Цифровой труд
Цифрово́й труд (англ. digital labor), термин, используемый в критических исследованиях Интернета для обозначения различного рода оплачиваемых и неоплачиваемых активностей, совершаемых людьми в цифровой среде, результат которых (в виде данных, а также продуктов коммуникации, творчества и т. д.) отчуждается IT-корпорациями для увеличения своего капитала.
Развивая трудовую теорию стоимости К. Маркса, исследователи анализируют включение рабочей силы, использующей средства производства для создания продукта труда, в процессы цифрового капитализма, основанного (так же, как и капитализм индустриальный) на эксплуатации этого труда. При этом под рабочей силой понимаются не только люди, которые прямо задействованы в экономике и получают за свой труд заработную плату, – цифровой труд выходит далеко за рамки завода или офиса.
В узком смысле «цифровой труд» может обозначать опосредованные интерфейсами осознанные действия, специфичные для различных цифровых платформ (социальных, игровых, профессиональных). Эксплуатация происходит тогда, когда пользователи платформ создают прибавочную стоимость в виде данных, которые отчуждаются корпорациями, владеющими этими платформами, для реализации, например рекламодателям, заинтересованным в таргетировании своих сообщений целевой аудитории.
В широком смысле термином «цифровой труд» могут быть описаны различные формы оплачиваемой и неоплачиваемой работы, поддерживающие глобальное разделение труда внутри IT-индустрии в целом. То есть цифровым может быть и труд сборщиков смартфонов Apple на фабрике Foxconn, и труд разработчиков, улучшающих поисковые алгоритмы Google, и труд модераторов контента на Facebook (принадлежат корпорации Meta, запрещённой на территории Российской Федерации), и труд рабочих на складах Amazon, и труд волонтёров, которые, например, принимают участие в улучшении качества работы тех или иных цифровых сервисов.
Трансформация труда в эпоху компьютеризации
Понятие «цифровой труд» тесно связано с трансформацией труда во 2-й половине 20 в.: автоматизацией рабочих процессов, повышением роли интеллектуальных профессий, использованием креативности медиааудитории и (уже в 21 в.) аудитории социальных сетей. Благодаря IT-индустрии, ставшей по-настоящему глобальной и влиятельной, сформировался ряд бизнес-моделей (в том числе и в других отраслях: производстве, сфере услуг, торговле), по-новому использующих труд для валоризации капитала. При этом индустриальные модели, лежащие в основе капитализма фордистского толка, не исчезли, а, скорее, были преобразованы под влиянием нового глобального разделения труда.
Концепция цифрового труда в том понимании, которое можно встретить в научной литературе сейчас, стала результатом многолетней критики коммуникационной и IT-индустрии со стороны левых академических исследователей и активистов. В основе этой концепции лежит ряд более ранних, таких как концепции «труд аудитории», «нематериальный труд», «абстрактный/аффективный труд», «свободный труд», «игровой труд» и т. п. Каждая из этих концепций затрагивает определённые аспекты трансформации отношений труда и капитала при позднем капитализме, ключевую роль в котором стали играть информация, коммуникация и знания.
Во 2-й половине 1970-х гг. важный вклад в изучение коммодификации массовых коммуникаций внёс американский политический теоретик канадского происхождения Д. У. Смайт. В статье «Коммуникации: слепое пятно западного марксизма» (Smythe. 1977) Смайт проблематизировал отношения между массмедиа и их аудиториями как отношения капитала и труда. Аудитория, вовлечённая в активное потребление продуктов массмедиа, сама становится товаром, который «производит» коммуникационная индустрия и продаёт рекламодателям для увеличения капитала.
