Славя́нская демоноло́гия (низшая мифология), система славянских народных представлений о мифологических существах (демонах и духах), людях с демоническими свойствами, а также об их действиях по отношению к человеку. В эту систему вовлекаются также мифологизированные и получившие демонические характеристики в поверьях время и пространство, флора и фауна, предметы быта и т. п.

Демонологическая система славян в обобщённом и наиболее полном виде включает: персонифицированных или не персонифицированных духов природного (лес, вода, воздух, земля, поле, горы, подземелье) и домашнего пространства (дом, двор, баня, гумно, хлев и т. п.), духов, связанных с временем (полдень, полночь, дни недели, праздники), души умерших («чистые» души предков и «нечистые» души преждевременно погибших, ставших демонами), чертей (чёрт, бес, дьявол и т. д.), персонификации состояний (страх, кошмар, болезнь, смерть) и обстоятельств и событий (судьба, доля), полудемонов, т. е. людей, обладающих сверхъестественными способностями или особым знанием (ведьмы и колдуны, знахари и лекари, оборотни, облакопрогонники, предсказатели), «профессионалов»/«специалистов» (пастухи, кузнецы, мельники, повитухи и прочие), мифических великанов и гномов, мифических и мифологизированных животных и птиц (василиск, единорог; змея, жаба, ласка, волк, медведь, аист, кукушка и др.), растений (лещина, осина, папоротник и др.). В орбиту низшей мифологии включаются также представления космологические (о Луне, Солнце, созвездиях и планетах) и метеорологические (о граде, буре, вихре, дожде, радуге). В основе этой системы – одухотворение природы (аниматизм) и культ умерших.

Славянская система мифологических верований не зафиксирована в письменных источниках. Она является результатом реконструкции на основе сохранившихся до наших дней в традициях всех славянских народов этнографических, фольклорных и лингвистических данных: поверий, обрядов, быличек (т. е. мифологических рассказов с установкой на реальность происходящего) и других демонологических нарративов, заговоров, проклятий, мифонимов и в целом лексики, описывающей сферу демонического. Основной массив собранного материала, как изданного, так и архивного, относится к 19–20 вв.; сбор полевых данных продолжается в 21 в.

Более ранние, до 19 в., отрывочные упоминания о дохристианской вере славянских племён и народов можно найти в летописях («Повесть временных лет», 12 в.) и других древнерусских литературных памятниках («Слово о полку Игореве», 12 в.; «Слово святого Григория, изобретено в толцех»), в христианских апологетических обличениях, «Словах» и «Поучениях» против язычества (Cвятого Григория, Иоанна Златоуста и др.), в свидетельствах иностранных хронистов и путешественников, как правило, плохо знакомых с языком и жизнью славян, которых они описывали («Война с готами» Прокопия Кесарийского, 6 в.; «Золотые копи и россыпи самоцветов» Аль-Масуди, 10 в.; «Хроника» Титмара Мерзебургского, 11 в.; «Славянская хроника» Гельмольда, 12 в.; сочинения Саксона Грамматика, 12 в. и др.). Например, в этих сочинениях упоминаются, помимо высшего пантеона, упыри и берегини, Род и рожаницы, нави и вилы; жертвоприношения деревьям, источникам, озёрам; оборотничество в волков и других животных и т. п.

Демонология восточно-, западно- и южнославянских традиций различается порой весьма заметно: составом мифологических персонажей, терминологией, разными акцентами в сходных образах, разным «весом» персонажей в системе; могут различаться набор мифологических мотивов, источники заимствования сюжетов легенд и мифонимов, содержание верований и т. п.

Своеобразием обладают отдельные региональные варианты мифологических систем, такие как архаическая демонология Полесья, карпатская демонология, демонология Русского Севера, польской Кашубии и некоторые другие.

Все славянские традиции в разной мере, но достаточно хорошо описаны и изучены, опубликовано большое количество словарей, энциклопедий и фольклорно-этнографических текстов (см., например, Власова. 1995; 1998; Русский демонологический словарь. 1995; Беларуская міфалогія. 2004; Войтович. 2015; Етноґрафічний збірник. Т. 33. 1912; Т. 34. 1912; Гнатюк. 2000; Народная демонология Полесья. 2010–2019, Българска митология. 1994; Кулишић. 1970; Раденковиħ. 1991 и др.), выполнен ряд важных научных исследований [например, Зеленин. 1995; 1999; 2004 (переиздания трудов начала 20 в.); Moszyński. 1967; Черепанова. 1983; Pełkа. 2021; Baranowski. 2019; Георгиева. 1993; Виноградова. 2000; Хобзей. 2002; Дукова. 2015; монографии и статьи Л. Раденковича и др.], проведены также общеславянские компаративные исследования (Славянская мифология. 1995; Словенска митологија. 2001; Славянские древности. 1995–2012; Раденкович. 2004; 2007; 2016; 2017 и др.). Библиографию основных источников по славянской низшей мифологии см. на сайте Института славяноведения РАН.

Классификации в славянской демонологии

Существуют разные возможности классификации славянских мифологических персонажей, например по месту обитания персонажа (лес, вода, дом) или по его генезису (природный дух или произошедший от души умершего), по функции (похищающие детей, пугающие, высасывающие кровь) или по связанным с ним фольклорным мотивам (например, домашняя змея ест из одной миски с ребёнком; муж-волколак рвёт зубами юбку своей жены и др.). Ни одна из классификаций не охватывает всего многообразия демонов, поэтому обычно пользуются разными классификациями для разных фрагментов демонологической системы.

Наиболее наглядным является описание демонов по месту их обитания или функционирования.

Классификация по месту обитания мифологических персонажей

Лесные демоны

Лесные демоны известны всем славянам, но представления о них различаются.

Во-первых, это природные духи леса, у западных славян и словенцев они называются «лесными девами/женщинами»: чеш. lesné žinky, словац. lesné panny, польск. leśná, словен. divje dekle (žene); у карпатских украинцев – это нявка или лiсна; у южных славян – «вила», «дива», «юда»: болг. вила, самовила, самодива, юда, серб. вила, хорв. vila.

Лесные девы красивые и лёгкие, в прозрачном одеянии, они летают по воздуху, любят петь и танцевать, а после их танца на траве остаются круги (серб. вилинско коло, болг. самодивско хоро и т. п.), на которых трава более зелёная и буйная или, наоборот, вытоптанная, пожелтевшая. Их появление сопровождается ветром, от их танца бывает вихрь. Они не вредят человеку, который правильно ведёт себя в лесу. Но горе тому, кто подсмотрит за ними, ответит на их пение, услышит их смех, будет передразнивать или нечаянно наступит на место их танца или пиршества – на того вилы нашлют болезнь и даже смерть. Лесные девы знают лечебные свойства растений, могут поделиться своими знаниями с людьми. Иногда они даже выходят замуж за парней из деревни и очень удачно ведут хозяйство, но исчезают, если муж их обидит хоть словом.

