Диале́ктика [греч. διαλεκτική (τέχνη) – искусство вести беседу или спор], одно из основополагающих философских понятий, смысл которого существенно менялся на протяжении истории и в разное время означал искусство ведения беседы или спора, искусство убедительного пустословия, способ поиска истины, метод философского познания, логическое движение понятий, философское учение о единстве и противоречивости бытия и т. д.

Диалектика в Античности

Родоначальником диалектики считали Парменида («скала Парменида», Гуго Сен-Викторский), Зенона Элейского (Аристотель), Гераклита (последователи Г. В. Ф. Гегеля). Негативное значение диалектики как искусства при помощи ложных доказательств и софизмов выдавать за истину мнимое приписывали софистам. Первое употребление термина «диалектика» в устной форме относят к Сократу, а в письменной – к Платону.

Диалектика Сократа направлена на прояснение и определение понятий и тесно связана с иронией (притворством) и майевтикой («повивальным искусством» мысли и истины). Первая развёрнутая трактовка диалектики дана Платоном, для которого диалектика как «царское искусство» является умением «ставить вопросы и давать ответы» (Собрание сочинений. Москва, 1990 г. Т. 1. С. 182, 622). Платон противопоставил диалектику как способ беседы или рассуждения, направленного на поиск объективной истины, эристике – как методу спора, имеющему дело с субъективной правотой. Диалектика Платона состоит как в различении, так и в обобщении: в различении всего по родам и в «природной способности охватывать взглядом единое и множественное» (Там же. М., 1993. Т. 2. С. 176). Способность к диалектике тесно связана с познанием подлинного и вечно тождественного по своей природе бытия: минуя ощущения, диалектика при помощи одного лишь разума устремляется к сущности любого предмета вплоть до постижения сущности блага – вершине умопостигаемого.

Развиваемое Аристотелем понятие диалектики весьма многозначно: диалектика «прокладывает путь к началам всех учений» (Сочинение. Москва, 1978. Т. 2. С. 351), является «искусством ставить наводящие вопросы» (Там же. С. 556), трактует единое и многое, делая из многого одно (выдвижение посылок) и из одного многое (выдвижение возражений), противостоит софистике (мнимой мудрости), эристике, имеющей целью спор ради спора или мнимой победы, философии, изучающей само сущее как таковое, а не привходящие свойства вещи. Включая в себя искусство испытывания, диалектика сходна с риторикой, ибо обе занимаются выводами из противоречивых посылок и имеют дело с противоположностями. В «Аналитике» диалектика предстаёт учением о правдоподобном или вероятном. В отличие от доказывающих силлогизмов, исходящих из истинных положений, диалектические силлогизмы исходят лишь из правдоподобных посылок, основанных на мнении или на том, что кажется правильным. В то же время к диалектическим доводам Аристотель относил не только силлогизмы (дедукцию), но и наведение (индукцию). В «Топике» диалектика понималась Аристотелем в качестве некоей изначальной части логики – способа, «при помощи которого мы в состоянии будем из правдоподобного делать заключения о всякой предполагаемой проблеме и не впадать в противоречие, когда сами отстаиваем какое-нибудь положение» (Там же. С. 349). Вследствие этой двусмысленности представления о диалектике у Аристотеля в средневековой схоластике возникли споры об отношении диалектики к аналитике, о том, охватывает ли диалектика всю логику и как следует понимать её вероятность или правдоподобность. Во всех последующих интерпретациях диалектики так или иначе просматриваются аристотелевские или платоновские черты.

Диалектика стоиков – учение о правильном споре при помощи рассуждений вопросно-ответного типа, «наука о том, что есть истина, что ложь, а что – ни то ни другое», «наука об обозначениях и обозначаемом» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Москва, 1986. С. 266), добродетель, необходимая всякому мудрецу. Слава в искусстве диалектики таких стоиков, как Хрисипп, была такова, что многим казалось: «если бы боги занимались диалектикой, они бы занимались диалектикой по Хрисиппу» (Там же. С. 300). У некоторых стоиков (Марк Аврелий) диалектика отождествлялась с логикой, однако чаще она всё же понимается как её часть наряду с риторикой и наукой об определениях и канонах. В этом случае диалектика распадалась на область означаемого, включающую разделы о представлениях, суждениях, рассуждениях и т. п., и область звука, включающую разделы о частях речи, неправильных оборотах, софизмах и т. д.

Эпикур и его последователи отвергали диалектику, заменяя её каноном и называя диалектиков «вредителями». С ними полемизировал Цицерон, видевший в диалектике искусство суждения в отличие от топики, или искусства нахождения.

