министром Ли Сы (李斯, около 280–208 до н. э.)] добавил заметно расширенную практику привлечения населения к грандиозным строительным проектам – сооружению дорог, каналов, крепостей (особенно Длинных стен, ныне известных как Великая Китайская стена), дворцов и собственной гробницы (впрочем, обнаруженные документы содержат также массу инструкций о том, когда крестьян отрывать от работы и привлекать к стройкам нельзя). В работах принимали участие как преступники, в рамках наказания становившиеся своего рода государственными рабами, так и мобилизованные крестьяне. Схожим путём формировались огромные завоевательные армии, позволившие, несмотря на огромные потери, присоединить к империи значительные территории на севере и особенно на юге Китая. Возможно, помимо решения военных и инфраструктурных задач массовые мобилизации были призваны усилить контроль над вновь завоёванными землями, поставив заметную часть ненадёжных новых подданных под прямое командование циньских офицеров и удалив их из привычных мест обитания. Аналогичной мерой выглядит переселение в столицу империи Сяньян 120 тыс. семейств аристократии из покорённых царств – для профилактики заговоров и формирования новой имперской элиты.

К 210 г. до н. э. был введён общеимперский монетный стандарт – монеты бань лян (круглой формы с квадратным отверстием, данная форма была характерна для китайских монет до начала 20 в.), ставшие основой монетной системы вплоть до 119 г. до н. э. Первый император стремился обеспечить строго одинаковый размер и вес монеты, близкий к указанному номиналу (порой монеты весили даже больше положенного; вероятно, забота о полновесности бань ляна была связана с желанием помочь новой валюте быстрее вытеснить на востоке империи монеты предыдущих эпох), но в ханьское время монета стала заметно легче.

Со времён империи Цинь можно говорить о начале процесса признания частной собственности крестьян на землю [во времена Цинь их стали официально именовать не минь (простонародье, 民), а цяньшоу (черноголовые, 黔首)]; до того их пользование землёй скорее воспринималось как долговременная наследственная аренда земли, принадлежавшей монарху. Во времена империи Хань новое восприятие стало привычным.

«Легисты» внесли наибольший вклад в древнекитайскую экономическую теорию и практику. Но востребованность этой тематики при дворах чжоуских княжеств стала причиной подобного интереса и у мыслителей иных школ, причём многие идеи и подходы разделялись несколькими (или даже всеми) направлениями.

Конфуцианцы об экономике

Конфуцианцы (учение книжников, жу цзяо, 儒教) [особенно Мэн Кэ (孟軻; Мэн-цзы, 孟子) в составленном им и его учениками одноимённом трактате «Мэн-цзы»] многое сделали для создания образа идеального государства, во многом полемичного по отношению к «легистской» концепции. Правитель в таком государстве не должен слишком много внимания уделять государственному управлению, переложив эти обязанности на Конфуций. Иллюстрация из книги: Confucius sinarum philosophus, sive, Scientia sinensis latine exposita (Четверокнижие). Paris, 1867.Конфуций. Иллюстрация из книги: Confucius sinarum philosophus, sive, Scientia sinensis latine exposita (Четверокнижие). Paris, 1867.плечи достойных сановников; сам же он должен был сосредоточиться на вопросах морали и благопристойности, подавая личный пример своему окружению. Взаимоотношения между государем и подданными в конфуцианской системе сравнивались с взаимоотношениями внутри семьи и базировались на взаимной любви и иерархии. Важной добродетелью государственного аппарата считалась бережливость, стремление к как можно меньшему обременению крестьянства налогами и повинностями, порицались крупные строительные проекты, слишком роскошные дворцы, слишком большие охотничьи заказники, войны. Идеалом, к которому должен был стремиться правитель, в «Обсуждённых речах» («Лунь юй», 論語, сборник бесед Конфуция и ряда его последователей с учениками) называется равномерность в распределении богатств, которая считалась залогом мира и отсутствия бедности. К бережливости призывали не только власть предержащих; в частности, Конфуций последовательно порицал чрезмерно пышные похороны, считая это не выражением почтительности к усопшему родственнику, а бесполезной и суетной демонстрацией тщеславия.

В области экономики, как и в области политики, конфуцианцы считали образцовым устройство Западной Чжоу, причём сконструированный ими образ этого «золотого века» был достаточно далёк от реальности. В «Мэн-цзы», например, содержится описание т. н. системы колодезных полей (цзин тянь, 井田), якобы бывших основой налогообложения в древности. Участок земли в форме знака «колодец» (цзин, 井) делился между 8 семьями, центральное же 9-е поле обрабатывалось ими сообща, и урожай с него шёл в казну в качестве налога. Такая система, в отличие от жёсткого подхода «легистов», казалось бы, позволяла обойтись без карательных акций по взиманию недоимок, сложной системы расчёта будущего урожая и вообще заметного участия чиновников, но никогда не существовала в реальности.

