Кано́н Но́вого Заве́та, собрание книг, состоит из 27 отдельных литературных произведений и составляет 2-ю часть христианского Священного Писания – Библии. Все книги, входящие в новозаветный канон, несомненно были написаны в раннехристианскую эпоху и большей частью стали известны и обрели всеобщее признание в течение первых трёх веков истории христианства. Эти книги признаются в христианстве богодухновенными и обладающими высшим вероучительным авторитетом.

Русская православная церковь, как и другие православные церкви, принимает унаследованный от эпохи Вселенских соборов новозаветный канон, состоящий из 27 книг. Это 4 Евангелия (от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна); Деяния святых апостолов; 7 соборных посланий (Иакова, 1–2-е Петра, 1–3-е Иоанна, Иуды); 14 посланий апостола Павла (к Римлянам, 1–2-е к Коринфянам, к Галатам, к Ефесянам, к Филиппийцам, к Колоссянам, 1–2-е к Фессалоникийцам, 1–2-е к Тимофею, к Титу, к Филимону, к Евреям); Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис). 

От периода 1–3 вв. не сохранилось ни одной полной рукописи, содержащей все 27 книг, и ни одного свидетельства, что такие рукописи вообще существовали. При этом среди христианских писателей до 4 в. нет ни одного, кто бы в равной мере цитировал все эти канонические книги и считал авторитетным только этот набор текстов. Единственным исключением в отношении цитат являются сочинения Оригена, который, видимо, сыграл ключевую роль в формировании канона как Ветхого, так и Нового Заветов. При этом известно, что в ранней Церкви пользовались высоким авторитетом и другие сочинения апостольского времени (такие, как 1–2-е послания Климента Римского, «Дидахе», «Послание Варнавы» и «Пастырь» Ермы). Все они иногда цитировались с теми же вводными формулами, что и книги Священного Писания, но по разным причинам не были включены в новозаветный канон, хотя их тексты присутствуют в разделе новозаветных «Писаний» в унциальных рукописях 2-й четверти 4 в. (например, в Синайском кодексе имеются «Послание Варнавы» и «Пастырь» Ермы, а в Александрийском – 1–2-е послания Климента Римского).

В научной литературе сформировались 2 основные точки зрения на происхождение новозаветного канона. 1-я, которую можно назвать эволюционной, нашла наиболее полное выражение в трудах немецкого библеиста Т. Цана. Согласно этой гипотезе, новозаветный канон возник в процессе долгого развития, эволюции и дополнения. Его ядро сформировалось к концу 1 в. в связи с появлением гностицизма. Уже в этот период существовали книги Нового Завета, которые читались публично и признавались авторитетными и нормативными во многих христианских общинах. Вторую гипотезу можно условно назвать революционной. Наиболее ярким её сторонником был также немецкий историк Церкви – А. фон Гарнак. Последователи этой точки зрения полагают, что канон сформировался только в конце 2 в. как реакция на монтанизм и «эксклюзивистский канон» Маркиона (возможно, со стороны Римской церкви), а сама канонизация была процессом ограничения количества священных текстов, исключением ряда книг из церковного употребления по богословским причинам.

Однако современные исследователи признают, что ни одно из еретических течений первых веков не имело решающего влияния на историю канона Нового Завета, а авторитета одной кафедры было недостаточно для резкого изменения ситуации. Ключевое значение имела деятельность христианских скрипториев.

Новый Завет как собрание священных книг

Новый Завет как набор канонических книг представляет собой такую же суперструктуру, как и Ветхий Завет, объединяя не отдельные книги, а собрания книг. Анализ рукописной традиции и исторических свидетельств показывает, что уже во 2 в. существовали по крайней мере два таких собрания – Евангелие (Четвероевангелие) и Апостол, к которым могли присоединяться другие тексты. Существование таких сборников было обусловлено тем, что христиане очень рано перешли от использования свитков для записи священных текстов (как это делали иудеи) к использованию кодексов. Кодексы, с одной стороны, позволяли группировать под одной обложкой несколько сочинений одного автора или одного жанра (тогда как длина свитков была жёстко ограничена: например, в один свиток не могли поместиться одновременно Евангелие от Луки и Деяния святых апостолов), с другой – были удобны для ношения при себе, в том числе во время миссионерских путешествий.

Общее наименование «Новый Завет» для всех текстов апостольского происхождения появилось только во 2-й половине 2 в. В самих новозаветных книгах термин καινὴ διαθήκη не относится к каким-либо письменным текстам (см., например: Лк 22:20; 1 Кор 11:25; Евр 8:8; 9:15), тогда как словосочетание «Ветхий Завет» подразумевает именно тексты для чтения (2 Кор 3:14).

Большинство исследователей склоняется к тому, что первым употреблять словосочетание «Новый Завет» в отношении группы текстов стал еретик Маркион, стремившийся противопоставить христианские сочинения иудейским (Ветхому Завету) и полностью вытеснить их из церковной жизни. Несмотря на опровержение ереси Маркиона, термин в новом значении вскоре стали использовать и ортодоксальные авторы, но уже не для того, чтобы опровергать Ветхий Завет, а наоборот – чтобы подчеркнуть двуединство христианского Священного Писания (Климент Александрийский. Строматы. V 6:38; V 13:85; Тертуллиан. Против Маркиона. 4:1).

