Номотети́ческий ме́тод (от греч.νομοθετικός – законодательный и метод), понятие, которое используется в социальных и гуманитарных науках для обозначения познавательной стратегии, предполагающей построение теорий как комплексов обобщающих суждений разного уровня, формулировку законов, закономерностей и т. п. Сам термин «номотетический метод» был введён представителями баденской школы неокантианства – В. Виндельбандом и Г. Риккертом, рассматривавшими его в качестве логической альтернативы идиографическому (или индивидуализирующему) методу.

По мнению Виндельбанда и Риккерта, все науки следует различать не столько по предмету, сколько по методу, т. е. в зависимости от применяемого ими «способа образования понятий». Для большинства естественно-научных дисциплин, а также некоторых других, анализирующих различные аспекты человеческого поведения (социологии, психологии, экономики), ключевым оказывается номотетический метод, а для исторических наук о культуре – идиографический. Исторические науки дают «знание об индивидуальном» – об уникальных и неповторимых композициях конкретных событий и фактов; о том, что происходит или происходило однократно, «здесь и сейчас» или «там и тогда». Науки, использующие номотетический метод, напротив, выявляют регулярные и повторяющиеся, обладающие «универсальной» значимостью, т. е. не привязанные к факторам времени и пространства, связи и отношения между феноменами отдельных сфер жизни природы и общества. Эти науки концентрируются на изучении типических свойств явлений, рассматриваемых как экземпляры, члены того или иного множества (общности, класса, группы и т. п.). Они стремятся к выведению научных законов или сходных с ними теоретических конструкций, описывающих устойчивые причинно-следственные ряды ([«если p (при определенных начальных условиях a, b, c) …, то q»].

Противопоставление номотетического и идиографического методов (как в эпистемологии баденского неокантианства, так и в методологии конкретных эмпирических дисциплин) носило во многом «аналитический» и «искусственный» характер, поскольку реальные исследовательские практики различных социальных и гуманитарных наук фактически всегда разворачивались и разворачиваются в «промежуточных областях», сочетающих в той или иной мере интерес к индивидуальным конфигурациям событий настоящего и прошлого с попытками построения абстрактных теоретических моделей. Показательные примеры преодоления разрыва между номотетической и идиографической методологическими стратегиями можно обнаружить в интеллектуальной традиции, восходящей к трудам М. Вебера; см. также неовеберианство, историческая социология.

На протяжении 17–18 вв. номотетическая установка в социально-гуманитарном познании формировалась в тесной связи с философско-гносеологическим осмыслением успехов точных наук («Критика чистого разума» И. Канта), развитием механицизма как особой «картины мира» (Т. Гоббс, Ж. О. де Ламетри и др.), распространением принципа детерминизма на сферу общественных явлений (Ш. Л. Монтескьё), теоретическими достижениями «классической» политической экономии (А. Смит). Впоследствии её позиции значительно укрепились благодаря популярности идей позитивизма (и отчасти марксизма), провозглашавших возможность построения «подлинно научной» социальной теории «по образу и подобию» естествознания. В 19–20 вв. номотетическая ориентация оставалась доминирующей в методологии социальных и поведенческих наук.

Однако номотетическая методологическая платформа научного обществознания, особенно в её упрощенных формах (натурализм, редукционизм), подвергалась постоянной ревизии и критике. Нередко высказывались сомнения в обоснованности претензий многих обществоведческих концепций на открытие «объективных законов». Например, т. н. законы истории, описывающие конкретные векторы социальной динамики, или социальной эволюции, законами в точном логическом смысле считаться не могут: они отличаются спекулятивностью и телеологизмом, возводят тенденции в ранг законов, осуществляя тем самым «необоснованную экстраполяцию» своих выводов, выдают относительное за абсолютное, частное за общее, локальное за универсальное (см. критику т. н. историцизма К. Поппером).

В то же время сами трактовки понятия «научного закона», как и задач научного познания вообще, в новейшей истории, философии и методологии науки существенно усложнялись и корректировались. Для развития современных социальных наук большое значение имело осознание вероятностно-статистического характера ряда исследуемых ими явлений и процессов (общественного мнения, массового поведения и т. п.).

Также многие «внутренние» и «внешние» критики неоднократно указывали на то, что большинство номотетических конструкций социально-гуманитарных наук по уровню валидности, верифицируемости, операциональности и инструментальности (эмпирической обоснованности и проверяемости, логических качеств самих процедур проверки), корректности и четкости терминологической работы, дефиниций, формулируемых гипотез, и другим параметрам значительно уступают теоретическим построениям наук о природе, активно использующих в своих целях математический аппарат.

Наконец, в рамках дискуссии о специфике предмета и метода наук о человеке проблематизируется тезис, согласно которому общественно-исторические и культурные феномены порождаются, в конечном счете, осмысленными поступками людей, вступающих друг с другом в отношения социального взаимодействия.

Это в свою очередь накладывает отпечаток на различные решения вопроса о статусе и особенностях социальных закономерностей, их отличиях от закономерностей материального мира (например, в формулировке: почему совокупные результаты и комбинации свободно мотивированных человеческих действий оказываются «неслучайными» или даже выступают отражением общественно-исторической «необходимости», утверждающей себя независимо от воли и сознания людей).

Люди сами творят свою историю, но последствия их деятельности часто выходят за пределы их намерений. Степень информированности и рациональность участников интеракций обычно не являются «идеальными». Индивиды действуют в определенных условиях и отчасти ограничивающих их возможности структурных контекстах (материально-технических, институциональных, социокультурных и т. д.), которые ими не выбираются и которые они не всегда способны изменить. Таким образом, акты свободной человеческой воли оборачиваются «закономерными» результатами, становящимися (или, во всяком случае, потенциально способными стать) предметом научного анализа и моделирования. Поэтому в исследовательском фокусе социальных наук продукты коллективной жизни сознательных индивидов предстают типическими и потенциально предсказуемыми, подлежащими теоретическому описанию и концептуализации в номотетической методологической оптике.