В качестве основы правильной экономической политики Мэн-цзы предлагал своевременность (ши, 時). С его точки зрения, при правильном ведении хозяйства (с учётом сезонности) и нечрезмерных запросах верхов легко будет не только избежать угроз голода, но и создать запасы, с которыми будет «невозможно справиться, съев»: «В пятьдесят [лет] не согреться без шёлковой одежды, в семьдесят не насытиться без мяса» (Мэнцзы. 2016. С. 728).

Важным памятником конструкции конфуцианской «чжоуской утопии» является трактат «Чжоу ли» («Чжоуская благопристойность», 周禮; «Чжоу гуань», «Чжоуские чиновники», 周官), составленный в середине 1-го тыс. до н. э., наделяющий западночжоуского вана огромным и прекрасно организованным аппаратом управления и снабжения двора (которым на деле западночжоуские монархи вовсе не располагали; существовали и некоторые архаические черты этой идеальной картины, например в обязанности гарема правителя входило ткачество и изготовление одежды). Этот памятник также был своего рода инструментом полемики с «легистами», поскольку доказывал, что бюрократия, необходимость которой в новых условиях становилась всё более очевидной, вовсе не придумана «законниками», а существовала ещё во времена «золотого века», подражать которому призывали конфуцианцы. При этом «Чжоу ли» является крайне ценным источником по управлению и экономике своего времени; особо стоит отметить входящий в состав книги трактат «Записи о проверке [качества работы] ремесленников» («Као-гун цзи», 考工記), представляющий собой подробнейшие производственные нормативы ремесленной продукции самых разных типов.

Большой интерес представляет раздел памятника, посвящённый строительству столицы. Предлагаемый образ квадратного, ориентированного по сторонам света города с сеткой прямых улиц и размещёнными в центре дворцом правителя, залом аудиенций, храмом предков, алтарём духа земли и злаков и рынком во многом базировался на сложившейся в долине Хуанхэ градостроительной практике; благодаря положению памятника среди конфуцианских канонов в дальнейшем этот градостроительный образ стал нормативным и использовался и воспроизводился при строительстве городов вплоть до 20 в.

Иные «школы»

Об экономике говорили даже вполне далёкие от повседневных забот даосы. В трактате 4 в. до н. э. «Лао-цзы» (老子; «Дао-дэ цзин», «Канон пути и добродетели», 道德經) изображено идеальное с точки зрения даосов устройство государства как совокупности деревень, жители которых заняты своим крестьянским трудом и не интересуются тем, что происходит вокруг; правитель же, познавший дао, не имеет необходимости вмешиваться в дела своих подданных и в идеале и сам занимается крестьянским трудом, обеспечивая себя пропитанием (супруга же такого идеального правителя занимается ткачеством, снабжая семью одеждой).

Образ крестьянства как основы государства и общества и единственного истинно производящего класса характерен для всех направлений древнекитайской философии. Быстрый рост городов был немалым стрессом для интеллектуалов с середины 1-го тыс. до н. э. Следствием этого стали встречающиеся в текстах всех традиций призывы к «возвышению земледельцев» (шан нун, 上農), признанию «земледелия в качестве основы» (нун вэй бэнь, 農為本) и принижению купцов и ремесленников, которые в рамках этой концепции считались паразитирующими на крестьянстве.

Впрочем, большинство авторов понимали, что на самом деле без купцов и ремесленников не обойтись; например, в «Мэн-цзы» содержится острая критика Сюй Сина (許行), который якобы призывал к полной крестьянской автаркии как идеальному устройству общества (в этом видно сходство с даоскими идеями, тем более что Сюй Син также полагал, что идеальный правитель должен быть таким же землепашцем, как и его подданные). Мэн-цзы доказывал оппоненту, что труд правителя гораздо важнее и сложнее, чем труд землепашца, а крестьянин не может обойтись без ремесленников и торговли (особенно резко Мэн-цзы критиковал как несбыточное и абсурдное стремление Сюй Сина к регулированию цен – чтобы одинаковые товары повсеместно стоили одинаково). Сюй Син считается одним из характерных представителей учения «аграриев» (нун цзя, 農家), призывавших вернуться к порядкам времён Шэнь-нуна (神農) – «Божественного землепашца», культурного героя и одного из мифических «Трёх августейших» (Сань хуан, 三皇). Ряд текстов, излагающих учение «аграриев», сохранился в составе энциклопедического труда «Люй-ши чунь цю» («Вёсны и осени господина Люя», 呂氏春秋), созданного при дворе циньского сановника Люй Бувэя (呂不韋).

