Созна́ние, одно из центральных общенаучных и философских понятий, обладающее широким спектром значений («Протей философии», по Э. Кассиреру): 1) состояние «бодрствования», в отличие от бессознательных состояний – например, глубокого сна, обморока и т. п. (встречается, например, в обыденном словоупотреблении, в таких выражениях, как «потерять сознание» или «прийти в сознание»); 2) состояние «вменяемости», предполагающее возможность отчёта о своих переживаниях и поступках (с этим связан нравственный аспект сознания, фиксированный в понятиях ответственности, совести и др.); 3) совокупность феноменов субъективного опыта, включающих в себя элемент рефлексии, – то же, что самосознание; 4) система определённых установок и представлений о мире (сознание «историческое», «классовое», «нравственное» и т. д.). В качестве субъективного переживания сознание включает как чувственные, так и смысловые компоненты.

Из-за многозначности этого понятия оно обозначается в современных языках не всегда совпадающими по значению терминами, одни из которых выделяют состояние совместного знания (лат. conscientia – сознание), другие – личной осведомлённости (нем. Bewusstsein), третьи – бдительного бодрствования (англ. awareness). Многие из этих терминов появились сравнительно недавно. До 18 в. наиболее близким по значению словом русского языка было слово «совесть». Это слово сохранилось в значении 'сознание' в сербскохорватском языке и в русском прилагательном «сознательный», имеющем смысловой оттенок 'добросовестный'. Как и латинское conscientia, современное французское conscience употребляется в обоих значениях – 'нравственное начало, совесть', и 'когнитивная способность к рефлексии'.

Сознание и данные самонаблюдения

Как конституирующий факт внутренней жизни, сознание потенциально открыто для самонаблюдения, которое позволяет выделить в нём несколько характерных феноменов: 1) множество специфических сенсорных качеств, или «квалиа» (лат. qualia – свойства), составляющих «чувственную ткань» образа (А. Н. Леонтьев); 2) различную степень ясности содержаний сознания, одни из которых находятся как бы в «фокусе» сознания, тогда как другие образуют его размытую периферию (в случае эмоциональных переживаний такой периферией, или фоном, является настроение человека); 3) чувство свободы выбора и возможности произвольно определять характер хотя бы простейших из совершаемых действий.

Последняя группа феноменов указывает на присутствие в эпизодах осознания Я человека, играющего роль наблюдателя, арбитра и инициатора принимаемых решений. Не случайно выражения «прийти в сознание» и «прийти в себя» являются почти синонимичными. Внутренний «театр для себя» (Н. Н. Евреинов) часто включает нескольких действующих лиц, что характеризует диалогичность сознания: мы замечаем, что ведём с собой или с кем-то другим внутренний диалог, смотрим на себя со стороны глазами окружающих, оцениваем других в зависимости от того, как они оценивают нас, пытаемся представить, как бы мы поступили на месте другого либо как другой человек повёл бы себя в нашей ситуации.

Сознание в истории философии

В Античности понятие сознания, фиксируемое латинским термином conscientia, встречается в философско-юридических текстах Сенеки и Цицерона. Двойное значение этого термина сохраняется и в Средние века, например у Фомы Аквинского. Р. Декарт впервые отождествляет сознание с мышлением и отделяет его от понятия совести. Опираясь на отмеченную Августином самоочевидность собственного знания («Я знаю, что я знаю», лат. scio me scire) (О Троице. XV. 12), он противопоставляет непосредственную данность феноменов сознания («мыслящей субстанции») опосредованному измерениями знанию о физическом мире («протяжённой субстанции»). Возникшая в силу этого разделения проблема взаимодействия сознания и тела стала одной из центральных в развитии европейской философии, а затем и когнитивных исследований. Декарт допускал возможность такого взаимодействия в некоторой области головного мозга («гипотеза картезианского театра»).

