Новозаветная библеистика эпохи Просвещения
Новозаве́тная библеи́стика эпо́хи Просвеще́ния, исторический этап развития библеистики Нового Завета.
Новозаветная библеистика как наука сформировалась в эпоху Просвещения, хотя отдельные библеистические дисциплины, такие как текстология, герменевтика, появились ранее – в эпоху Возрождения и Реформации. В 18 в. к ним добавились исагогика, история первоначального христианства и библейское богословие. Их развитие в то время во многом определялось влиянием идей Просвещения, в частности английского деизма. Главной особенностью библеистики как науки по сравнению с предыдущими эпохами стало обращение к историко-критическим методам и постепенный отказ от согласования библейских исследований с церковной догматикой.
Предыстория
Отдельные примеры исторического и критического подходов к текстам Нового Завета встречались ещё у раннехристианских авторов. В раннехристианской литературе в ходе дискуссий о библейском каноне поднимался вопрос об апостольском происхождении новозаветных писаний. В середине 2 в. Маркион создал свой, сокращённый канон, в предисловиях к которым излагались предания о целях написания каждого послания апостола Павла. Во 2–4 вв. ряд раннехристианских писателей (например, Ориген, Дионисий Александрийский и др.; свидетельства о них приводит Евсевий Кесарийский в «Церковной Истории») подвергали сомнению апостольское происхождение некоторых соборных посланий (2-го и 3-го послания Иоанна; 2-го послания Петра; послания Иуды), послания к Евреям и Откровения Иоанна Богослова. Некоторые авторы признавали текстологические проблемы, которые требовали рационального решения, а также утверждали необходимость обращения к оригиналам библейских текстов (Ориген, Иероним Стридонский, Евсевий Кесарийский и другие). К периоду Средневековья относятся два главных события донаучных библейских исследований – это появление и развитие жанров «глоссы» и «вопросы» (Гуго Сен-Викторский).
Для эпохи Возрождения характерно возрастание интереса к критике и толкованию оригинальных текстов Библии и, как следствие, – к выявлению их буквального смысла. Итальянский гуманист Л. Валла передал (1442 или 1445) Т. Парентучелли (будущему папе Николаю V) рукопись с результатами критического сравнения текста Вульгаты с греческим оригинальным текстом Нового Завета, основанного на строго филологических критериях. В своём анализе Валла отмечал грамматические ошибки и ошибки перевода, идущие от незнания греческого текста, а также предлагал многочисленные исправления.
Пример формирования научного критического подхода к тексту Нового Завета дают работы Эразма Роттердамского, ключевой фигуры европейского гуманизма первых десятилетий 16 в. Изданный им в 1516 г. греческий Новый Завет включал его собственный латинский перевод, несколько предисловий и обширный аппарат примечаний. Эразм принял ряд выводов Валлы, например то, что писцы могли искажать тексты, как намеренно, так и непреднамеренно, кроме того, он использовал в своей критике ранние переводы Нового Завета, допустил возможность конъектур, проанализировал состав, авторство, датировку книг и поставил вопрос о подлинности некоторых библейских текстов.
Важные герменевтические открытия М. Лютера определили особенности дискуссий, как с католиками, так и внутри протестантизма, о принципах и методах толкования Писания. Его работы задали некоторые тенденции библейской герменевтики, обусловившие в будущем формирование современной библеистики. Среди основных принципов Лютера – подчинение церковного предания и символических текстов слову Писания, выявление буквального смысла библейского текста как цель экзегезы и отказ от аллегорического толкования.
Дальнейшие дискуссии протестантов и католиков о толковании Библии были определены решениями Тридентского собора (1546), противопоставившего протестантскому тезису о Библии как единственном источнике Откровения догматический декрет, согласно которому божественная истина содержится в Священном Писании, а также то, что Писание и церковное учение (догма) не могут противоречить друг другу (Декрет о принятии Священных Книг и Предания). В 16–17 вв. сформировалась протестансткая ортодоксальная библейская герменевтика, противопоставившая католическому принципу необходимости церковной традиции для толкования Писания учение о богодухновенности, в котором отождествлялось Писание и слово Божие (И. Рамбах, И. Ф. Кёниг).
Созданный гуманистами историко-филологический подход к комментированию античных и библейского текстов продолжил своё развитие в работах Г. Гроция, автора экзегетических «примечаний» к Ветхому и Новому Завету (1644, 1641–1650). Он стремился достигнуть лучшего понимания языка библейских текстов и связанных с ними религиозных представлений, привлекая для их интерпретации примеры из классической греческой и латинской, а также иудео-эллинистической литературы.