Возвышение земледелия и угнетение ремесленников и торговцев фигурировало и у Шан Яна. В дальнейшем такая точка зрения стала общепринятой в морализаторских текстах древности и Средневековья и основой высокомерного отношения моралистов к городам и горожанам, которые трактовались как бездельники и развратники (по контрасту с честными и нравственными селянами). Эта концепция также нередко выступала основой для обложения неземледельческих категорий населения дополнительными налогами.

Упоминаются вопросы экономики и в трактате «Мо-цзы» (墨子), созданном в окружении Мо Ди (墨翟, Мо-цзы, 墨子). Мо Ди призывал к умеренности (особенно в похоронном обряде), а идеалом общественного устройства считал определённо утопическое общество «общей любви» (цзянь ай, 兼愛), в рамках которого люди, объединённые едиными стремлениями, бескорыстно помогают друг другу (образцом такого общества и доказательством его достижимости он считал осаждённый город).

Свой вклад в экономическую теорию внесли и «натурфилософы» (инь-ян цзя, 陰陽家), применившие к методам планирования хозяйственной деятельности концепцию взаимовлияния начал инь и ян. С этой точки зрения считалось, что летом вредно вести боевые действия («мужская» активность усилит и так превалирующее в это время начало ян, что может привести к засухе) и полезно копать каналы, связанные со стихией инь (при копании каналов зимой увеличится риск наводнений или морозов). Натурфилософские объяснения правильного порядка сезонных работ в основном содержатся в «Люй-ши чунь цю».

Эпоха Хань

Падение империи Цинь в 207 г. до н. э. положило конец существованию «легизма» как отдельного течения; никто (или почти никто) с тех пор не решался открыто признать себя последователем Шан Яна. При этом основатель империи Хань (漢) (202 до н. э. – 220 н. э.) Лю Бан (劉邦), несмотря на то что был одним из лидеров антициньского восстания, сделал всё, чтобы сохранить и продолжить циньское наследие. Принятые вскоре после его смерти ханьские законы [найденные в Чжанцзяшань (張家山), провинция Хубэй, в 1983] крайне близки циньским; в дальнейшем сторонники «легистских» по сути практик (как наиболее практичных) всегда имели влияние при дворе, но не признавали себя «легистами» открыто.

В первые десятилетия империи Хань заметную роль при дворе империи Хань играло т. н. учение Хуан[-ди] и Лао[-цзы] (Хуан-Лао сюэ, 黃老學; Хуанлао-сюэпай, 黄老学派), чьи воззрения представлены в «Гуань-цзы», а также в энциклопедическом своде «Учителя из Хуайнани» («Хуайнань-цзы», 淮南子), составленном к 139 г. до н. э. [в 1972–1974 ряд текстов этого направления (на шёлке) был найден в могиле № 3 в Мавандуе (馬王堆), провинция Хунань; её хозяин скончался в 168 до н. э.]. Будучи своего рода политэкономическим вариантом даосизма, учение полагало главной добродетелью правителя умеренность в расходах, человечность и отказ от «обременения народа» войнами и крупными строительными проектами. В рамках этой политики был установлен относительно низкий земельный налог (около 1⁄15 урожая, порой вдвое ниже), которые позволяли, благодаря многочисленности населения, наполнять казну, при этом экономя на налоговом учёте и взимании недоимок. Низкий налог было легко выплачивать и уклоняющихся от этого было немного, контроль над низовым распределением платежей был передан в ведение местных элит, что также позволяло сэкономить на управленцах. Налог взимался в денежной форме (прогрессирующая монетизация налоговой системы и экономики в целом – важная тенденция ханьской эпохи), потому даже при таком небольшом размере мог быть непрост для крестьянина, который должен был для его выплаты либо продать часть своей продукции, либо надеяться на дополнительный заработок во время зимнего сезона. Эти обстоятельства, не вполне удобные для крестьян, крайне позитивно влияли на развитие торговли, рынка труда и экономики в целом.

Лю Баном был введён и подушный налог («счётный налог», суань фу, 算賦), взимавшийся со всех подданных в возрасте от 15 до 56 лет; первоначально он менялся в зависимости от нужд казны, а через несколько десятилетий был зафиксирован на сумме в 120 монет в год – примерно цена 20 л [1 ху (斛)]. Ставка была выше для купцов и незамужних женщин от 15 до 30 лет, ниже – для семей, в которых жили старики старше 80 лет (от налога освобождались двое взрослых членов семьи); бывали периоды, когда от выплаты налога на 3 года освобождались молодые матери. Дети в возрасте от 3 (позже 7) лет платили налог коу фу («подушный налог», 口賦) в размере 20 монет. Подушный налог был основным источником денежных поступлений в казну.