Александра Щекатихина-Потоцкая. Леший. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Александра Щекатихина-Потоцкая. Леший. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Во-вторых, это духи – хозяева леса, известные в восточнославянских традициях и реже – в западнославянских, их имена образованы от слов «лес», «гай»: рус. лесной хозяин (царь), леший, белорус. лешы, лесавiк, гаёвы дзед, укр. лесовик, лясавой; польск. lasowy, leśny dziad, gajownik, и т. п. Они охраняют лес, зверей и птиц, могут менять рост и становиться выше деревьев, наказывают (пугают, заводят в чащу) тех, кто кричит, портит деревья. Лесного хозяина почитали, спрашивали разрешения находиться в лесу, собирать грибы и ягоды, рубить дрова, ему оставляли на пеньке угощение.

Третий тип лесных персонажей – это «дикие люди», известные в западнославянских, карпатских, реже в балканских традициях (чеш. diví lidé, польск. leśni ludzie, родоп. говоры болг. языка диви хора). Чаще всего упоминается «дикая/лесная женщина»: чеш., словац. divá žena, divoženka, польск. dziwożon(k)a, leśna baba, луж. dźiwje žony, словен. divja žena (baba), болг. дива жена; её муж – «дикий/лесной мужик»: чеш. lesní (divý) muž, словац. diví muž, польск. leśny człowiek, dziki chłop и подобное, и дети: чеш. divoženče, морав. divúch. Дикие женщины уродливы, косматы, с длинными грудями, которые они закидывают за плечи; живут в ямах в земле или в пещерах в горах. Они воруют у людей плоды на огородах, а также уносят человеческих детей, подменивая их своими уродцами, которые очень прожорливы, но не растут, не умеют говорить и ходить (чеш. podhoděnec, словац. podvrženča, польск. odmieniec, луж. přeměnk, карпат. говоры укр. языка пiдмiна, хорват. podvršće, словен. podmenek). В карпатских традициях «дикие люди» называются «богинками» или «мамунами»: словац. bohynka, польск. boginka, карпат. говоры укр. языка богиня; польск., словац. mamuna.

Четвёртый тип лесных демонов представлен на западе славянского мира. Это маленький лесной народ, гномы, которые угощают свежеиспечённым хлебом людей, работающих в поле или в лесу, приходят к людям за помощью (просят сделать для них лопату, помело для печи), одалживают хозяйственные предметы (например, дежу), просят перенести через канаву или через забор. За услугу одаривают волшебными предметами, которые не кончаются (хлебом, пряжей, рубахой). У серболужичан они называются lutki, palčiki, у чехов и словаков – «лесные женщины» и в поверьях смешиваются с дикими людьми, в том числе терминологически; у болгар диви хора считаются неопасными существами, населявшими горы до прихода туда человека.

По восточнославянским поверьям, в лесной чаще живёт страшная колдунья Баба-яга – хозяйка леса, зверей, огня (в западнославянских традициях это имя обозначает ведьму, а в южнославянских – болезнь, слабость).

Духи поля

Иван Билибин. Полевик. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Иван Билибин. Полевик. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Образ духов поля нечёток. Полевик – олицетворённое поле, его хозяин и хранитель, податель урожая: рус. полевик, дедушко-полёвушко, полева хозяйка, межевик, белорус. палявiк, межнiк, укр. полевой чёрт, полевой дедько, польск. diabły (duchy) polne, кашубское polńica.

Западнославянские названия духов поля, обычно антропоморфных «матерей», «женщин», «дев», «тёток» и «мужиков»/«дедов», образованы от названий злаков – «хлебá», «жито», «рожь»: чеш. obilná teta и obilný mužíček, režná žena, žitná baba, польск. żetnia maceca, pszeniczna matka и др. Реже такие названия встречаются и у восточных славян: севернорус. ржаная матушка, ржица, полес. говоры укр. языка житна баба.

Эти демоны обитают в полях в период, когда колосятся посевы. Они охраняют урожай, но могут и вредить: пугать, щекотать и даже душить уснувших в поле.

В западнославянских и русской традициях в качестве полевого духа выступает «полудница» (о ней см. ниже).

Водяные духи

Водяные духи практически у всех славян называются водяными/водными/морскими людьми/духами/дедушками/мужчинами/бабами и т. п.: рус. водяной дедушка, водяной хозяин, белорус. вадзяны (дзед), укр. водяник, чеш. vodní muž, словац. vodník, vodný muž/človek/tata, польск. wodnik, wodne ludzie, луж. wódny muž, серб. водењак, водени човек, хорват. vodenjak, vodeni muž/čovjek, словен. vodeni mož/človek, vodnar и подобное.

Иван Билибин. Водяной. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Иван Билибин. Водяной. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Эти духи могли вызвать наводнение, сломать водяную мельницу, уничтожить посевы на берегу, траву на лугах, разбросать сено, но также и способствовать рыбной ловле, хорошему урожаю зерна; от них зависела удача мельников и пчеловодов. Им приносили в жертву животных, хлеб, соль, деньги, остатки праздничной трапезы или «возвращали» часть улова. Основная функция водяного – заманивать людей в воду и топить. Поэтому строго соблюдались запреты на купание в определённые праздники, в полдень, купание без нательного креста и других оберегов.

Самостоятельный женский дух, или жена водяного, называлась «водянихой», «водяной женщиной/девой/бабой»: рус. водяниха, чеш. vodnice, словац. vodná žena, vodná baba, vodná matka, vodná panna и подобное.

По одним представлениям, водяной – природный дух, воплощённая стихия, по другим – душа утопленника, которая ради своего освобождения должна утопить следующую жертву. Последних так и называли – «утопленниками»: белорус. (по)топленик, карпат. говоры укр. языка потопелник, втопец, чеш. topelec, морав. utopic, словац. topelec, польск. topielec, болг. топък, хорват. toplenik.

Атмосферные демоны

Атмосферные демоны у славян представлены духами ветра – это персонифицированный ветер (морав. větřica, словац. veterník, словен. veter, veternik, vijar) и вихря (луж. wichor, рус. вихровой, вихрик, болг. вихрушка); у западных славян и словенцев вихрь представляется в облике хищных птиц из породы ястребиных или соколиных: чеш., словац. rároh, rarášek, польск. rarach, rarog, словен. rarašek, также у них распространено заимствованное название ветра Meluzína (из франц.).

Образом бури и градовых облаков в карпато-балканской области является дракон смок, хала, который называется также заимствованными словами с значением ‘дракон’: «шаркан», «ламя», «аждая» и подобное: чеш. drak, smok, словац. drak, šarkan, smok, польск. leczuszcza żmija, карпат. говоры укр. языка шаркань, словен. drak, болг. хала, змия халовита, ламя, аждарха, макед. ламjа, (х)ала, серб. хала, аждаjа, ламња, кульшедра, хорват. aždaja, ala, šarkanj и подобное. Драконы живут в пещере, в озере, летают в облаках и приносят непогоду, бурю и град, или наоборот – засуху, и тем самым отнимают у людей урожай. Верили, что эти чудовища слепы и боятся шума, поэтому перед грозой звонили в колокола, стреляли из ружей (западные славяне) или били в металлические предметы – сковороды, формы для хлеба и подобное (у восточных и южных славян).

Кроме того, все славяне верили, что сильный ветер появляется в случае, если кто-то повесился, или что вихри создаются душами умерших некрещёными младенцев и мертворождённых (см. ниже раздел о душах умерших людей). Описание вихря и сильного ветра у славян соотносится с дикими плясками, свадьбой (обязательно с танцами), преследованием чертей, ведьм и другой нечистой силы: рус. свадебный поезд нечистой силы, венчание сатаны с ведьмой, свадьба лешего с лешухой; белорус. чартоўскае вяселле, чеш. Librcoun se žení, словац. čerti sa ženia, bosorky tancujú, польск. djobeł są žeńi, czartowe wesile, хорват. vrag se ženi, и др.; в Полесье о вихре говорят: [черти свадьбу справляют, гуляют, женятся; чёрт дочку замуж выдаёт].

