Община (самоуправляющийся коллектив)
Общи́на (коммуна), самоуправляющийся производственный и социально-бытовой коллектив надсемейного уровня, основанный на совместном (коллективном) владении (и/или распоряжении) средствами производства, коллективистских принципах солидарности и взаимопомощи. Представляет собой базовый социальный институт и первичную форму экономической и социальной организации непосредственных производителей в доиндустриальных обществах. В зависимости от хозяйственно-культурного типа может быть земледельческой (сельской, деревенской, крестьянской), кочевой (пастбищно-кочевой) и промысловой (у охотников и рыболовов); в городах существовали ремесленные общины (цехи). Выделяют два основных исторических типа – первобытный и соседский (территориальный, сельский).
Первобытная община
Первобытная община ранее в историографии именовалась также родовой. Основывалась на принципах доклассовой эгалитарности, а также родственной близости. В раннепервобытной общине, которая вела присваивающее хозяйство, добывался только жизнеобеспечивающий продукт, поэтому для неё были характерны общая собственность и уравнительное (равнообеспечивающее) распределение. Её структурную основу обычно составляло локализованное родственное группирование (подразделение родовой организации, линидж, рэмидж), а её размеры не превышали нескольких десятков человек.
Позднепервобытная община возникла при переходе к производящему или высокоспециализированному присваивающему хозяйству, создавшему условия для образования относительно регулярного избыточного продукта, что при сохраняющемся преобладании коллективистской экономики привело к зарождению индивидуальной собственности и неравномерного распределения. Её структурной основой служили несколько родственных группирований (гетерогенная община); её размеры увеличились, появились зачаточные формы зависимости и эксплуатации. Позднепервобытные общины становились первичными институтами потестарной организации вождеств и других надобщинных форм раннеполитических организмов (т. н. мегаобщин).
Соседская община
Как низовая ячейка общества, состоящая из домохозяйств (большесемейных общин), включается в общую правовую систему государства, но сохраняет самоуправление и обычное право (как, например, марка), а по размерам достигает многих сотен и даже тысяч человек. Принцип родства может сохраняться при образовании такой общины или её частей.
В широком смысле представляет собой любое самоуправляющееся объединение людей, связанных территориальной общностью и совместной деятельностью (общими интересами), – городская (как, например, полис), муниципальная, приходская, производственная, профессиональная, религиозная (конфессиональная), этническая, этноконфессиональная, земляческая и т. п. Создаёт базис для формирования гражданского общества.
Крестьянская община в России
Крестьянская община являлась фундаментом общественного устройства и объединяла большинство русских крестьян Европейской части России, Северного Кавказа, Сибири, украинских, белорусских, татарских, башкирских, чувашских, марийских крестьян, немецких колонистов.
Рассматривалась государственной властью прежде всего как фискальный институт, обеспечивавший по принципу круговой поруки уплату податей и выполнение повинностей. Представляла интересы крестьян перед помещиками и государственной властью, была важнейшим фактором, сдерживавшим всевластие частных землевладельцев и чиновников, выполняла отдельные полицейские функции. Сама поддерживала дисциплину, хозяйственный и бытовой распорядок жизни деревни, оказывала помощь общинникам, пострадавшим от пожара или падежа скота, семьям, оставшимся без взрослых мужчин, и т. д.; были распространены помощь крестьянским дворам в сложной или срочной работе – всем миром или только со стороны родственников и соседей (по́мочь). Брала на себя призрение сирот, одиноких пожилых людей, больных и инвалидов, в случае если этого не могли сделать родственники. Также обеспечивала концентрацию сил для выполнения крупных общественных работ, например строительства храмов. Наряду с коллективистскими принципами жизни, в общине постоянно проявлялись частнособственнические тенденции, которые преобладали там, где промысловое предпринимательство становилось основой хозяйства, а земледелие в связи с развитием отходничества отступало на второй план.
В общине прочно удерживались древние обычаи, поверья, празднества. Она способствовала сохранению в крестьянской среде фактического двоеверия: крестьяне ходили в церковь и отправляли главные православные обряды, но при этом сохраняли и многие языческие верования. Важнейшую организующую роль община играла в периоды протестных крестьянских выступлений, вместе с тем она же подавляла индивидуальные протесты крестьян. Общинникам было присуще почтение к людям старшего возраста, выступавшим носителями производственного и житейского опыта.
Формирование соседской крестьянской общины
На рубеже 8 и 9 вв., в период складывания Древнерусского государства, наблюдалось совмещение соседских и кровнородственных связей в рамках одной общины. В Русской правде фигурируют как отождествляемая с кровнородственным объединением вервь (с ней связаны статьи о кровной мести за убийство), так и соседская 
Крестьянская пахота. Миниатюра из рукописи Епифания Премудрого «Житие преподобного Сергия Радонежского». 1590-е гг. ОР РГБ. Ф. 304.3 №21. Л. 154об.
община (т. н. мир), на которую возлагались ответственность за преступления, поиски воров, обнаружение краденого, содержание княжеской администрации (однако часть этих функций выполняли и верви). У родовой и соседской общин могли быть и неразделённые сферы правовой компетенции.
В 9–12 вв. оформлялись и возвышались общины стольных и удельных городов. Одновременно над сельской надстраивалась всё более укреплявшаяся государственная система в виде княжеской власти. Формирование соседской крестьянской общины завершилось в конце 14 – 15 вв.
