Ба́уман Зи́гмунт (Zygmunt Bauman) (19.11.1925, Познань, Польша – 9.1.2017, Лидс, Великобритания), польский и британский социолог, автор около шести десятков книг по социальной теории. 

Биография

В 1939 г., спасаясь от немецкой оккупации, семья Баумана переехала в СССР. В 1944 г. Бауман уже воевал в составе 1-й армии Войска Польского в качестве политического комиссара, принимал участие в Восточно-Померанской операции и взятии Кольберга (Колобжега), был награждён Крестом храбрых. После войны продолжил службу в Корпусе внутренней безопасности, который тогда боролся с украинскими националистами и остатками польской Армии Крайовой. 

Во время службы начал изучать социологию в Варшавской академии политических и социальных наук. Первые годы научной карьеры Баумана тесно переплетаются с политическими и идеологическими процессами в Польше. Дослужившись до майора, в 1953 г. он был уволен из Корпуса внутренней безопасности (предположительно потому, что его отец, чьих сионистских настроений Бауман не разделял, обратился в посольство Израиля с целью эмиграции) и стал безработным. В 1956 г. он защитил диссертацию по истории социалистического движения в Британии (позднее изданную как «Британский социализм: источники, философия, политическая доктрина», польск. «Socjalizm brytyjski: Źródła, filozofia, doktryna polityczna», 1959; в 1960 г. Бауману присвоена степень хабилитированного доктора наук) и начал преподавать в Варшавском университете, где и оставался до 1968 г. Здесь Бауман учился социологии у С. Оссовского и Ю. Хохфельда, с которым позднее работал в качестве ассистента. Вскоре после «гомулковской оттепели» (последовавшей за ⅩⅩ съездом КПСС) провёл год в Лондонской школе экономики (ЛШЭ), где слушал лекции М. Оукшотта, Р. Милибэнда, Д. Гласса, Р. Титмусса, М. Гинсберга и где испытал сильное влияние Р. Маккензи. После неудачной попытки внутрипартийной группировки «пулавян» (в Польской объединённой рабочей партии, ПОРП) осуществить реформы, которые способствовали бы либерализации режима, Баумана особенно заинтересовала «диалектика социального движения и его элиты» и причины этой неудачи в политически-прикладном плане, что и было его основным направлением работы в ЛШЭ. 

Во время политического кризиса в Польше 1968 г., сопровождавшегося антисемитской кампанией, Бауман потерял кафедру в Варшавском университете, вышел из рядов ПОРП, отказался от польского гражданства. В начале 1969 г. уехал в Израиль, преподавал в Тель-Авиве и Хайфе. Затем он преподавал в Австралии, а в 1971 г. переехал в Англию и в 1972 г. получил кафедру в Университете Лидса, которую возглавлял до 1990 г.; оставался почётным профессором социологии вплоть до кончины. 

Среди наград Баумана – Европейская премия Амальфи в области социологии и общественных наук (1989), премия Теодора Адорно (1998), премия Фонда Дагмар и Вацлава Гавелов «VIZE 97» (2006), премия принца Астурийского в  номинации «Гуманитарные науки и средства коммуникации» (2010). В 2010 г. в Университете Лидса, в Школе социологии и социальной политики, был создан Институт Баумана – Международный центр развития преподавания и исследований в области социальной и критической теории (The Bauman Institute. An international centre for the promotion of teaching and research in social and critical theory), занимающийся изучением разнообразных аспектов постсовременного общества.

Основные идеи

В социальной теории Баумана, начиная с его ранних марксистских работ и заканчивая поздними, постмодернистскими, превалируют две темы: «что есть постсовременное общество» и «какова новая мораль этого общества». Постмодернистская социологическая теория Баумана, которая опирается на политическую философию Х. Арендт и Т. Адорно, отталкивается от представления об обществе модерна, которое характеризуется прежде всего рационализмом: это общество «прогресса и порядка». Этот прогресс методов упорядочивания социальной жизни находит самое красноречивое и трагичное выражение в Холокосте (Бауман. 2010). Для характеристики общества постмодерна Бауман использует метафору «текучести»; «текучая современность» предполагает размывание границ и «гибридизацию» социальных институтов, но не только: «растекается» всё в социальном мире – любовь, время, зло, страх, жизнь. Метафору «текучести» Бауман расшифровывает как неопределённость, амбивалентность, неустойчивость всех институтов современного общества, важнейшим из которых, скрепляющим общество в единое целое, является мораль.