Сложнее обстоит дело с парой терминов «Евангелие – Апостол», которая также впервые встречается у Маркиона. С одной стороны, здесь можно усмотреть аналогию со структурой «Закон – Пророки», которая могла быть придумана Маркионом или появиться естественным образом ещё до него. С другой стороны, во многих раннехристианских текстах прослеживается модель передачи предания «пророки – Господь – апостолы», которая уже подразумевает двусоставность христианской части Священного Писания – учение Господа и учение апостолов.

Евангелия в составе канона

С вопросом о становлении Евангелий как канонических текстов тесно связан вопрос о том, когда само слово εὐαγγέλιον («Евангелие») стало относиться не только к проповеди Слова Божия и её основному содержанию, но и к конкретным письменным текстам. Исследования показали, что ещё в 1-й половине 2 в. практика устной передачи учения Иисуса Христа и апостолов имела преимущество перед письменными текстами, поскольку свидетельства очевидцев и тех, кто знал очевидцев лично, считались более достоверными, чем письменные документы.

Первым несомненным свидетельством в пользу существования канона, состоящего из 4 Евангелий, является сочинение Иринея Лионского «Против ересей» (III 11:8–9). Поэтому основная полемика между исследователями происхождения канона ведётся относительно предшествующего святому Иринею периода. Так, Иустин Философ, рассматривая Евангелия как несомненно авторитетные тексты, равные книгам Ветхого Завета, при этом не называет их Писанием и не использует традиционные вводные формулы для Священного Писания («как написано», «ибо сказано» и т. п.). Более того, неясно, знал ли он иные Евангелия, кроме Евангелий от Матфея и от Луки. Очевидно, Евангелия от Марка и от Иоанна не являлись для него частью авторитетного сборника – Четвероевангелия (иначе цитаты из Евангелия от Иоанна приводились бы им чаще, особенно когда речь идёт о Логосе и Боговоплощении). Более того, значительная часть евангельских цитат в произведениях Иустина Философа приводится в свободной или гармонизованной форме, а устная традиция и апокрифические предания ещё имели для него большое значение.

В 19–20 вв. многие учёные полагали, что Четвероевангелие было создано либо до появления ереси Маркиона, либо как непосредственный ответ на его деятельность. Однако на рубеже 20–21 вв. появилось несколько альтернативных теорий. В частности, Т. Хеккель попытался доказать, что Четвероевангелие как сборник было создано в Малой Азии, в кругах тех, кто принимал Евангелие от Иоанна (Heckel. 1999). Главной целью составления была апология Иоанновой традиции, которая в ряде аспектов заметно отличается от синоптической. По мнению Хеккеля, заключительная глава Евангелия от Иоанна (Ин 21) была создана как итог объединения 4 Евангелий в сборник и служила общим финалом евангельского повествования. Этот сборник, по убеждению Хеккеля, был известен уже Папию Иерапольскому. К похожим выводам пришёл и Ч. Хилл, считавший, что Четвероевангелие появилось в Малой Азии в 30–40-х гг. 2 в. (Hill. 1998).

Другую теорию предложил М. Хенгель; он утверждал, что Четвероевангелие возникло поздно, только в конце 2 в., в Римской церкви (Hengel. 2000). Это подтверждает тот факт, что Татиан, ученик Иустина, около 170 г. (вероятно, ещё находясь в Риме) составил из 4 Евангелий единый текст — Диатессарон, и это деяние не было воспринято как искажение традиции и посягательство на авторитет четырёх евангелистов. Более того, евангельская гармония Татиана получила широкое распространение как на Западе, так и на Востоке. Таким образом, желание сгладить расхождения между евангелистами (в чём упрекали христиан критики-язычники) оказалось в тот момент сильнее, чем стремление сохранить евангельские тексты в неприкосновенности. Даже Климент Александрийский ещё использовал апокрифические Евангелия и аграфы, хотя подчёркивал особую значимость Четвероевангелия (Строматы. III 13:93).

Возможно, рост признания исключительной каноничности 4 Евангелий был связан с распространением кодексов, содержавших все 4 текста. Одним из первых свидетельств является папирус P45 (1-я половина 3 в.). Формат кодекса, с одной стороны, позволял под одной обложкой объединить все 4 Евангелия, подчеркнув тем самым их единство, с другой – искусственно ограничивал количество Евангелий, так что других евангельских текстов к ним уже не могло быть добавлено (все ранние евангельские кодексы не превышали по объёму 300 страниц). В известных ныне рукописях нет ни одного примера сосуществования в одном кодексе 5 Евангелий (при том что многие христианские писатели цитируют, например, «Евангелие евреев» как авторитетное) – их всегда 4 или меньше (если рукопись древняя или плохо сохранившаяся). Тем не менее как по частоте цитирования, так и по количеству рукописных фрагментов Евангелия от Марка и от Луки существенно уступают Евангелиям от Матфея и от Иоанна, авторитет и популярность которых были выше (что нашло отражение и в большом числе толкований на них).