Англиканский священник Дж. Лайтфут пришёл к осознанию того, что язык Нового Завета, написанного евреями и для евреев, можно понять, только обратившись к языку и письменности того времени. По его убеждению, достижению этой цели должно было способствовать изучение раввинистической литературы.
Критическая экзегетическая традиция в 17 в. была воспринята католическим богословом Р. Симоном, стремившимся на основании исследования текстовой и экзегетической традиции Писания опровергнуть протестантский принцип его толкования. В своих работах о Новом Завете (1689, 1690, 1693) Симон попытался на основании критических замечаний отцов церкви и критического анализа доступных рукописей проследить историю возникновения новозаветного текста и решить вопрос о его правильном толковании.
Герменевтическая проблема
В начале 18 в. исследователи постепенно пришли к осознанию того, что библейские книги необходимо изучать так же, как изучают другие литературные произведения. Конкретное выражение эта мысль получила в работах богослова и филолога Ж.-А. Турреттини. Он утверждал, что толкование Священного Писания должно осуществляться только на основании рациональных правил, при этом в интерпретации священного текста необходимо следовать историческому подходу, учитывающему особенности каждой библейской книги, а не правилам, основанным на церковной догматике. В толковании Писания он признавал только те правила, которые применялись для интерпретации любого другого литературного текста (Turrettini. 1728).
Позиция Турреттини была поддержана рядом его современников. В конце 18 в. схожих взглядов придерживался И. Я. Веттштейн: в подготовленное им издание Нового Завета (1751–1752) он включил параллели из греческих классических и еврейских раввинистических текстов, позволяющих, по его мнению, понять библейский текст в его литературной среде.
Лейпцигский теолог и филолог И. А. Эрнести первым сформулировал принцип раздельного рассмотрения Нового и Ветхого Заветов и свёл толкование Писания только к грамматико-лингвистическому анализу. Он также отказался от традиции интерпретации библейского текста в соответствии с церковной догматикой («Герменевтика Нового Завета» – «Institutio interpretis Novi Testamenti», 1761). При этом Эрнести признавал богодухновенный характер текста и отвергал возможность того, что Библия может содержать ошибки. Также он отрицал ошибочность традиционной атрибуции авторства библейских текстов.
С программой применения единого историко-филологического метода трактовки всякого литературного текста, в том числе и Библии, выступили К. А. Г. Кайл (Keil. 1793; Keil. 1810) и Г. Л. Бауэр (Bauer. 1799). Решающий шаг в её осуществлении сделал И. С. Землер: он провёл различие в Библии между словом Божиим и Священным Писанием. Поскольку в Писании содержится материал, актуальный только для времени его возникновения, Землер пришёл к выводу, что не все его части богодухновенны и принадлежность к канону той или иной книги Нового Завета необходимо обосновывать по результатам её исторического исследования (Semler. 1771–1775).
Текстология
Наиболее динамичной частью новозаветной науки в 18 в. стала текстология. Несмотря на то что в основе большинства изданий Нового Завета лежал «общепринятый текст» (Textus Receptus), порою с незначительными вариациями, развитие критического аппарата библейской науки привело к тому, что в поле зрения исследователей попало не менее 200 греческих новозаветных рукописей. Введение в научный оборот новых рукописей выявило множество разночтений между версиями библейского текста. Так, в издании «общепринятого текста» Дж. Милла (Оксфорд, 1707; 2-е издание – Амстердам, 1710) количество разночтений превысило 30 тыс.
И. А. Бенгель, исследовав причины появления обнаруженных его предшественниками разночтений, предпринял собственное издание греческого текста Нового Завета (1734), снабжённое критическим аппаратом, которое содержало описание всех известных к тому времени альтернативных вариантов чтения. Рукописные свидетельства текста были разделены Бенгелем на семейства. Издание было выстроено на определённых герменевтических принципах: например, при реконструкции чтения предпочиталось труднейшее (proclivi scriptioni praestat ardua; в основе этого лежит убеждение, что переписчики скорее могли изменять текст с целью сделать его более понятным, а не наоборот).
И. Я. Веттштейн в своём издании греческого Нового Завета (1751–1752) расположил непосредственно под «общепринятым текстом» отсылки к вариантам, которые он считал первоначальными; в критическом аппарате он ввёл обозначение рукописей сиглами и цифрами, которое используется доныне. Издание включало описание всей известной в то время рукописной традиции Нового Завета, а также параллели из греческих классических и еврейских (раввинистических) текстов.