Для пополнения казны поощрялась дополнительная сдача хлеба – за неё жаловались почётные ранги, сокращались сроки ссылки за преступления. Сохранялись и относительно умеренные трудовые повинности – около месяца в году во время, свободное от полевых работ.

Ханьскими законами была утверждена частная собственность на землю, в том числе с правом продажи, которая считалась полезной – чтобы земля сосредоточивалась в руках наиболее предприимчивых и работящих.

Торговцы облагались ежегодным рыночным сбором в зависимости от объёма продаваемых товаров, а также платили за лицензии на право торговли рядом товаров (рабами, лошадьми). Лю Баном была разрешена местная отливка монеты, поскольку обеспечить центральный контроль над этим процессом власть была ещё не в состоянии.

Многие из этих идей заметно контрастировали с циньской практикой (как минимум на особых территориях с максимально жёстким контролем), но были вполне разумны и результативны в условиях восстановления страны после восстаний, междоусобиц и гражданской войны.

Некоторая экономическая подоплёка была и во взаимоотношениях с сюнну, которым после 200 г. до н. э., согласно заключённому «договору о мире и родстве» («хэ-цинь», 和親), выплачивалась значительная дань шёлком, вином и зерном. Предполагалось, что эта дань позволит со временем приучить грозных кочевников к роскоши и сделать их не столь воинственными.

Уделы, бывшие практически полностью экономически и политически независимыми в начале империи (они имели право на самостоятельную отливку монеты и сбор налогов, делясь с центром лишь информацией переписей населения и таможенными сборами), после Восстания семи уделов (Ци-го чжи луань, 七國之亂, 157 до н. э.) утратили большинство прав: политику князей стали определять чэнсяны (丞相), присылаемые из центра, было утрачено право на собственную отливку монету и армию, резко ограничены возможности собственного налогообложения. Территории уделов также сократились.

В 141 г. до н. э. к власти пришёл Лю Чэ (劉徹, У-ди, 武帝), с которым связывают не только изменение внешнеполитического курса страны и переход к завоевательным походам, но и экономические реформы, которые должны были дать дополнительные средства для Лю Чэ.Лю Чэ.военных кампаний. В 129, 119 и 97 гг. до н. э. повышалась налоговая нагрузка (особенно на торговцев, для которых был введён ежегодный налог на имущество в размере 6 % от его стоимости; дополнительным налогом были обложены корабли и повозки больше определённого стандарта, причём повозки коммерсантов облагались вдвойне; ремесленники платили налог на имущество в размере 3 %, остальные – в размере 1–2 %); низкие налоги, унаследованные У-ди от предшественников, позволили сделать это без слишком большого риска.

В 118 г. до н. э. после ряда экспериментов с очевидно фиатными деньгами была проведена денежная реформа, в оборот была введена монета у чжу (五銖), которая стала одной из первых (наряду с циньским бань ляном) массовых монет в истории Китая; с 118 г. до н. э. по 5 г. н. э. было отлито около 28 млрд монет этого типа. 1 чжу был равен примерно 0,6 г (соответственно, 5 чжу – около 3 г), но реальный вес монеты мог несколько отличаться от номинала как в меньшую, так и в большую сторону; впрочем, степень фиатности у чжу, особенно в первое время, была заметно ниже, чем у ранних ханьских монет времён предшественников У-ди.

В 119 г. до н. э. введены государственные монополии на добычу соли и выплавку железа (видимо, впервые в истории). О циньских регуляциях в этой области известно мало, но чиновники, ответственные за железо, при Цинь точно были, правда, неясно, что именно входило в круг их обязанностей. В случае с солью государство имело эксклюзивное право на скупку продукции у производителей с последующей реализацией, железо выплавлялось только на государственных производствах. В 113 г. до н. э., в связи с инфляцией, ставшей следствием множества некачественных (и чрезмерно легковесных) монет нелегальной и местной отливки, введена монополия на литьё монет (законными признавались лишь монеты, отлитые в трёх мастерских близ столицы), в 98 г. до н. э. – на вино. Активно развивались государственные мастерские, иногда работники работали на дому, но нередко формировались специализированные поселения, например в текстильной или металлургической промышленности; нередки были случаи разделения труда, особенно хорошо фиксируемые в производстве лаковых изделий, в изготовлении каждого из которых могли принимать участие до 10 человек; в чёрной металлургии часто были задействованы мобилизованные. Доход от реализации продукции этих мастерских (особенно шёлковых) на внутреннем рынке был важным источником пополнения казны. С привлечением мобилизованных и государственных рабов на государственных пастбищах выращивались лошади для кавалерии. Войска на новых территориях (особенно вдоль границы) по возможности переводились на самообеспечение в рамках системы военных поселений колонистов [о них многое известно, благодаря найденным в 1930 деревянным табличкам (более 30 тыс.)] из Цзюйяни (居延, Внутренняя Монголия). Военные поселения комплектовались мобилизованными из центральных областей: со времён правления Лю Ци (劉啟, Цзин-ди, 景帝; 188–141 до н. э., на престоле с 157–141 до н. э.) 2-летняя военная служба (год неподалёку от дома и год на границе или в столице, а также регулярные тренировки) была обязательной для мужчин старше 23 лет, но её можно было избежать, оплатив казне наём другого. Мобилизованные составляли заметный процент населения и были важной частью государственных трудовых и военных ресурсов на протяжении всей эпохи Хань. К концу Западной Хань трудовые повинности всё больше заменялись дополнительным налогом.