У Дж. Локка физическое и психическое выступают не как две самостоятельные субстанции, а как две формы сознательного опыта – внешняя (ощущения) и внутренняя (рефлексия). Согласно Б. Спинозе, всё в мире является модификациями единой субстанции. Она имеет атрибуты протяжённости и мышления, которые могут находиться в разных состояниях («модусах»). Для мышления такими модусами являются рассудок, разум, воля, желание и аффект. Каждый из модусов представлен и в сфере психического, и в сфере телесного, что выходит за рамки идей Декарта о бестелесной мысли и машиноподобных движениях организма. Наблюдая телесные проявления аффектов и эмоций, наша душа осознаёт своё существование, в результате чего появляется самосознание.

Согласно Г. В. Лейбницу, мир состоит из множества субстанций-монад, в разной степени способных к сознанию. Монады человеческого тела образуют иерархию. В верхней её части расположены монады, способные к восприятию себя и Вселенной. Одна из них способна к особенно ясному восприятию (апперцепции) и самонаблюдению (интроспекции), репрезентируя то, что можно было бы назвать «душой человека». Когда рука движется, выполняя волевое действие, то цель движения соответствует целям этой монады, а не локальным целям и ограниченному полю зрения («малым перцепциям») любой из других монад, составляющих тело. В этом смысле допустимо говорить о произвольности движений тела и даже о свободе воли. «Бессознательные монады» в концепции Лейбница ограничивают возможности самонаблюдения.

Для И. Канта проблематичность самонаблюдения состоит в том, что его результаты являются амальгамой вкладов чувственного опыта и доопытных (априорных) категорий рассудка. Сознание осуществляет синтез содержания чувственных созерцаний и имеет своей предпосылкой априорное самосознание: «Я мыслю». Такое самосознание, согласно Канту, «далеко ещё не есть познание самого себя» (Кант. 1994. С. 114) в качестве мыслимого объекта, каковой, чтобы быть познанным, должен быть дан в «эмпирическом созерцании». Для теоретического разума человека сознание и Я – это «трансцендентальные» сущности, их понимание всегда будет иметь гипотетический характер. Практический разум, напротив, имеет дело с вопросами морали, давая на них вполне определённые ответы. Поскольку нравственные поступки не могут быть навязаны извне или преследовать утилитарные цели, свобода воли и достоинство личности – главные условия осознанности и разумности поведения человека.

В работах И. Г. Фихте деятельность получила статус реальности, первичной по отношению к картезианским субстанциям сознания и материи. В отличие от Канта, Фихте считал самосознание не чем-то данным до опыта, но впервые рождающимся в ходе свободного развёртывания деятельности («самополагания») субъекта. Подобный подход получил развитие у Г. В. Ф. Гегеля и К. Маркса. Так, «Феноменология духа» Гегеля, задуманная как «наука об опыте сознания», представляет собой картину развития деятельности и одновременно восхождения сознания в последовательной смене форм – от «чувственной достоверности» до «абсолютного знания». Социальный контекст рассмотрения деятельности определяет содержание понятия «общественное сознание» в работах Маркса.

В рамках общей аристотелевско-томистской традиции Ф. Брентано описал феномены сознания как интенционально направленные на предметы психические акты, или действия. Понятие интенциональности – направленности сознания на предмет – было воспринято феноменологией Э. Гуссерля с её установкой на исследование актов сознания и их смысловых содержаний. Я выполняет при этом функцию абстрактной точки отсчёта, делающей возможной отношение к предметам, которые понимались как конструкты «чистого сознания», подобные понятиям математики. Экзистенциалисты, напротив, подчёркивают значение обыденного сознания, включённого в направленную на решение жизненных задач активность – «бытие-в-мире». Связь сознания с категорией времени была акцентирована У. Джеймсом и А. Бергсоном. Предложенные ими описания сознания как потока субъективных переживаний либо как необратимой последовательности эпизодов жизни человека оставляли, однако, открытым вопрос о возможной природе этих феноменов.

