Будди́зм в Буря́тии, тибетский буддизм, распространившийся на территории Бурятии.

Распространение буддизма среди бурят

Время проникновения буддизма на территорию расселения бурят остаётся дискуссионным вопросом. Наиболее ранние датировки основываются на археологических находках хуннского времени на территории южной Бурятии. Согласно письменным источникам, в 1578 г. монгольский хан Алтан-хан пригласил в свою ставку тибетского ламу школы гелуг Сонама Гьяцо (тибет. བསོད་ནམས་རྒྱ་མཚོ་ – океан добродетели), удостоив его титула Далай-лама, что запустило процесс постепенного распространения тибетского буддизма среди монголов. В 1-й половине 17 в. буддизм утвердился в среде западных монголов (ойратов) и халхасцев. Первые сведения о присутствии лам на территориях в среднем течении Селенги (позднее эти земли войдут в состав Российской империи) содержатся в донесениях казачьих отрядов под руководством И. Москвитина и П. Бекетова, которые с разведывательными миссиями побывали в ставках монгольских князей (середина 17 в.). В своих донесениях они сообщали, что князья держат при себе буддийских лам («Лаб») и имеют молельные комнаты. Во 2-й половине 1670-х гг. русский посланец в империю Цин Н. Г. Спафарий, проезжавший вдоль реки Хилок (приток Селенги) на пути в Пекин, отмечал наличие тут передвижных войлочных буддийских молелен – «Лабиных» (ламских) юрт (Спафарий-Милеску. 1960. С. 108). Судя по более поздним источникам на монгольском языке, в начале 18 в. буддизм не выходил за пределы княжеских ставок и всё ещё не был распространён в массе бурят, оказавшихся на российской стороне после заключения Нерчинского договора 1689 г.

Ключевую роль в утверждении буддизма у бурят в начале 18 в. историография отводит военно-племенному объединению цонголов, которые прибыли из южной части Монголии на территорию Забайкалья и присягнули на верность русскому царю в 1689 г., незадолго до заключения Нерчинского договора. Ещё до прихода цонголов, но главным образом после этого в Забайкалье в пределы фактической российской юрисдикции прибывали группы тибетских и монгольских лам. Эти ламы, по всей видимости, спасались от халхасско-ойратских войн и стремились распространить буддизм на север, находя покровителей в лице цонгольских нойонов. В 1-й половине 18 в. эти ламы развернули свою деятельность на значительной территории степного Забайкалья, в бассейнах рек Селенга, Чикой, Джида, Хилок и Уда. Они оказывали местному населению и медицинские услуги.

В 1727 г. Россия и империя Цин пришли к необходимости чётко делимитировать границы к западу от Аргуни до Саяно-Алтая. Прибывший для заключения Кяхтинского договора 1727 г. русский дипломат С. Л. Владиславич-Рагузинский впервые коснулся вопроса о буддийских ламах. В утверждённых им инструкциях пограничным дозорщикам оговорен запрет на трансграничные миграции буддийских лам, при этом существование буддизма на подконтрольных России территориях впервые получило признание. В этот период число лам на российской стороне достигало 150 человек. Несмотря на введённый С. Л. Владиславичем-Рагузинским запрет на внешние связи бурятской сангхи, он никогда не соблюдался. Бурятская сангха всё время своего существования оставалась частью тибето-монгольского буддизма, хотя с проведением границы и учреждением казачьей пограничной службы, в состав которой в 1764 г. вошли и бурятские полки, эти связи были затруднены.

Cтановление бурятской сангхи

Развитие бурятской буддийской сангхи и её отношения с российскими властями вышли на качественно новый уровень благодаря деятельности бурятского ламы Дамба-Даржа Заяева. Дед Заяева прибыл в Южное Забайкалье в 1694 г., а в 1724 г. в возрасте 14 лет его внук Тодо, получивший позднее монашеское имя Дамба-Доржо, отправился на учёбу в Тибет. Проучившись 7 лет (по другим данным, 10 лет) в одном из монастырей традиции гелуг и получив учёную степень габджу, Заяев вернулся в Забайкалье, где вскоре занял должность главного бурятского ламы. В 1741 г. он инициировал строительство первого стационарного дацана, получившего название Цонгольского. Разрешение на строительство получено в 1758 г. К тому времени в Забайкалье возникло ещё несколько дацанов.