На западных границах славянского мира, у чехов, серболужичан, поляков и словенцев был воспринят германский мотив «дикой охоты/дикого охотника» (чеш. divoká honba, nočná honba, польск. leśny jeździec, нижнелуж. nócny hajnik, nócny jagaŕ, словен. divja jaga, divji lov, и др.) как описание внезапного изменения погоды – вдруг налетевшего сильного ветра, скачущих мимо диких зверей, слышащихся голосов и т. п.

Духи гор и земли

Духи гор и земли у славян известны преимущественно в горных регионах, реже за их пределами. Как правило, это немецкие заимствования персонажей вместе с их именами. Силез. диалекты чеш. языка Rýbrcoul, Librcoun, словен. Repoštev (Rübezahl), Libercun ‘дух Крконошских гор’ (< нем. Rübezahl ‘дух Исполинских гор’), он являлся также олицетворением бури и таинственных явлений в Крконошах, виновником наводнений.

В чешской и среднесловацкой традициях в регионах добычи полезных ископаемых известно имя Runa, zemná paní ‘жена властителя земных кладов и металлов’, златовласая богиня земных кладов, превращавшая в золото всё, к чему ни прикоснётся. У русских на Урале и в Сибири подземными богатствами и самоцветами владеет Хозяйка медной горы, девка Азовка, Горная матка, Каменная девка, Горный старец, Горный хозяин.

Духи гор и шахт, хранители подземных богатств, нередко изображались гномами. Их называли «пермоник», карлик, «краснолюдок»: чеш., словац. permon(ík), словен. berkmandelc (< нем. Bergmann ‘горный дух’); польск. karzełki, krasnoludki, и др. Они помогали добрым и честным шахтёрам: предупреждали о завалах, одаривали, указывали золотую жилу, а жадных, злых навсегда оставляли под землёй.

Под землёй в горных лесах обитали словац. lútky, луж. lutki, palčiki – гномы, охранявшие клады; лужичане считали, что это первоначальные обитатели края, которые с принятием христианства ушли жить под землю.

Домашние духи

Архаические представления связывали домового с душой умершего предка (первого умершего в новопостроенном доме мужчины). Его называли «дедом», «отцом», «стариком», «хозяином», «старшим», «домовым» и «божком» и представляли в антропоморфном виде: рус. домовик, домовой (хозяин), большак, белорус. дамавiк, гаспадар, хатнiк, дед, укр. хозяин, дiд, домовiк, польск. dziad, uboże, словац. dedko, buožiček domowy, чеш. šetek, луж. lutek, болг. сайбия, стопан(ин), дядото, словен. dedek, gospodarček. Реже называются и женские персонажи: рус. домовиха, домаха, хозяйка.

Этот тип домового является преобладающим в восточнославянских традициях. Он считался хранителем дома, очага и семьи, богатства и благополучия, здоровья и плодовитости людей и скота. Верили, что без домового дом «держаться» не будет. Домовой следил также за отношениями в семье, наказывал за ссоры, а если в семье нет ладу, то вредил хозяйству, пугал по ночам, бил посуду и т. п. Обычно он представлялся в образе старика в белой одежде, но мог превратиться и в животных.

У русских и белорусов к домашним духам относились все духи – покровители хозяйственных построек и самого двора, т. е. всей крестьянской усадьбы: рус. дворовик, хлевник, банник, байниха, амбарник, овинник, гуменник, подрижник, колодечник, белорус. падпечнiк, баннiк, дваравы, гуменнiк, хлеўнiк, ёўнiк, асетнiк и др.

Иван Билибин. Домовой. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Иван Билибин. Домовой. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.

У восточных славян домовым оставляли угощение на праздники (кашу, хлеб, блины, яйца, остатки трапезы) или дары за излечение больного скота (цветные лоскуты, овечью шерсть, деньги). В чешском Пошумави этим духам приносили в жертву мясо и колосья (сжигали их); в Моравии и Силезии существовали даже скульптурные изображения этих божков, хранившиеся в сундуках, а когда все домочадцы уходили, например на жатву, эти фигурки ставили на видное место и поручали им охранять дом и следить за добром.

Другим популярным образом домашнего духа, известным всем славянским народам, была змея, также называемая «хозяином», «дедом», «хранителем» и считавшаяся инкарнацией духа предка (поэтому её запрещалось убивать, а её смерть, по поверьям, вызывала смерть хозяина дома): белорус. домовiк, вуж-домовы, хазяiн, свойский, полес. говоры укр. языка домовык, вуж-домовы, хозяин, польск. gospodarz-wąż, чеш. had domovníček, hospodářík, словац. domáci (domový) had, starý gazda, starý dedo, луж. huž, wuž góspodaŕ и góspoza, болг. смок, сину́рник, макед. домашир, саjбиjа, серб. змиjа-чуваркућа, кућна змиjа и т. п.

К этой же группе домовых относятся и лягушка (жаба) – «домашняя лягушка», «хозяйка»: морав. domácí žába, žaba hospodyně, серб. кућна жаба, которую тоже запрещалось убивать. В хлеву хозяйкой почиталась ласка (белорус. ласка, ласiца, дамавiк, словац. lasica, болг. невяста и др.), также наделяемая мифологическими характеристиками домового.

У западных и на смежной территории восточных славян к домашним духам относятся т. н. духи-обогатители – демоны в виде чёрного цыплёнка или маленького человечка, найденные на дороге, купленные на базаре или выведенные самостоятельно из яйца чёрной курицы (или из яйца чёрного петуха), ср. названия карпат. говоров укр. языка типа малий домовик, домовий слуга. Такой дух считался нечистым: он приносил хозяину всё, что тот ни пожелает, но, как полагали, крал эти блага у соседей. Часто он принимал вид огненного змея (огненной цепи, метлы, шара), влетающего в трубу. Эти духи имели имена, указывающие либо на их змеиную природу: чеш., словац. zmok, smok, рус. змея-деньгоносица, белорус. цмок, змей лятучы, змей вогнены, либо на связь с хищными птицами: чеш. и словац. rarach, rarášek. Ареальная картина распространения у славян поверий о демоне-обогатителе позволяет говорить о западноевропейском источнике их иррадиации.

У западных славян домовые духи назывались также заимствованными именами: чеш. škrátek, skřítek, словац. škriatok, польск. skrzatek (< нем. Schrat, Schratt ‘злой лесной мужичок’); чеш., словац. pikulík, польск. pikulik, pikuła (< балт. *pik- ‘злой’, pikul- ‘черт, бог подземного мира’ + слав. *pьkъlъ ‘ад, смола’); польск. kobold, chobold, луж. kobołtk, kubołčik, чеш. kubíček и др. (< нем. Kobold ‘домовой гном, кобольд’); словац. kosper (< нем. Kasper ‘шут, дурень’), и др.

Персонажи, связанные с временем

Персонажи, связанные с временем, представлены у славян духами суточного (полдня, полночи, сумерек), недельного (дней недели) и календарного времени (праздников и праздничных периодов).