Отличие постмодерна от других эпох в истории общества заключается в том, что в этот период становятся явными и наглядно проявляются изменения на самом глубинном и ригидном уровне социальности – на уровне культуры и морали. Явными же они становятся благодаря обозначившейся тесной связи морали с политикой и с её основным институтом – национальным государством. Отношения нации и государства Бауман рассматривает уже в ранних работах («Мыслить социологически», «Thinking Sociologically», 1996) как отношения взаимодополнительности – т. е. государство и нация функционально необходимы друг другу и составляют единое целое как форма и содержание. Государство, материализованное на некой территории и осуществляющее легитимное насилие в определённых границах, нуждается в «очевидном» обосновании своего порядка и безусловной легитимации насилия – оно защищает существование нации, которая превосходит совокупность ныне живущих граждан, поскольку простирается из уже не существующего прошлого в ещё не существующее будущее и обеспечивает государство «мифом о происхождении». Нация как «воображаемое сообщество» (Андерсон. 2016) – изменчивая и зависимая от множества социально-психологических процессов и культурно-исторических условностей общность людей – нуждается в сильной и вполне осязаемой «руке» государства, которое регулирует её жизнь в социальных институтах и закрепляет «дух нации» в конкретной форме его проявления. Как описывает Бауман этот «симбиоз», «Государство стремится присвоить авторитет нации для укрепления собственных требований дисциплины, а нация стремится оформиться в государство, чтобы завладеть силовым потенциалом государства для поддержки своих притязаний на преданность […] как государству нужен национализм для своей легитимации, так и национализму требуется государство для большей жизнеспособности. Национальное государство является продуктом этой взаимной потребности» (Бауман. 1996. С. 179, 182).  Отношение Баумана к постсовременному национальному государству неоднозначно: с одной стороны, оно как институт выхолащивает этическое содержание социальных проблем и низводит их до технических задач, предназначенных для исполнения бюрократическими инстанциями (Bauman. 1998), с другой – это оплот определённости и морального порядка в ситуации «осады» глобальным релятивизмом и нигилизмом.

Некогда между «всеобщим» и «частным», как замечает Бауман, помещалось «общее» (общество), которого в наше время становится всё меньше. Поэтому и социальная наука сталкивается с новым вызовом – общество утрачивает прежнюю «контейнерную» форму (всё большее количество его институтов уже не привязано к территории национального государства, они экстерриториальны), однако при этом они (институты) не получают определённых институциональных форм в новом глобальном «обществе обществ» и пребывают в состоянии неопределённости, которая вызывает страх. 

Порождённый неопределённостью страх Бауман называет главным двигателем развития морали в постсовременном обществе. «Постсовременный» страх, в отличие от дискретных моментов страха в предшествующие эпохи, непрерывен, это страх непрекращающийся и «текучий». «Мы идём … по минному полю, – говорил об этом страхе Бауман, – и знаем, что оно полно взрывчатки, но не можем сказать, где и когда рванет» (Zygmunt Bauman. 2016). И если вся проблематика социальной жизни сосредоточена на поиске баланса между «свободой» и «безопасностью», то страх выводит на первый план «безопасность», заставляя нас поступиться ради неё свободой. По мнению социолога, после бурного периода борьбы за «свободы» сегодняшнее общество выбирает своим приоритетом безопасность, и мораль такого общества требует заново переосмыслить понятия свободы и толерантности, врагов и друзей, жизни и смерти. Переосмысление этих категорий Бауман осуществляет на основе своего разнообразного интеллектуального опыта, который включает коммунистические и социал-демократические убеждения, критический марксизм и постмодернистское теоретизирование.

