Гераклит Эфесский
Геракли́т Эфе́сский (Гераклит из Эфеса, греч. Ἡράκλειτος ὁ Ἐφέσιος) (около 540 до н. э., Эфес – около 480 до н. э., согласно Аполлодору Афинскому), древнегреческий философ, политический и религиозно-этический мыслитель пророческо-реформаторского склада. Имел наследственный титул басилевса (царя-жреца), от которого отрёкся в пользу брата. Автор единственного сочинения (в одной книге из трёх глав – «О Вселенной, о государстве, о богословии»), по преданию, посвящённого в храм Артемиды Эфесской; сохранилось более 100 фрагментов-цитат. Книга Гераклита написана метафорическим языком, с намеренной многозначностью, притчами, аллегориями и загадками (отсюда прозвище Тёмный и трудности интерпретации). Перипатетическая доксография, буквально понимая метафорику Гераклита, односторонне интерпретировала его как «физика», но, по свидетельству грамматика Диодота, сочинение Гераклита – не «о природе», а «о государстве». Гераклит, по существу, был первым греческим утопистом, предвосхитившим тему «Государства» Платона и написавшим об идеальном переустройстве общества, религии и морали на основании «естественного закона», начиная с радикальной реформы человеческого языка и мышления.
Своеобразие мировоззренческой и философской позиции Гераклита в том, что он выступает как против мифоэпической традиции (Гомер, Гесиод), так и против рационализма Ионийского просвещения (Ксенофан, Гекатей Милетский). Фундаментальная оппозиция, вокруг которой вращается мысль Гераклита, – «одно» и «многое» (или «всё»). В онтологии, космологии, теологии, политике и этике Гераклит утверждает примат «одного» над «многим»: истинно и реально только «одно», оно тождественно с субстратом «этого космоса», оно есть единственный истинный Бог, оно обнаруживает себя в «естественном законе» (парадигматическом для всех человеческих законов), оно же есть высшая этическая ценность (т. к. цель философствования – обо́жение); соответственно, феноменальный мир «многого» увязывается с многобожием, демократией (правлением «многих»), гедонизмом (любовь к чувственному множеству) и отрицается Гераклитом как неподлинный и лишённый ценности. Формально монизм Гераклита сходен с монизмом элейской школы, но метод диаметрально противоположен. Если рационалист Парменид доказывает тезис о единстве путём логической дедукции, то Гераклит делает то же самое, декларируя чистый сенсуализм («что можно видеть, слышать, узнать, то я предпочитаю» – фрагмент 5), разбивая весь феноменальный мир на пары противоположностей и показывая «тождество» каждой из них (значительная часть фрагментов Гераклита – конкретные примеры такого совпадения противоположностей). «Единство противоположностей» у Гераклита – не «соединённость» или «связность» (которая предполагала бы их раздельную индивидуальность, отрицаемую Гераклитом), но «полное совпадение», абсолютное «тождество» (ταὐτόν), вплоть до неразличимости. Объективное («по природе») «одно» эмпирически обнаруживается как «два». Т. о., именно антитетическая структура «явлений» свидетельствует о нерасторжимой «гармонии» и абсолютном единстве «скрытой природы» – космического Бога. Сокровенные «мир» и «гармония» обнаруживаются как явленные «война» и «раздор». Но люди «не понимают, что враждебное ладит с собой: перевёрнутая гармония, как лука и лиры» (фрагмент 27). Два атрибута Аполлона (которого Гераклит считал своим философским наставником) совпадают в схематической А («альфе») – образной фигуре лука (символ войны), который при «перевёртывании» оказывается лирой (символом мира).
Эпистемология Гераклита связана с его философией имени и основана на метафорической модели «мир как речь» (логос), отсылающей к «тому, что у нас перед глазами», к видимой «речи» природы, к физическому космосу, непосредственно воспринимаемому чувствами. Книгу (речь) природы нельзя прочитать (услышать), не зная языка, на котором она написана; отдельные вещи суть «слова» этой речи. Поскольку греческое письмо было сплошным (без разделения текста на слова), философия понимается как искусство правильного чтения (интерпретации) и деления чувственного текста на «слова-и-вещи». Задача философа – вычленять из потока сенсорных данных каждую пару противоположностей, «схватывая» их «вместе», в одном слове-понятии. Люди же разделили «этот логос» не «по природе», в результате все слова человеческого языка – лишь бессмысленные «слоги» природных имён, а весь человеческий язык (и мышление) подобен бессвязному бормотанию спящего или глоссолалии сумасшедшего. Мир как логос, прочитанный (услышанный) правильно, есть «одно», прочитанный неправильно – «многое». Человечество живёт в неверно дешифрованном мире мнения-доксы: «большинство не воспринимает вещи такими, какими встречает их [в опыте]… но воображает» (фрагмент 3). Люди «сталкиваются» с реальностью лицом к лицу, но не видят её, т. к. погружены в «собственное сознание»; они, «присутствуя, отсутствуют» (фрагмент 2) и видят только собственные сны. Учёные накапливают эмпирические факты, не понимая, что только умножают своё невежество: познание «явлений» подобно ловле вшей – чем больше «увидел и схватил», тем меньше осталось. «Бытие любит прятаться» (фрагмент 8): чтобы найти золотую крупицу истины, надо перекопать гору пустой породы «явлений» (фрагмент 10). Но тот, кто проделает этот титанический труд и элиминирует весь феноменальный мир целиком, придёт к исходной точке и встретится с самим собой: «я искал самого себя» (фрагмент 15).