Типы общины
В конце 15 – 17 вв. сложилось три типа общины. Свободная от частновладельческой зависимости чёрная (была распространена в северных и северо-восточных регионах, позднее в Сибири; сохранялась на протяжении всего феодального периода) состояла из лично свободных крестьян, фактически выступала в качестве самостоятельного юридического лица, обладала верховными правами на занимаемую ею территорию. Этот тип оказался наиболее изученным в исторической и этнографической литературе, из-за чего его характерные черты иногда не вполне правомерно переносились на общинные миры центральных районов. С чёрной общиной были схожи старообрядческие в Сибири, однако в условиях гонений они были гораздо крупнее и несравнимо более сплочёнными.
Владельческая – возникла в центральной части страны, где раньше всего произошло оформление крепостного права, а следовательно, и подчинение крестьянских миров крупным вотчинникам (позднее – также массе рядового служилого дворянства и монастырям). Превращение общинников в зависимых людей и переход общинных земель в феодальную собственность осуществлялись различными способами. Среди них – передача князем права на сбор налогов и пошлин с чёрных волостей светским и духовным феодалам; прямой захват ими крестьянских наделов и чёрных волостей; прекарные сделки и другие формы мобилизации земли и закабаления крестьян. С конца 15 в. главным фактором установления частновладельческой зависимости общины стала государственная власть, которая раздавала населённые земли в поместья, а позднее – в вотчины. Монастырская или частновладельческая община находилась под властью земельного собственника, которая реализовывалась управляющим помещика или вотчинника, приказными старцами и приказчиками монастыря. В дворянских имениях, создававшихся на постепенно передвигавшихся к югу засечных чертах, складывались общины, состоявшие во многом из беглых крестьян из центральных районов. Владельческая община не являлась субъектом права, все её отношения с государственными учреждениями, другими общинами и частными лицами осуществлялись или через владельца вотчины и поместья, или – по его доверенности – управляющим имением, а также мирскими властями, составлявшими важную часть общинного самоуправления.
Совершенно особым типом организации были казацкие поселения на Юге России и в Сибири, жители которых сочетали ведение традиционного крестьянского хозяйства с военной службой. В 18–19 вв. казачество составило особую сословную группу.
Структура общины
В процессе возникновения крестьянских общин формировались простые общины – либо большое селение, либо несколько близкорасположенных небольших селений с общим землепользованием; они могли объединяться в соседские миры, или общины-волости. Позднее возникали сложные общины: на чёрных землях они состояли из нескольких малодворных селений, удалённых друг от друга на значительное расстояние, а в поместьях и вотчинах – из близкорасположенных селений с раздельным землепользованием. В 1797 г. в государственной и удельной деревне группы смежных общин были сведены в волости. После крестьянской реформы 1861 г. крестьяне, принадлежавшие ранее одному помещику, составили одну общину. В центрально-чернозёмных и южных губерниях община состояла, как правило, из одного большого села; иногда, если до реформы крестьяне принадлежали разным владельцам, село разделялось на две или несколько общин. В нечернозёмной полосе получили широкое распространение сложные общины.
К середине 19 в. в общине доминировали семьи с расширенным составом (3–4 работника-мужчины, в том числе женатые сыновья домохозяина и/или его зятья). Они медленно уступали позиции простой семье, состоявшей из родителей и ещё не вступивших в брак детей. Повзрослевшие и женившиеся сыновья имели право на отдельный двор и земельный надел, семейные разделы были постоянной приметой деревенской жизни. В 1860-х гг. средний размер семьи с общим хозяйством в Европейской России составлял около 6,5 человека, в 1897 г. – 6,3 человека, в 1917 г. – 6 человек. Семьи-«гиганты» (до 30 человек), отличавшиеся относительной зажиточностью, скорее были исключением, обычно их удерживали от распада выдающиеся качества главы семьи («большака»).
Внутри общины существовало серьёзное имущественное расслоение. Имелись также различия между «родовитыми» и «неродовитыми» семьями. Крестьянская «родовитость» не обязательно была связана с богатством. Гораздо важнее была потомственная, на протяжении многих поколений, принадлежность к данной общине. Кроме того, ни один из предков или родственников членов «родовитой» семьи не должен был быть замечен в неблаговидных деяниях. Уголовное преступление, совершённое кем-либо из членов общины, налагало пятно на всю его семью и на всех родственников.
Важную роль играли семейно-родственные объединения, или кланы. В них входили большие и малые, богатые и бедные семьи. Клановая солидарность не была абсолютной, но всё же родственные связи были очень прочными. Случалось, что в деревне развёртывалась ожесточённая борьба между кланами за власть и влияние (в советской историографии рассматривалась как «социальная война» между беднотой и кулаками).
Вотчинно-общинное управление
Общинное самоуправление существовало искони, действовало на основе обычного права. Иногда выборные должности становились достоянием какого-либо влиятельного клана и передавались по наследству, на них редко избирали «неродовитых» крестьян. Первые упоминания об органах общинного самоуправления относятся к 14 в. Во главе стояли выбранные на сельском сходе (собрании домохозяев) сельский староста (юридически его ведущая роль закреплена Судебником 1497) и подчинённые ему сотские, пятидесятские и десятские (избирались соответственно от 100, 50 и 10 крестьянских дворов). Зачастую они выполняли свои обязанности в течение нескольких десятков лет.