Новую мораль Бауман рассматривает как порождение неолиберализма. «Свобода» в её неолиберальной трактовке потому и уступает главенствующие моральные позиции «страху» и «безопасности», что утратила изначальную связь с «равенством» и «братством». Вместо них актуальной становится толерантность, которая распространяется в числе прочего и на социальную несправедливость. Постсовременное общество невероятно терпимо к несправедливости: теперь мы уважаем бедность как «инакость», как «стиль жизни»; всё возрастающее социальное неравенство уже оказывается «нормальным», и мы становимся к нему безразличны. Современная демократия с ее идеями «самоопределения» и «самоуправления» – это институт общества производителей, которое рассматривается как «коллективный продукт совместного труда». В связи с этим Бауман ставит главный политический вопрос: «…смогут ли такие идеи пережить переход от общества производителей к обществу потребителей... воспринимаемому как контейнер товаров, чтобы схватить – присвоить, использовать и быстро утилизировать… Другими словами, являются ли демократические институты эндемически склонными к продвижению коллективных ценностей над индивидуалистическими, кооперации над конкуренцией, «порядка равенства» над «порядком эгоизма?.. Так или иначе, – считает Бауман, – в последние десятилетия демократически избранными правительствами многое было сделано для преобразования гражданина в потребителя государственных услуг, а идеального гражданина – в довольного, безропотного клиента». (Bauman. 2010). Относительно морального состояния постсовременного общества Бауман делает вывод: мы переживаем «кризис гуманности», который в Европе сегодня воплощают в себе беженцы и «новые бедные». Именно беженцы в Европе олицетворяют в своей массе наш страх потерять всё, чем мы дорожим, – «ценности» во всех смыслах этого слова. И речь здесь не только и не столько о новой криминогенной ситуации, но о глубинном моральном потрясении: ещё вчера многие из этих беженцев были вполне благополучны, уверены в себе, обеспеченны и строили планы на будущее в своих странах – как и европейцы сегодня в своих. И вот они здесь. Анализируя эту ситуацию, Бауман возрождает актуальность социологического исследования (теоретического прежде всего) отношений с Чужаком, начатого Г. Зиммелем, влияние которого Бауман периодически демонстрирует в своих работах. «Потрясения только начинаются …, – говорит он, – взаимопонимание достигается не сразу, на это может уйти жизнь целого поколения, и даже не одного...» (Zygmunt Bauman. 2016).

Тесная связь социологического теоретизирования Баумана с его исследованиями современной морали в её обыденных проявлениях объясняет тот факт, что сам он не только видел в социологии науку, а ставил «сверхзадачу» – научить людей мыслить свободно (об этом он пишет уже в самых ранних работах). Освободительно-гуманистический пафос свойственен всем работам Баумана, он во многом унаследован им от К. Маркса и теоретиков неомарксизма (А. Грамши и Т. Адорно) и закреплён в его собственном опыте человека, «пережившего два тоталитаризма» (Bauman. 2010). Поэтому социальная теория Баумана вызывает интерес не только профессионалов-обществоведов, но и «людей с улицы», причём в любой части мира (нередко его называют даже теоретиком альтерглобализма). Бауман утверждает, что глобализация не только объединяет, но и разделяет, создавая постоянно расширяющуюся пропасть между бедными и богатыми. Вместо разнообразной, как лоскутное одеяло, глобальной культуры, на которую мы надеялись, глобализация унифицирует мировую культуру. Бауман, в частности, показывает, как появление компьютера (и Интернета) приводит к упадку подлинно публичного пространства: оставаясь в социальных сетях, виртуальная публика представляет собой, скорее, эрзац-публику, а киберпространство – квазипубличную сферу. 

По мнению последователей Баумана, результаты его исследований глобальных процессов во многом сдерживают энтузиазм тех, кто извлекает выгоду из нового темпа и мобильности глобализированной социальной жизни (Rattansi. 2017; Campbell. 2018; Featherstone. 2020).