В 1741 г. Иркутское губернское правительство провело перепись лам Забайкалья и издало указ о введении ограничения на их численность (не более 150). С этого времени начинаются активные взаимоотношения между буддийскими ламами и российскими чиновниками. В период с 1741 г. по начало 19 в. создавалась централизованная буддийская община, подчинявшаяся непосредственно российскому императору. Важным шагом в её создании стало учреждение должности буддийского «первосвященника» – пандидо-хамбо-ламы. Этот составной санскритско-тибетский титул впервые присвоен Дамба-Даржа Заяеву (обострившаяся конкуренция Цонгольского дацана с другими дацанами заставила его добиваться признания первенства своего дацана и титула от российских властей). Во время встреч с Екатериной II Заяев просил её признать буддизм для свободного исповедания в империи, а также подтвердить верховенство титула и должности пандидо-хамбо-ламы в среде бурятских буддистов. По-видимому, прошения Заяева были удовлетворены, хотя в законах империи это зафиксировано не было. Кандидатура пандидо-хамбо-ламы отныне утверждалась российским императором. Вернувшись в Забайкалье, Заяев закрепил лидерство за Цонгольским дацаном, однако после его смерти резиденция пандидо-хамбо-ламы переместилась в Гусиноозёрский дацан.

В екатерининскую эпоху буддизм у бурят переживал подъём. Вдохновлённая идеями французского Просвещения и немецкого камерализма, Екатерина II считала необходимым поддерживать организованные религии для культивирования в среде подданных морали и оседлого земледелия. В конце 18 в. бурятские ведомства в Забайкалье даже получили распоряжение от сибирских властей о строительстве дацанов в каждом из них. В обмен на это власти требовали от лам содействия в искоренении шаманизма в бурятской среде и пропаганде оседлости.

Таким образом, к началу 19 в. границы буддийской сангхи в Забайкалье существенно расширились на север и запад. Число бурятских лам возросло до 617 (1774) и затем до 2,5 тыс. (1822). Число дацанов к 1800 г. увеличилось до 12, а к 1832 г. – до 34 (Tsyrempilov. 2021. P. 70). Рост сангхи вызывал недовольство и тревогу у православной миссии Восточной Сибири, терявшей надежды на массовую христианизацию бурят, и привёл к смене политики благоприятствования буддизму на ограничения и контроль.

В период правления Александра I дела буддистов Восточной Сибири в основном курировались Министерством иностранных дел и увязывались с интересами России в Восточной Азии. Ламы были вовлечены в чайную торговлю России с Цинской империей. МИД проводило в отношении буддистов политику лояльности и невмешательства. Принятый в 1822 г. Устав по управлению инородцами М. М. Сперанского предписывал православным миссионерам не вмешиваться в религиозную жизнь бурят-буддистов. Однако в 1830-х гг. дела религиозных меньшинств перешли в руки Министерства внутренних дел, в котором был создан Департамент духовных дел иностранных исповеданий.

Положение о ламайском духовенстве в Восточной Сибири (1853)

В 1832–1852 гг. велась работа над положением, которое более чётко регулировало бы жизнь сангхи. В этой работе участвовали как сами буддийские ламы, так и российские востоковеды и чиновники, одни из которых придерживались стратегии мягкой политики с оглядкой на имидж России в буддийском мире, а другие были сторонниками жёсткой линии. Последняя обусловливалась давлением со стороны православных кругов.

Усиление Британской империи в Восточной Азии и Опиумные войны (1840–1842, 1856–1860) привели к победе политики жёсткой линии, и в 1853 г. император Николай I утвердил Положение о ламайском духовенстве в Восточной Сибири, разработанное генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьёвым-Амурским. Это Положение заложило основу для взаимоотношений бурятских буддистов с российскими властями вплоть до 1917 г., несмотря на неоднократные попытки его пересмотра.

Положение вводило понятие «комплектных» (штатных) лам, на которых распространялись привилегии духовного сословия, – не более 285. Ламы сверх этого числа не считались таковыми и даже не имели права носить монашеские одеяния. Количество дацанов было ограничено 34. Строительство новых буддийских зданий, их перестройка и ремонт должны были согласовываться с МВД. Центральным дацаном оставался Гусиноозёрский, служивший резиденцией пандидо-хамбо-ламы. Его избирали раз в 7 лет на собрании настоятелей (ширетуев) всех 34 дацанов, после чего избранного кандидата утверждал российский император по представлению генерал-губернатора.

