Масленица
Ма́сленица (укр. масница, белорус. масленiца, польск. Zapusty, męsopusty, karnawał, чеш. masopust, словац. Fašingy, словен. pustni teden, серб. Покладе, болг. Сирна неделя, макед. Проштена недеља), в славянском традиционном календаре праздник перед Великим постом, знаменующий собой границу между мясоедом и постом, а также между зимой и началом нового весенне-летнего вегетативного и хозяйственного сезона. Православная церковь не считает Масленицу праздником и видит в Сырной седмице, на которой она справляется, время подготовки в Великому посту, о чём свидетельствуют тема покаяния в церковных песнопениях (в частности, исполнение псалма 136 «На реках Вавилонских» в Прощёное воскресенье) и запрет на мясную пищу (остальная скоромная пища, в том числе молочная, разрешена).
Общая характеристика и обрядность
Масленица широко отмечается в русской и западнославянской традициях, а также у южных славян-католиков; в меньшей степени – у сербов, болгар и македонцев; в календаре белорусов и украинцев представлена довольно слабо. У православных славян Масленица длится всю Сырную седмицу церковного календаря и заканчивается Прощёным воскресеньем. У славян-католиков (поляков, чехов, словаков, словенцев, хорватов) праздничное время могло длиться со дня Трёх королей (6 января) до начала Великого поста, но наиболее важным и ритуально нагруженным периодом является последняя неделя перед католическим постом. Этот период начинается в Жирный четверг (польск. Tłusty czwartek, чеш. Tučný, Tłustý čtvrtek, словен. Debelnica, Debeli čtrtek) на Мясопустной неделе (отсюда распространённое название этого периода – masopust, męsopusty, pust). Пятница и суббота на этой неделе постные, а период с воскресенья по вторник на следующей, Сырной неделе является завершающей частью праздника. Самыми важными считались последние дни Масленицы: у православных – дни с четверга по воскресенье (широкая Масленица) Сырной недели, у славян-католиков – понедельник и вторник этой же недели (чеш. ostatky, польск. ostatki) перед Пепельной средой (польск. popieliec), знаменующей начало католического Великого поста. Иногда на Пепельную среду переносился ряд заключительных ритуалов масленичной недели. У русских известны названия для каждого дня Масленицы, обозначающие его смысловые доминанты: понедельник – встреча, вторник – заигрыши, среда – лакомка, четверг – разгуляй, пятница – тёщины вечёрки, суббота – золовкины посиделки, последний день – Прощёное воскресенье.
Славянская Масленица по времени празднования, семантике и совокупности обрядовых действий соответствует католическому карнавалу в западной культуре. Основной смысл масленичных ритуалов – побуждение всех сил природы к плодоношению и воспроизводству, воздействие на вегетацию культурных растений, на фертильность людей и скота. Это объясняет оргиастический, продуцирующий характер праздника, сохранившего ряд дохристианских ритуалов и смыслов с доминантной темой обильной, сытной пищи и гиперсексуальности, а также временного освобождения от правил повседневного поведения. Вместе с этим ряд масленичных ритуалов, особенно у русских, носит отчётливый поминальный характер, что позволило В. Ф. Миллеру и Д. К. Зеленину считать первоначальной основой Масленицы поминальный обряд. В. Я. Пропп подчёркивал комплексный характер этого праздника, в котором, наряду с поминальными смыслами, сильны аграрно-продуцирующие стороны обряда, направленные на стимуляцию плодородия. А. Н. Афанасьев считал его праздником встречи весны. Время празднования Масленицы, приходящееся на конец зимы и начало весны, дало ряду исследователей (Б. А. Рыбаков, В. К. Соколова) основание связывать её первоначальные сроки (передвинутые на более раннее время из-за поста) с днём весеннего равноденствия и видеть в ней отголоски древнего нового года, первоначально приходившегося на начало весны.
Наиболее типичными ритуальными формами, характерными для Масленицы, являются: изготовление масленичных чучел и масок, символизирующих праздник, разведение костров, ряжение и обходы домов группами ряженых, обильные трапезы с жирной пищей, а также набор продуцирующих магических практик, направленных на активизацию всеобщего плодородия.
