На́ция (от лат. natio – народ, племя), в современной социальной науке и праве под нацией понимаются два типа человеческих сообществ: совокупность граждан одного государства (политическая, или гражданская, нация) и этническая общность (этническая нация, этнонация, культурная нация).

В латинских церковных текстах раннего Средневековья слово «нация» служило синонимом греческого ἔϑνος, во множественном числе обозначавшего неэллинов, а затем язычников. С 16 в. нация чаще понималась как университетское землячество. Университетские нации объединялись по месту происхождения, языку и системе правил, по которым они жили вне своих стран. Нации могли образовывать выходцы из одного города. Купечество, участники церковных соборов также делились на нации по принципу происхождения. Название «нация» распространялось на высшие сословия феодальных государств Европы. В России 18 в. термин «нация» для обозначения дворянства использовал в переводах Д. И. Фонвизин (Койе Г. Ф. Торгующее дворянство противу положенное дворянству военному. Санкт-Петербург, 1766). В указах Петра I в схожем значении используется словосочетание «регулярный народ», которым обозначаются народы, обладающие государственностью и регулярной армией. В Воинском уставе 1716 г. «славным и регулярным народом» именуются шведы, а противопоставляются регулярным народам «варвары» (Устав воинский. 1716). Император мечтал сделать россиян «регулярным народом», т. е. регулярной политической нацией по примеру европейских.

Понятие «нация» широко употреблялось в эпоху формирования современных государств вместо феодальных династических и религиозных образований. В государствах Нового времени с утверждением единых системы управления, рынка и массового образования распространялись культурно-языковое единообразие вместо локального своеобразия или наряду с ним общие гражданские и правовые нормы, а также и общая идентичность. Так возникли гражданские нации в Европе и в регионах переселенческих колоний (Северная Америка, Австралия, Новая Зеландия), а также в Латинской Америке на базе колоний Испании и Португалии. В Азии и Африке понятие «нация» было заимствовано из Европы, особенно в ходе деколонизации и образования суверенных государств в 20 в.

Ныне понятие гражданской нации как сообщества под единой суверенной властью отражено в понятиях «национальное государство», «здоровье нации», «лидер нации», «национальная экономика», «национальные интересы». В политическом языке нацией иногда называют просто государство (отсюда название Организация Объединённых Наций). Понимание нации как гражданско-политической общности, образующей суверенное государство, с 1990-х гг. утверждается также в России и в других странах бывшего СССР. Члены политической нации отличаются общегражданским самосознанием, или национальной идентичностью, выражающейся в соотнесении гражданина со своей страной, что отражается прежде всего в названии её жителей (например, американцы, британцы, индийцы, испанцы, китайцы, мексиканцы, россияне, французы). Членов нации отличает чувство общей исторической судьбы и культурного наследия (особенно высокой профессиональной культуры), общие духовно-нравственные ценности.

В отличие от предшествующих эпох, когда преобладала установка на культурную гомогенность нации через механизмы ассимиляции, в 2000-е гг. за счёт интенсивной миграции, роста локальных идентичностей и группового (этнического) самосознания увеличились культурная гетерогенность и этнорасовое многообразие европейских и других наций. Вместо идеи «плавильного котла» символической формулой современной нации чаще является формула «единство в многообразии» (мультикультурализм). В то же время современные государства предпринимают усилия по формированию общегражданской идентичности и сохранению целостности нации через утверждение патриотизма, общих ценностей и символов, а также через политику поддержки этнокультурного разнообразия и внутренней формы самоопределения (регионально-территориальная и национально-культурная автономия). Согласно национальным законодательствам и международно-правовым нормам, в большинстве стран мира представители национальных меньшинств (если это не иммигранты без гражданства) являются равноправными членами нации; они и считают себя таковыми (индейские народы и натурализованные иммигрантские группы в странах Америки; корсиканцы и бретонцы среди французов; шотландцы, ирландцы, уэльсцы среди британцев; франкофоны, индейцы, эскимосы, давние иммигрантские группы среди канадцев; неханьские народы среди китайцев; шведы среди финнов; саамы среди норвежцев).