Положение носило ярко выраженный ограничительный характер: ламам запрещалось выезжать за пределы своих приходов без разрешения местного начальства. Этот же запрет касался и пандидо-хамбо-ламы. Не допускалась деятельность религиозных школ помимо одной, находившейся в Гусиноозёрском дацане. Вводилась цензура религиозной литературы. Многочисленные запреты и неопределённость некоторых правил Положения приводили к спорным ситуациям и конфликтам. Так, в 1871 г. по указанию генерал-губернатора снесены многие буддийские святыни. Инициатива губернских властей была приостановлена благодаря петиции буддистов, поданной на имя Александра II.

Бурятская сангха на рубеже 19 и 20 вв.

В конце 19 в. под давлением православных миссионеров в целях ослабления позиций буддийской администрации в Прибайкалье МВД и губернские власти вывели 2 дацана из-под контроля пандидо-хамбо-ламы, подчинив их напрямую иркутскому генерал-губернатору. Сопротивление буддийской администрации не привело к отмене нововведения. Вместе с тем политизация «буддийского вопроса» привела к консолидации лам с нарождающимся движением бурятских националистов.

При этом ламы выражали лояльность российскому престолу: поддержали непопулярную волостную реформу (1901–1904), ликвидировавшую бурятское самоуправление, участвовали в борьбе с эпидемиями, собирали средства для помощи российской армии в Русско-японской и Первой мировой войнах, содействовали проведению научных экспедиций и служили секретными агентами в Монголии и Тибете. Этому сотрудничеству лам с российскими властями способствовало изменение внешней политики Российской империи в правление Николая II, а именно её активизация в Азии и соперничество с Британской империей в этой части света.

Наибольший вклад в укрепление позиций России в Монголии и сопредельных территориях внёс бурятский лама Агван Лобсан Доржиев, получивший высшее духовное образование в Тибете и ставший наставником (ценшабом) Далай-ламы XIII. Доржиев выступал посредником между властями России и Тибета и приложил большие усилия для того, чтобы втянуть Тибет и Монголию в сферу российского влияния. Он добился разрешения на возведение дацана в Санкт-Петербурге, собрал средства, осуществил его строительство и занял должность его первого настоятеля. Доржиев также предпринимал усилия для укрепления связей между бурятскими и калмыцкими буддистами.

На стыке веков в российском обществе усилился интерес к Востоку в целом и к буддизму в частности. Если в 18 – 1-й половине 19 вв. бурятский буддизм не связывался в российском сознании с буддизмом как таковым, определялся термином «ламайство» («ламаизм»), который часто нёс на себе клеймо идолопоклонства и суеверия, то с середины 19 в. это восприятие претерпевает постепенную трансформацию. Однако только в 1905 г. бурятские национальные активисты добились того, чтобы в отношении бурятских и калмыцких буддистов более не использовались термины «язычник» и «идолопоклонник».

В начале 20 в. пристальное внимание на бурятскую буддийскую традицию обратили российские буддологи школы Ф. И. Щербатского. Благодаря сотрудничеству с бурятскими ламами российские буддологи в 1920–1930-х гг. заняли лидирующие позиции в мировых исследованиях буддийской философии и культуры. Бурятские буддисты-миряне, такие как Г. Ц. Цыбиков и Б. Б. Барадийн, получившие академическое образование в Санкт-Петербургском университете под руководством русских востоковедов, совершили экспедиции в Тибет, благодаря чему произошёл прорыв в изучении этого малоизученного региона мира.

Несмотря на запреты, бурятский буддизм всегда оставался частью большого тибето-монгольского мира. Бурятские паломники регулярно посещали Их-Хурээ (ныне Улан-Батор) и Лхасу, тайно ввозили через границу буддийскую литературу, а также налаживали собственное производство книг при дацанских печатнях. Хотя бурятские ламы были выведены из-под административного контроля тибетской и монгольской теократий, в бурятской среде авторитет далай-лам, джебцун-дамба-хутухт и других высших тибето-монгольских лам был чрезвычайно высок. Религиозное образование можно было получить в Гусиноозёрском дацане, однако многие ламы стремились пройти обучение в лучших религиозных школах Тибета и Монголии. Благодаря усилиям А. Доржиева в начале 20 в. связи бурят с Тибетом усилились и многие из его подопечных бурят и калмыков (геше Агван Нима, геше Вангьял, геше Тубден Нима и др.) смогли занять высокое положение в тибетских буддийских монастырях.