И. Я. Грисбах в своём издании греческого Нового Завета (1774–1775), основанном на более широкой по сравнению с Миллом и Веттштейном рукописной традиции, первым перешёл от анализа языка, стиля и смыслового контекста «общепринятого текста» к реконструкции гипотетического «пратекста». Вслед за Бенгелем и Землером он разделил все имеющиеся свидетельства текста на 3 рецензии: александрийскую, западную и константинопольскую, из которых ценными для реконструкции первоначального текста признал только две первые. Он сформулировал также задачу критики текста Нового Завета – на основании текстологической ценности отдельных свидетелей текста, а также анализа особенности лексики, стиля автора и композиции текста сделать вывод о его первоначальной форме.
Исагогика
В 18 в. получила развитие предложенная ещё Р. Симоном идея введения в историю возникновения Нового Завета, основанного на результатах исторического критического анализа. В Германии первый опыт исторического исследования канонических книг Нового Завета, проведённый Землером, продолжил И. Д. Михаэлис, опубликовавший в 1750 г. своё введение в Новый Завет («Введение в Божественные писания Нового Завета» – «Einleitung in die göttlichen Schriften des neuen Bundes»). Он считается основателем новозаветной исагогики. В 4-м издании 1788 г. в полемике с более ранними исследователями Михаэлис подробно описал основные научные проблемы исследования новозаветных текстов: вопрос языка, критики текста и возникновения отдельных новозаветных Писаний. Он согласился с выдвинутым уже Землером тезисом о различных рецензиях текста и оспорил взаимную литературную зависимость евангелистов-синоптиков, объяснив их сходство и различие использованием других «апокрифических Евангелий» (предложил, таким образом, теорию Первоевангелия, продолжив традицию евангельской гармонии). Также он отмечал близость Евангелия от Иоанна к гностицизму и оставил открытым вопрос об апостольском происхождении и, следовательно, богодухновенности некоторых новозаветных Писаний (Евангелий от Марка, от Луки, греческого текста Евангелия от Матфея, Посланий Иакова и Иуды), настаивая на том, что они нуждаются в историческом обосновании.
Синоптическая проблема
В 18 в. была сформулирована синоптическая проблема. До настоящего времени она остаётся актуальной сферой библейских исследований. Вопрос о достоверности традиции новозаветных произведений был поставлен уже в ходе текстологической работы. В 1776 г. Г. Лессинг для объяснения литературной связи евангельских повествований предложил т. н. теорию Протоевангелия, согласно которой сходство евангелистов-синоптиков (Матфея, Марка и Луки) – результат общего происхождения их Евангелий от утраченного Евангелия, написанного по-арамейски («Евангелия назореев»), тогда как различия возникли из-за разного перевода общего источника («Вопросы из истории Церкви» – «Thesen aus der Kirchengeschichte», 1776). Развивая мысли Лессинга, И. Г. Эйхгорн предположил, что каждый евангелист использовал особую редакцию этого Протоевангелия («О трёх первых Евангелиях» – «Über die drey ersten Evangelien», 1794).
Начало исследованию литературного взаимоотношения Евангелий положил И. Я. Грисбах, издав первые три из них (синоптические) в виде параллельных колонок (1776) и сделав вывод о невозможности их гармонизации, поскольку ни одно из синоптических Евангелий не предлагало надёжной хронологии описываемых ими событий. В исследовании Грисбаха о синоптических Евангелиях (Griesbach. 1789–1790) была предложена новая теория появления этих источников – т. н. теория использования одних синоптических Евангелий в качестве источников для других. Традиционной церковной точке зрения (согласно которой Евангелия возникли в том порядке, в каком они стоят в каноне, и независимо друг от друга) он противопоставил тезис о том, что Евангелие от Марка возникло в результате переработки Евангелий от Матфея и от Луки, а сами Евангелия были написаны в порядке Матфей – Лука – Марк.
И. Г. Гердер высказал догадку о существовании устной христианской традиции, из которой черпали сведения евангелисты. Эта традиция была устойчива благодаря заучиванию и повторению определённого набора изречений и сюжетных повествований (Herder. 1797). Уже в начале 19 в. эта теория получила развитие в работах И. Гизелера, объяснявшего сходство и различия синоптиков существованием устного арамейского Протоевангелия, восходящего к одному из учеников Иисуса, которое было переведено и впервые записано уже на греческом языке (Gieseler. 1818).
Следующим этапом литературного анализа синоптиков стала предложенная Ф. Д. Шлейермахером («О писаниях Луки, критическое исследование» – «Über die Schriften des Lucas, ein kritischer Versuch», 1817) «теория фрагментов», согласно которой евангелист Лука пользовался не письменными источниками, охватывающими всю жизнь Иисуса (как в теории Протоевангелия), а больши́м числом сочинений, каждое из которых объединяло несколько подобранных по жанровому признаку фрагментов. Впоследствии этот взгляд был распространён и на других синоптиков («Введение в Новый Завет» – «Einleitung in das Neue Testament», 1817).
