Жира́р Рене́, Рене Ноэль Теофиль Жирар (René Noël Théophile Girard) (25.12.1923, Авиньон, Франция – 4.11.2015, Стэнфорд, США), франко-американский антрополог, философ и теолог. Создатель всеобъемлющей концепции происхождения человека и культуры, известной как миметическая теория.

Биография

Окончил Национальную школу хартий в Париже, в 1950 г. получил степень PhD в Университете Индианы в США. Преподавал в ряде высших учебных заведений: колледже в Брин-Море (1953–1957), Университете Джонса Хопкинса (1957–1968, 1976–1981), Университете штата Нью-Йорк в Буффало (1971–1976), начиная с 1981 г. – в Стэнфонде, где в 1995 г. стал Professor Emeritus. В 2005 г. избран членом Французской академии на 37-е кресло, которое до него занимали известные католические священники и богословы: Ж.-Б. Боссюэ, М. де Полиньяк, а уже в 20 в. – Ж. Даниелу и непосредственный предшественник Жирара А. М. Карре.

Кавалер ордена Почётного легиона (1984) и ордена Искусств и литературы. Член Американской академии искусств и наук (1979).

В 1952 г. женился на Марте Маккалоу, с которой прожил всю жизнь, став отцом троих детей. Хотя его мать была католичкой, в молодости Жирар проявлял к религии безразличие. В конце 1950-х гг. под влиянием французских писателей и тяжёлой болезни – у него было подозрение на меланому – мыслитель пережил религиозное обращение и стал прихожанином Римско-католической церкви. О глубоком значении этого события свидетельствует то, что он повторил свои брачные клятвы по католическому обряду, хотя приносил их по методистскому.

«Ложь романтизма и правда романа»

В первых трёх книгах Жирара, написанных с 1961 по 1978 гг., его теория развивалась экстенсивно, так что каждая из них обозначает отдельный этап её эволюции. В более поздних его публикациях она только расширяется.

Первая книга Жирара, «Ложь романтизма и правда романа» (Mensonge romantique et vérité romanesque, 1961), ближе к литературоведению, но также черпает аргументацию из истории и философии. Формально мыслитель анализирует взгляды и творчество пяти романистов – М. де Сервантеса, Стендаля, Г. Флобера, Ф. М. Достоевского и М. Пруста, – однако выводит из их текстов философскую «истину» о природе желания и человеческих отношений. Центральные концепты книги – подражание и «треугольное желание»: идея, что человек не сам выбирает себе желания, а заимствует их у других. Схема желания, таким образом, выглядит не как «субъект-объект», а как «субъект-образец-объект». Подобная модель становится в книге отправной точкой для анализа множества психологических, социальных и даже исторических явлений, среди которых – ревность, зависть, кокетство, дендизм, реклама, мазохизм и садизм, а также соперничество между людьми, народами или государствами.

Среди основных авторов, под влиянием которых Жирар сформулировал эту теорию, следует назвать Д. де Ружмона с его работой «Любовь и западный мир» («Amour et l’Occident», 1939), а также А. Кожева – его лекции, изданные под названием «Введение в чтение Гегеля» (Introduction la Lecture de Hegel, 1947), повлияли на целое поколение французских мыслителей.

Жирар выделяет 2 формы медиации, т. е. «опосредования» желания, – это медиация внешняя и внутренняя. При внешней образец желания (медиатор) находится от субъекта далеко и соперничества за объект между ними нет. При внутренней медиации, примером которой может послужить любовная ревность, соперничество возникает. Однако поскольку главное здесь само подражание, соперники в перспективе упускают объект из виду и фиксируются друг на друге, вступая в отношения двойной медиации и превращаясь в «двойников». Жирар описывает эволюцию желания как процесс, схожий с развитием болезни: пройдя этапы внешней, внутренней и двойной медиации, на заключительной стадии желание превращается в метафизическое, т. е. обращается непосредственно к бытию другого человека, а не на его желание или сторонний объект.

Принципиально важны ещё два момента: что автор привязывает эволюцию желания к истории и что он даёт ей моральную оценку. С одной стороны, философ сравнивает подражание при Людовике XVI и после Французской революции 18 в.: когда французского короля казнили, а аристократы уступили место буржуазии, люди утратили один недосягаемый образец и теперь подражают кому угодно. С другой – поскольку на своих продвинутых стадиях желание заставляет страдать и может привести к гибели, Жирар осуждает как само желание, так и его «проповедников», к которым причисляет современных писателей и литературных критиков вроде Э. де Вогюэ, П. Валери, Ж.-П. Сартра, Дж. Дос Пассоса и Р. Барта. Спасение от желания он видит в крушении иллюзий, отказе от гордыни и обращении, связанном с приближением смертного часа. Эта идея появилась в книге только после её редактуры, предпринятой автором после болезни и обращения.