Канонизация посланий Павла

Вопрос о том, когда послания апостола Павла были собраны вместе и каким был объём 1-го сборника, по-прежнему является дискуссионным. При этом все исследователи признают, что в истории Церкви не было такого периода с момента их распространения, когда бы эти послания не имели наивысшего, апостольского авторитета.

Первые прямые свидетельства существования собрания посланий апостола Павла содержатся во 2-м послании апостола Петра: «…как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутверждённые, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (2 Петр 3:15–16). Апостола Павла упоминают по имени, знают его послания и цитируют Игнатий Антиохийский, Поликарп Смирнский и Климент Римский (причём первые 2 считают Павловыми и пастырские послания 1–2-е к Тимофею). Однако всеобщие признание посланий Павла, видимо, произошло ближе к концу 2 в., поскольку Иустин Философ фактически игнорирует эти послания и не рассматривает их как авторитетные. Но уже Феофил Антиохийский цитирует стихи из 1-го послания к Тимофею и послания к Титу (1 Тим 2:2 и Тит 3:1) как «Божественное слово» (К Автолику 3:14).

Возможно, ядро первоначального сборника составляли 7 посланий, что имело символическое значение, указывающее на полноту излагаемого учения. Даже если фактически посланий Павла было известно больше, составители сборников всё равно стремились сохранить символику, считая послания по числу адресатов.

Известно, что около 140 г. Маркион составил свой сборник посланий апостола Павла, который он назвал «Апостоликон». В него вошли 10 посланий: к Галатам, 1–2-е к Коринфянам, к Римлянам, 1–2-е к Фессалоникийцам, к Лаодикийцам (т. е. к Ефесянам), к Колоссянам (возможно, вместе с посланием Филимону), к Филиппийцам. Хотя учёные 19 – 1-й половины 20 вв. считали Маркиона радикальным новатором, ныне большинство исследователей признают, что в основе Маркионова «Апостоликона» лежал более ранний сборник, в котором послания располагались по объёму (по убыванию) и были сгруппированы по адресатам. Единственной особенностью было то, что у Маркиона на 1-е место было поставлено послание к Галатам. Однако даже если Маркион не был первым, кто подготовил такой сборник, он был первым, кто придал ему нормативный статус.

Учёные расходятся во мнениях, в какой мере Маркион отредактировал уже существовавший корпус: лишь незначительно, исключая отдельные стихи, или значительно, используя весь арсенал методов античной литературной критики. Возможно, Маркионом был создан и 1-й вспомогательный аппарат, облегчающий чтение и толкование посланий (на его основе впоследствии был создан лекционарный аппарат Евфалия, который до сих пор используется в литургических книгах) (Scherbenske. 2013).

В Актах Сцилийских мучеников (около 180 г.) сообщается о том, что во время допроса арестованных христиан один из них упомянул «libri et epistulae Pauli viri iusti» (Acta martyrum scilitanorum. 12 // Atti e passioni dei martiri. Milano, 1987. P. 102). Эта фраза, считающаяся самым ранним свидетельством перевода посланий апостола Павла на латинский язык, может быть переведена как «Книги и послания Павла, мужа праведного». Однако её можно понять и иначе: «Книги посланий Павла», «[Евангельские] книги и послания Павла», «Книги [Ветхого Завета] и послания Павла». Поскольку вопрос проконсула, на который отвечал арестованный христианин, был о содержимом мешка для хранения и ношения свитков (capsa), можно предположить, что книги были представлены в виде свитков, а не кодексов. Однако послания апостола Павла в один свиток не помещаются, а все известные ныне ранние рукописи представляют собой фрагменты кодексов.

Древнейшей рукописью, содержащей собрание посланий апостола Павла, является P46 (начало 3 в.). Но однозначных ответов о первоначальном собрании папирус не даёт. В нём представлены следующие послания: к Римлянам (после него вставлено послание к Евреям, которое при распределении по объёму текста должно было быть перед 2-м посланием к Коринфянам, но послания к одной Церкви обычно не разделяли), затем 1–2-е к Коринфянам, к Ефесянам, к Галатам, к Филиппийцам, к Колоссянам, 1-е к Фессалоникийцам. На этом кодекс обрывается. Вероятно, далее шло 2-е послание к Фессалоникийцам, поскольку нет примеров рукописей, где бы оно находилось отдельно от 1-го послания к Фессалоникийцам. Если дальше было написано только послание к Филимону, то оставалось бы слишком много свободного места до конца кодекса, тогда как ближе к концу рукописи, состоявшей из одной тетради, писец явно экономил место (к тому же ряд учёных сомневаются, что единственное послание, адресованное конкретному лицу, могло быть добавлено к посланиям церковным общинам). Если же дальше находились пастырские послания, то, наоборот, места не хватило бы. Даже если предположить, что после послания к Филимону вместо пастырских могли быть апокрифические «Послание к Лаодикийцам» или «3-е послание к Коринфянам», всё равно осталось бы свободное место.