Масленичные чучела, известные у русских (отчасти у белорусов), а также у западных славян (как и любые ритуальные предметы, знаменующие собой другие календарные периоды), являются предметными символами данного календарного цикла, выражением его главных смыслов. Эти чучела воплощали собой жизненные и производительные силы человека и природы, сытость и веселье, как и ряд западноевропейских символов карнавала (например, Бахус и Карнавал). Чучела обычно изготовлялись до наступления праздника, а в первый день масленичной недели выставлялись напоказ – их торжественно встречали, носили или возили по селу в сопровождении процессии ряженых, их поднимали вверх на шесте и ставили в видном месте, вокруг них водили хороводы, танцевали и пели масленичные песни. Обычно изготовляли одно чучело на всё село, а в гуляньях с ним участвовало всё сообщество. В последний день масленичного цикла чучела подвергались ритуальному уничтожению и поруганию (их разрывали на части, сжигали на масленичном костре, скатывали с горы, топили в воде, вешали, выносили за пределы поселения, «судили», «казнили», били бичами), что служило знаком завершения праздника. Фрагменты чучела, а также пепел, оставшийся от его сжигания, закапывали в землю, чтобы усилить её плодородие. По мнению В. Я. Проппа, сами чучела и действия с ними являются отголосками древнего представления об умирающем и воскресающем божестве.
В русской традиции персонификация Масленицы – антропоморфное женское чучело часто с непомерно большой грудью (Масленица, Масленка, гостейка); оно изготавливалось из соломы и тряпок, одевалось в женский сарафан или юбку и в первый день масленичной недели носилось по селу и устанавливалось на площади – это называлось водить Масленицу. В песнях, с которыми встречали чучело Масленицы, она характеризовалась как полизуха, блиноеда, жироеда, весёлая, широкорожая. В Поволжье вместо Масленицы из соломы и лошадиного черепа изготовляли чучело коня, которое носили по селу два человека. У белорусов в Витебской области в канун Сыропустной недели устраивались «похороны деда»: из соломы, мужской одежды и старых лаптей делали чучело в рост взрослого мужчины с подчёркнутыми половыми признаками – Деда, или Сидора. В конце праздника чучело клали на лавку и имитировали оплакивание, подчёркивая, что «покойный» имел много жён и детей, а потом «хоронили» (выбрасывали или увозили в санях).
У западных славян, словенцев и хорватов фигуре русской Масленицы соответствовали мужские чучела, которым присваивались имена хрононима, обозначавшего конец скоромного периода, т. е. соответствовавшего по значению Масленице: Pust, Mesopust, Fašnik (Fašenjak), Karneval, Bachus и др. Эти чучела воплощали в себе жизненную избыточность и делались очень толстыми (например, у словенцев Debeli Kurent – Толстый Курент). В некоторых случаях персонификацией праздника вместо чучела был ряженый – толстяк, обвитый гороховой соломой, воплощавший мотив «толстого брюха», характерный для масленичного периода. Наиболее популярными западнославянскими символами этого праздника были музыкальные инструменты (польск. basa – контрабас) и музыкант (польск. gracz, grajek), которым устраивали торжественные «похороны». У поляков, чехов и словаков в конце Масленицы из села вывозили или выносили на носилках завёрнутые в тряпки музыкальные инструменты, после чего парни пили в корчме за помин их души (польск. pogrzeb basa, чеш. pochovánie basu – похороны контрабаса). В Великопольше в конце праздника в тачку сажали музыканта и вывозили его за село, что называлось «забивание музыканта» (zabijanie grajka). Эти действия обозначали переход от масленичной музыки, шума и веселья к Великому посту с его тишиной и молитвой.
Масленичное ряжение было широко распространено у западных славян и на Балканах, где по сёлам ходили процессии ряженых цыганами, ангелами, королями, татарами, а также изготовляли зооморфные маски козла, быка, тура, медведя, символизировавшие плодовитость и силу. У западных славян носили по селу тряпичные или деревянные фигуры козы или тура и пели песни, в которых подчёркивалась продуцирующая сила этих персонажей: «где тур ходит, там рожь родит». Специфической болгарской формой масленичного ряжения были шествия и игры кукеров (другие названия: кукове, старци, калугери, камилари, джамилари и пр.) – холостых мужчин в масках, одетых в шкуры животных, вывернутые мехом наружу и увешанные колокольчиками, монистами, перьями, державших в руках деревянные сабли, имитировавшие фаллос. Во время шествия кукеры размахивали саблями-«фаллосами», чтобы прогнать зло и нечистую силу, ударяли ими бездетных женщин, чтобы «оплодотворить» их. Среди участников кукерских шествий выделялись парные маски «невесты» с «женихом», «бабы» со «стариком», «цыгана» и «цыганки», а также «царя», «попа», «доктора». Во время обходов дворов женские персонажи имитировали роды, выпуская из-под юбки котёнка или тряпичную куклу.