Для пополнения казны широко продавались почётные титулы и официальные посты. На местах учреждались особые ведомства, которые скупали определённые товары, когда они были дёшевы, и продавали, когда они были дороги – не столько для удержания цен от чрезмерного роста, сколько для пополнения казны. Эти «меркантилистские» практики активно использовались, несмотря на рост влияния не одобрявшего подобные методы конфуцианства, которое как раз в это время начинало превращаться в государственную идеологию империи. Меркантилистов критиковали за «легизм», хотя схожего с «легистскими» практиками в их подходах было немного.

Экспериментировал У-ди и с золотым стандартом: в 95 г. до н. э. им были отлиты золотые слитки в форме лошадиного копыта и пальца благовещего цилиня, которыми одаривали удельных князей. Археологи обнаружили их в княжеских могилах вместе с заметным количеством золотых слитков в виде лепёшек большого и малого размеров (нередко именно на эти предметы приходится основная масса золота, положенного в гробницу). Однако трудно сказать, насколько распространённым было весовое золото в качестве эквивалента обмена, возможно, это прежде всего сокровище, признак статуса. Тем не менее стоит отметить, что в золоте (как и в циньское время) законом при Хань номинировались многие штрафы, так что какую-то экономическую функцию золото определённо имело.

Следствием внешней политики У-ди стало начало формирования Великого шёлкового пути, по которому в 1 в. до н. э. в страны Центральной Азии, а затем Среднего и Ближнего Востока и Средиземноморья отправились китайские товары (начало этому положил шёлк, достававшийся сюнну в качестве дани; они перепродавали его дальше на запад, во многом поддерживая этим свою империю); в обратную сторону двигались ранее неизвестные в Китае предметы роскоши (например, стекло, ткани), сельскохозяйственные культуры, новые веяния и вероучения. Отмечены и первые следы т. н. морского шёлкового пути: в могиле царя Южного Юэ (Наньюэ, 南越) Чжао Мо (趙眜; Чиеу Хо; 175–124 до н. э., правил 137–124 до н. э.) найдены многие товары издалека, в том числе серебряная коробочка из Персии и африканская слоновая кость. Однако сама столица Южного Юэ Паньюй (番禺, ныне Гуанчжоу, 廣州), с 111 г. до н. э., как и царство в целом, ставшая частью империи Хань, ещё вовсе не выглядит как морской порт. Вероятно, торговля велась прежде всего через многочисленные прибрежные поселения (города в регионе распространялись вместе с китайским завоеванием) со смешанным населением; опыт морской торговли китайцы скорее всего получили от более опытных в этой области аборигенов – юэсцев (вьетов).

Смерть У-ди и пересмотр его экономической политики стали причиной появления интереснейшего памятника ханьской экономической мысли – трактата «Спор о соли и железе» («Янь-те лунь», 鹽鐵論), составленного Хуань Куанем (桓寬) по результатам дискуссии, проведённой при дворе в 81 г. до н. э. Экономические методы У-ди защищал Сан Хунъян (桑弘羊, около 152–80 до н. э.) – один из адвокатов введения государственных монополий в предыдущее царствование; ему противостоял безымянный (вероятно, коллективный) конфуцианец, защищавший позицию, согласно которой «обременение народа» налогами и войнами вредит государству. По результатам дебатов монополии были отменены (впрочем, вскоре снова восстановлены), налоги снижены. Несмотря на не слишком ярких правителей, последние десятилетия Западной Хань были временем экономического расцвета, роста населения (подтверждаемого первой в мире дошедшей до нас сплошной переписью населения 2 н. э., которая также может рассматриваться как ценный источник по экономике империи) и быстрой урбанизации (частично это было следствием и проводимой верхами мягкой экономической политики).