По мере накопления психофизиологических данных на рубеже 20 в. наметилось возвращение к исходному картезианскому противопоставлению непространственного сознания и протяжённой материи. Соотношение психического и телесного стало центральной проблемой многочисленных дискуссий в аналитической философии и философии сознания 20 – начала 21 вв. Различные варианты решения этой, по словам Д. Чалмерса, «трудной проблемы» представлены большим числом публикаций активных авторов, представляющих широкий спектр концепций – от панпсихизма и интеракционизма до теорий тождества сознания с некоторыми мозговыми процессами (см. обзорную статью: Feinberg. 2020).

Проблема сознания в естествознании, психологии и медицине

В естественных науках сознание имеет репутацию одной из «мировых загадок». Э. Г. Дюбуа-Реймон в докладе «О границах естествознания» (1872) отнёс эту проблему к числу тех, которые никогда не будут решены. Многие биологи и физиологи исключали его из научной картины мира в качестве эпифеномена. В психологии сознание, а также все когнитивные функции, кроме памяти и научения, были на десятилетия исключены из рассмотрения бихевиоризмом, тогда как психоанализ З. Фрейда и его последователей, сохранив представление об осознающем себя Я, свёл его роль к поиску компромисса между бессознательными биологическими потребностями (Оно) и социальными запретами (сверх-Я). Сознание продолжает обсуждаться в ряде современных физических (Д. Бом, США – Великобритания) и биофизических (К. Прибрам, США; Е. Н. Соколов; Р. Пенроуз, Великобритания; Дж. Экклс, Австралия) гипотез. Некоторые из этих гипотез связывают природу сознания с квантовыми эффектами, возникающими в молекулярных структурах нейронов головного мозга.

Одним из источников сведений о сознании стало описание и изучение разнообразных иллюзий. Первоначально эти исследования ограничивались особенностями ощущений и восприятия, но затем были распространены когнитивной психологией на память и мышление. Во всех этих сферах субъективная уверенность в своём знании и принимаемых при полном осознании их значимости решений не гарантирует, что знание соответствует действительности, а решения оптимальны (Д. Канеман). Количественной оценкой рассогласования физических и осознаваемых свойств предметов занимается психофизика. Эти исследования показали, что сознание подвержено общему принципу работы биологических систем – адаптации к абсолютным параметрам ситуации и повышенной чувствительности к изменениям.

Существенную информацию о механизмах сознания и их нарушениях содержат данные неврологии, психиатрии и нейропсихологии. Наиболее важными были открытия психических автоматизмов (В. Х. Кандинский) и различных форм игнорирования пациентами дефектов психики и поведения (анозогнозия, или синдром Антона – Бабинского). К концу 20 в. значительное число автоматизмов было обнаружено и при нормальном протекании психической жизни человека. В отличие от автоматизмов, сознательные процессы характеризуются относительно низкой скоростью, последовательной организацией и зависимостью от ограниченных в каждый момент времени ресурсов внимания.

В современной психологии сознание часто идентифицируется с вниманием и рабочей памятью, структура которой включает, однако, ряд служебных механизмов, к сознанию заведомо не относящихся. Не совпадает сознание и с вниманием, т. к. последнее лишь обеспечивает направленность психических процессов на решение некоторой задачи. Понятие «сознание» охватывает более широкий круг феноменов: мы можем интроспективно наблюдать типичный поток сменяющих друг друга впечатлений и мыслей в состоянии покоя, при отсутствии какой-либо явной задачи. Согласно положениям психологической теории деятельности А. Н. Леонтьева, сознание связано с уровнем действия: нами осознаются цели наших действий, тогда как мотивы деятельности и условия ведущих к достижению цели операций обычно остаются вне сферы осознаваемого.