В течение 19–20 вв. появилось несколько теорий, объясняющих формирование канона, состоящего из 14 посланий апостола Павла. Многие учёные склоняются к теории постепенного роста сборника. Так, Т. Цан полагал, что главной причиной раннего появления единого сборника Павловых посланий было то, что эти тексты читались за богослужением, а значит, были востребованы всеми общинами. По его мнению, сборник, состоящий из 10 посланий (без пастырских и послания к Евреям), возник сразу после написания Деяний святых апостолов (но до 1-го послания Климента Римского). Канон посланий был уже сформирован и общепризнан к моменту появления ереси Маркиона, которая была, по сути, следствием распространения и высокого авторитета этого сборника.

В свою очередь, А. фон Гарнак отмечал, что ряд мест в текстах посланий апостола Павла (2 Фес 2:2; 3:17; 1Кор 7:17; 2 Кор 3:1; 10:9–10) указывают на начало процесса собирания сборников. По его мнению, к началу 2 в. этот процесс был завершён (включая добавление пастырских посланий). Однако сборник не имел канонического статуса, равного книгам Ветхого Завета, и только в результате борьбы с ересью Маркиона был канонизирован.

Теории постепенного роста придерживался и К. Лейк, но он подчёркивал, что в каждой местной общине формировался свой сборник посланий апостола Павла и разные по объёму сборники могли сосуществовать на протяжении длительного времени. Его теория была дополнена и развита Б. Х. Стритером, выделившим несколько этапов эволюции собраний апостола Павла: 1) появление ядра – послания к Римлянам, 1-е к Коринфянам, к Ефесянам, к Филиппийцам (были собраны к моменту написания 1-го послания Климента Римского); 2) появление сборника из 10 посланий (к 140 г., засвидетельствован у Маркиона); 3) появление сборника из 13 посланий (около 200 г., засвидетельствован в «Каноне Муратори»); 4) появление сборника из 14 посланий (к середине 4 в.).

Наиболее сложную теорию предложил американский исследователь рукописей Нового Завета и посланий Павла Д. Тробиш (Trobisch. 1989). Он полагал, что идея собирания посланий в единый корпус исходила от самого апостола Павла. На основе анализа всех известных вариантов корпуса апостола Павла Тробиш определил, что все они так или иначе восходят к 2-м древнейшим сборникам – из 13 посланий с точной идентификацией адресатов, подобной современной традиции, и из 4 посланий без указания адресатов. Сборник из 4 посланий был составлен самим апостолом, а сборник из 13 посланий создан его ближайшими учениками. В первое собрание вошли 1–2-е послания к Коринфянам, послания к Галатам и к Римлянам. Им было предпослано письмо, которое сохранилось как 16-я глава послания к Римлянам. Главной целью была апология деятельности апостола Павла перед Иерусалимской церковью. На основе этих 4 посланий ученики составили сборник из 13 посланий (в том числе пастырских), введением к которому служило послание к Ефесянам. Стремление соединить 2 собрания, распространявшиеся одновременно, привело к появлению во 2 в. того множества вариантов, которое отражено в рукописной традиции: в частности, Маркионова сборника из 10 посланий, сборников «посланий Семи Церквам», сборников из 10 и из 13 посланий (вместе с пастырскими).

Многие учёные пытались точно определить личность того, кто собирал послания апостола Павла. Чаще всего говорят об апостолах Луке, Тимофее и Онисиме. Однако доказать это практически невозможно. Тем не менее огромную роль в процессе собирания, несомненно, должно было иметь участие секретарей апостола Павла. Следуя античной традиции, секретари собирали копии отправленных посланий в сборники в форме кодекса. После смерти апостола его рукописи перешли к ученикам. Доказать эту гипотезу трудно, но она объясняет, каким образом послания, отправленные общинам, находившимся на большом расстоянии друг от друга, оказались собраны вместе, систематизированы и объединены с посланиями отдельным лицам. Если составление корпуса происходило после кончины апостола Павла, в сборник могли попасть и псевдоэпиграфы. Вариативность в последовательности посланий в рукописях может быть связана и с тем, что объём текста у некоторых из них примерно одинаковый (например, у посланий к Колоссянам и к Филиппийцам, к Ефесянам и к Галатам).