Интересной практикой экономической и демографической организации столичной области, применявшейся во времена Западной Хань, было основание городов при императорских мавзолеях. Обычно выделяют 7 таких городов, расположенных в 10–25 км от столицы империи Чанъань [長安; ныне Сиань (西安), провинция Шэньси]. Формально города основывались для охраны мавзолея; для этого туда переселяли жителей (источники говорят про 5 тыс. семейств переселенцев на город), причём выбор делался в пользу состоятельных купцов и чиновников (вначале в города селили аристократов из бывших царств, например Ци и Чу, затем требования несколько снизились). Такие города наделяли правами уездных центров и предоставляли ряд льгот; в итоге города быстро росли, население крупнейших из них вскоре немногим уступало столице [в Маолине (茂陵), согласно переписи 2 н. э., жило 277 277 человек, в Чанлине (長陵) – 179 469 человек]. Комплекс выполнял функцию города-спутника столицы, эффективно освобождая её от части торговых, складских и промышленных нагрузок. Практика основания городов при мавзолеях была прекращена при императоре Лю Ши (劉奭; Юань-ди, 元帝, 75–33 до н. э., правил в 48–33 до н. э.), формально по соображениям гуманности, но на деле в связи с тем, что большего числа городов-спутников столице уже не требовалось.

Интересным памятником экономической мысли западноханьского времени и наиболее ценным источником по истории экономической политики У-ди является глава 30 «Записей историографа» («Ши цзи», 史記) Сыма Цяня (司馬遷) – «Пинчжунь шу» («Книга об уравновешивании стандартов», 平準書). Глава представляет собой историю экономики империи Хань, причём автор явно отдаёт предпочтение экономическим мерам первых императоров, отмечая многочисленные недостатки политики своего государя – У-ди, опустошившего казну и истощившего народ (но позволившего сверх меры обогатиться ловким торговцам).

Экономике посвящена глава 129 памятника «Хо чжи ле-чжуань» («[Одно] из повествований: о приумножении богатств», 貨殖列傳), представляющая собой краткий очерк экономической мысли до Хань, описание экономической географии ряда регионов и основных черт ханьской экономики (прежде всего эпохи У-ди, свидетелем которой был автор). Он отмечает многочисленные проблемы, с которыми столкнулась экономика из-за политики императора, и меры, которые предпринимались для решения этих проблем, в частности попытки устройства государственной системы перевозок товаров (прежде всего налоговых поступлений); впрочем, автор был противником масштабного государственного вмешательства в экономику. Глава содержит крайне любопытные, заметно опередившие своё время соображения о том, что производство товаров есть в природе человека, а цены на товары регулируются естественным путём: то, что слишком дёшево – дорожает, а то, что слишком дорого – дешевеет. Заметное место занимают биографии наиболее знаменитых богатых людей, составивших состояния торговлей различными товарами и иными способами (как законопослушными и потому одобряемыми автором, так и иными, порицаемыми им). Автор, пусть и с некоторой долей сарказма, называет богачей «заслуживающими [княжеского] удела» [су фэн, 素封; буквально – наделённые (уделами) в некрашеном шёлке], отдавая должное их целеустремлённости и влиянию, и в целом считает стремление к богатству естественным, критикуя ханжеское и показное восхваление бедности.

Среди источников по экономической политике Западной Хань стоит указать главу 29 «Ши цзи» – «Хэ-цюй шу» («Книга о реках и каналах», 河渠書), посвящённую ирригационным проектам начиная с глубокой древности, но прежде всего времён Хань, некоторые из которых требовали привлечения десятков тысяч работников. Глава содержит множество ценных данных об организации работ и транспортировке грузов между разными регионами. Значительную информацию об экономике, исторической географии и торговле содержат и главы «Ши цзи» о соседних народах: сюнну (глава 110), юэ (越) (восточных – в современных Чжэцзяне и Фуцзяни; южных – в современных Гуандуне, Гуанси, Юньнани и северном Вьетнаме), и (夷) (в современном Гуйчжоу, на юге Сычуани и в Юньнани), народах Корейского п-ова Чосон (朝鮮) (главы 113–116) и Западных краёв (Сиюй, 西域) – прежде всего окрестностей пустыни Такла-Макан и более отдалённых районов Центральной Азии вплоть до ряда данных об областях Восточного Средиземноморья (глава 123).

Любопытнейшим примером радикальных (даже экстремистских) реформ, вдохновлённых конфуцианской теорией, было правление Ван Мана (王莽), в 9 г. низложившего империю Хань и заменившего его империей Синь (新, 9–23). Ван Ман стремился воссоздать порядки «золотого века» Западного Чжоу, каким они были отражены в конфуцианских книгах.