Представления о «полуднице» известны большинству западнославянских традиций, а также словенской и русской: польск. południca, południk, чеш. и словац. polednice, poledník, polední bába, луж. připołdnica, přezpołdnica, словен. polednica, рус. полудница, полуденник, полуденный бес. Это духи полдня, следящие за соблюдением правил поведения в это пограничное время, особенно летом при работе в поле под палящим солнцем (полудница выгоняет людей с поля на дневной отдых) или на реке (ср. белорусское название водяного апаўдзённiк).

Другой опасный временной рубеж – полночь, её охраняет или в это время действует дух, называемый (чаще именами жен. рода) «(полу)ночницей»: рус. (полу)ночница, полуночник, белорус. начніца, укр. нiчницi, польск. (pół)nocnica, словац. (pol)nočnica, чеш. (půl)nočnice, луж. nocnice, словен. nočnine, mračnina, серб. ноћница, хорват. noćnica. Этим духам приписывалось насылание бессонницы, детского ночного плача, ночных кошмаров и удушья.

Персонифицировались также дни недели, в основном те, на которые распространялись запреты на домашние работы (прядение, ткачество, шитьё, печение хлеба, золение, стирку). Это вост.-слав. Александра Щекатихина-Потоцкая. Дерево Купалы. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Александра Щекатихина-Потоцкая. Дерево Купалы. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Пятница, святая Пятница, укр. Недiля («воскресенье»), Середа, рус. Среда. Известны и демононимы, производные от названий дней недели: хорват. (U)torčica («вторничка»), словац. Pondelníčka («понедельничка»), Štvrtnica («четвергиня») и др.

Персонифицировались некоторые праздники и праздничные периоды: белорус. Шчодры вечар (24 декабря), Коляда (рождественский период), Купала (24 июня), болг. баба Марта (1 марта и весь месяц), святой Тодор и баба Тудурица (первая неделя Великого поста, Тодорова неделя), карпат. говоры укр. языка Савва, Варвара, словац. Savy-Varvary (дни святых Саввы, 5 декабря, и Варвары, 4 декабря), чеш. sv. Lucie (13 декабря), и др. В поверьях и песнях праздники приходят и уходят, их приглашают, угощают, выпроваживают; нередко их представляют чучелами или изображают ряженые.

С календарными праздниками связаны демоны, действующие в этот день или период, например на святки – севернорус. шуликуны, святьё, кулеши, болг. карако́нджули, или поганци; в начале Великого поста – серб. тодорци, коњи светог Тодора, тодоровски коњи; на Русальной (Троицкой) неделе – вост.-слав., болг. русалки, и др.

Демоны судьбы

Славяне верили в предопределение, но считали, что иногда судьбу, данную свыше, можно изменить, например принося умилостивительные жертвы и давая обеты. Каждому человеку при рождении давалась определённая доля, часть общего блага, ср. названия восточно-славянских персонификаций судьбы с этими, но и другими корнями: Доля, Шчасьце, Щастя – или Недоля, Нещастя, Злыднi, Лiхо, а также польск. Złydni, серб. Срећа, Несрећа.

У южных славян под влиянием греческой и других балканских традиций укоренилась вера в дев судьбы – болг. орисницы, серб. ориснице (термин, образованный от греч. ορίζω – ‘предсказывать’), которые предсказывают и записывают судьбу новорождённому ребёнку, чаще всего трагическую, и судьба эта неизбежна.

Наиболее распространено у славян наименование демонов судьбы от корня *sǫd- ‘судить’ (чаще всего во мн. ч., реже в ед. ч. жен. рода): болг. диалектное суденици, серб. суђенице, судбенице, хорват. suđenice, sudnice, словен. sojenica, словац. sudičky, чеш. sudičky, sudka, карпат. говоры укр. языка судцi, русин. осуд. Другие названия – от глаголов «нарекать», «говорить»: болг. наречници, речници, и др.; дериваты от *rod-: хорват., словен. rojenica, rojnica, серб. урудушњаци, болг. редкое рожделници.

Демоны судьбы предсказывали весь жизненный путь человека: как он родится, кем станет, когда вступит в брак, что ему придётся пережить, его болезни и продолжительность жизни. Орисниц после рождения ребёнка либо встречали с угощением, задабривали, либо, наоборот, старались не пустить в дом, прятали новорождённого.

У восточных и западных славян массовых поверий о демонах судьбы нет, а в качестве предсказателя судьбы новорождённого в нарративах чаще выступает повитуха или заночевавший в доме путник, нищий, старая женщина.

Души умерших людей

Довольно многочисленны мифологические персонажи, ведущие своё происхождение от душ умерших людей, но не обычных умерших – «дедов», или «родителей», – а т. н. «заложных покойников». К ним относятся не дожившие свой век, умершие не своей смертью (умершие некрещёными новорождённые, утопленники, висельники, умершие до свадьбы или в родах и т. п.), колдуны, знахари и двоедушники, люди, грешившие и совершавшие несправедливые дела при жизни, похороненные с нарушением ритуала и т. п. Верили, что такие души проходят очищение или отбывают наказание между небом и землёй или превращаются в «ходячих» покойников, вампиров, возвращаются в свои дома, вредят родным и соседям, пугают, стучат и шумят, давят и душат во сне, сосут кровь, приносят болезни и т. п.

Души некрещёных детей (мертворождённых, «приспанных» или умерщвлённых матерью) называются «навями» (умершими): карпат. говоры укр. языка нявка, мавка, серб. нав, мовjе, болг. нави, макед. навjак; «потерянными, загубленными»: карпат. говоры укр. языка страче, потерчук, змiтча, морав. zahubenče, польск. poroniec; «некрещенцами»: чеш. nekřtěňátko, польск. niechrzczeniec, словац. nekrštenec, серб. некрштенац; «безыменными»: рус. безымённый, болг. безиманко; «невидимыми» и «пищащими»: серб. плакавац, дрекавац, свирац, болг. свирци (pl.); «светлячками»: чеш. ohnivá děťátka, světýlka, světlušky (pl.), и др.

Души таких детей кричат, пищат и плачут по ночам около места захоронения, на праздники появляются у домов или в домах, блуждают по полям и дорогам, пугая прохожих и прося крещения. Услышавшему их крик надо сделать рукой знак креста, бросить в ту сторону кусок материи и произнести: «Если ты мальчик, будь Адам (Иван, Юзек и т. п.), если девочка, будь Ева (Мария, Анна и т. п.)», тогда душа будет «окрещена» и улетит на тот свет.

Также души некрещёных детей появлялись в лесах, на полях и лугах в виде огоньков, свечек, деток с горящими пальцами.

В виде огоньков разной величины появляются также грешные души, чаще всего души умерших землемеров, которые несправедливо отмеряли наделы, или души соседей, которые переносили межевые камни. Они назывались «огоньками», «светом», «светлячками», «межниками», «блуждающими душами», «кающимися душами»: рус. блудячий огонь, бесовы огни, фонарик, полес. говоры укр. языка бегучыя агни, карпат. говоры укр. языка покутники, чеш. bludné duše, mezník, světýlko и т. д., словац. bludičky, svetielka, польск. błędny ogień, błądząca dusza, światełko, miedznik, луж. błud, błudne swječki, wóhnjowy muž, серб. блудући огањ, хорват. divlji (pesi, vilovski) ogenj, vuče (vileno, divje) svetlo, mrtvačko svitlo, словен. blodeče luči, svečnik.