Обычай жечь на Масленицу общесельский костёр известен у русских и южных славян. У русских зажигание масленичного костра было кульминацией праздника и происходило в последний день праздничного цикла – в Прощёное воскресенье. У южных славян костры могли жечь в течение всей недели. Параллельно с костром, разводимым на земле, зажигали гигантские факелы (палки с насаженными на них пучками соломы), смоляные бочки и стрелы, которые пускали во все стороны. Материал для костра собирали за несколько дней и даже недель до праздника. Кроме дров, хвороста, соломы и сена в костре сжигали старые, вышедшие из употребления предметы (лапти, рваную одежду, веники, соломенные подстилки, сломанные колёса, остатки масленичной пищи, праздничного реквизита и пр.). Масленичному костру (как и ритуальным кострам вообще) придавался очистительный и апотропеический смысл – в нём символически сжигались остатки закончившегося календарного сезона, а также злые силы.
У всех славян известны масленичные обычаи, направленные на усиление вегетации культурных растений, особенно технических культур – льна и конопли, служивших для изготовления полотна, реже – на урожай овса, репы, капусты. К подобным обычаям относятся различные виды коллективного упорядоченного движения: танцы на лён и коноплю, хороводы, катания на санках, ледянках, донцах прялок с гор, катания на лошадиных упряжках, качание на качелях, шествия по селу процессий ряженых. Чем длиннее будет путь при катании с горы на санках, тем выше уродится лён. Масленичные танцы, высокие прыжки и подскоки, призванные усилить рост овса, репы, льна и конопли, практиковались во всех западнославянских традициях. Во время танцев пелись песенки, объяснявшие смысл происходящего. В масленичных танцах присутствовала и фаллическая символика, как, например, в польском коллективном мужском танце «на лён и коноплю» siemieniec, в котором мужчина, возглавлявший танец, бил других участников метлой, оттопыривал зад, спускал штаны и показывал свои половые органы.
У русских, а также у южных славян (сербов, болгар и македонцев) для усиления вегетации растений вместо танцев водили хороводы. В частности, в Брянской области водили особо длинный хоровод – через всё село, чтобы урожай льна был хорошим. Магическое воздействие на будущий урожай оказывали и другие виды масленичной активности: громкое пение масленичных песен, массовые гулянья, бег наперегонки, стрельба из ружей на полях, распускание девушками волос, а также кулачные бои и ритуальные драки (у русских и поляков). У русских такие бои сочетались с изготовлением снежной крепости, которую одна часть жителей села защищала, а другая – штурмовала, стараясь въехать верхом на коне на вершину крепости. После взятия крепости обе стороны устраивали общую попойку. Качание на качелях у восточных и южных славян также считалось способом усилить вегетацию растений: в частности, в Болгарии на Масленицу старшие женщины качались на качелях, положив за пазуху яйцо, чтобы конопля была большой; у словенцев ряженые «толстый кум» и «толстая кума» качались «на крупную репу».
К числу масленичных продуцирующих практик, побуждающих природу к плодоношению, относятся обходы села с плугом, ритуальные пахота и сев. Эти практики известны в двух славянских ареалах: во-первых, в Словении, Чехии и отчасти в Хорватии, а во-вторых, в восточной Фракии и юго-восточной Болгарии, где они являлись частью кукерских игр. В комплексе кукерских действий обрядовое запахивание и засевание носило общесельский публичный характер и происходило на главной площади поселения, во время которого главный кукер проводил плугом три борозды и «засевал» их с пожеланиями богатого урожая. В Словении ряженые «пахарь» с мешком мякины, символизировавшей зерно, и «погонщик» с вожжами обходили село и в каждом дворе проводили плугом борозду, бросали туда из мешка с мякиной «семена», а затем заравнивали борозду граблями. Плуг тянули ряженые парни, изображавшие коней. Иногда, чтобы усилить продуцирующий эффект ритуала, на плуг сажали пару молодожёнов – лиц, обладавших наивысшей сексуальной силой. Участники обряда получали от хозяев угощение.