Значимое место в делах соседских миров, составлявших волость или стан, занимали выборные волостные старосты. Сельский и волостной старосты выделяли пахотную землю крестьянам, сдавали незанятую общинную землю внаём на оброк, контролировали казну. Постепенно они превратились в главных действующих лиц при разборе конфликтов, прежде всего земельных. Общины могли также избирать других должностных лиц – особых сборщиков податей, писарей и т. д. Чёрные и, как правило, владельческие общины самостоятельно определяли сроки выборных должностей общинного самоуправления, решали вопрос об освобождении их от повинностей и размерах вознаграждения за общественную службу. Преступления крестьян, кроме наиболее тяжких (убийство, разбой, поджог), их тяжбы между собой разбирал мирской суд, который, как правило, представлял собой суд «совета стариков» (состоял из глав больших семей – общинных патриархов). Этот же «совет стариков» представлял собой своеобразный президиум сельского схода, предопределявший его решение.
У лично свободных крестьян община являлась низшей административной единицей в системе государственного управления, что законодательно оформлено губной реформой 1530–1550-х гг. и земской реформой 1555–1556 гг.
В 17–18 вв. в крепостной деревне сложилось 3 типа организации общинной жизни.
Главным образом в крупных барщинных имениях община становилась придатком вотчинного аппарата управления, которому вверялась всеобъемлющая попечительная опека над крестьянами; выборные мирские должности упразднялись, либо их функции значительно ограничивались и ставились под контроль вотчинной администрации, сельский сход нередко подменялся собранием «первостатейных» крестьян. С конца 18 в. известны случаи, когда помещики упраздняли общину (перевод крестьян на «месячину», организация чисто барщинных хозяйств по типу военных поселений, когда крестьяне лишались своих наделов и разделялись на произвольные производственные коллективы, и т. п.).
Преимущественно в оброчных имениях традиционные институты и роль общины сохранялись, она избирала из своей среды должностных лиц вотчинного управления – бурмистра (старосту) и его помощников, которые при решении важнейших хозяйственных вопросов учитывали мнение других членов; при этом контроль помещичьих управляющих или приказчиков носил общий характер.
При смешанных формах вотчинно-общинного управления общины наделялась помещиком различными полномочиями в организации барского и крестьянского хозяйств, вопросах поддержания правопорядка; в одних случаях преобладал взаимный контроль вотчинных и общинных органов управления, в других – разграничение обязанностей между ними, в третьих приоритет отдавался вотчинной администрации в ущерб общине. Перевод крестьян с барщины на оброк сопровождался усилением общинного начала в управлении вотчинами.
Под влиянием вотчинной администрации и местных властей в 17–18 вв. сложилось делопроизводство общинных органов самоуправления. Важнейшим юридическим документом становится мирской приговор, которым оформлялось решение сельского схода, обязательное для всех крестьян. Требования помещиков принимались к исполнению также после принятия мирского приговора.
С введением в 1797 г. приказного (у удельных крестьян) и волостного (у государственных крестьян) крестьянского самоуправления выборные органы общины оказались подчинённым ему низовым звеном. Эти решения оформлены утверждёнными императором Павлом I «Учреждением об императорской фамилии» и докладом Экспедиции государственного хозяйства «О разделении казённых селений на волости и о порядке внутреннего их управления» [7(18) августа 1797]. В каждом селении как удельных, так и государственных крестьян избирался сроком на год сельский, или деревенский, «выборный» (староста). Он подчинялся приказному голове у удельных крестьян и волостному голове у государственных крестьян, также избиравшимся на год всеми селениями приказа (административно-территориальная единица у удельных крестьян) или волости (административно-территориальная единица у государственных крестьян). Впервые законодательно определялись обязанности главы общинного самоуправления (обнародование законов, надзор за благосостоянием и нравственностью крестьян, а также за выполнением ими повинностей и т. д.). Сроком на месяц от каждых 10 дворов избирались десятские, которые несли полицейские обязанности и подчинялись сельскому старосте.
В ходе реформы Киселёва 1837–1841 гг. в государственной деревне для обеспечения исправного платежа податей было произведено укрупнение (новые общины не должны были превышать 1,5 тыс. дворов, волости – 6 тыс. дворов). Соответственно увеличился аппарат крестьянского самоуправления, который был подчинён вновь созданным местным органам Министерства государственных имуществ. В отличие от вековой традиции сельский сход у государственных крестьян с 1838 г. стал собранием не всех домохозяев, а представителей от них, что объяснялось стремлением избежать излишней многолюдности схода и участия в нём «порочных» крестьян. Для вступления в силу большинства приговоров сельского схода требовалось их рассмотрение волостным правлением и утверждение окружным начальником, иногда – Палатой государственных имуществ. Глава общинного самоуправления получил название сельского старшины, в помощь ему выбирались от 1 до 3 сельских старост (в зависимости от численности дворов), особый сборщик податей и его помощники, смотритель сельского запасного хлебного магазина (в нём предписывалось хранить общественные запасы зерна на случай неурожая). Сельским старостам подчинялись десятские и полесовщики – смотрители казённых лесных дач. Задачи сельского старшины и сельских старост определялись в духе правительственной программы попечительства над государственными крестьянами («пресечение соблазна и разврата», наблюдение за хозяйством и бытом крестьян и т. п.). В каждой общине вводилась должность сельского писаря. Издавна существовавший мирской суд заменён на низшую сословную судебную инстанцию – сельскую расправу, которая состояла из сельского старшины и двух выборных «добросовестных» заседателей (апелляционной инстанцией для её решений являлась волостная расправа). Все должностные лица общинного самоуправления избирались 1 раз в 3 года на сельском сходе, за исключением десятских, которые чередовались ежемесячно, и сельских писарей, назначавшихся окружным начальником. «Сельское начальство» общины (термин Высочайше утверждённого проекта Учреждения об управлении государственными имуществами в губерниях 1838) освобождалось от повинностей и телесных наказаний, для него вводились почётные награды. Государственные крестьяне по примеру помещичьих крестьян прикреплялись к общине. Они не могли покинуть её без согласия сельского схода и приёмного приговора другой общины. Содействием властей стало обеспечиваться издавна существовавшее право удалять из числа её членов «порочных» крестьян (это был единственный способ избавиться от заведомых воров и разбойников, пусть и не уличённых в преступлении).