Это были души, отбывающие на этом свете наказание за грехи. По рассказам, одни носили межевой камень и спрашивали ночных прохожих, куда его положить; другие освещали людям дорогу и ждали от них слов благодарности, которые освобождали их от дальнейшего блуждания, третьи нападали на ночных путников, били и топтали их, сводили с дороги.

Подобные рассказы распространены у западных славян, словенцев и хорватов и являются результатом влияния западноевропейской культуры.

Иван Билибин. Русалка. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Иван Билибин. Русалка. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Души умерших или утонувших до свадьбы девушек, умерших рожениц, детей становились русалками (восточно-славянская традиция), водянихами, вилами, марами и др.

Души утопленников, висельников, умерших некрещёными детей, по поверьям, предводительствовали грозовыми тучами и бурями, вызывали ливни и град. Особенно такие рассказы характерны для горных регионов Балкан и Карпат (в сербской, хорватской, словацкой, южно-польской, западно-украинской традициях), но известны и в других местах, например в восточной и южной Чехии. К этим душам обращались, иногда по имени, с просьбой отвести градовую тучу от села и полей.

«Возвращающиеся» души умерших злых людей – ведьм, колдунов, «двоедушников» и т. п. – называются «ходячими» покойниками, вампирами.

Упырь, или вампир, известен всем славянским традициям примерно с одинаковым наименованием: рус. упырь, укр. упирь, опир, белорус. вýпар, упiр, чеш., словац. upír, польск. upiór, lupiór, болг. вапир и др.; серб. вампир, словен. vampir, макед. вампир, вепир.

По поверьям, он приходит в дом по ночам, давит людей, сосёт их кровь и отнимает жизненную силу, благодаря чему продлевает свою загробную жизнь.

В вампиризме подозревали умерших, связанных при жизни с колдовством и знахарством, обладавших особой силой или знанием (лекарей и «профессионалов» – мельников, пастухов, кузнецов и т. п.); умерших, которые не окоченели после смерти (в поверьях словаков, поляков и карпато-украинцев они назывались «двоедушниками», т. е. имели якобы две души или два сердца, одна/одно из которых не умирало), и некоторых других. Таких покойников хоронили лицом вниз, обсыпали маком, подрезали жилы под коленями, протыкали осиновым, глоговым или другим колом, выносили через окно и т. п., а если это не прекращало его «хождения», то труп выкапывали и сжигали.

Демоны болезней и смерти

Болезни понимались как инородные сущности, вселившиеся в человека (насланные колдунами, полученные «по ветру» или приобретённые вместе с найденным на дороге предметом, пришедшие от духов умерших, от нечистой силы, и т. п.). Как живые существа (чаще в женском облике) болезни входили в человека, ходили по телу, мучили больного, слышали обращённые к ним речи (заговоры), имели вкусовые пристрастия. Иногда болезни представлялись в виде худой женщины в белом или чёрном или старика с красным лицом, в виде ребёнка с мертвецкими глазами; в других случаях – в виде червяков, животных, предметов (например, волоса, ср. название болезни белорус. валасень, валасянiца ‘гнойный нарыв’), но чаще считали их невидимыми.

Для исцеления от болезней их старались выгнать разными способами, в первую очередь с помощью омывания, окуривания; задобрить или выманить из тела больного и передать другому, изгнать, отпугнуть, уничтожить и т. п. Особенно заметно обращение к болезням как к демонам в заговорах, когда призывали их выйти из тела, отправиться в «пустые» места и т. п.

В некоторых названиях болезней отражено имя демона, вызвавшего болезнь, например: рус. полуношница, бесноватый, чеш. skřítek, mamuník (колтун), польск. boginki и т. п. Другие названия указывали на способ получения болезни, например «с глаз» (от взгляда): рус. сглаз, призор, чеш. ohlednutí, словац. z očí (mať, prišlo), польск. zaziory, zły spejrzok, болг. зли очи; «от речи» (от слова, оговора): рус. уроки, белорус., укр. уроки, суроци, чеш. ouroky, ouřk, словац. urieknutie; от удивления: полес. говоры белорус. языка подив, подивок; от мыслей: полес. говоры укр. языка подуманэ, белорус. падумы; от «злой» встречи: полес. говоры белорус. и укр. языков пристрит.

В качестве оберега использовались умилостивляющие имена для болезней, такие как «тётка», «тётушка»: белорус. цётка, укр. тетка, тетюха, словац. teta, польск. ciotka, луж. śotka, болг. ле́лички, те́тки; «кума»: рус. кумаха; «баба, бабушка»: серб. бабице, макед. баби, бабици; «божок, богиня»: чеш., словац. božec, серб.-хорват. богиње; «гость»: чеш., словац. hostec; давались им эпитеты «сладкая», «добрая» и др.: рус. добруха, смиренчик, серб.-хорват. добрац, болг. добра, жива-здрава, ме́дени, сла́дки, бла́ги, здравичките, или, наоборот, корительные имена: рус. поганка, напастница, ворогуша, полес. говоры белорус. языка варагуша, карпат. говоры укр. языка поганка, словац. psotnik, и др.

Смерть представлялась в женском облике, как правило в белом, реже в чёрном одеянии, иногда с косой или серпом, которым она срезала человеческие жизни. Отмечен и образ Смерти как скелета, мертвеца. В названиях смерти преобладает лексема *sъmьrtь с эпитетом «белая», «костлявая», её также называли «тётушкой» и «кумой»: рус. Смерть, Смертушка, Белая (баба), чеш. Smrt, Smrtnice, Kmotra s kosou, bílá s kosou, zubatá, Múra, словац. Smrť, польск. Kostusia, Bioło, луж. Smjerć, Smjertnica, словен. Smrt, Smrtnjak.

Другая группа наименований смерти связана с индоевропейским корнем *mer- ‘умирать’, – чеш. Morana, Mařena, словац. Morena, польск. Morana, луж. Mór, Mrětwa (ср. словен. Marant ‘собака, предвещающая лаем смерть’).

В фольклоре Смерть предстает самой справедливой на земле, она забирает всех, не глядя на достаток и положение, поэтому в сказках её выбирают крёстной матерью ребёнку. Смерть можно отсрочить, в том числе с помощью хитрости, с ней можно договориться на отсрочку, но всё равно она забирает человека.

Чёрт

Чёрт – самый популярный персонаж низшей мифологии славян. С одной стороны, его образ многолик и потому неопределёнен, размыт: чёрт может являться в любом антропоморфном или зооморфном виде, в виде ветра, вихря, бури; он живёт в лесу, болоте, воде, но летает по воздуху, может проникать в дом; его функции также многозначны и не конкретизированы.

Иван Билибин. Чёрт. Карикатура. 1905. Иллюстрация из журнала: «Жупел: журнал художественной сатиры». 1906. № 3. С. 11.Иван Билибин. Чёрт. Карикатура. 1905. Иллюстрация из журнала: «Жупел: журнал художественной сатиры». 1906. № 3. С. 11.С другой стороны, на представления о чёрте в большой степени повлияла христианская демонология, включая иконографию. Само происхождение чертей связывают с падшими ангелами, которые где упали, там и поселились: в воде – водяной чёрт, в доме – домовой чёрт, на меже – межевой и т. д.