Ряд его реформ заметно опередил своё время: например, в 10 г. был введён своеобразный «налог на лень», который должен был выплачивать владелец земли, не обрабатывавший её и не сдавший в аренду. Тогда же для ремесленников и купцов впервые в мировой практике (если не считать ближневосточной храмовой десятины; сведения о схожем налоге в Египте времён XVIII династии противоречивы) был введён подоходный налог на доходы в размере 10 %.

Некоторые реформы следовали традиционным предписаниям, но могут быть оценены скорее позитивно. В 10 г. Ван Ман, следовавший за «Гуань-цзы» (и западноханьской практикой времён У-ди), учредил специальное ведомство, следившее за колебанием цен на зерно и ткани. Отделения этого ведомства (по стране их открылось 6) давали займы купцам и крестьянам под 3 % в месяц – гораздо ниже процента, предлагаемого ростовщиками.

Однако большинство реформ в своём стремлении возродить утопию были крайне деструктивны. В 9 г. Ван Ман объявил всю землю империи собственностью императора. Покупка, продажа, дарение земли были запрещены. В качестве нормативного способа землепользования были введены никогда не существовавшие «колодезные поля»: один «колодец» площадью в 0,6 км² должны были обрабатывать 8 работников, урожай с центрального поля, обрабатывавшегося ими совместно, шёл в казну в качестве налога; семьи, имевшие больше одного «колодца» на 8 работников, должны были передать излишки родственникам. В условиях империи Хань с давней практикой частного землепользования и рынка земли нововведения были разрушительны и привели к тому, что площадь обрабатываемых земель сократилась; в 12 г. реформа была отменена.

Ярким примером радикализма реформ Ван Мана является его денежная политика, частично верифицируемая археологически. В 7 г. Ван Ман (ещё регент при императоре) отменил все монеты, что были до него. Вместо них были введены 2 категории монет: маленькая, аналогичная у чжу, а также 2 типа монет в виде ножа – номиналом в 500 и 5000 чжу (с золотыми надписями). Реальный вес этих монет составлял 15–20 чжу, что указывает, что Ван Ман был гораздо более радикальным сторонником фиатного подхода, чем его предшественники. Реформа не вызвала энтузиазма населения, новыми монетами предпочитали не пользоваться, вернувшись к меновой торговле.

Между 9 и 10 гг., взойдя на престол, Ван Ман пошёл ещё дальше и ввёл якобы чжоускую систему из 28 типов монет, сделанных из черепашьих панцирей, раковин, золота, серебра и пр.; в неё входило также 6 типов круглых монет (номиналом 1, 10, 20, 30, 40, 50 чжу; размеры очень не унифицированы) и 10 видов монет в виде заступов (номиналом 100, 200, 300, 400, 500, 600, 700, 800, 900, 1000 чжу). Сложность системы не давала ей шансов на распространение.

В 14 г. последовала третья реформа: все более ранние монеты были отменены и заменены круглыми монетами очень разного веса, от 2 до 20 г (т. н. хо цюань, 貨泉), и монетой в виде заступа, но с отверстием в верхней части (номиналом 25 круглых монет, хо бу, 貨布). Более тяжёлые круглые монеты, которые изготавливались ближе к концу правления, часто имели выпуклую форму (вероятно, это следствие попытки повысить их вес и, следовательно, привлекательность на рынке), потому их иногда называют «монета-пряник» (хо бин, 貨餅). Некоторые монеты отлиты из железа или железосодержащего сплава. Чуть позже появились монеты бу цюань (布泉), которые назывались «заступами», но на самом деле были круглыми, с квадратной дырой. Известен и ещё один тип монеты с нанесённой надписью «го-бао цзинь-куй чжи вань» («государственное сокровище, выпущенное по причине недостатка золота, равно 10 000», 國寶金匱直萬) – эталон фиатного подхода Ван Мана. Но таких монет известно крайне мало, потому неизвестно, имели ли они реальное хождение или выполняли, например, наградную функцию.

Поспешные и радикальные реформы крайне ослабили экономику империи, которая была дополнительно подорвана крупным наводнением на Хуанхэ в 11–12 гг.: река изменила русло, разорив многие регионы на востоке империи. В итоге, чтобы наполнить казну, Ван Ману пришлось прибегнуть к совершенно не конфуцианским методам: в 17 г. были введены государственные монополии на вино, соль, железо, литьё монет, рубку дров и ловлю рыбы, но это не спасло империю Синь от падения, а Ван Мана – от гибели. В дальнейшем пример Ван Мана учитывался последователями: столь прямолинейных сторонников возвращения к «чжоуской древности», несмотря на почти неизменное господство конфуцианства, среди реформаторов больше не было.