Онтологический абсолют тождествен субъекту познания (ср. тождество Брахмана и Атмана в адвайта-веданте). По устранении конвенциональной множественности «этот-вот космос» предстаёт здравому уму как «вечно живущий огонь, мерно вспыхивающий, мерно угасающий», он «не создан никем из [традиционных] богов, никем из людей, но был, есть и будет» (фрагмент 51). «Огонь» – сакральная метафора, обозначающая «чистую сущность» или «невоспринимаемый субстрат», к которому «примешиваются» чувственные благовония («день – ночь», «зима – лето» и т. д.), воскуряемые на Алтаре космоса в Храме природы. Смертные воспринимают только благовония (т. е. «явления») и ошибочно дают им «имена» – «по запаху каждого», тогда как единственная реальная основа («природа») всех этих имён – «огонь». «Огонь» Гераклита обладает жизнью, сознанием, провиденциальной волей и «правит вселенной» под именем «Перун» (фрагмент 79), т. е. отождествляется с Зевсом. Он – носитель космического правосудия (Дикэ) и грозный Судия, карающий грешников в конце времён. Греческое слово πῦρ, означающее не столько «огонь» в смысле «видимого пламени», сколько «пыл, жар» (ср. древнеиндийский тапас), у Гераклита приобретает значение огненной энергии, космического духа, поскольку противопоставляется плотскому, телесному бытию как его потенциал. «Угасание» огня в начале космического цикла приводит к его воплощению в чувственно осязаемое тело расчленённого космоса, состоящего из 4 элементов. Наступает эпоха «нужды» и страданий космического Бога, растратившего себя на подлунные элементы (воздух, воду, землю), но по истечении этого срока огненный дух развоплощается и наслаждается «Избытком». Эта циклическая пульсация Вселенной бесконечна и фатально неизбежна. В космогонии Гераклита отчётливо видны следы мифа о страстях умирающего и воскресающего Божества. Отсюда его «трагический пессимизм»: мы живём в эпоху дегенерации бытия, но будущее человечества ещё страшнее настоящего (ср. легенду о Гераклите как «плачущем философе»).
Человек, как и космос, состоит из света и ночи (духа и тела), попеременное преобладание которых друг над другом («вспыхивание и угасание») вызывает чередование бодрствования и сна, жизни и смерти: умирая, человек «пробуждается» от смерти плотского существования. Подлунный мир, в котором мы живём, – загробное царство (Аид), а тело – могила души. «Души» вовлечены в космический круговорот элементов (ср. сансара), из которого исключён только огонь. Поэтому, чтобы вырваться из круга перерождений и избавиться от страданий, надо сделать свою душу «сухой», т. е. приблизить её к «огню». Достижение «сухости» требует аскезы: диеты (вегетарианство), полового воздержания (т. к. семя есть излияние влажной души) и вообще отказа от чувственных удовольствий. Ниспадая в мир становления, душа начинает питаться испарением из крови собственного тела, постоянное «увлажнение» делает её «пьяной» и сводит с ума: она забывает мир бытия и воспринимает только поток становления. «Влажная душа» и есть субстрат ощущения. Вечно текущие души-испарения Гераклит сравнивал с реками: «на входящих в те же самые реки текут то одни, то другие воды» (фрагмент 40). «Входящий в реку» – это сознающее Я, погружающееся в поток ощущений. Т. о., мир становления – проекция психического потока сознания на объективную реальность. Живущий «согласно природе» и «внимающий» логосу, достигнув огненного просветления ума, может обрести «нечаянное» и стать богом при жизни. «Личность – божество [или "судьба"] человека» (фрагмент 94).
Фрагментов политического раздела книги Гераклита почти не сохранилось. Вероятно, его политическим идеалом была утопическая просвещённая монархия – правление «одного наилучшего» (фрагмент 98), философа на троне, опирающегося не на писаные законы, принимаемые и отменяемые по «своеволию» большинства, а на «один, божественный», начертанный в вечной «Книге природы». Возможно, однако, что эту монархию он отождествлял с Космополисом и, следовательно, был анархистом-космополитом (именно так понимали его киники). Политеизм, по Гераклиту, должен быть заменён культом одного Бога: «Признавать одно Мудрое Существо: Дух (Γνώμη), могущий править всей Вселенной» (фрагмент 85). На Гераклита могла повлиять монотеистическая реформа Дария (поэтому его сравнивали с Зороастром), но степень иранского влияния остаётся предметом дискуссий.