Под влиянием христианской традиции почти любой демон мог называться также чёртом, например черти водяные: южнорус. чортух, сатана, враг (водяной), белорус. нячысцiк, полес. говоры укр. языка нечистый, лыхый дух, лукавый, сатана, чорт, водяный чорт, серб. водени ђаво, ђаво; домашние: чеш. diblík, словац. zli duch, zvodžijos, белорус. czort damavy, карпат. говоры укр. языка хатнiй дiдько, свiй чорт; ветряные: общеславянское черт крутит (о вихре), и подобное.

Главной заботой чёрта – противника людей – было сводить их с пути праведного, подбивать на плохие, злые дела, в том числе на самоубийство, забирать в ад души грешников.

Бог бьёт чертей молниями, а они прячутся в разных местах, в том числе в человеке, поэтому во время грозы надо молиться и креститься, кропить дом освящённой водой для защиты от чертей.

Названия чёрта многочисленны. Здесь и христианские термины: рус. дьявол, сатана, люцифер, антихрист, чеш. čert, ďábel, luciš, серб. ђаво, словен. črt, beelzebub; и названия по характерным признакам: рус. беспятый, куцый, хромой черт, укр. чорний, немитий, рогатий, куций, луж. čorny, словац. rohatý, польск. kulawy, серб. куси; и названия по функции: словац. pokušiteľ, польск. pokusiciel «искуситель»; и оценочные наименования: рус. злой/худой дух, дурной, нехороший, недобрый, лукавый, проклятый, окаянный, враг, белорус. нядобрык, лiхi, укр. злий, лукавий, словен. vrag, hudič; названия по месту обитания: белорус. лоза́тый чорт, касцёльный чорт, карпат. говоры укр. языка пекун, словац. priepasnik, польск. rokita, boruta, и др.

В фольклорных нарративах чёрт предстаёт неумным, легковерным, наивным, порой попадая к хитрому мужику в работники.

Великаны и гномы

С великанами связан ряд сюжетов, например о предшествующем людям поколении в доисторические времена, о создании ландшафта, о перебрасывании ими топора с одной горы на другую, о встрече великана с пахарем и др. В восточнославянских традициях великаны назывались волоты, гуцул. говоры укр. языка велети или осилки (белор. асiлкi). Другие наименования: белорус. пушчавiк, рус. чудь, чудины, чуды, белорус. шведы. Западные славяне использовали для их называния слово «обр» (по одной из версий, производное от этнонима авары): чеш. obr, словац. obor, луж. hobry (мн. ч.), польск. olbrzym, также польск. (o)zruta, zruták. Более многочисленны названия великанов и, соответственно, рассказы о них в южнославянских традициях (ср. также номинации с использованием этнонимов – эллины, римляне, венгры, влахи, евреи, – подобных вост.-слав. чудь, шведы): болг. елени, латини, жит; серб. айд, див, горостас, ориjаш, џин, хорват. gorostas, orijaš, hajd, словен. velikan, orjak, oger, ajd, grk, rimska déklica, lah.

Если великаны – это преимущественно герои фольклорных легенд, являющихся осколками древних мифов, то гномы и карлики – довольно распространённые персонажи низшей мифологии, но почти исключительно в западнославянском ареале и у словенцев. Скорее всего, этот класс мифологических персонажей появился под влиянием германских традиционных верований, нередко и их названия заимствованы из немецкого языка.

У чехов и словаков гномы назывались исконными словами с значением «в три пяди величиной»: чеш. trpaslík, trpaslice, словац. trpaslík (< из чеш.); а также «человечек/дух в пядь величиной»: чеш. pídiduch, pidimužík, pidižena, словац. piadimužík, lesni pidimužik.

В западнославянских традициях гномов называли «народцем», «людишками», обычно во множественном числе: морав. luckové, loutky, кашубское bożi lёdze ‘домашние гномы’, словац. ľúdky, ľútky, польск. krasnoludki ‘горные гномы’, луж. lutki (ludki) ‘лесные, горные или домашние гномы’; а также «пальчиками»: луж. palčiki, словен. palček (ср. рус. сказочное «мальчик-с-пальчик»). Поляки называли их также «подземными жителями»: podziomki, кашубы – «мелкими, дробными»: drebnê, kremne, dremnô, dremny (муж. род).

Использовались и заимствованные из немецкого названия: польск. karzelci (‘карлики’), koboldove (‘кобольды’), чеш. Groeschel, словен. škrat, škret, škrátelj.

Полудемоны

Полудемонами принято называть людей с демоническими свойствами или особыми сверхъестественными способностями, дающими им возможность превращаться в животных, птиц и насекомых, управлять природой, погодой и людьми.

В зависимости от намерений такие люди со сверхъестественными способностями делятся на ведьм, колдунов (делают вред) – и знахарей, знахарок, шептунов, лекарей (помогают и лечат); однако и те и другие считались опасными из-за своих магических знаний и возможности применять их по своему усмотрению. К людям-демонам также относятся облакопрогонники – защитники от градоносных туч (рус. облакопрогонник, серб. облачар, здухач, змай, польск., словац. chmarník, chmurnik), волколаки, отчасти мара.

Ведьма, колдун

Чаще всего женщины, реже мужчины, старые, одинокие, имеющие телесные аномалии или отметины, с очень пронзительным неприятным взглядом, считались ведьмаками. Этимологически это имя обозначает «ведающие, знающие» (*věd-), и в дохристианской народной культуре с ведьмами связывался, видимо, обширный круг тайных знаний.

Ведьмы, по поверьям славян, умели насылать бурю, град или засуху, делать солнечное и лунное затмения (сбросив месяц с неба), насылать болезни и порчу на людей, скот и растения, забирать у других урожай и молочность скота, способствовать невезению в делах (например, делать так, чтобы тесто не подходило, масло не сбивалось, нитки при тканье рвались) и т. п.

Чтобы отобрать молоко у чужих коров, ведьма ходила голой по полям, собирая росу на полотно, а потом вешала его на жердь и «доила»; крала навоз или другие предметы с чужого двора и с их помощью наводила порчу; ходила по хлебным полям и собирала с них «спор» (урожайность), выжинала дорожки в чужих полях, срывала стебли с двумя колосьями («житный король»), забирая себе урожай; собирала травы, варила мази, произносила заговоры и заклинания, в том числе читала христианские молитвы «наоборот», т. е. с конца.

Широко распространены поверья о способах распознания ведьмы (обычно на большие годовые праздники изготавливали магические предметы, с помощью которых могли увидеть ведьму), потому что верили, что узнанная ведьма уже не сможет вредить.