Диалектика в Средние века

Согласно Августину, диалектика «учит учить; она же учит учиться: в ней обнаруживает себя разум и показывает, что он такое, чего хочет, что может. Она знает знать; она одна не только хочет, но и может делать знающими» (Творения блаженного Августина, епископа Иппонийского. Киев. 1879. Ч. 2. С. 210). Разделяя риторику и диалектику, Августин утверждал полезность диалектики для понимания Священного Писания. Именно на Августина ссылался Абеляр в полемике против т. н. антидиалектиков (Пётр Дамиани и др.), доказывая необходимость диалектики для богословия, ибо она обеспечивает истинность доводов и разоблачает лживость софистических доказательств, позволяя тем самым опровергать «нападки еретиков».

В Средние века диалектика прочно входила в состав семи свободных искусств, которые делились на тривиум (грамматика, диалектика и риторика) и квадривиум (арифметика, музыка, геометрия, астрономия). Гуго Сен-Викторский различал диалектику и логику; если грамматика является искусством правильной речи, а риторика – искусством убеждения, то диалектика – это искусство спора, отделяющего истину от лжи. Ибн Рушд разделял риторику, диалектику и аподейктику, причём диалектика соотносилась у него с аристотелевскими правдоподобными силлогизмами, а аподейктика – с доказательными. Оппозиция диалектики в схоластике существовала и в более поздний период. Для П. де ла Раме и его сторонников диалектика оказывалась всего лишь искусством диспута (ср.: Bütner W. Dialectica Deutsch. Das ist Disputierkunst. Eisleben, 1574).

В поздний период схоластики диалектика преимущественно употреблялась как синоним логики. Отождествление диалектики и логики сохраняется вплоть до 18 в.

Диалектика в Новое время

Диалектика в Новое время была подвергнута массивной критике параллельно с критикой традиционной формальной логики и аристотелизма. Ф. Бэкон, понимая под диалектикой аристотелевскую логику как некий вид «атлетики», утверждал, что она «содействовала скорее укоренению и как бы закреплению ошибок, чем расчистке пути для истины» (Сочинение. Москва, 1977. Т. 1. С. 64): её порок состоит в пренебрежении опытом и в том, что она не ведёт к открытию истины. Свои надежды Бэкон связывал с развитием индукции, однако и остававшийся на позициях дедукции Р. Декарт тем не менее продолжил критику «уз диалектики», поскольку «истина часто ускользает из этих уз, а те, кто ими пользуется, сами оказываются запутанными в них» (Сочинение. Москва, 1989. Т. 1. С. 110–111). Диалектика нуждается для своих умозаключений в посылках, которые она сама не может доставить, так что на смену диалектике как школьной логике должна прийти новая логика, которая «учит надлежащему управлению разумом для приобретения познания ещё не известных нам истин» (Там же. С. 308–309).

Постепенно возникает двухчастное деление логики на аналитику, обладающую доказательной силой, и на диалектику, имеющую дело с вероятным (Schmidt J. A. Logica positiva sive dialectica et analytica. Jena, 1687; Darjes J. G. Introductio in artem inveniendi seu logicam theoretico-practicam, qua analytica atque dialectica. Jena, 1742). Под влиянием этой традиции новая интерпретация диалектики была дана И. Кантом. Кант выдвинул идею новой науки – трансцендентальной логики, которая в отличие от традиционной формальной логики определяет происхождение, объём и объективную значимость неэмпирических, или априорных, знаний. Трансцендентальная логика распадается на аналитику – «логику истины» и диалектику – «логику видимости» (Критика чистого разума. М., 1994. С. 120). При этом Кант порывает с аристотелевской традицией понимания диалектики как «учения о вероятности». Хотя трансцендентальная диалектика способна вскрыть видимость трансцендентных, т. е. выходящих за границы опыта, суждений, однако она не способна полностью искоренить её, ибо подобная видимость оказывается неизбежной и естественной для человека иллюзией. Наибольшее влияние на дальнейшее развитие диалектики оказало кантовское учение об антиномиях, т. е. противоречиях законов чистого разума. Формулируя о мире четыре пары противоречащих друг другу тезисов и антитезисов, Кант с равным успехом доказывал как первые, так и вторые. Выход из создавшегося положения он усматривал в том, что, поскольку мир является трансцендентальной идеей, а не вещью самой по себе, то в первых двух антиномичных парах одновременно ложны как тезис, так и антитезис, тогда как в двух последних и тезис, и антитезис могут быть одновременно истинными соответственно для вещей самих по себе или для явлений. Наряду с учением об антиномиях и идеей трансцендентальной логики, которую некоторые интерпретаторы неоправданно считали неким прообразом диалектической логики, большой резонанс для дальнейшего развития диалектики имело также кантовское учение о трёхсоставности каждой из его четырёх групп (классов) категорий, причём «третья категория возникает всегда из соединения второй и первой категории того же класса» (Там же. С. 89) при помощи особого акта рассудка.