Значение речевых механизмов для формирования высших форм сознания и произвольности поведения было показано Л. С. Выготским и А. Р. Лурией на примере перехода ребёнка в онтогенезе от использования внешней речи к внутренней речи (интериоризация). Для самонаблюдения внутренняя речь обычно выступает как повествование от первого лица, с постоянно возникающими элементами диалога. Ещё одним условием рефлексивного сознания является понимание знаний, намерений и эмоций другого человека (теория психического), что способствует развитию самосознания и служит залогом успешного социального взаимодействия. Возможная генетическая природа сознания проявляется при нарушениях, характерных для аутизма, когда формирование этой способности затруднено или даже полностью невозможно, хотя интеллектуальные достижения вне социальной сферы могут оставаться высокими.

Возможность установления коммуникативного, прежде всего речевого, контакта с пациентом остаётся самым быстрым и надёжным тестом нарушений сознания. Одновременно в клинической практике возрастает значение объективных методов, основанных на математических моделях и физико-химических эффектах. Например, на основании теории интегрированной информации (Дж. Тонони, США) был разработан количественный коэффициент, оценивающий комбинаторную сложность ответов мозга на транскраниальную магнитную стимуляцию. Использование этого коэффициента позволяет различать пациентов, находящихся в состояниях ясного сознания, сна с движениями глаз, сна без движений глаз, наркоза и комы (А. Дж. Касали и др.).

Сознание в современных нейрокогнитивных исследованиях

Длительное время основным источником сведений о нейрофизиологических механизмах сознания были данные наблюдений за пациентами с локальными поражениями и заболеваниями мозга. С появлением электроэнцефалографии (ЭЭГ), а в конце 20 в. ряда более чувствительных методов стали возможны экспериментальные подходы к изучению мозга и его функционирования, в том числе на основе использования эффекта магнитного резонанса (мозговое картирование, нейровизуализация, томография). Поскольку важную роль в работе мозга играют разнообразные биохимические нейротрансмиттеры, развиваются также методы анализа молекулярных механизмов высшей нервной деятельности, включая их геномные и эпигенетические компоненты.

Классическая линия исследований связана с предложенным И. М. Сеченовым определением сознательной мысли как заторможенного рефлекса. Под «рефлексом» здесь понимаются хорошо заученные, обычно соответствующие биологической мотивации формы поведения. Если при конфликте между привычным и непривычным, но более адекватным в конкретной ситуации поведением мы выбираем последнее, то считается, что в разрешение конфликта вмешиваются процессы произвольного контроля, тормозящие привычные формы активности. Подобный контроль нарушен при поражениях лобных отделов коры головного мозга (лобный, или дезэкзекутивный, синдром). Механизмы контроля локализуются в передних отделах поясной извилины, дорсальные её отделы связаны с разрешением нейтральных по содержанию, а вентральные – эмоциональных конфликтов (М. Познер, США).

Различение дорсальных и вентральных структур важно также для понимания функций задних отделов коры, вовлечённых в процессы обработки зрительной, слуховой и соматосенсорной информации. Имеющиеся данные говорят о том, что «дорсальный поток» работает в автоматическом режиме, обеспечивая быструю локализацию объектов в пространстве и сенсомоторное взаимодействие с ними, тогда как функцией вентральных структур является сознательное узнавание и называние объектов (А. Д. Милнер, Великобритания; М. А. Гудейл, Канада).

Участие речи в процессах произвольного выбора цели действия определяет выраженную межполушарную асимметрию нейрофизиологических механизмов сознания. Так, целеполагание тесно связано с активностью речевой зоны Брока (поля 44 и 45, по Бродману) и примыкающих к ней структур лобной доли левого полушария. Симметричные структуры правого полушария выполняют более пассивную, но не менее важную роль отслеживания и оценки протекания деятельности (Д. Стасс, Канада). Характерно, что именно при поражениях правого полушария наблюдаются симптомы потери самосознания (анозогнозии).