Анализ рукописной традиции показывает, что только послание к Евреям явно не входило изначально в основной корпус, хотя было известно на рубеже 1 и 2 вв. (цитируется Климентом Римским, в «Пастыре» Ермы, Иустином). Но в начале 3 в. Тертуллиан (О целомудрии. 20:2) и пресвитер Гаий (см.: Евсевий Кесарийский. Церковная история. VI 20:2) высказали сомнения в его подлинности. Видимо, из-за этих сомнений послание к Евреям на Западе было признано каноническим только к концу 4 в. (и в первую очередь теми писателями, которые были связаны с Востоком, – Иларием Пиктавийским, Иеронимом Стридонским, Руфином Аквилейским), тогда как в александрийской традиции его часто цитировали и считали Павловым уже в 3 в. (Пантен, Климент Александрийский, Ориген, Дионисий Великий – епископ Александрийский, Пётр I – епископ Александрийский). Хотя для западных авторов это послание, несомненно, имело огромное значение ввиду споров о покаянной дисциплине и повторном крещении, сомнения в авторстве привели к тому, что послание, несмотря на объём, помещалось в латинских рукописях чаще отдельно от посланий апостола Павла – в самом конце. На Востоке оно могло входить в число Павловых посланий, но помещалось в разных местах в зависимости от того, что хотел подчеркнуть составитель: если акцентировалась подлинность послания, то оно ставилось с учётом объёма текста; если надо было подчеркнуть, что апостол писал семи Церквам, его ставили между посланиями к общинам и посланиями к отдельным лицам.

К корпусу посланий апостола Павла примыкает ряд апокрифов и псевдоэпиграфов, в частности «Послание к Лаодикийцам». В редакции Маркиона под этим заглавием было известно послание к Ефесянам. Под тем же названием известен апокриф, составленный из стихов ряда Павловых посланий (преимущественно из послания к Филиппийцам, а также посланий к Римлянам, Колоссянам, Галатам, Титу, 1-го послания к Тимофею, 1-го послания к Коринфянам). Оно встречается во многих рукописях Вульгаты и средневековых переводах Нового Завета на народные языки. На Востоке похожая ситуация была с 3-м посланием к Коринфянам, которое признавалось каноническим в сирийской (начиная с Афраата и Ефрема Сирина) и армянской традициях.

Собрание посланий Иоанна Богослова в составе канона Нового Завета

Книги, надписанные именем апостола и евангелиста Иоанна Богослова, имеют очень разную историю. Если Евангелие от Иоанна и 1-е послание Иоанна уже во 2 в. были признаны авторитетными и цитировались многими авторами как на Востоке, так и на Западе, то в отношении 2–3 посланий Иоанна и Откровения Иоанна Богослова до конца 4 в. высказывались сомнения в авторстве и подлинности.

Анализ рукописной традиции показывает, что все эти тексты имели разную традицию передачи. Евангелие от Иоанна вошло в Четвероевангелие (насколько быстро это произошло, исследователи спорят), Откровение Иоанна копировалось отдельно (на Востоке чаще всего в сопровождении толкований), а послания Иоанна сначала фигурировали в качестве приложений к разным собраниям текстов, а потом вошли в состав соборных посланий.

Большое жанровое разнообразие текстов собрания Иоанна Богослова и их медленное проникновение в новозаветный канон в 20 в. было принято объяснять близостью к гностической традиции и «ортодоксальной иоаннофобией», т. е. неприятием ортодоксальными церковными авторами новых текстов, претендующих на подлинность, а также образности и лексики, напоминающей гностические тексты. Однако в 2000-е гг. эти теории были последовательно опровергнуты (Hill. 2004). Было показано, что те раннехристианские авторы, которые прямо цитируют Евангелие от Иоанна и говорят о его авторстве (Ириней Лионский, Тертуллиан и др.), нигде не отмечают негативного отношения к нему в предшествующей православной традиции и не оспаривают его якобы гностического происхождения. Наоборот, Евангелие от Иоанна выступает в качестве авторитетной основы учения. Реальная «иоаннофобия» всегда исходила из еретической среды, о чём свидетельствуют такие гностические тексты, как «Троеобразная Протеноя», «2-й апокалипсис Иакова», «Апокриф Иакова», «Деяния Иоанна», «Евангелие Правды».

Деяния святых Апостолов

Вопрос о соотношении Деяний святых апостолов с Евангелием от Луки окончательно не решён, хотя большинство учёных склоняются к тому, что эти сочинения написаны одним автором. В то же время каноничность Деяний исторически никак не была связана с Евангелием от Луки (они никогда не помещались в рукописях и в списках канонических книг друг за другом) и проистекала из значимости этого сочинения для утверждения апостольского преемства и борьбы с ересями. По словам Тертуллиана, «те, которые не признают этой книги Писания, не могут иметь и Духа Святого, ибо не могут признать, что Дух Святой был ниспослан на учеников» [О прескрипции, (против) еретиков. 22]. В общей композиции Нового Завета Деяния святых апостолов всегда играли роль связующего звена между Евангелиями и апостольскими посланиями.

Соборные послания

Наименование «соборные» (кафолические) послания в отношении 7 посланий, надписанных именами апостолов Иакова, Петра, Иоанна и Иуды, стало использоваться только в 4 в. (Евсевий Кесарийский. Церковная история. II 23:25). Хотя бо́льшая часть текстов этого сборника была отнесена Евсевием Кесарийским к числу «спорных», термин «соборные» (т. е. канонические, православные), скорее всего, отражает главную цель этой коллекции – утверждение церковного канона Священного Писания.