Масленичные ритуалы были призваны воздействовать и на фертильность человека, что объясняет большое количество приходившихся на этот период эротически окрашенных развлечений, игр, обсценных шуток и песен, основной темой которых являлась человеческая плодовитость, брачное соединение и рождение нового потомства. Важный элемент масленичной обрядности – маскарадные игры ряженых, включавшие в себя реквизит и костюмы с имитацией половых органов, игровые сцены эротического характера, ритуальное обнажение, травестию, обсценные шутки, имитацию свадьбы и коитуса, направленные на увеличение благополучия и плодовитости всех членов сообщества, защиты его от несчастий. Масленичное игровое поведение допускало приставание к лицам противоположного пола, заигрывания, неприличные жесты, сквернословие.
У восточных и западных славян на Масленицу чествовали молодожёнов, вступивших в брак в течение последнего года. У русских такой обычай носил названия вьюнишник, столбы, целовник и др. Пары, поженившиеся в течение последнего сезона, съезжались в одно крупное (обычно торговое) село на гулянье. По отношению к ним совершались обрядовые действия испытательного характера, целью которых была шуточная социализация новой супружеской пары, признание её со стороны местного сообщества: молодых вываливали в снегу, натирали снегом лицо, заставляли прилюдно целоваться друг с другом и с посторонними и пр. В Польше практиковался ритуал «вступление в бабы» (wkup do bab), или «вывоз новобрачной» (wywożenie nowożeńcowej), который должен был включить молодую женщину в общественную жизнь замужних женщин; в последние дни Масленицы или в первый день католического поста (Пепельную среду) женщины села обходили дома молодожёнов и, впрягшись в сани, украшенный воз или тачку, сажали туда молодую и везли её в корчму, где та должна была всех угостить выпивкой.
Масленица, как и другие крупные весенне-летние праздники, была временем демонстрации брачных намерений со стороны неженатой молодёжи, ритуализованных форм знакомства потенциальных невест и женихов и их совместного общения. У восточных и западных славян в это время проводились общественные смотрины невест (у русских обычно во вторник Масленицы): девушки и парни одевались в лучшую одежду, показывавшую благосостояние семьи, демонстрировали перед односельчанами самих себя и своё умение вести себя в обществе. В Польше роль смотрин играл масленичный выезд в санях – kulig, во время которого вереница повозок в течение одного-двух дней объезжала все окружающие сёла, родители присматривали своим детям женихов и невест, а молодёжь знакомилась между собой.
Одновременно с этим у западных славян, словенцев, западных белорусов и западных украинцев, меньше – в западных областях России практиковались обрядовые действия осуждающего и стимулирующего характера, призванные воздействовать на молодых людей брачного возраста, не вступивших в брак в положенное время. Обряд назывался колодка (польск. kloc, словен. ploh), тягать, таскать колодку и основывался на традиционном представлении о полном жизненном цикле, обязательном для каждого человека и включавшем в себя в качестве непременных этапов вступление в брак и рождение потомства. В знак общественного порицания безбрачия неженатым парням и девушкам мужчины привязывали к ноге большую деревянную колоду, которую те должны были таскать в течение дня или тащить её до корчмы, где они могли откупиться выпивкой. Колода играла роль символического заместителя отсутствующей брачной пары. Поляки, привязывая к ноге провинившегося колоду, говорили: «Раз не женился (не вышла замуж) в мясоед, то сейчас тащи колоду, и будешь таскать, пока не откупишься». К началу 20 в. этот обряд стал принимать всё более шуточный и игровой характер, а вместо настоящего бревна к провинившемуся привязывали пучок сорняков, тряпки, шкуру змеи, ленточки, бумажки со смешными надписями или яичную скорлупу.
У южных и западных славян к масленичному периоду приурочивались словесные ритуалы, содержавшие общественную критику по поводу неблаговидного поведения отдельных членов сообщества, а также событий, которые происходили в жизни всего социума в течение года (словен. javna kritika – публичная критика), что соответствует аналогичным ритуалам общественного осуждения и осмеяния, известным на юге Европы – на Балканах, в Италии, Франции, Испании и Португалии. В хорватских масленичных обрядах общественная критика принимала форму суда над символом праздника – чучелом Карнавала, совершавшегося в последний день католической Масленицы, накануне Пепельной среды, – sudenje Karnevala, Pusta или Fašniika. Чучело, символизировавшее праздник, называли именем особо провинившегося односельчанина, провозили по селу, а потом зачитывали «обвинение», в котором рассказывалось обо всех прегрешениях жителей села (воровство, пьянство, семейные ссоры, измены и пр.), после чего Карнавал признавался виновным во всех грехах и ему выносили приговор, а его чучело сжигали, разрывали, топили или вешали. У поляков и словаков подобный суд производили над петухом, после чего отрубали ему голову.