В 1996 г. итальянский социолог М. Лаццарато предложил понятие «нематериальный труд» (immaterial labor). Под нематериальным трудом автор понимал труд, «который производит информационное и культурное наполнение товара» (перевод наш. – В. Д.; Lazzarato. 1996. P. 133). При этом продуктивность такого труда сложно измерять в часах, проведённых на работе, т. к. граница между трудом и досугом размывается, а сам он выходит за рамки традиционного индустриального рабочего места. Лаццарато выделяет два аспекта нематериального труда. Первый: информационное наполнение, тесно связанное с повышением в 1990-х гг. роли навыков владения компьютерными технологиями. Второй: культурное наполнение, подразумевающее действия, которые традиционно не воспринимались как работа, а именно «определение и установка культурных и художественных стандартов, моды, вкусов, норм потребления и… общественного мнения» (перевод наш. – В. Д.; Lazzarato. 1996. P. 132). С конца 1970-х гг. они из придатка существующей системы общественного воспроизводства сформировались в полноценную индустрию.
В книге «Империя» (Хардт. 2004) политические философы-марксисты М. Хардт и А. Негри проанализировали трансформацию производительного труда и тенденции к превращению его в труд нематериальный (в русском переводе книги – аматериальный) на рубеже 20 и 21 вв. Используя определение Лаццарато, Хардт и Негри под аматериальным трудом понимали «труд, производящий аматериальные блага, такие как услуга, продукт культуры, знание или коммуникация» (Хардт. 2004. С. 272). Философы отмечали, что «аматериальная рабочая сила (трудящиеся, вовлечённые в коммуникацию, кооперацию, в производство и воспроизводство аффектов) постепенно занимает центральное положение как в системе капиталистического производства, так и в составе пролетариата» (Хардт. 2004. С. 63). Хардт и Негри выделяют две стороны аматериального труда (Хардт. 2004. С. 273–274): абстрактный труд, связанный с его гомогенизацией в результате компьютерной революции (компьютер стал универсальным средством производства, потеснив специализированные станки и машины), и аффективный труд, связанный с реальным и виртуальным взаимодействием между людьми.
Другая ранняя концепция, повлиявшая на формирование концепции цифрового труда, – «свободный труд» (free labor или free labour). Она была предложена в 2000 г. итальянским медиатеоретиком и активисткой Т. Террановой. Терранова даёт следующее определение свободного труда: «...свободный труд в Сети включает действия по созданию веб-сайтов, модификации пакетов программного обеспечения, чтению и участию в почтовых рассылках, созданию виртуальных пространств в многопользовательских мирах (MUD) и массовых многопользовательских онлайн-играх (MMO)» (перевод наш. – В. Д.; Terranova. 2000. P. 33). Двойственная природа такого труда подчёркивается в самом названии термина: free в английском языке может означать одновременно «свободный» (то есть добровольный) и «бесплатный» (то есть неоплачиваемый). Цифровая экономика, по мнению Террановы, основывается на компромиссе между «исторически укоренённым культурным и аффективным желанием креативного производства... и упором современного капитализма на знания как основной источник добавленной стоимости» (перевод наш. – В. Д.; Terranova. 2000. P. 36).
Важным понятием, развивающим концепцию свободного труда Террановы, является понятие «игровой труд» (англ. playbour), введённое игровым теоретиком Ю. Кюклихом. В статье «Прекарный игровой труд: моддеры и индустрия цифровых игр» (Kücklich. 2005) Кюклих с критических позиций анализировал свободный труд геймеров, занятых на добровольной основе модификацией видеоигр. В свою очередь индустрия видеоигр охотно коммерциализировала результаты, дополнительно капитализируя свои проекты и привлекая к ним больше геймеров-энтузиастов.
Цифровой труд и распространение социальных медиа
В академической среде дискуссии о цифровом труде получили развитие в конце 2000 – начале 2010-х гг. с усилением таких глобальных социальных платформ, как Facebook, Twitter, YouTube и т. д. Объединяя миллионы пользователей по всему миру, они стимулировали постоянное включение в процессы производства текстов, аффективных реакций и продуктов сетевого творчества. Другие крупные игроки вроде Amazon, Uber или Netflix также построили бизнес-модели на использовании сетевого эффекта своих аудиторий. Однако, бесплатно или относительно недорого получая новые удобные сервисы, эти аудитории, по мнению левых теоретиков, нещадно эксплуатировались IT-корпорациями.