С 6 в. известно и другое объяснение: это название было дано по той причине, что эти послания адресованы не конкретной общине (как послания апостола Павла), а всем христианам (Леонтий Византийский. О сектах. 2:4). Однако универсальными среди них можно считать только 2-е послание Петра и послание Иуды, тогда как послание Иакова адресовано 12 коленам в рассеянии, 1-е послание Петра – Церкви в Вавилоне, 2–3-е послания Иоанна — конкретным лицам, а 1-е послание Иоанна вообще оставлено без адресата (хотя Августин приводит его с указанием адресата – «к Парфянам», в которых иногда видят не указание на христиан, живших за пределами Римской империи, а искажённое греческое слово παρθένοι («девственники», т. е. аскеты).

Ряд признаков указывает на то, что Соборные послания являются не случайным набором текстов, а продуманным собранием. Коллекция начинается и завершается посланиями, написанными сродниками Христа по плоти [«Иаковом, рабом Бога и Господа Иисуса Христа» (Иак 1:1) и «Иудой, рабом Иисуса Христа, брата Иакова» (Иуд 1:1)] для придания ей особого веса и авторитета. По мнению Д. Тробиша, Соборные послания появились в качестве канонического сборника в середине 2 в. в Риме как противодействие распространению ереси Маркиона, перетолковывавшего послания апостола Павла на свой лад. Целью этой коллекции была гармонизация богословий «апостола Павла» и «не апостола Павла» (Trobisch. 2000).

Вероятно, основой для появления сборника 7 соборных посланий стало послание Иакова. Хотя его текст засвидетельствован в папирусных фрагментах 3 в., оно долгое время (фактически до Оригена) не было известно в Церкви. 1-е послание Петра и 1-е послание Иоанна, несомненно, были широко известны уже в конце 2 в. и обладали авторитетом для большинства церковных общин независимо от сборника соборных посланий. 2-е послание Иоанна было, вероятно, известно Клименту Александрийскому (Строматы. II 15:66) и Иринею Лионскому (Против ересей. III 16:3, 5, 8). Послание Иуды было известно ряду авторов 3 в. 2-е послание Петра упоминается только начиная с Оригена. Сирийская традиция, видимо по инерции, долгое время признавала только послания: Иакова, 1-е послание Петра и 1-е послание Иоанна. В латинской традиции соборные послания перечисляются в разной последовательности (иногда учитывается объём текста, иногда – количество посланий у того или иного апостола, но общая тенденция – ставить послания апостола Петра на 1-е место).

Таким образом, сборник из 7 соборных посланий сформировался, видимо, только в конце 3 в., а его каноническое признание происходило в течение 4 в., по сути, одновременно с окончательным формированием канона.

Канонические списки

Основная масса древних списков канонических книг Нового Завета возникла в 4–5 вв. Среди них выделяются 3 основных типа: 1) комментированные списки (в которых кратко объясняется, почему то или иное сочинение вошло в канон или, наоборот, исключено из него); 2) списки со стихометрией, служившие практическим нуждам (в качестве каталогов и указаний для переписчиков и заказчиков книг); 3) списки книг, признаваемых конкретной Церковью в качестве правила веры.

«Канон Муратори»

Одним из самых ранних перечней новозаветных книг считается «Канон Муратори», названный так в честь открывшего его в 1700 г. итальянского церковного историка Л. А. Муратори. Однако принадлежность этого памятника к жанру канонических списков является дискуссионной, поскольку перечисление книг в нём сопровождается экскурсами исторического и легендарного характера. По этой причине некоторые исследователи предпочитают называть памятник «Фрагментом Муратори» (Fragmentum Muratorianum). Возможно, его следует относить к жанру прологов к библейским книгам.

«Канон Муратори» сохранился в единственной рукописи 8 в., выполненной крайне небрежно (с большим количеством ошибок, пропусков и повторов) в монастыре Боббио в Италии. Его оригинал был составлен, как признают большинство исследователей, на греческом языке. Латинский перевод был выполнен, вероятно, в Северной Италии на рубеже 4–5 вв.

Начало текста не сохранилось. Поскольку Евангелие от Луки, с которого начинается сохранившаяся часть текста, названо 3-м, в начале сочинения речь, очевидно, шла о Евангелиях от Матфея и от Марка. 1-я строка «Канона Муратори» является финалом рассказа о происхождении Евангелия от Марка. Далее приводится легендарный рассказ о том, как было написано Евангелие от Иоанна. Соглашаясь, что свидетельства евангелистов в частностях не всегда совпадают, автор канона подчёркивает, что в главном они согласны между собой. Затем он снова возвращается к евангелисту Иоанну и цитирует 1-е послание Иоанна, подкрепляя его статус свидетеля земной жизни Спасителя.

В отношении Деяний святых апостолов он отмечает, что Лука описал только то, чему был сам свидетелем. Затем подробно говорит о деяниях апостола Павла, из которых ему известны 13 (включая пастырские). Он приводит их в виде двух списков. 1-й список краткий и включает только 1-е послание к Коринфянам, послания к Галатам и к Римлянам. 2-й список следует модели «посланий Семи Церквам» и включает 1-е послание к Коринфянам, послания к Ефесянам, к Филиппийцам, к Колоссянам, к Галатам, к Фессалоникийцам и к Римлянам, расположенные по хронологии и возрастанию объёма. Далее автор замечает, что есть ещё 2-е послание к Коринфянам и 2-е послание к Фессалоникийцам. Этот список дополняет перечисление посланий отдельным лицам – к Филимону, к Титу и 1–2-е послания к Тимофею. Каноничность пастырских посланий под сомнение не ставится. «Послание к Лаодикийцам» и «Послание к Александрийцам» относятся им к числу подложных.