Буддизм в Бурятии в 20 в.

Согласно переписи 1897 г., численность бурят (тех, кто указал в качестве родного бурятский язык) составляла более 280 тыс. человек. Из них буряты, крещённые в православие, составляли примерно 12,49 %. Они проживали преимущественно в Предбайкалье, где число буддистов в 1880-х гг. не превышало 12–15 тыс. человек.

Ситуация изменилась после указа Николая II «Об укреплении начал веротерпимости» (1905), когда практически все крещёные буряты Предбайкалья выразили желание перейти из православия в буддизм. Бурятское этнонациональное возрождение способствовало выбору буддизма в качестве своей религии, даже если предки его не исповедовали. Законодательно разрешённая свобода религиозного выбора была воспринята как доверие со стороны государства, что способствовало укреплению российской идентичности бурят. Поддержка государству со стороны буддистов проявилась, в частности, в годы Первой мировой войны, когда по инициативе хамбо-ламы Даши-Доржо Итигэлова в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ) было организовано Общебурятское общество по сбору пожертвований на помощь больным и раненым воинам, а во фронтовые госпитали направлялись эмчи-ламы (врачеватели).

Февральская революция 1917 г. оказала вдохновляющее воздействие на бурятских буддистов. Согласно постановлению Временного правительства «Об отмене вероис­поведных и национальных ограничений» (1917), все граждане и религии уравнивались в правах. В отношении буддизма были отменены все дискриминирующие ограничения Положения о ламайском духовенстве 1853 г. По запросу Министерства исповеданий и по инициативе хамбо-ламы Д.-Д. Итигэлова обсуждался проект нового Положения о буддийском духовенстве, которое должно было стать законом после утверждения Всероссийским учредительным собранием.

К моменту Октябрьской революции 1917 г. в бурятском буддизме проявило себя оформившееся в начале 20 в. реформаторское крыло во главе с А. Доржиевым, тогда как его идейные противники – консерваторы – не принимали нововведения, стремясь сохранить традиционные устои ламской жизни и взаимоотношений между духовенством и мирянами.

После образования в 1923 г. Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республики (БМАССР) правовое положение лам и сангхи должно было определяться общим советским законодательством. Первоначально советская власть в отношении буддизма руководствовалась тем, что он, в отличие от православия, был религией «угнетённых национальных меньшинств». Однако терпимое отношение властей к конкуренту советской идеологии закончилось в Бурятии в середине 1920-х гг. Нормативно-правовым документом, ознаменовавшим перемены, стал декрет ЦИК и СНК Бурят-Монгольской АССР от 14 декабря 1925 г., являвшийся республиканским вариантом Декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви (1918). Согласно декрету, имущество дацанов было национализировано, запрещалось обучение религиозному культу и посвящение в духовное звание лиц, не достигших 18-летнего возраста. Тем не менее за верующими и священнослужителями закреплялись права на пользование имуществом дацанов и на исполнение религиозно-культовых практик.

В попытках сохранить сангху реформаторы стремились всемерно доказать лояльность буддистов советской власти и её законам, что было продемонстрировано на I Всесоюзном соборе буддистов СССР (1927), где участники заявили, что поддержка советской власти является священной обязанностью всех буддистов-мирян и монашествующих. Однако это заявление не могло противостоять начавшемуся наступлению на религию в целом и на буддизм в частности. В 1928 г. на основании инструкции ЦИК БМАССР началось экономическое давление на буддийское духовенство, включавшее требования о выплатах разного рода налогов и сборов в объёмах, которыми ламы не располагали.

Идеологическое противостояние государства и религии подкреплялось атеистической пропагандой: в 1926 г. в Бурят-Монголии было зарегистрировано отделение Союза безбожников, развернувшее работу во всех районах республики и насчитывавшее к концу 1920-х гг. 12 тыс. членов. Получив одобрение властей, комсомольцы принялись занимать и громить дацаны, изгонять лам, устраивать игры на дацанских площадях. В атеистическую пропаганду включились работники народного образования и культурно-просветительских учреждений, партийные и комсомольские органы.