Борис Кустодиев. Чтение манифеста. 1908–1909.В ходе крестьянской реформы 1861 г. система общинного и волостного самоуправления государственных крестьян с некоторыми изменениями была распространена на всё крестьянство. Община теперь носила название сельского общества. Сход общинников вновь стал собранием всех домохозяев, из обязательных для неё должностных лиц оставлен только глава общинного самоуправления (сельский староста), прочие (смотрители запасных магазинов, сборщики податей, лесные и полевые сторожа и др.) могли избираться или наниматься по усмотрению сельского схода. Общинная судебная инстанция (сельская расправа) была упразднена, её функции повсеместно были переданы волостному суду, учреждённому вместо волостной расправы. Однако в первые пореформенные годы крестьяне предпочитали решать дела в рамках самой общины. Затем, поскольку во внутрисемейных спорах и конфликтах мирской суд всегда брал сторону старших в семье, младшие стали обращаться в волостной суд, а «совет стариков» постепенно утратил судебные функции. По Положению 1861 г. все общины были наделены правом высылки своих «порочных членов» (приговор схода утверждался уездной администрацией, а расходы по высылке ложились на общину). В 1906 г. правительство приравняло к «порочным членам» участников аграрных волнений, взяло на себя расходы по препровождению в ссылку именно этой группы лиц. Высылаемый крестьянин на новом месте, как правило, не получал надела, бедствовал и ходатайствовал о возвращении.
Роль в уплате податей и исполнении повинностей
Община осуществляла раскладку тягла (податей и повинностей) в соответствии со скрупулёзно дифференцированной оценкой тяглых возможностей каждого двора, превращая подушную подать фактически в подоходный налог. Размер тягла и величина земельного надела, который получал двор при земельном переделе, как правило, были связаны. Обычно при уменьшении тягла происходило и уменьшение надела (и наоборот), реже тягловые льготы давались при сохранении прежнего размера надела.
Николай Орлов. Подати. 1895. Чёрная община организовывала выполнение государственных повинностей (строительство укреплений, ямская гоньба и др.), владельческая – повинностей в пользу землевладельца. Оба типа отвечали за выполнение рекрутской повинности. Для большинства общин был характерен постепенный переход от отправки в рекруты членов только больших семей к потягловому принципу (отбор рекрутов из числа малотягловых или «бесхозяйственных»), затем к подворному, а с середины 18 в. отправка в рекруты стала определяться жеребьёвкой, в которой участвовали все мужчины призывного возраста, не выкупившие рекрутские квитанции, освобождавшие от службы в армии. Во всех случаях при наборах в рекруты вне очереди отдавали «штрафных» крестьян. Рекрутская повинность поглощала наиболее бедную часть деревни. На всю общину развёрстывались расходы на сдачу рекрутов (одежда, транспорт и т. п.).
Она также несла т. н. мирские повинности, которые состояли в исправлении дорог, мостов и гатей, устройстве прудов, найме пастухов, со 2-й половины 19 в. – в содержании школьных зданий. На эти цели нередко расходовались деньги, полученные от сдачи в аренду части общественных угодий (торфяников, каменоломен, песчаных карьеров и пр.).
Крестьянская община и земельные переделы в России в середине 19 – начале 20 вв.
Общинные, или надельные, земли являлись наиболее крупной категорией крестьянского землевладения (в 1861–1917 свыше ⅓ земельного фонда Европейской России и около 6 % земельного фонда Российской империи; в 1905 – 1516,12 млн га в Европейской России). Система периодических уравнительных переделов, когда вместо фиксированного участка крестьянская семья получала определённую (менявшуюся по размеру и местоположению) долю в общем владении, сложилась во владельческих общинах среднерусской полосы в 16–17 вв., в чёрных общинах формировалась с рубежа 17–18 вв. Появление передельных общин было вызвано главным образом сокращением, а затем и исчезновением годных к хозяйственному освоению новых угодий в связи с распространением монастырского и дворянского землевладения, а также повсеместным переходом к трёхпольной системе севооборота. К середине 19 в. переделы земли осуществлялись примерно в половине общин в России. Там возникновение передельного механизма усиливало финансово-административные права общины в отношении её отдельных членов, ужесточало круговую поруку.
Во 2-й половине 19 – начале 20 вв. передел земли происходил в несколько этапов. На предварительном определялся контингент наделяемых землёй. По крестьянским понятиям, наделять землёй следовало только членов общины, имевших с ней потомственную, генетическую связь по отцовской линии. Почти в каждом селе была прослойка безземельных крестьян (далеко не все они были бедняками). К ним относились потомки дворовых и солдат, взятых в армию по рекрутскому набору, а также пришлые люди, приписанные к сельскому обществу (считались «пришлыми», даже если жили в деревне не в первом поколении), «приймаки» (зятья из другого села, принятые в дом тестя), в некоторых сельских обществах – незаконнорождённые дети. Строгий отбор наделяемых землёй был характерен для центральных губерний Европейской России, где отмечалось растущее малоземелье, однако и в сибирской деревне на «новосёлов» смотрели как на чужаков. Попытки администрации «посадить» безземельных крестьян на мирской надел встречали упорное сопротивление. Лишиться надела при очередном переделе земли могли и уроженцы общины, «задавневшие» в городе вместе со своим семейством.