Хотя И. Г. Фихте практически не пользовался термином «диалектика», называя свой метод «синтетическим», тем не менее этот метод его наукоучения, при котором противоречие, возникающее в основоположении, разрешается в новом основоположении, в дальнейшем получил название антитетической диалектики. Для Фихте антитетический приём в сравниваемых предметах ищет признак, в котором они противополагаются друг другу, а синтетический приём – признак, в котором они равны друг другу. Образец натурфилософской диалектики усматривался и в учении Ф. В. Шеллинга о полярности природы.

Если для Аристотеля диалектика выступала как наука о мышлении, так что противоречия, о которых он говорил, были противоречиями мышления, то Ф. Шлейермахер и Г. В. Ф. Гегель порывают с этой традицией. Шлейермахер исходит из соответствия бытия и мышления: причинная связь внешней действительности соответствует логической связи понятий. У Гегеля, обосновывавшего совпадение структуры мышления со структурой бытия, на первый план в истолковании диалектики выдвигаются противоречия самого бытия, и диалектика предстаёт «вообще принципом всякого движения, всякой жизни и всякой деятельности в сфере действительности» (Энциклопедия философских наук. М., 1975. Т. 1. С. 206). В качестве предшественников гегелевской диалектики стали рассматриваться Гераклит из Эфеса, неоплатоники и др.

Диалектика у Гегеля «составляет природу самого мышления», ярким примером её является развёртывание понятия, движущегося от первых пустых и лишённых содержания определений к определениям всё более содержательным. В центре гегелевской диалектики – триада тезис – антитезис – синтез, охватывающая три последовательных момента развёртывания «логически-реального» – «абстрактный, или рассудочный», «диалектический, или отрицательно-разумный» (имманентное «снятие» односторонних конечных определений рассудка и их «переход в свою противоположность»), и, наконец, «спекулятивный, или позитивно-разумный», в свою очередь снимающий это противопоставление и удерживающий оба предшествующих момента в их «конкретном единстве» (Там же. С. 201). Именно к Гегелю восходит противопоставление метафизики и диалектики как двух философских методов, из которых первый является механистичным, не учитывающим движения и развития.

Наряду с неприятием гегелевской диалектики многими мыслителями (А. Шопенгауэром и др.) предпринимались попытки её трансформации. Так, для Л. Фейербаха диалектика состоит в диалоге: «Истинная диалектика не есть монолог одинокого мыслителя с самим собой, это диалог между Я и Ты» (Сочинение. Москва, 1995. Т. 1. С. 144). У С. Кьеркегора диалектический переход от одной «жизненной стадии» к другой осуществлялся не мышлением, как у Гегеля, а волей, выбором, прыжком, так что диалектика приобретает экзистенциальный характер. К. Маркс, поставив задачу материалистического преобразования метода Гегеля, при этом отзывался о его диалектике как о «могучей, вечно деятельной движущей силе мысли» (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинение. 2-е изд. Москва, 1970. Т. 41. С. 222). Идеи Маркса о материалистической диалектике попытался конкретизировать Ф. Энгельс, понимая диалектику как «науку о всеобщих законах развития природы, человеческого общества и мышления» (Там же. М., 1961. Т. 20. С. 145). Сформулированные Энгельсом т. н. законы диалектики, восходящие к Гегелю, – единство и борьба противоположностей, переход количественных изменений в качественные, отрицание отрицания – стали существенным элементом диалектического материализма – официальной философии советского периода. В рамках диалектического материализма предпринимались безрезультатные (по причине нерешённости проблемы противоречия) попытки разработать некую диалектическую логику, призванную в отличие от традиционной формальной логики учитывать не только форму, но и содержание мышления.

Развитие диалектики в западном неомарксизме связано прежде всего с франкфуртской школой. Пафос «негативной диалектики» Т. Адорно направлен на разоблачение ложного тождества всеобщего и особенного: отрицание, раскрывающее эту нетождественность, перестаёт быть моментом перехода к какому-либо синтезу. Традиция С. Кьеркегора получила продолжение в 20 в. в диалектической теологии (К. Барт, Р. Бультман и др.).

Диалектика была подвергнута критике К. Поппером за двусмысленность и неоправданные претензии на фундаментальную роль в познании, альтернативную формальной логике.

Активное использование понятия диалектики в советский период практически в любом контексте с целью оправдания тех или иных политических решений привело к известной дискредитации самого термина, отягощённого в силу этого негативными коннотациями в современном российском философском языке.