«Насилие и священное»

Самая известная работа Жирара – «Насилие и священное» (La violence et le sacré, 1972) – описывает с точки зрения мимезиса, его динамики и следствий всю человеческую культуру. По мнению автора, поскольку мимезис провоцирует соперничество и насилие, архаическим обществам угрожали разгул кровной мести и гибель. Спасением от подобной участи стало изобретение механизма «козла отпущения», т. е. превращение насилия всех против всех в насилие всех против одного, когда разъярённая толпа линчует произвольно избранную жертву. Затем жертва обожествляется и ей начинают приносить жертвы: таким образом возникает священное – трансцендентный резервуар для насилия, взаимодействие с которым позволяет людям не переубивать друг друга и выжить. Изначальное событие «линчевания», которое автор впоследствии назовёт учредительным убийством, становится прототипом всех институтов культуры: жертвоприношения, которое воспроизводит его «в лабораторных условиях»; архаического праздника, повторяющего ситуацию «жертвенного кризиса» – разгула насилия, который предшествует убийству; табу и запретов, которые изгоняют из сообщества всё, что напоминает о насилии либо может его спровоцировать; мифа – нарратива об учредительном убийстве, позволяющем сохранять о нём память и скрыть, что же произошло в действительности; права, которое наследует жертвоприношению.

Значительное влияние на работу, помимо трудов социологов и антропологов вроде Э. Дюркгейма, М. Мосса, Дж. Дж. Фрэзера или Б. Малиновского, оказал структурализм в лице К. Леви-Стросса, а также теория культурогенеза, изложенная в работе З. Фрейда «Тотем и табу» (Totem und Tabu, 1913). Также в ней сохраняется влияние литературы, в частности древнегреческой трагедии: именно исходя из неё, автор постулирует насильственный характер сакрального и выводит теории жертвенного кризиса, амбивалентности сакрального, мифа. Для иллюстрации концепций козла отпущения и обожествления жертвы в пример приводятся Эдип в «Царе Эдипе» Софокла и Пенфей в «Вакханках» Еврипида. У изложенной в книге теории есть также два предполагаемых источника в биографии автора. Первый – освобождение Парижа в августе 1944 г., когда женщин, якобы вступивших в связь с немцами, брили и подвергали унижениям. Второй источник называл друг и соавтор философа, психиатр Ж.-М. Угурлян: в период пребывая на юге США, в Индиане, Жирар якобы столкнулся с фактом линчевания чёрного. Сам философ эту версию, однако же, отрицал.

«Вещи, сокрытые от создания мира»

Третий этап в эволюции мысли Жирара открывается книгой «Вещи, сокрытые от создания мира» (Des choses cacheés depuis la fondation du monde, 1978), которую он написал в соавторстве с двумя французскими психиатрами – Ж.-М. Угурляном и Г. Лефором. Её новизна заключается в определении той ключевой, по мнению авторов, роли, какую в миметической истории человечества сыграла иудеохристианская традиция. Как пишет философ, Библия разоблачает механизм козла отпущения, постулируя невиновность жертвы и человеческий, а не божественный характер насилия. В связи с эти философ предлагает «миметическое» прочтение общеизвестных библейских эпизодов и понятий – например, трактует «Сатану» как метафору для жертвенного механизма в целом, а «скандал» (от греч. σκάνδαλον – соблазн) осмысляет как камень преткновения, повод и предмет соперничества. В его интерпретации Иисус Христос был первым человеком, который осознал, как работает «жертвенный механизм», и добровольно стал его жертвой, чтобы открыть людям насильственную природу их солидарности и показать иной путь. В «Вещах, сокрытых...» Жирар впервые выступает в роли христианского апологета и предлагает оригинальную «нежертвенную» интерпретацию христианства, согласно которой крестная смерть не была жертвоприношением, а, напротив, положила ему конец. Именно поэтому Иисус является Сыном Божьим – посланцем сверхтрансцендентного и ненасильственного божества.