«Поток» мыслей и переживаний, спонтанно сменяющих друг друга в отсутствие явной задачи, поддерживается обширной сетью разноуровневых кортикальных структур, называемой «дефолтной нейросетью» (англ. default mode network; М. Райхл) (Raichle. 2010. P. 44) и расположенной вдоль центральной оси развития мозга. Дополнением к этой сети являются наиболее новые в эволюционном отношении фронтополярные зоны коры: 9 и особенно 10, по Бродману. Согласно последним исследованиям, в функционировании дефолтной сети важную роль играют её связи с древнейшей корой, а именно со структурами гиппокампа (Б. М. Величковский). Представление о роли гиппокампа в процессах осознания подкрепляется данными о присутствии главным образом в его структурах особых синапсов, обеспечивающих быструю одноразовую фиксацию опыта (NMDA-синапсы; Х. Флор, Германия).

Основная трудность нейрокогнитивных исследований сознания состоит в распределённом и многоуровневом характере его возможных механизмов. Так, энергетическая поддержка сознательного функционирования обеспечивается преимущественно субкортикальными структурами. Их поражения ведут к полной утрате сознания, что позволило У. Пенфилду и Г. Джасперу (1958) выдвинуть «центроэнцефалическую» теорию, согласно которой «субстратом» сознания являются субкортикальные области мозга. Важным дополнением к чисто структурным описаниям мозговых механизмов сознания служат исследования возможности их интеграции на базе волновых электромагнитных (В. Зингер, Германия) и метаболических (К. Фристон, Великобритания) процессов.

Внимание исследователей сознания на протяжении ряда лет привлекает гамма-ритм (40–120 Гц), регистрируемый в ЭЭГ и магнитоэнцефалографии (МЭГ). Усиление гамма-ритма обнаружено в экспериментах, провоцирующих осознание условий выполнения действия за счёт искажения обратной связи. Множество быстрых изменений ЭЭГ и МЭГ сопровождает понимание и порождение речи, а также движения глаз и связанные с ними фазы восприятия. Для высших форм сознания не менее важен относительно медленный тета-ритм (4–8 Гц), который генерируется гиппокампом и структурами лобных областей мозга, участвующими в произвольном контроле. Ритмические волны активации способны обеспечивать сложные процессы обработки информации не только на базе структур коры, но и включать в обработку субкортикальные отделы мозга. Это необходимо для планирования моторных компонентов действия и эмоционального подкрепления результата. Волновая активность регистрируется и в мозге животных, в частности у птиц, которые способны демонстрировать высокоадаптивное поведение, несмотря на отсутствие коры.

Ещё одним направлением изучения сознания являются начатые Б. Либетом (США) попытки сопоставить время субъективного принятия решения об инициации действия с наиболее ранними признаками решения в активности мозга. Объективное предсказание действия при этом на несколько сотен миллисекунд опережает момент осознания решения, и, следовательно, последнее не может быть причиной, казалось бы, произвольного действия. Использование новых методов нейровизуализации демонстрирует ещё более значительное рассогласование двух событий, предсказание характера действия оказывается возможным за несколько секунд до принятия сознательного решения и инициации действия. Решение философских и этических проблем, которые ставят эти эксперименты, потребует понимания бессознательного как интегральной части индивидуального Я, ответственного за свои поступки.

Согласно уровневому подходу H. A. Бернштейна в психологии и нейронауках, всякое новое действие сначала выполняется на некотором ведущем уровне и целиком осознаётся. Затем оно расщепляется на ряд операций, которые в процессе автоматизации перестают осознаваться, переходя на более низкие, фоновые уровни. Этот подход описывает построение движений, но может быть применён и для объяснения сознания. Его можно понять как наиболее вероятную интегральную модель ситуации, которая включает вклады множества механизмов, возникших на разных уровнях эволюции мозга и поведения. Ради общей правдоподобности в модель вносятся разнообразные пространственно-временны́е и смысловые искажения. Не имея прямого доступа к другой системе координат, мы не замечаем в этом многомерном коллаже ни иллюзий, ни слепых пятен. Значение сознания состоит в том, что оно создаёт впечатление свободы выбора, поддерживая, таким образом, нашу готовность действовать в соответствии с собственными убеждениями – по совести, а не по внешнему принуждению. Иными словами, сознание – это не зеркало, а лампа, освещающая путь.