Обязательной формой масленичного поведения являются обильное потребление жирной пищи и обжорство, необходимые, чтобы смоделировать будущую сытую жизнь. Мотив «толстого брюха» пронизывает пищевое поведение масленичного периода. У поляков считалось, что в эти дни нужно поесть столько раз, сколько собака махнёт хвостом, – это называлось «обжорством про запас». Белорусы утверждали, что на Масленицу нужно обвязывать живот лыком и есть до тех пор, пока лыко не порвётся. У русских главное масленичное блюдо – блины, у белорусов и украинцев – вареники и сырники, у западных славян – пончики, оладьи, хворост. Масленичные блины не имеют никакого отношения к символике солнца, первоначально это поминальное блюдо, ставшее пищевым символом Масленицы потому, что поминовение умерших – одна из смысловых доминант этого времени. У русских первый блин, выпеченный на Масленицу, клали на слуховое окно, на божницу, подвешивали к крыше для душ предков или отдавали нищим для поминовения умерших.
У восточных славян основные поминальные действия приурочены к масленичному заговенью – последнему дню праздника, когда происходило символическое кормление предков. К ужину в Прощёное воскресенье обязательно звали «родителей», т. е. умерших родственников: на двор выносили угощение и «звали родителей», приглашая по имени последнего умершего в семье. После ужина пищу не убирали, а прикрывали на ночь скатертью, веря, что умершие придут заговляться на Великий пост. У белорусов также оставляли на ночь и ложки, а утром смотрели – чья ложка оказывалась перевёрнутой, тот умрёт в течение года. У украинцев после масленичного заговенья переходили к соседям или в другую хату, оставляя ужин на столе на ночь для покойников. Вечером в Прощёное воскресенье женщины с блинами ходили на кладбище «прощаться» с покойниками, соблюдая по дороге молчание. Придя на могилу, вставали на колени и просили у покойника прощения за все причинённые обиды. На могиле оставляли блины и водку и возвращались домой.
Последний день Масленицы осмыслялся как рубежное время перед началом Великого поста, когда ритуально уничтожались все знаки и символы завершившегося сезона и происходило очищение от остатков скоромной пищи – она сжигалась в масленичном костре или закапывалась, а посуда для скоромных блюд вымывалась и убиралась. В православной традиции в Прощёное воскресенье под влиянием чина прощения, совершаемого в этот день в церкви на вечернем богослужении, принято просить друг у друга прощения, чтобы в преддверии Великого поста быть примирённым со всеми, а значит и с Богом.
Масленица в России
Первые письменные упоминания о Масленице в русской традиции встречаются в сочинениях иностранцев с 16 в. С. фон Герберштейн (посещал Русское государство в 1517 и 1526) в «Записках о Московии» отмечал наличие у русских праздника, который он назвал Faschang (карнавал), когда простому народу разрешены хмельные напитки (пиво и мёд). Р. Ченслер (посещал Русское государство в 1553–1554 и 1555) в книге «Путь из Англии в Москву и путешествие по внутренним областям Московского государства» указывал, что последнюю неделю перед Великим постом русские называют масляной (Butterweek) и в это время не едят ничего, кроме молока и масла. Ж. Маржерет упоминает Масленицу как время, когда едят молочные продукты, а также описал обычай просить друг у друга прощения в Прощёное воскресенье («Состояние Российской державы и Великого княжества Московского», 1606). А. Олеарий описывал разгульное поведение («великий разврат и легкомыслие»), пьянство и чревоугодие русских на Масленицу («Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию», 1647).
В Московской Руси во вторник Сырной седмицы царь в одеянии чёрного цвета присутствовал на панихиде по усопшим митрополитам и патриархам в Успенском соборе Московского Кремля, затем он посещал усыпальницу великих князей и царей в Архангельском соборе, а потом в Вознесенском соборе – месте упокоения великих московских княгинь и цариц.