Дальнейшая политика в религиозной сфере была определена речью И. В. Сталина на пленуме ЦК ВКП(б) 9 июля 1928 г., где он заявил об обострении классовой борьбы в СССР. Наступление на религию как на классового врага включало запрет на деятельность духовенства вне церковных стен, а также на какую-либо культурно-просветительскую работу. Тем не менее атеизация населения шла не столь скорыми темпами, курс на коллективизацию вызывал ожесточённое сопротивление, а потому сплочение вокруг дацанов и поддержка со стороны буддийского духовенства приводили к вооружённым восстаниям бурят против власти. В 1930-х гг. нетерпимость по отношению к духовенству обернулась прямым террором на основании обвинений лам в шпионаже, диверсиях и вредительстве.

К 1 ноября 1938 г. в Бурят-Монголии были арестованы 1864 ламы, в том числе А. Доржиев (в 1937). В числе обвинений были контрреволюционная деятельность и связи с заграницей. К 1940 г. все дацаны были разрушены или использовались не по назначению, большинство лам подверглись репрессиям, отбывали сроки в тюрьмах и лагерях, многие были расстреляны.

В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г. буддийское духовенство и верующие буддисты активно включились в патриотическое движение. Ламы внесли значительные денежные средства в Фонд обороны, за что получили благодарность от И. В. Сталина. Как следствие, в аймаках республики было разрешено проводить массовые молебны, а в мае 1945 г. было издано постановление об открытии буддийского храма в улусе Средняя Иволга – Иволгинского дацана (Хамбын-сумэ). В 1946 г. был вновь открыт Агинский дацан. В том же 1946 г. под контролем Совета по делам религиозных культов СССР состоялся съезд лам и буддистов-мирян, на котором было принято Положение о буддийском духовенстве СССР; в его основу был положен устав реформаторского движения бурятского духовенства. На съезде было избрано Центральное духовное управление буддистов СССР (ЦДУБ), переименнованное в 1997 г. в Буддийскую традиционную сангху России (БТСР).

Несмотря на некоторые послабления в отношении религии в военный и послевоенный периоды, она оставалась идеологическим противником в процессе формирования социалистической личности, поэтому власти применяли различные способы дискредитации сангхи и духовенства, а верующих подвергали критике. У большинства бурят сформировалось либо нейтральное, либо негативное отношение к религии; социально одобряемой нормой стало материалистическое мировоззрение, а религиозность считалась признаком отсталости. Кульминацией преследований верующих стал антибуддийский процесс 1972 г. над буддологом Б. Д. Дандароном. Несмотря на отсутствие у обвинения доказательств, он был осуждён и погиб в лагере.

Единственной сферой, в которой ЦДУБ могло проявить себя в общественно-политической жизни, была международная миротворческая деятельность, расценивавшаяся как один из инструментов улучшения отношений СССР с государствами Юго-Восточной Азии. Самым крупным проектом по использованию ЦДУБ в советской политике за рубежом стало образование в 1970 г. Азиатской буддийской конференции за мир (АБКМ) с центром в Улан-Баторе.

В эпоху перестройки (1985–1991) в СССР началось возрождение буддизма в Бурятии. Возвращение религии в публичную сферу и десекуляризация общественного и индивидуального сознания стали значимыми компонентами бурятского этнополитического дискурса 1990-х гг. По данным Министерства юстиции республики, в январе 1995 г. насчитывалось 11 буддийских объединений, относящихся к ЦДУБ, а также четыре вне его: два дзогчена, объединение буддистов-мирян и дхарма-центр. Дацанов и дуганов на тот момент было 14, позднее их число значительно выросло. Важным направлением деятельности буддийского руководства Бурятии стала организация религиозного образования: в 1991 г. Буддийский университет «Даши Чойнхорлин» (Иволгинский дацан) получил государственную лицензию и начал подготовку лам на двух факультетах – философском и медицинском (позднее появились также тантрический и иконографический факультеты). В 1993 г. в Агинском Бурятском автономном округе была открыта школа тибетской медицины при Агинском дацане по двум направлениям обучения – тибетская медицина и буддийская философия. В 1998 г. школа получила статус Агинского Бурятского буддийского института, а в 2003 г. – Агинской буддийской академии.

Закон «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия» (1997, позднее подвергался многочисленным редакциям) закрепил за Буддийской традиционной сангхой России (БТСР) главенствующую позицию в буддийской деятельности в Бурятии и в выстраивании взаимоотношений со светскими властями. Ныне БТСР возглавляет Дамба Бадмаевич Аюшеев.