В этой связи философ различает «историческое» и «подлинное» христианство: если первое интерпретирует смерть Христа как жертвоприношение и не вполне порывает с архаической религиозностью, то второе настаивает, что это событие становится концом любых жертв. Однако в 1990-х гг., во многом под влиянием своего друга, австрийского богослова Р. Швагера, Жирар отказывается от этого различения и переосмысливает свою концепцию. Вместо этого он говорит о двух типах жертвоприношения – архаическом принесении в жертву другого и христианском добровольном принесении в жертву себя. Эта новая идея нашла отражение в его статье «Миметическая теория и теология» (впервые опубликованной по-немецки в 1995, во французском оригинале – в 2001), а также в ряде интервью и объёмных трудов.

«Завершить Клаузевица» и другие работы

В позднейших работах Жирара эта новая христианско-этическая перспектива сочетается с антропологической. Примером здесь может послужить одно из центральных понятий его книги «Козел отпущения» (Le bouc emissaire, 1982) – «тексты гонения». Это тексты, написанные с точки зрения гонителей, т. е. обвинителя или толпы линчевателей, и в этом смысле приходящие на смену архаическим мифам. С одной стороны, эта теория объективно описывает обширный класс дискурсов вроде антисемитизма, расизма или сексизма, с другой – обличает подобные «тексты» как внутренне противоречивые, постулируя моральную виновность гонителей и невинность их жертв.

В книгах 1980–2000-х гг., за одним исключением, Жирар не привносит в свою теорию ничего нового, а только её углубляет, привлекая свежий материал и отвечая на возражения критиков. К работам первого рода относятся книги «Древний путь беззаконников» (La route antique des hommes pervers, 1985), «Театр зависти: Уильям Шекспир» (Theater of envy: William Shakespeare, 1991), «Я вижу Сатану, падающего, как молния» (Je vois Satan tomber comme l’éclair, 1999) или «Жертвоприношение» (Le sacrifice, 2003) – сборник лекций об индуизме. С другой стороны, многие полемические работы Жирара этого периода написаны в жанре диалога, который он впервые опробовал в «Вещах, сокрытых...»: в них он беседует с писателями, журналистами и коллегами, отвечает на критику и проясняет сложные моменты миметической теории. К таким работам относятся «Тот, через кого скандал приходит» (Celui par qui le scandale arrive, 2001), «Истоки культуры» (Les origines de la culture, 2004), «Завершить Клаузевица» (Achever Clausewitz, 2007) и 2 книги, созданные в соавторстве с итальянским философом Дж. Ваттимо и озаглавленные «Истина или маловерие: беседа о христианстве и релятивизме» (Verità o fede debole? : dialogo su cristianesimo e relativismo, 2006) и «Христианство и современность» (Christianisme et modernité, 2009).

Единственная по-настоящему прорывная работа позднего Жирара – его последняя книга «Завершить Клаузевица», написанная в форме беседы c французским литературным критиком и публицистом Б. Шантром. Отталкиваясь от обсуждения труда «О войне» прусского военного теоретика К. фон Клаузевица, автор распространяет миметическую перспективу на историю и политику. Он заявляет, что на протяжении 18–20 вв. двигателем мировой истории было взаимное подражание и соперничество между Францией и Германией, а теперь подобный формат отношений распространился на весь мир. Именно так можно описывать, например, конфликт между СССР и США в эпоху «холодной войны», «войну с терроризмом» Дж. Буша-младшего, нагнетание между США и Китаем, арабо-израильский, чеченский или индо-пакистанский конфликты. Жирар заимствует у самого Клаузевица множество понятий его военной теории – «поединок», «взаимодействие», «устремление к крайности» – и переосмысливает их в миметических терминах подражания, соперничества и насилия. Также в работе он обращается к «апокалиптической» перспективе и заявляет, что насилие в процессе нарастания способно в перспективе уничтожить весь мир.

Критика и влияние

Идеи Жирара часто критиковались при его жизни и критикуются до сих пор за их тотализующую интерпретативность, редукционизм, «наивный реализм», однобокость, пророческий и апологетический пафос. Несмотря на это, они продолжают быть актуальными для сотен исследователей по всему миру и привлекаются во множестве дисциплин от философии, богословия, антропологии, социологии и политологии до психиатрии, исследований кино или гендера, и даже естественных наук – нейробиологии, квантовой физики и т. д. Существует целый ряд организаций, которые занимаются развитием и популяризацией его миметической теории. Влияние Жирара распространяется и за пределы академического мира – о нём неоднократно заявляли, например, писатели Дж. Кутзее и М. Кундера.