Понимание нации как этнической общности имеет истоки в идеологии австромарксизма и восточноевропейской социал-демократии, у которых оно было заимствовано современным обществоведением, где сложилась концепция нации как «высшего типа» этнической общности. После Первой мировой войны на основе доктрины «национального самоопределения» в многоэтничных государствах Восточной Европы, возникших при распаде Австро-Венгрии и Османской империи, а затем также в СССР и в зоне его влияния (Китай и др.) проводилась «национальная политика» по социальному конструированию этнических наций на основе административно-государственных образований и за счёт упразднения или ослабления локальных различий. Так, в СССР из многоплеменного населения возникли аварская, алтайская, азербайджанская, грузинская, казахская, киргизская, таджикская, туркменская, узбекская и другие «социалистические нации». При этом существовали общесоветская идентичность (сформировавшаяся на основе прежней, общероссийской) и историко-политическая общность – советский народ. Идеология советского патриотизма и доктрина «единого советского народа» заменяли доктрину гражданской нации.

Этнический национализм, особенно в крайней форме сепаратизма, стал одной из причин распада СССР, и он же представляет собой серьёзный вызов гражданскому нациестроительству в постсоветских государствах. Тем не менее в России этническое понимание нации сохраняет своё влияние, и это отражается в политической и научной лексике, а также в массовом сознании. По этой причине часть экспертов, политиков и общественных активистов отрицают понимание российского народа как социально-политической и историко-культурной целостности в форме гражданской нации, настаивая на исключительном использовании понятия «нация» в отношении этнических общностей (русских, татар, башкир, чеченцев и т. д.). Однако все авторитетные опросы населения страны показывают, что российская идентичность («мы – россияне») стоит на одном из первых мест среди всех других форм коллективной идентичности (91 % по опросам ВЦИОМ 2019; Дробижева. 2021. С. 47).

Многозначное использование понятия «нация» сохраняется в современном общественно-политическом языке, хотя его этнический смысл не признаётся международно-правовыми нормами и нормами большинства государств мира. Ряд этнических сообществ, добиваясь политической и культурной автономии в составе единого государства, требует одновременно признать за ними статус нации. Такого права добиваются, например, франкофоны Квебека в Канаде и каталонцы в Испании. В России фактически все титульные национальности в российских республиках считают себя нациями, сохраняя свою приверженность многонациональному народу Российской Федерации (российской нации).

Научное содержание термина «нация» разрабатывалось как философами прошлого (И. Г. Гердер, О. Бауэр, К. Каутский, М. Вебер, П. А. Сорокин, Н. А. Бердяев, И. А. Ильин), так и современными учёными (Дж. Армстронг, Б. Андерсон, Э. А. Баграмов, Ю. В. Бромлей, Э. Геллнер, Л. Н. Гумилёв, А. Г. Здравомыслов, Ю. И. Семёнов, У. Коннор, Э. Смит, Э. Хобсбаум, М. Хрох, П. Чаттерджи). В мировой науке не существует общепризнанной дефиниции нации. До недавнего времени в обществознании было распространено понимание нации как реальной общности и даже как социального организма (субстанции). Субстанционалистская (или примордиалистская) трактовка нации присутствует и на уровне массового сознания. Такой взгляд на нацию разделяют и некоторые сторонники модернистских и конструктивистских подходов, которые рассматривают нацию как результат индустриализации и распространения «печатного капитализма» (Геллнер), роста коммуникационных и транспортных сетей и, наконец, интегрирующего воздействия государства (т. е. не нация создаёт государство, а государство создаёт нацию). Этот подход характерен и для тех, кто подчёркивает субъективные факторы, как, например, общий миф, историческая память или самосознание. В этом случае нация понимается как социально сконструированная, но всё же реально существующая общность.

В 2010-е гг. общественные теории отходят от трактовки социальных коалиций (социальных групп) как реальных, субстанциональных общностей. Это переход от структуралистских взглядов, при которых группа рассматривается как исходный компонент социальной структуры, к конструктивистским подходам, делающим упор на индивидуальные стратегии и «групповость» (англ. groupness) как на конструируемый, контекстный и подвижный феномен, как форму сложной и не взаимоисключающей идентичности (и кастилец, и испанец; и корсиканец, и француз; и русский, и россиянин). С этих позиций критикуется превращение категории нации как интеллектуальной практики в результат реального социального процесса и её восприятие как статистического и даже биологического (этногенетического) множества (Ф. Барт, Р. Брубейкер, Р. Суни, П. Холл, Х.-Р. Уикер, Т. Х. Эриксен, Л. М. Дробижева, В. С. Малахов, С. В. Соколовский, В. А. Тишков). Этот подход к нации даёт возможность рассматривать её как семантико-метафорическую категорию, которая обрела в современной истории эмоциональную и политическую легитимность, но не стала и не может быть научной дефиницией. В свою очередь, национальное как коллективно разделяемый образ и национализм как политическая доктрина и практика могут существовать и без признания нации как реально существующей общности.