Интересным свидетельством изменений в воззрениях верхов является сравнение столиц двух империй Хань – Чанъани (長安; столица Западной Хань) и Лояна (洛陽; столица Восточной Хань). Чанъань, возведённая с большим размахом в первые десятилетия Хань (последние сооружения достраивались при Ван Мане), представлял собой скорее огромный дворец – на многочисленные императорские резиденции, разбросанные по всему городу, приходилось едва ли не ⅘ городской территории. Недостаток места для собственно жилых кварталов стал причиной упомянутой выше практики организации городов-спутников у императорских мавзолеев, к которой приходилось прибегать на протяжении почти всего правления Западной Хань. Лоян был возведён гораздо быстрее и в значительно большей степени напоминал идеальную схему, рекомендуемую «Као-гун цзи»: 2 дворцовых комплекса были выстроены по центральной оси города и занимали не более ⅓ территории столицы, к югу от города размещены культовые сооружения. В дальнейшем именно Лоян стал образцом при строительстве столиц; впрочем, степень следования канону при строительстве столичных городов была заметно менее буквальной, чем при строительстве уездных центров, которые часто были практически однотипны.

Для времён Восточной Хань характерна масштабная международная шёлковая торговля, позволявшая создавать иллюзию крайней популярности императора в мире (купеческие миссии для обмена своих товаров на желанный шёлк были вынуждены выдавать себя за посольства), что трактовалось как следствие особого благоволения Неба. Экономическая рентабельность этой торговли неизвестна, значительные средства тратились на обеспечение «посольств» на территории империи, подарки вассальным правителям Западных краёв и северным кочевникам – заменившим сюнну сяньбэй (серби, 鮮卑).

В 1 в. завершается составление «Записей о благопристойности» («Ли цзи», 禮記), начавшееся в конфуцианских кругах в 5–4 вв. до н. э. Помимо прочего в «Ли цзи» (в главе «Ли юнь», 禮運, «Применение благопристойности») упоминается концепт «малого благополучия» (сяо кан, 小康) (впервые упоминается в «Каноне стихов») – всеобщего умеренного достатка и стабильности, к достижению которых должен стремиться правитель. Более сложной и отдалённой целью является «великое единение» (да тун, 大同). Оба концепта получили большое распространение позже и фигурировали в осмыслении экономических реформ 2-й половины 20 в. как в КНР, так и на Тайване; встречаются они в речах китайских политиков и сейчас; было заявлено, что уровень сяо кан был достигнут в КНР в 1995–1997 гг.

Интересным памятником экономической мысли Восточной Хань (25–220) является глава 24 (части 1 и 2) «Трактат о пище и товарах» («Ши-хо чжи», 食貨志) в «Книге о Хань» («Хань шу», 漢書) кисти Бань Гу (班固, 32–92), которая представляет собой ценнейший источник, по сути первую попытку написать экономическую историю Китая. Трактат, во многом связанный с упоминавшимися выше главами 30 и 129 «Ши цзи», по своему содержанию гораздо шире: он представляет собой подробный экскурс в аграрную и экономическую политику в Восточной Азии, отмечая изменения, происходившие в этой области со времён Шэнь-нуна до Хань. В 1-й части главы, посвящённой земледелию, приводятся интересные (хотя, разумеется, необязательно точные) статистические данные об урожайности и потреблении на разных этапах истории, примеры методик удачного землепользования. Автор, цитируя речи ханьских сановников об экономических стратегиях, выступает сторонником умеренного государственного вмешательства в экономику, поддержки земледелия, которое объявляется основой благосостояния государства, критикует Шан Яна за разрушение древнего справедливого устройства (в том числе разрушение мнимой системы «колодезных полей»), поощрение торговли, которая привела к росту неравенства и несправедливости, отходу населения от крестьянского труда. Критикуется (хотя мягче, чем у Сыма Цяня) и расточительная политика У-ди, а также реформы Ван Мана (естественно, не известные Сыма Цяню). 2-я часть трактата посвящена товарам и деньгам и представляет собой крайне интересный очерк истории налогообложения, денежной политики и финансов империи (также с экскурсом в более древние времена). Есть в «Хань шу» и своё «[Одно] из повествований: о приумножении богатств» (глава 91) с биографиями дельцов и богачей, но Бань Гу, гораздо более позитивно, чем Сыма Цянь, относившийся к государственному вмешательству в экономику, был намного критичнее к частной инициативе. «Хань шу» содержит главу о гидропроектах (глава 29 «Гоу сюй чжи», 溝洫志, «Трактат об арыках и канавах») и главы о соседних народах: сюнну (глава 94), юэ, и, народах Чосона (глава 95) и Западных краёв (глава 96).

Экономические наработки китайской древности, особенно в осмыслении ханьских учёных, заложили главную основу китайской экономической мысли в более поздние времена; многие концепции, сформулированные тогда, иногда упоминаются и используются в Китае и ныне.