Названия ведьм и колдунов в разных славянских традициях производны от корней *čar- [рус. чародей, белорус. чароўнiцы, укр. чародей, чародiльниця, чарiвниця, чеш. čarodějnice, čarovnice, польск. czarod(zi)ejnik, czrownica, луж. carodziej, словен. čarovnica, čarovnik]; *věd- (рус. ведунья, ведьмак, белорус. ведзьма, ведзьмак, словац. vedma, польск. wiedźma, укр. ведзьма, вiдьмак, хорват. vedovnjak, словен. vedomec); *věšt- [рус. вещица, чеш. věštec, věštice, словац. veštec, veštic, польск. wiesczyca, wieszczka, серб. в(j)ештица, хорв. vještica, словен. vešča]; *vraž- (рус. ворожейка, ворожилец, белорус. ворожбiт, полес. говоры укр. языка ворожка, польск. wróżka); *vъls- (рус., белорус. волховник, волхва, полес. говоры укр. языка волшэбница, болг. влъхва); *gusl- (словац. gušľarka, польск. guślarz, guślarka, guśnik); *kuzl- [чеш. kouzelník, kouzelnice, словац. kúzeľník, серб.-луж. kuzłarka, kuzłarnča, kuzłar(nik)], и др.

На пограничных славяно-неславянских территориях используются также заимствованные названия от основ: mag- (чеш. mág, болг. магьо́сница, серб. мађешница, словен. mag), bosor- [морав. bosor(k)a, bosorkyňa, словац. bosorka, bosorák, польск. bosorka, карпат. говоры укр. языка босорка, босурканя]; strig- (словац. striga, strigôň, морав. striga, польск. strzygoń, strzyga, хорват. štriga, штрига, словен. štriga, štrigon); copr- (хорват. coprnica/cipernica, словен. coprnica).

Реже употребляются другие наименования, указывающие на знание ведьмами заговоров (чеш., морав. boboník ‘колдун’), чёрных книг (рус. чернокнижник, карпат. говоры укр. языка чорнокнижник), способность отнимать блага (морав. újemnice), портить (рус. порчельник, польск. paskudnica), ходить по людям (серб.-луж. chódota), летать по воздуху (польск. latawiec, latalec), делать зло (карпат. говоры укр. языка лиходiйниця), бродить по полям и «сманивать» урожай (болг. бродница, мамница), управлять погодой (хорват. vrimenjak), на её опасность и демоничность (рус. бесистый, четрятник, польск. opierzyca, карпат. говоры укр. языка опир, опириця). Ведьму называли также просто «бабой» или «тёткой» (польск. baba, ciota, ciotucha, словац. baba, укр., серб. баба), и т. п.

Ведьмам приписывалось насылание болезней на людей, скот и растения. Их вредоносные действия назывались словами «сделать» [рус. сделать (порчу), укр. зробити, полес. говоры укр. языка поробить, чеш. udělat, činit, словац. porobiť, серб. учинити, откуда и название ведьмы чинилица и др.], «испорить» (словац. pobabrať, карпат. говоры укр. языка потинати, буквально «подрубать, подсекать»), «сглазить» взглядом или словом (рус. сглазить, полес. говоры укр. языка сурочити, словац. urieknúť, чеш. uřknut, ohlédnut), «(на)колдовать» (укр. ведьмарить, чаровать, знахоровать, словац. pobosorovať, počariť, povrážiť, чеш. učarovat) и подобное.

Вылечить, снять порчу и сглаз могли знахари и целители, называемые «знающими», «ведающими», «видящими», «шептунами», «богами» [рус. знахарь, знахарка, знаток, белорус. знахар, шептун, укр. знахар, знахарка, шептуха, баїльник, карпат. говоры укр. языка знахарка/знахар, ворожбит, баїльник, шептуха, земнi боги, чеш. boboník, bobonkář, морав. bohyně, boh, bohoň, словац. veštkyňa, veštec, vražec, múdra žena, bohyňa, (zemský) boh, словен. vedomec, vrač, lékar и др.]. Они лечили заговорами и омыванием водой с угольками, окуриванием травами и другими средствами. Могли предсказывать будущее и угадывать обстоятельства, находить украденные вещи.

Особенно почитались люди, обладавшие способностью отводить от села градовые тучи, защищать урожай, бороться с приносящим непогоду драконом. У южных славян они назывались: серб. змаj, змеj, здухач, вjедогоња, ветровњак, времењак, обобщенно – аловити/змаjевити/виловити људи, хорват. (ognjeni) zmaj, времењак, кресник, словен. duhovin (ребёнок, рождённый в виде змеи), kresnik, болг., макед. змеj. Наиболее ярко образ представлен в сербских верованиях. Эти защитники села и урожая от града и бури рождались от связи змея (алы) с самовилой или с земной женщиной или от родителей, нарушивших ритуальный запрет на половые связи. Они вступали в битву с алами, аждархами и чужими змаями (защитниками других сёл): такой человек перед приближением бури засыпал, а его душа (или вселившийся в него ала) улетала бороться в облаках с вредоносным демоном. В борьбе с противником змей – защитник села мог превращаться в быка, вепря, пса, коня. В воздухе он выглядел как большая светящаяся змея, огненная масса, мог рассыпаться искрами. В северной Хорватии представлен мотив битвы двух змееподобных демонов, что вызывало бурю и град.

Южнославянский змей нередко воспринимался как мифологический любовник. Верили, что он прилетал к девушкам и вступал с ними в связь в человеческом облике, отчего рождались герои-юнаки. Девушка при этом худела, сохла и умирала.

В карпатских традициях такой антропоморфный защитник села назывался «хмарником» (от хмара ‘туча’) или «планетником»: словац. chmarnik, planetnik, oblačník, польск. chmarnik, planetnik, chmurotwórca, trzymacz chmur, rozganiacz chmur и подобное, карпат. говоры укр. языка хмарник, гонихмарник, южнопольск. płanetnik, chmurnik, czernokniżnik, словац. planetník, chamarník, černokňažník. Он появлялся неизвестно откуда и так же загадочно исчезал, как верили – «втягивался» в облака.

«Чернокнижник», обучавшийся магии в «тринадцатой школе», неудавшийся монах, умел читать «чёрную книгу» и узнавать из неё про родившегося дракона, летать на нём и управлять непогодой (чеш. černokněžník, старочеш. crnoknih, словац. černokňažník, польск. czarnoksiężnik, словен. črnošolec, grabancijaš).

У западных славян и в карпато-украинской традиции с ведьмой сближается мора/мара, которую считали человеком, получившим демонические способности благодаря обстоятельствам (например, морой становилась седьмая из рождённых подряд дочерей в семье; девочка, рождённая с двумя душами, неправильно крещёная, дважды отлучённая от материнской груди и т. п.). Чехи и словаки считали мору душой ведьмы, выходящей из тела во время сна. Значительно реже морой может быть мужчина.

Её имя, родственное названию смерти, ассоциируемое с видением, мороком и мерцанием, восходит к индоевропейскому корню *mā-: чеш. mara, mora, můra, muřák, mořena, словац. mara, mora, mura, umornica, польск. mura, zmora, mara, луж. mórawa, myrawa, словен. тora, mura, trota-mora, серб. (ноћна) мора, тмора, хорват. mora, болг. мора, морава, мура, марой.

Принимая разные облики (кошки, пёрышка, соломинки и др.) или в виде бесформенной массы мара проникает через замочную скважину в комнату жертвы и мучит её во сне: давит, садясь на грудь, вызывает кошмары, сосёт кровь или грудь у рожениц и детей. С этим наседанием, налеганием на жертву связаны такие имена мары, как «гнеток», «сиделко», «прилегач»: польск. gniotek, siodło, dusiołek, словац. hnetuch, prilíhač, sedielko.