В допетровской Руси в Прощёное воскресенье царь ходил «к прощению» к патриарху в сопровождении свиты и в Крестовой палате Патриаршего дворца происходило поднесение прощальных чаш, сопровождавшееся словами прощения. В начале церемонии царские стольники вносили ковши с медами и винами, которые царь жаловал митрополитам и епископам. Затем чаши с хмельными напитками от имени патриарха подавались боярам и думным дьякам. В конце церемонии чаши с винами подносились патриархом царю.
Для русской городской культуры 18 – начала 20 вв. в праздновании Масленицы была актуальной прежде всего её зрелищная, развлекательная, праздничная сторона, а не архаические ритуальные смыслы. Сложившиеся формы масленичного поведения включали в себя повышенную социальную активность, посещение развлекательных мероприятий, гулянья, катание с ледяных гор, катание на санях, обильную, сытную пищу с блинами, пирогами и алкогольными напитками. В дворянской среде Масленица была временем балов и маскарадов, а в городской низовой среде – временем ярмарок, балаганов с масленичными «дедами» – зазывалами, народных театров, райков, кукольных комедий с Петрушкой, представлений с дрессированным медведем и других разновидностей народной смеховой культуры. В крупных городах были постоянные места для масленичных развлечений и гуляний. В Петербурге ледяные горы для катания устанавливались на Адмиралтейской площади, на льду Невы и Фонтанки; в Москве – на Неглинной и Москве-реке, на Разгуляе, Девичьем поле и в Марьиной роще. Одно из масленичных развлечений – катание санным поездом, в который собирались по несколько десятков конных упряжек. Масленичный стиль жизни пропагандировался лубочными картинками (ср. лубок «Русская разгульная масленица», 1848, ГИМ, и др.) и масленичными афишами с репертуаром представлений.
В первое десятилетие после Октябрьской революции в рамках антирелигиозной политики делались неудачные попытки заменить Масленицу новыми советскими развлечениями – «красной масленицей» (Известия. 1923. 14 декабря), но уже к середине 1920-х гг. эта форма полностью исчезла. Начиная с 1960-х гг. в рамках советского этнографизма, призванного «очистить» традиционные праздники от религиозной составляющей, Масленица конструировалась как городской праздник «проводов зимы», организаторами которого выступали районные отделы культуры и местная администрация по заранее разработанным методическим пособиям. Праздник эксплуатировал внешние формы ряда масленичных ритуалов (например, сжигание масленичного чучела) и эклектично соединял их со зрелищными мероприятиями с участием сказочных персонажей, клоунов, спортивными соревнованиями, танцами и хороводами вокруг чучела, торговлей блинами и предметами ширпотреба. В постсоветское время подобным мероприятиям возвращается название «Масленица», они становятся более разнообразными по содержанию, хотя во многом повторяют искусственные советские формы праздника с их внешней масленичной атрибутикой (имитацией народной русской одежды, блинами, чучелом). В отличие от аутентичного праздника активная роль в таких мероприятиях принадлежит профессиональным аниматорам, а зрителям отводится роль наблюдателей.
Масленица в культуре и искусстве
В ряде произведений русской литературы 19–20 вв. Масленица описывается как русский культурный феномен, как элемент национальной картины мира, не доступный пониманию иностранцев, а масленичная удаль и разгульная жизнь как типически русские черты поведения [П. А. Вяземский «Масленица на чужой стороне», 1853; Тэффи (Н. А. Лохвицкая) «Блин», 1916]. В книге М. Е. Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина» (1887–1889) Масленица – время матримониальных поисков для девушек на выданье. Неумеренное масленичное чревоугодие осмеивается в рассказах А. П. Чехова «Масленичные правила дисциплины» (1885) и «О бренности» (1886). Ностальгические воспоминания о Масленице как о разрушенном укладе русской жизни присутствуют в произведениях периода эмиграции (А. И. Куприн «Юнкера», 1928–1932; И. С. Шмелёв «Лето Господне», 1933–1948). Рассказ М. М. Зощенко «Теперь-то ясно» (1925) иронически описывает попытки справить Масленицу в советское время.