Феномен цифрового труда анализировался в специальном выпуске академического журнала Ephemera «Цифровой труд: Рабочие, авторы и горожане», редакторами-составителями которого стали Дж. Бёрстон, Н. Дайер-Уидефорд и Э. Хёрн (Digital labour: Workers, authors, citizens. Special issue, 2010), в коллективном сборнике эссе «Цифровой труд. Интернет как площадка для игр и фабрика» под редакцией Т. Шольца (Digital Labor: the Internet as Playground and Factory, 2013), а также в статье «Что такое цифровой труд? Что такое цифровая работа? Чем они отличаются? И почему эти вопросы важны для понимания социальных медиа?» К. Фукса и С. Севиньяни (Fuchs. 2013).
Авторы указанных работ рассматривали аспекты цифрового труда на различных цифровых площадках. Например, практики блогеров и пользователей социальных сетей, чьи креативность и желание общаться эксплуатируются цифровыми платформами, а сами эти пользователи превращаются в просьюмеров (от англ. producer + consumer, т. е. производитель и потребитель одновременно). Эксплуатация, игровой характер такого труда, его нематериальность и «свобода» в обоих смыслах (добровольный характер и неоплачиваемость), равно как и то, что этим трудом занимается аудитория новых медиа (которая стала ещё больше интересна рекламодателям), – лишь некоторые темы, получившие логическое развитие во 2-м десятилетии 21 в.
В книге «Цифровой труд и Карл Маркс» (Fuchs. 2014) социолог и теоретик коммуникаций К. Фукс, основываясь на концепциях своих коллег и используя марксистский инструментарий, сделал подробный анализ концепции цифрового труда в эпоху социальных медиа. Фукс максимально широко определяет цифровой труд, как часть «коллективной рабочей силы, которая требуется для существования, использования и применения цифровых медиа» (перевод наш. – В. Д.; Fuchs. 2014. P. 4). Согласно Фуксу, цифровой труд определяется не характером занятости, а индустрией, которая его эксплуатирует в рамках глобального разделения труда. Для иллюстрации этой эксплуатации Фукс использует и африканских шахтёров, добывающих минералы, необходимые для производства компьютеров и мобильных телефонов, и рабочих на китайских фабриках, которые эти устройства производят, и разработчиков программного обеспечения в Кремниевой долине, и интернет-пользователей, чьё внимание стало основой для рекламных бизнес-моделей.
Описывая эксплуатацию цифрового труда в социальных сетях, Фукс выделяет три элемента такой эксплуатации (перевод наш. – В. Д.; Fuchs. 2014. P. 95). Первый элемент – принуждение, когда идеология вынуждает людей пользоваться платформами для общения и творчества. Второй элемент – отчуждение, т. к. платформы принадлежат корпорациям, извлекающим из этих платформ прибыль. Третий элемент – апроприация, когда время, реакции, социальные связи формируют данные как товар (data commodity), который продаётся корпорациями рекламодателям.
В современных исследованиях цифровой экономики, бизнес-моделей цифровых платформ, цифровизации повседневности и трансформации работы концепция цифрового труда играет важную роль, при этом она используется не только западными критическими теоретиками. Работы, содержащие анализ этой концепции, публикуются исследователями из Китая, стран Юго-Восточной Азии, Африки и Южной Америки, а также из России. Глобальный характер цифрового капитализма трансформируется и приобретает локальную специфику, а местные платформы, перенимая практики международных IT-гигантов, создают свои модели эксплуатации цифрового труда.
Критическая теория при этом служит не только аналитическим инструментом для лучшего понимания обозначенных выше феноменов, но и пытается найти среди цифровых площадок те альтернативы, которые не будут работать на увеличение капитала и усиление эксплуатации людей, так или иначе вовлечённых в его воспроизводство. К примеру, К. Фуксом выдвигаются инициативы по обложению дополнительными налогами IT-гигантов Google и Facebook как рекламных корпораций (Fuchs. 2018) и созданию в Европе публичной цифровой сферы в противовес коммерциализированному Интернету (Fuchs. 2021). Публикации Фукса и его коллег предлагают новые образы будущего, в котором у цифровой рабочей силы, будь то рабочие на фабриках или аудитория соцсетей, появится особое классовое самосознание и понимание собственной роли в глобальной цифровой экономике.