Избавиться от неё можно, либо перерезав соломинку пополам, либо прибив мору гвоздём к стене, либо пообещав ей утром хлеба или посулив других подарков; известны и другие способы.

Иван Билибин. Кикимора. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Иван Билибин. Кикимора. 1934. Иллюстрация из книги: Guirand F. Larousse encyclopedia of mythology. New York, 1959.Примерно так же выглядела мара у южных славян, которые считали её душой нечистого покойника. У восточных славян это был скорее, неперсонифицированный образ морока, видения, смерти, иногда сближаемого с домовым, кикиморой: рус. мара, бабка Мара, запечельная мара. Переходный тип представляют западные регионы Восточной Славии: у белорусов мара, марня – это душа мертвеца, которая душит, мучит спящих, заезживает коней, у карпато-украинцев мара ‘ведьма’.

Колдун, человек-оборотень, способный превращаться по своему желанию в волка и обратно, назывался волколаком. Он мог превратить на время в волка, т. е. сделать волколаком, и других людей – по злобе или из мести. Со временем это значение было расширено, и волколаками стали называть также и тех, кто по своей натуре вынужден был превращаться в волка, как правило в полнолуние. У южных славян «волколак» обозначает ходячего покойника, вампира, хотя спорадически сохраняется и исконное значение «человек-волк».

Названия персонажа достаточно однородны: рус. волко(д)лак, вурдалак; белорус. ваўкалак(а); укр. вовкулак(а), вовку́н; польск. wilkołak, wilkołap; чеш. vlkodlak; словац. vlko(d)lak, vrkolak; словен. volkodlak, kodlak, vrkodlak, vukodlak; серб.-хорват. вукодлак, врко̀лак; болг. връколак, фърколак, и др. Они представляют собой сложение двух основ: vlk- ‘волк’ и dlak- ‘шкура, шерсть’. Слово также известно литовцам (vilkolakas, vilkalokas, vilktakas и др.), из славянского было заимствовано в греческий, румынский, албанский, турецкий языки. Сама мифологическая идея оборотничества в волка широко распространена в Европе (ср. нем. werwolf, фр. loup-garou), знакома также и неиндоевропейским народам.

С волколаком связаны разные сюжеты быличек, в основном на восточнославянской территории и в восточных регионах Польши. Например, о превращении колдуном свадебной процессии в стаю волков; о муже-волколаке, напавшем на свою жену и разорвавшем ей юбку, который потом был узнан женой по нитке, застрявшей между зубами, и т. п.

Страхи

Довольно большую группу составляют недифференцированные, неопределённые, безличные персонажи, которых «видят» или, скорее, чувствуют и описывают в разных образах, от человеческих фигур до светящихся объектов. Это персонификация страха: словац. strašidlo, strašok, польск. leśne strachy, укр. лякачка, страхи, пуджало, и т. п.; иногда в виде каких-то привидений: белорус. белая жанчына, серб. осења, омаje, хорват. mrak, mračnjak, карпат. говоры укр. языка шось нечистого, невидимий дух, лихо ’нечистая сила (дух), черт’ и подобное; «что-то», «оно», «нечто»: белорус. штось нэлюдске, словац. ono, польск. cosik, coś, укр. вона, и т. п.

К «страхам» примыкает группа персонажей, которыми пугали детей, например, чтобы они не ходили к реке, не наклонялись над колодцем, не топтали хлебное поле и т. п. Среди них – рус. Баба-яга, белорус. дзед и баба, бабай, вова, укр. нимка, дед с бородой и подобное.

Мифологизированные животные, астрономические и метеорологические явления

В качестве мифологических персонажей выступают также животные, такие, как упомянутые выше общеславянские уж и ласка в качестве домовых духов, чешский и словацкий ястреб (rároh) в качестве образа вихря и змея-обогатителя; лужицкая выдра (hudra) – как обольстительная дева, белорусская росомаха – полуженщина-полуживотное. Животные представляют также одну из ипостасей оборотней (колдун превращается в волка, ведьма – в жабу, душа ведьмы во сне вылетает бабочкой) или демонов (Смерть превращается в сойку, чёрт – в зайца, демон-обогатитель – в цыплёнка).

Наиболее развита мифология змеи (ужа), волка, медведя. Например, помимо домашней змеи, множество поверий связано с полевой или лесной змеёй, в западной части Славии распространены легенды о короле змей, поверья о змеином камне, встречаются и сказочные сюжеты о муже-ужé.

Особую группу составляют поверья, характерные для карпато-балканского ареала, о животных, которые превращаются в иное животное или мифологический персонаж, если прожили очень долго, либо они в течение определённого количества лет не слышали человеческого голоса, колокольного звона, или их не видел человеческий глаз. Так, змеем становится 40-летний или 100-летний карп (сербская, болгарская традиции), змея, которую 7 лет никто не видел, превращается в дракона шарканя (карпато-украинская традиция), атмосферный демон смок происходит от ужа или ящерицы и достигает огромных размеров; летучей мышью становится обычная мышь на седьмом году жизни (южно-польская традиция) и т. п.

Персонификация природных и космических явлений: грома (рус. перун, белорус. пярун, словац. perun), молнии (вост.-слав. Маланка, Маланья), зари (белорус. Зара-заранiца), Луны, Солнца, звёзд, метеора (в виде летающего змея) – наиболее ярко представлена в фольклоре.

Общие черты и разнообразие

Разнообразие и многоликость народной демонологии в рамках общеславянских мифологических представлений, верований и единого в целом корпуса персонажей обусловлено множеством причин: различием сферы обитания разных народов, природных условий и климата; вариативностью соединения признаков, функций, мотивов, мигрирующих от персонажа к персонажу; различными способами номинации персонажей и т. п. Неповторимую специфику придает славянским национальным и региональным традициям иноэтническое и иноязычное влияние, включая заимствования терминологии, поверий и легенд. Иногда, для того чтобы отличить заимствования от общего индоевропейского наследия, требуется специальный анализ, этимологический, исторический, культурологический.

Во многих случаях факты заимствования очевидны: например, германских поверий и терминологии – в сербо-лужицкую, чешскую, польскую традиции (вассерман, пермоник, кобольд, сюжеты о дикой охоте, об устрашающих персонажах без головы, о спящем в горé войске и др.); венгерских (босорка, шаркан, талтош, поверья о двоедушниках) и румынских (стрига, магические способы отгона града) – в словацкую и карпато-украинскую; тюркских (пери, аждер), греческих (караконджул, тартор, орисници) заимствований – в южнославянские традиции; финноугорских (лембой, мардуй) – в севернорусскую традицию и т. п.

При значительном разнообразии славянских мифологических персонажей все они имеют некий общий набор признаков. К таковым можно отнести удивительную вариативность внешнего вида демонов (от антропоморфного и зооморфного до предметного и аморфного), способность к метаморфозам; наличие телесных аномалий (слишком большой или слишком малый рост, аномалии конечностей, отсутствие спины, тени и т. п.), специфическую речь («на иностранный манер», гнусавую, с добавлением частицы не) или отсутствие речи, которая заменялась свистом, шелестом, хлопками, стуком и др.; способность к оборотничеству у полудемонов и т. п.

По отношению к людям демоны выполняли регуляторную (соблюдение запретов и следование предписаниям), карающую (наказание за нарушение нормы, традиции), воспитательную (обучение правильному поведению), устрашающую функции.