На следующем этапе выбирался способ разверстания земли. В центрально-нечернозёмных губерниях, где крестьянский надел в большинстве общин был обложен выкупными платежами выше его доходности, преобладала развёрстка по «рабочим душам» мужского пола: право и обязанность взять надел имели крестьяне, достигшие 12–18 лет, утрачивали их крестьяне преклонного возраста – 60–80 лет. Вдовам оставляли надел лишь до коренного передела. После отмены выкупных платежей (1907) лишение вдов и стариков их наделов стало отходить в прошлое. В начале 20 в. в некоторых общинах укоренялась более демократичная развёрстка – по работникам как мужского, так и женского пола.
В центрально-чернозёмных губерниях со времени последней ревизии 1857–1859 гг. до 1880-х гг. преобладала развёрстка по ревизским душам: менялось только местоположение полос, а общее количество душевых наделов, их число и площадь во владении отдельных дворов оставались неизменными. Столь долгое сохранение способа передела по ревизским душам из-за изменения состава семей, более не учитывавшегося при переделе, вело к неравномерности в распределении земли между крестьянами. С 1880-х гг. такой способ вытеснялся разверстанием по наличным душам мужского пола.
К концу 19 в. в связи с растущим малоземельем распространилась развёрстка по едокам (по реальному числу всех членов семьи), которая затронула не только чернозёмные губернии, но и Калужскую, Новгородскую, Вологодскую и Вятскую губернии.
Общий (коренной) передел в простой общине повторялся примерно 1 раз в 10–15 лет и приводил к полной перетасовке полевой земли между домохозяевами. В сложной он был редким явлением. Каждое поле (при трёхпольном севообороте) в зависимости от плодородия земли, отдалённости от деревни, влажности почвы и т. п. делилось на определённое число участков – конов, или гонов. Они разбивались на полосы, которые распределялись между домохозяевами. Каждый из них получал землю в каждом из конов во всех трёх полях. Так обеспечивалось коллективное выживание членов общины в условиях низкого уровня агрикультуры и большой зависимости от климатических условий: в засушливый год урожай давали полосы в низинах и лощинах, в дождливый – на взгорках. Однако такой способ общинного землепользования вёл к чересполосице (душевой надел мог состоять из нескольких десятков отдельных полос земли). Чересполосица, при которой сосед ездил по полосе соседа, а на жнивьё выгонялось общественное стадо, диктовала единые для всех сроки сева и уборки урожая.
Вскоре после коренного передела, едва ли не ежегодно, производились частные переделы земли, т. н. скидки-накидки. Лишались полос те дворы, в которых имела место убыль либо работников, либо наличных душ, и передавались полосы тем, где произошёл их прирост. Постепенное увеличение населения приводило к нехватке душевых наделов. Назревала необходимость в новом коренном переделе с расчётом на новое число душ и в передвижке полос. Полосы мельчали и становились неудобными для вспашки.
Наряду с пашней переделам подвергались и некоторые другие угодья. Наиболее интенсивно используемая часть надела – усадебные земли – распределяли щадящим образом. Ближние огороды всегда оставались в одном владении, дальние иногда передавались от соседа к соседу. Изредка недостаток огородной земли восполнялся прирезкой в полевом наделе. В начале 20 в. во многих общинах происходило расширение усадебных земель за счёт пахотных. Луговые земли, использовавшиеся при минимальных затратах на их поддержание и улучшение, перераспределялись ежегодно.
В России в целом и в отдельных регионах бывали периоды более интенсивных и менее интенсивных переделов надельной земли. В первые годы после крестьянской реформы 1861 г. особенно часто переделялись крестьяне нечернозёмной полосы. Каждое семейство стремилось избавиться от лишних полос, приносивших убытки в связи с высокими выкупными платежами. При переходе к многополью срок наступления очередного передела увеличивался до нескольких десятилетий. В начале 20 в. переделы в нечернозёмных губерниях пошли на спад.
В чернозёмных губерниях в первые пореформенные десятилетия, когда земельного утеснения ещё не было, переделы почти исчезли. Их долговременное отсутствие приводило к появлению наследственного и завещательного права, что было первым шагом к фактическому оформлению частной собственности на надельную землю. В некоторых местах началась продажа наделов, иногда совершенно посторонним людям. Положение изменилось в начале 1880-х гг., когда упали цены на зерно. Помещики переложили убытки на крестьян, подняв арендные цены. Многие арендаторы отказались от арендуемой земли и вернулись на свой надел. Вернувшись, они потребовали передела. На этом же настаивала и молодёжь («заревизское поколение»), а также крестьяне, обедневшие из-за роста семей и отсутствия переделов и теснившиеся на крошечных наделах. Сравнительно быстро и без больших споров передел земли по «новым душам» совершался в беднейших общинах. Но там, где расслоение крестьянства зашло сравнительно далеко и образовалась влиятельная группа зажиточных крестьян, борьба между «стародушниками» (были учтены ревизией 1857–1859) и «новодушниками» принимала ожесточённый и затяжной характер, вплоть до кровавых стычек на сельских сходах. Каждая из сторон нанимала адвокатов и ходатаев, доказывая незаконность мирского приговора, если он был не в её пользу. «Стародушники» ложились под сохи и не давали пахать землю, когда новые владельцы выезжали на их прежние полосы. Тем не менее с начала 1880-х гг. коренные переделы земли в чернозёмном центре совершались подобно цепной реакции, захватывая волость за волостью, уезд за уездом. Повторные переделы проходили, как правило, более спокойно. Однако поскольку такой передел уже не мог преодолеть растущую нищету и земельное утеснение из-за увеличения крестьянского населения и соответственно измельчания полос, внимание крестьян привлекли помещичьи, казённые и церковные земли. Аграрные волнения 1905–1907 гг. по сути были попыткой общинного крестьянства распространить передельный механизм и на эти земли.