Далее идёт список спорных, но принимаемых Церковью книг: послание Иуды, 2 Иоанновых послания (1–2-е или 2–3-е?), Премудрость Соломона, Откровение Иоанна Богослова и «Апокалипсис Петра». К разряду не читаемых в церкви, но всё-таки полезных относится «Пастырь» Ермы (видимо, рассматривается тоже как апокалипсис). Совершенно отвергаются еретические писания Арсиноя (Бардесана?), Мильтиада, Валентина, Маркиона и Василида.

Муратори считал, что автором обнаруженного им «Канона» является пресвитер Гаий (Гай). Другие исследователи предлагали кандидатуры Папия Иерапольского, Егесиппа, Поликрата Ефесского, Климента Александрийского, римских епископов Виктора I и Зефирина и, чаще всего, Ипполита Римского, поскольку он был грекоязычным писателем, работавшим на Западе и принимавшим Откровение Иоанна в качестве подлинного. Однако Ипполит Римский принимал и послание к Евреям, которое не упоминается в «Каноне Муратори». Окончательно от этой гипотезы отказались, когда на основании новых синайских находок было доказано, что приписываемое Ипполиту Римскому сочинение «Главы против Гаия», в котором имеются некоторые параллели с «Каноном Муратори», является псевдоэпиграфом 6 в.

Ещё одной вероятной кандидатурой на автора «Канона» может быть писатель 2-й половины 3 в. Викторин, епископ Петавский, в чьём «Толковании на Апокалипсис» (1:7) имеется параллель к «Канону Муратори». Однако против его авторства также говорит то, что он признавал подлинность послания к Евреям. В любом случае, сочинение Викторина является самым ранним свидетельством существования «Канона Муратори».

Долгое время главным основанием для датировки памятника служило содержащееся в нём указание на то, что Ерма написал свою книгу «Пастырь» «недавно в наше время», когда его брат Пий был епископом Рима [142 (или 146) – 157 (или 161)]. Если ссылка на Ерму не является интерполяцией переводчика с греческого на латинский, то «Канон Муратори» мог быть написан не позднее конца 2 – начала 3 вв. Возможно, памятник отражает полемику относительно происхождения и подлинности «Пастыря».

Немецкий протестанский теолог А. фон Гарнак считал «Канон Муратори» не просто произведением римского автора конца 2 в., но древнейшим официально изданным каноном Священного Писания Римской церкви. Однако современные исследователи не видят достаточных оснований считать «Канон Муратори» памятником, происходящим именно из Римской церкви (хотя ещё Б. Мецгер считал это несомненным фактом).

Ещё один распространённый критерий датировки – перечень еретиков, упоминаемых в каноне, среди которых однозначно определяются лишь Валентин, Маркион, Василид и «катафригийцы» (монтанисты). Имена других еретиков сильно искажены в рукописи. Под именем Арсиноя, возможно, имеется в виду еретик Бардесан. Имя Митиад может быть искажением имени Мильтиад (которого отождествляют с монтанистом Алкивиадом). Искажены не только имена еретиков, но и приводимые факты из их жизни. Например, Василид ошибочно называется основателем монтанизма и связывается с Асией, а не с Александрией. Приводится также абсурдное свидетельство о том, что Мильтиад (вместе с Василидом?) составил «новую книгу псалмов для Маркиона». Всё это говорит о том, что либо автор «Канона Муратори» был плохо знаком с перечисляемыми им ересями (а значит, и другие приводимые им сведения могут подвергаться сомнению), либо текст повреждён настолько сильно, что его использование требует критического анализа.

Поздняя датировка «Канона Муратори» была впервые озвучена А. Сандбергом в 1965 г. Он не только отнёс памятник к 4 в., но и локализовал его происхождение на Востоке. Гипотезу Сандберга приняли Н. Даль, Х. Кёстер и ряд других крупных учёных, однако большинство всё-таки отвергли. Тем не менее новые аргументы в пользу поздней датировки собрал Дж. Ханеман (Hahneman. 1992). По его мнению, текст «Канона Муратори» появился около 375 г. в Сирии или Палестине. Гипотеза Сандберга – Ханемана была детально разобрана в ряде работ, авторы которых привели и множество контртезисов в пользу традиционной датировки рубежом 2–3 вв.

На раннюю эпоху, в частности, указывает полемический характер раздела о Евангелии от Иоанна, для обоснования апостольского происхождения которого автор прилагает дополнительные усилия (что вряд ли было бы необходимым в 4 в.). Отсутствие у него сомнений в подлинности Откровения Иоанна и отсутствие упоминаний о послании к Евреям (если только оно не фигурирует под именем «послание к Александрийцам») указывает скорее на западное происхождение. Представленный в «Каноне Муратори» ограниченный набор соборных посланий не имеет аналогов в других традициях, ни на Востоке, ни на Западе. Отсутствие в перечне 1-го послания апостола Петра можно объяснить только повреждением текста или большой древностью памятника.