Литературная критика
Ряд важных исагогических вопросов, связанных с литературной критикой Нового Завета, рассматривает Землер в работе о каноне (1771–1775). Объясняя отсутствие последних двух глав послания апостола Павла к Римлянам у Маркиона, он предлагает гипотезу литературного развития текста: эти две главы были добавлены позже (с этого времени данный тезис становится общим местом в новозаветной науке). Землер также делает попытку на основании сравнения богословского содержания отдельных текстов Нового Завета определить их место в истории первоначального христианства. Так, Откровение Иоанна Богослова он относит скорее к иудейской, чем к христианской традиции, и считает, что его автором не мог быть автор Евангелия от Иоанна. Считая, что первоначальный канон существовал в различных формах, Землер допускает наличие в первоначальном христианстве двух конкурирующих групп – иудео- и языкохристиан. Между ними Землер пытается распределить новозаветные послания. С этого момента впервые в библейской науке история возникновения новозаветных Писаний включается в историю первохристианских общин, предметом исследования становятся отдельные авторы.
История первоначального христианства
В 18 в. появились первые попытки реконструировать историю первоначального христианства, в том числе восстановить образ «исторического Иисуса». В 1774–1778 гг. Г. Лессинг посмертно опубликовал фрагменты труда Г. С. Реймаруса «Апология или защита разумных верующих в Бога» («Apologie oder Schutzschrift für die vernünftigen Verehrer Gottes»), созданного под влиянием радикальных идей английских деистов о религии разума (особое значение для библеистики имели публикации 6-го и 7-го фрагментов – «Об истории Воскресения» («Über die Auferstehungsgeschichte») и «О цели Иисуса и его учеников» («Von dem Zwecke Jesu und seiner Jünger»). Реймарус подчёркивал разницу между проповедью Иисуса, предвещавшей близость мессианского царства в характерном для иудаизма политическом смысле и призывающей к покаянию, и тем, как её восприняли в своих писаниях апостолы. Иисус, согласно Реймарусу, принадлежал к иудейской пророческо-апокалиптической традиции, а отделившееся от иудаизма христианство было создано апостолами. Таким образом впервые было сформулировано методически важное положение о необходимости учёта того иудейского контекста, в котором имело место провозвестие Иисуса. Сам Реймарус объяснял разницу между политическо-мессианской проповедью Иисуса и верой апостолов в страдавшего, воскресшего и вновь грядущего Христа объективной «теорией обмана»: ученики, чтобы не обнаружить крах своего движения, выкрали тело Господа, а через 50 дней выступили с проповедью о его воскресении и втором пришествии. Значение публикации фрагментов Реймаруса состоит прежде всего в том, что в историческом исследовании Нового Завета появилось осознание необходимости различения провозвестия исторического Иисуса и проповеди первоначальной христианской общины. Одновременно был поднят вопрос о роли Иисуса в истории отделения христианства от иудаизма. Публикации послужили отправной точкой для развития в 19 в. , с одной стороны, «исследований жизни исторического Иисуса» (Leben-Jesu-Forschung), а с другой – истории первоначального христианства.
Библейское богословие
В 18 в. в новозаветной науке складывается ещё одна дисциплина – богословие Нового Завета, первым опытом которой можно считать вступительную лекцию И. Ф. Габлера в Альтдорфе о принципиальном различии библейского и догматического богословий («О верном различии библейского и догматического богословия и о правильном определении их целей» – «De iusto discrimine theologiae biblicae et dogmaticae regundisque recte utriusque finibus», 1787). Согласно Габлеру, первое имеет чисто исторический характер и ставит своей задачей установление учений библейских авторов на основании историко-критической экзегезы и их раздельное изложение. Он впервые говорит о том, что язык Нового Завета имеет определённое мифологическое измерение. Первоначальное христианство передавало свои традиции только изустно, поэтому их мифологическое оформление в этой культуре было неизбежно. Только при таком понимании текста (как во многом определённого его мифологическим компонентом) могут быть отделены положения истинного откровения, имеющие догматическую значимость, от того, что обусловлено только временем.
Г. Л. Бауэр первым предпринял попытку создать общее библейское богословие как строго историческую дисциплину. В его 4-томном библейском богословии Нового Завета («Библейское богословие Нового Завета» – «Biblische Theologie des Neuen Testamentes», 1800–1802) раздельно изложены учения (Lehrbegriffe) синоптиков; Евангелия и посланий апостола Иоанна; Апокалипсиса; 1-го и 2-го посланий Петра; послания Иуды и, наконец, «учения Павла». В работе проводится сравнение отдельных «учений» и показаны их особенности. С помощью категории мифа (и следуя теории аккомодации, сформулированной Землером) Бауэр попытался показать суть проповеди Иисуса из Назарета.