В ходе столыпинской аграрной реформы по всей стране наблюдалось сокращение числа переделов, что объяснялось выходами крестьян из общины и переходом чересполосных надельных земель в собственность, что мешало исполнить передел.
Около половины общин в Европейской России не переделяли землю, часть из них (18,9 %) владела землёй на подворном праве, которое исключало переделы. Подворное землевладение преобладало на Правобережной Украине (86 % всего крестьянского землевладения), Левобережной Украине (67 %), в литовских и белорусских губерниях (61 %). Санкт-Петербургская, Псковская, Смоленская, Полтавская, Херсонская губернии представляли собой переходную полосу со слабой передельной активностью общин: многие сельские общества, владея землёй на общинном праве, не совершали ни общих, ни частных переделов надельной земли. Беспередельные общины встречались и дальше на восток. Иногда из них состояли целые волости с небольшими вкраплениями переделяющихся общин. Или, наоборот, среди массива переделяющихся встречались одна-две беспередельные. В сложной общине могла переделяться только одна её часть. В Сибири переделы почти не были известны. В беспередельных общинах отмечалось большое неравенство в распределении земли, чересполосица бывала даже более запутанной, чем в передельных. Оба типа находились примерно на одном уровне земледелия.
Роль в развитии агрикультуры
С одной стороны, условия общинного землевладения (чересполосица, переделы, общие сроки сева и уборки для всех членов) мешали вводить агрономические новшества на отдельных участках. С другой стороны, община следила за поддержанием достигнутого уровня агрикультуры, в частности нередко настаивала на использовании органических удобрений. Иногда при переделе земли крестьянину возвращали его прежний участок, если он не применял удобрения в течение 12 лет. В ряде центральных и северо-западных районов России (Московская, Владимирская, Тверская, Ярославская, Санкт-Петербургская, Псковская, Новгородская губернии и др.) общины в конце 19 – начале 20 вв. отказывались от трёхполья в пользу интенсивных многопольных севооборотов, привлекая для покупки семян общественные капиталы. Консервативно настроенных односельчан, не желавших в конце 19 в. переходить к многопольному севообороту с высевом кормовых трав, выделяли на отруба, где они продолжали пахать землю «по старинке».
Поскольку общинное землевладение основывалось на сочетании коллективного владения землёй и самостоятельного ведения хозяйства каждым двором, отход от этого принципа в ту или другую сторону разрушающе действовал на общину. Она сопротивлялась таким шагам. В конце 19 в. власти, чтобы создать страховой фонд на случай неурожая, пытались внедрить в деревне общественные запашки (внедрялись также в 1830–1840-х гг. у удельных и дворцовых крестьян). Под давлением администрации крестьяне выделяли на эти цели лучшие земли из своего надела. Наиболее широкое распространение общественные запашки получили в Самарской, Симбирской и Пензенской губерниях. Однако сельские общества вводили такие запашки неохотно, особенно тормозили дело состоятельные домохозяева. Земля на выделенных участках обрабатывалась плохо и с запозданием, урожаи были низкими. Общественные запашки существовали до столыпинской аграрной реформы.
Политика российского правительства в отношении крестьянской общины
Со 2-й половины 19 в. община была одной из центральных внутриполитических проблем, курс в отношении неё менялся коренным образом. Среди членов Редакционных комиссий, разрабатывавших условия крестьянской реформы 1861 г., не было единства мнений относительно общины. Сторонники её сохранения взяли верх главным образом потому, что местный государственный аппарат был не развит и не было возможности наделять землёй каждого домохозяина и соответственно взимать с него подати. Чтобы обеспечить поступление податей в казну, авторы реформы 1861 г. сохранили для крестьян-общинников круговую поруку. Противникам общинного землевладения в Редакционных комиссиях удалось добиться включения в «Общее положение...» 1861 г. статьи, разрешавшей досрочный выкуп земли отдельными домохозяевами и их выход со своими наделами, однако он оговаривался рядом условий.