Вклад Евсевия Кесарийского

В «Церковной истории» Евсевия Кесарийского можно найти ряд канонических списков, унаследованных от эпохи ранней Церкви: Иринея Лионского (V. 8:2–8), Климента Александрийского (VI. 14:1–7) и Оригена (VI 25:3–14). Однако, скорее всего, эти списки составлены самим Евсевием на основе сочинений указанных авторов. При этом собственный список Евсевия близок к списку Оригена (III. 25:1–7). Самым значимым вкладом Евсевия в историю новозаветного канона является введение терминологии, позволившей разделить все тексты, претендовавшие на канонический статус, на 3 группы:

1. Общепризнанные (ὁμολογούμενα), или входящие в Новый Завет (ἐνδιάθηκον); в списке Евсевия к ним относятся 22 книги: 4 Евангелия, Деяния святых апостолов, послания апостола Павла (включая пастырские и к Евреям), послания (1-е Петра и 2-е Иоанна) и, с оговорками, Откровение Иоанна Богослова.

2. Спорные (ἀντιλεγόμενα или νόθα, в списке Оригена они названы ἀμφιβαλλόμενα), к ним относятся, с одной стороны, послания Иакова, Иуды, 2-е Петра, 2–3-е Иоанна, с другой – «Деяния Павла», «Пастырь» Ермы, «Апокалипсис Петра», «послание Варнавы», «Дидахэ»; возможно, «Откровение Иоанна» и «Евангелие евреев».

3. Подложные и еретические (ἄτοπα πάντῃ καὶ δυσσεβῆ). Критерии, использованные Евсевием, были, видимо, заимствованы им из античной традиции литературной критики и определения подлинности авторства.

Другие архаичные списки

К числу стихометрических списков относится Клермонский каталог (1-я половина 4 в.), происходящий, вероятно, из Египта. В нём перечислены 23 книги (Евангелия от Матфея, от Иоанна, от Марка и от Луки, послания к Римлянам, 1–2-е к Коринфянам, к Галатам, к Ефесянам, 1–2-е к Тимофею, к Титу, к Колоссянам, к Филимону, 1–2-е Петра, Иакова, 1–3-е Иоанна, Иуды, «Послание Варнавы», Откровение Иоанна Богослова, Деяния святых Апостолов, «Пастырь» Ермы, «Деяния Павла», «Апокалипсис Петра»). Не упоминаются послания к Филиппийцам, 1–2-е к Фессалоникийцам, к Евреям.

В Челтнемском стихометрическом Каталоге Моммзена (2-я половина 4 в.), происходящем из Северной Африки, нет посланий к Евреям, Иакова и Иуды. 26 книг, принимаемых Иерусалимской церковью, около 350 г. перечисляет Кирилл Иерусалимский (Поучения огласительные и тайноводственные. 4:33). В 85-м Апостольском правиле (около 380 г.) указаны 26 книг (без Откровения Иоанна Богослова), но с прибавлением 1–2-го посланий Климента Римского. Те же 26 книг (без Откровения Иоанна Богослова, хотя он его не отвергал) называет каноническими Григорий Богослов (Стихотворения богословские. 12:31).

Окончательное формирование канона

Поворотным моментом в истории новозаветного канона стал канонический список из 39-го пасхального послания Афанасия Великого (367). Это первый новозаветный канон, состоящий из 27 книг. В этом же тексте впервые употреблён термин κανονιζόμενα («входящее в канон», «канонизированное»). Был ли этот канон унаследован Афанасием из традиции Александрийской церкви или создан самостоятельно, неясно. С учётом списка книг Ветхого Завета заметна близость этого канона к Ватиканскому кодексу.

Однако канон Афанасия Александрийского не был принят сразу и повсеместно. Амфилохий Иконийский перечисляет 27 книг с оговоркой, что некоторые сомневаются в подлинности посланий: 2-го Петра, 2–3-го Иоанна, к Евреям, Иуды и Откровения Иоанна Богослова. Иероним принимает 27 книг с оговоркой относительно послания к Евреям. Руфин принимает все 27, но дополняет их тремя «не каноническими, но церковными» книгами – «Пастырь» Ермы, «Два пути» («Послание Варнавы» или «Дидахе»?) и «Петров суд» (Judicium secundum Petri; возможно, другое наименование предыдущего сочинения) (Руфин. Толкование на Апостольский Символ веры. 34–36). Августин однозначно говорит о том, что новозаветный канон закрыт и никакие изменения уже невозможны (О граде Божием. 22:8; О христианском учении. II. 8–9, 12–14). Под его влиянием происходит общецерковное признание канона из 27 книг на Гиппонском (Гиппонский бревиарий, 393 г.) и Карфагенских (397 и 419 гг.) соборах.