Тема русской Масленицы в живописи и графике появилась на рубеже 18–19 вв. сначала в работах иностранных художников, изображавших сцены городского масленичного катания с ледяных гор [«Катание с гор на Неве» Дж. А. Аткинсона, 1792, Русский музей; «Ледяные горы в Москве на Неглинке во время Масленой (Сырной) недели» Ж. Делабарта, 1795, Русский музей]. С середины 19 в. Масленица преимущественно в её городских формах становилась объектом внимания русских художников, работы которых закрепили в общественном сознании набор стереотипных мотивов этого праздничного и весёлого времени: народные гуляния нарядно одетой публики, масленичные балаганы, катания с ледяных гор, катания на тройках. Сюда, в частности, относятся картины «Народное гуляние во время Масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге» К. Е. Маковского (1869, Русский музей), «Масленица» П. Н. Грузинского (1889, Русский музей), «Взятие снежного городка» В. И. Сурикова (1891, Русский музей), «Катание на Масленицу» А. С. Степанова (1910, Ставропольский краевой музей изобразительных искусств). Масленичные гулянья на фоне русского городского зимнего пейзажа – сквозной сюжет в творчестве Б. М. Кустодиева, написавшего более 10 картин на эту тему: «Масленица» (1916, Русский музей), «Масленица» (1916, Третьяковская галерея), «Деревенская масленица» (1916, Рязанский государственный областной художественный музей имени И. П. Пожалостина), «Масленица» (1919, Русский музей) и др., а также портрет Ф. И. Шаляпина на фоне масленичного гулянья (1921, Дом-музей Ф. И. Шаляпина в Санкт-Петербурге), – в них Масленица предстаёт как идеальный, гармоничный уклад русской жизни, противопоставленный хаосу войны и революции. Среди графических произведений можно отметить гравюру «Катальные горы на Большой Неве» Н. Серракаприола (1817), рисунок тушью и акварелью «Масленичный Петрушка» С. Ю. Судейкина (середина 1910-х гг., Русский музей), рисунок акварелью, тушью и гуашью «Масленица в Петербурге» А. Н. Бенуа, эскиз к балету И. Ф. Стравинского «Петрушка» (1917, Русский музей). Теме конца праздничного времени посвящена литография «Прощёный день» по рисунку Г. С. Седова (середина 19 в., Эрмитаж), отражающая обычай просить друг у друга прощения в этот день.
Тема Масленицы вновь становится актуальной в русской живописи в постсоветский период (в конце 20 – начале 21 вв.) преимущественно как ретроспективный взгляд в утраченное прошлое (В. А. Нагорнов «Ярмарка на Масляной неделе», 1999; С. Л. Кожин «Масленица. Проводы зимы. Россия, XVII в.», 2001, частное собрание; и др.).
Масленица в русской музыкальной культуре
В русской крестьянской традиции на Масленицу пели песни календарные (встречи и проводов Масленицы), игровые, лирические. В числе календарно-обрядовых: «А мы масленицу дожидали» (Римский-Корсаков. 1951. С. 89. № 46) и её вариант «А мы масленку дожидали» (опубликована на грампластинке: «Поют народные исполнители. Фольклорный коллектив деревни Ляховки Витебской области // «Мелодия», 1978. С20 09809-10. Сторона В. № 1), «Ох, ты масленка, белый сыр» (Свитова. 1966. С. 99–100. № 68), «Мы думали, масленке семь недель» (Свитова. 1966. С. 101. № 69).
Масленичные сюжеты и сюжетные мотивы отразились в профессиональной музыке и музыкальном театре 19 – начала 20 вв.: в Песне Ерёмки с хором «Широкая масленица» в опере «Вражья сила» А. Н. Серова (1871, Мариинский театр; по драме А. Н. Островского «Не так живи, как хочется») в оркестре – имитация звучания балалайки.
Музыка П. И. Чайковского к весенней сказке Островского «Снегурочка» (пьеса впервые поставлена с музыкой Чайковского в 1873 на сцене Императорского Московского Большого театра – спектакль Малого театра с участием хора, оркестра, солистов Большого театра) содержит «Хор провожания Масленицы» (№ 4). Картина «Проводы Масленицы» из Пролога оперы «Снегурочка» Н. А. Римского-Корсакова (по той же пьесе Островского; Мариинский театр, 1882) представляет собой чередование хоров и финальное басовое соло Чучела Масленицы.
Отзвуки гармоники – в пьесе Чайковского «Февраль. Масленица» из фортепианного цикла «Времена года» (1876). Балет «Петрушка» И. Ф. Стравинского (по авторскому определению, «потешные сцены в 4 картинах»; 1911, Русский балет Дягилева, «Шатле», Париж) в отношении сюжета и драматургии представляет собой масленичную сцену, построенную по принципу «театр в театре»: кукольный спектакль в балагане фокусника обрамляется картинами «народного гуляния на Масленой», в оркестре – имитация звучания гармоники.