Рост крестьянских недоимок к началу 1880-х гг. показал неэффективность круговой поруки, даже платёжеспособные крестьяне затягивали уплату податей, дожидаясь, когда заплатит беднота. Министр финансов Н. Х. Бунге планировал отмену круговой поруки, однако император Александр III стал проводить политику всемерного укрепления власти общины над крестьянами и государственного аппарата над общиной. Курс на консервацию стал частью «контрреформ» 1880–1890-х гг. Закон от 18(30) марта 1886 г. ограничил право семейных разделов у крестьян, поскольку правительство считало, что они подрывают экономический потенциал крестьянского хозяйства. Закон от 8(20) июня 1893 г. был направлен против земельных переделов, в которых власти видели причину медленного роста крестьянской агрикультуры: минимальный срок между коренными переделами установлен в 12 лет, частные переделы запрещены, земский начальник должен был проверять соответствие закону каждого передельного приговора и выносить его на утверждение уездного съезда земских начальников. Поскольку считалось, что зажиточные крестьяне выходят из общины, чтобы не платить подати за недоимочных крестьян, закон от 14(26) декабря 1893 г. крайне затруднил досрочный выкуп земли отдельными домохозяевами (что для них означало бы завершение выкупной операции) и выход из общины вместе с семейным наделом: разрешение на такой выход стало зависеть от сельских сходов, которые очень неодобрительно относились к изъятию земли из общественного надела. После этих законов досрочные выкупы земли прекратились. Наоборот, борьба с семейными разделами и земельными переделами большого успеха не имела. Нередко в одном дворе и под одной крышей проживали фактически уже разделившиеся семьи. Сельские общества шли на разные уловки, чтобы обойти закон и произвести самовольный передел. С началом столыпинской аграрной реформы законы, направленные против семейных разделов и досрочных выкупов, утратили силу, но закон 1893 г., ограничивавший земельные переделы, продолжал действовать до 1917 г.
Дальнейший рост числа недоимок побудил министра финансов С. Ю. Витте вновь поставить вопрос об отмене круговой поруки (упразднена в 1899–1906 императором Николаем II). В 1-й половине 1900-х гг. наметился отход от политики сохранения общины в сторону поддержки индивидуального крестьянского землевладения. Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности (1902–1905) склонялось к тому, что общинное владение постепенно, на добровольной основе, должно уступить место единоличному владению землёй, а крестьяне должны быть уравнены в правах с другими сословиями. Редакционная комиссия по пересмотру законодательства о крестьянах при МВД (председатель А. С. Стишинский) в 1903 г. предложила облегчить условия для выхода крестьян, сохранив при этом их сословную обособленность. Совещание при МВД под председательством Вл. И. Гурко (январь – февраль 1905) подготовило проект, предполагавший разрешить отдельным домохозяевам выход из общины с укреплением их надела в личную собственность; в дальнейшем они могли свести укреплённые полосы в отрубной или хуторской участок или продать. Выдвигали свои проекты и некоторые губернаторы, в частности П. А. Столыпин, который предлагал облегчить крестьянам покупку земель через Крестьянский поземельный банк и образование на купленных землях хуторских хозяйств. Став в 1906 г. министром внутренних дел, Столыпин соединил свой проект и проект совещания Гурко, положив начало столыпинской аграрной реформе (её главный принцип – утверждение личной собственности крестьян на землю).
В ходе реформы к 1915 г., по приблизительным подсчётам, из общины вышло около 32 % домохозяев, из общинного оборота изъято 22,5 % земли; небольшая часть общины совсем перестала существовать. Однако поземельная община продолжала объединять большинство российских крестьян, оставаясь для них наиболее привычной организацией.
Крестьянская община на завершающем этапе своего существования
В конце весны – начале лета 1917 г. в связи с ослаблением государственной власти в деревне после Февральской революции активность общины возросла. Она выступала организующей силой в захвате казённой и другой земли, помещичьих имений и имущества (распределялись по едокам). На сельских и волостных сходах формировались революционные органы власти в деревне (исполнительные комитеты, советы крестьянских депутатов и др.), которые фактически становились исполнительными органами общины.
После Октябрьской революции переход захваченного крестьянами имущества к общинам санкционирован Декретом о земле, вместе с тем, согласно этому же декрету, в пользование общинам начали поступать новые, конфискованные государственной властью участки, перелески, мелкие реки и озёра, скот и хозяйственный инвентарь и др. Правовое положение общины некоторое время оставалось неопределённым: её внутренняя жизнь по-прежнему основывалась на нормах обычного права, традициях и во многом на дореволюционных законодательных актах.
Право на использование и перераспределение земли Основным законом о социализации земли от 27 января (9 февраля) 1918 г. передано в ведение исключительно местных советов, однако вследствие их зависимости от общины фактически осталось у последней (производила уравнительное перераспределение конфискованных земель, нерегулярно – и надельных, как правило, по «потребительной норме» – по-прежнему по едокам).
Сбор продналога у крестьян Лужского уезда. Луга (Петроградская губерния). 1921. Первоначально государство было заинтересовано в сохранении общинных механизмов, т. к. сельский сход, с одной стороны, обеспечивал в силу традиции коллективную ответственность при сборе продразвёрстки и выполнении трудовых повинностей, с другой – сдерживал посредством уравнительного распределения рост зажиточных хозяйств, ограничивая масштабы социального расслоения деревни.
Постепенно государство стало принимать меры по ограничению передельных функций общины. Земельный кодекс РСФСР 1922 г. ввёл понятие «земельное общество» для обозначения всех крестьянских объединений, в том числе общины, определил их формально-правовой статус, закрепил в качестве главного распорядительного органа сход всех жителей дворов, образующих земельное общество, в значительной части сохранил за общиной прежние права в сфере землепользования. Фактически земельные общества продолжали выполнять роль низовых структур, всё чаще брали на себя такие функции, как ремонт зданий, школ, дорог, мостов, финансировавшиеся на средства самообложения, а также от платы за сдачу земли в аренду и др. В 1926/1927 г. Наркомфин СССР оценивал бюджет земельных обществ в 80 млн руб. (по данным Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, свыше 100 млн руб.). В 1927–1929 гг. приняты законы, направленные на подчинение общин сельским советам, роль которых возросла при государственной поддержке, а также на ограничение их поземельных прав. Советы стали утверждать решения, принимаемые сходами, контролировать их исполнение, руководить самообложением. Допускался выдел общинной земли без согласия схода для образования коллективных хозяйств. Зажиточные крестьяне лишались права голоса на сходах, права избираться в органы общинного самоуправления и др.
В конце 1920-х гг. определённая хозяйственная и административная автономия общинной организации вошла в противоречие с курсом ВКП(б) на коллективизацию, что привело к упразднению общины и её институтов к середине 1930-х гг.
Крестьянская община в общественно-политической мысли 19 – начала 20 вв.
В России община являлась предметом острых политических и научных дискуссий, а оценка её роли и перспектив – ключевым элементом различных идеологий. Однако ни в демократическом, ни в либеральном, ни в консервативном лагере не было единства мнений. Интерес возник в русском обществе в 1840-х гг. Многочисленные отклики вызвала книга «Исследования внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России» («Studien über die inneren Zustände, das Volksleben und insbesondere die ländlichen Einrichtungen Russlands», Bd 1–3, 1847–1852; на рус. языке в 1869) прусского барона А. фон Гакстгаузена (1792–1866), агронома по образованию и консерватора по убеждениям, совершившего путешествие по России. Он увидел могущество России в семейно-патриархальном быте народа и в его поземельной общине. По его мнению, отец в семье, выборный староста в общине и неограниченный царь во главе государства связаны неразрывной нитью; община – «маленькая республика», которая «уже давно довела до степени совершившегося факта часть социальных утопий» (Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 6. Москва, 1955. С. 199). Идеи Гакстгаузена дали новый толчок спорам славянофилов и западников. Славянофил А. С. Хомяков видел в общине «одно уцелевшее гражданское учреждение всей русской истории» (Хомяков А. С. Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова. Т. 3. Москва, 1900. С. 462), лучшую форму «общежительности в тесных пределах» (т. е. на низшем уровне управления), из которой может развиться «целый гражданский мир». Ограничение общины, по его мнению, приведёт к увеличению численности чиновничества и усилению его власти. Славянофил И. Д. Беляев утверждал, что поземельная община существует на всём протяжении истории русского народа. Наоборот, западник Б. Н. Чичерин доказывал, что древняя община славян безвозвратно исчезла, современная русская община не имеет с ней ничего общего, а является искусственным образованием, созданным государством с фискальными целями.
В этом споре принял участие и А. И. Герцен. Считая, что община «предоставляет каждому без исключения место за своим столом» (Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 6. Москва, 1955. С. 200), 
Александр Герцен. 1865. Фото: Сергей Левицкий.он тем не менее упрекал Гакстгаузена за то, что тот оставил без внимания её отрицательные стороны – недостаток движения, отсутствие внутренней борьбы, пассивность, веками поддерживавшая режим неограниченного самодержавия. Брошенное Гакстгаузеном вскользь и, может быть, случайно замечание о воплотившихся социальных утопиях Герцен воспринял всерьёз и на его основании высказал тезис о «зародыше социализма» в русской общине, оговорив, правда, что «каждый зародыш имеет право на развитие, но не каждый развивается» (Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 7. Москва, 1956. С. 334).
Разрабатывая учение о русском пути к социализму, Н. Г. Чернышевский в 1850-х гг. также полагал, что, используя общину, можно «перепрыгнуть» через капитализм и построить социалистическое общество на заранее разработанных разумных основаниях. Поэтому он считал, что общину нужно во что бы то ни стало сохранить там, где она существует, и путём разъяснений насаждать там, где крестьяне её не знают. Видя в ней недостаточно совершенную организацию (при общественном пользовании землёй каждая семья трудилась отдельно), Чернышевский тем не менее подчёркивал, что от общинного владения на землю легче, чем от фермерских хозяйств, основанных на частной собственности, перейти к обобществлённым, по его мнению высшим, формам труда.
В либеральном лагере имелись свои сторонники и противники. Полемизируя с Н. Г. Чернышевским, И. В. Вернадский выражал в 1850–1860-х гг. критическое отношение к общине. По мнению Ю. Ф. Самарина, не нужно было ни «закреплять» её законодательными мерами, ни разрушать. Ссылаясь на пример поволжских немцев и некоторых «вольных хлебопашцев», перешедших к общинному владению землёй, он полагал, что «естественным путём» она не распадётся. Многие либералы (К. К. Арсеньев, К. Д. Кавелин, участники земского движения и др.) выступали за сохранение общины как главной гарантии против обезземеливания крестьян, другие, наоборот, считали, что она сковывает предприимчивость крестьян и делает их восприимчивыми к социалистическим идеям, выступали за её ликвидацию (В. П. Безобразов).
Александр Герцен и Михаил Бакунин. Лондон. 1863.В 1870-х гг. идеи А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского развивал теоретик анархизма М. А. Бакунин. Он утверждал, что общинные порядки тесно связаны с народным идеалом общественного устройства. В основе такого идеала лежали, по его мнению, «квазиабсолютная автономия, общинное самоуправление и вследствие того решительно враждебное отношение общины к государству» (Бакунин М. А. Философия. Социология. Политика. Москва, 1989. С. 511), а также всенародное убеждение, что земля принадлежит народу, «право на пользование ею принадлежит не лицу, а целой общине, миру, разделяющему её временно между лицами» (Бакунин М. А. Философия, социология, политика. Москва, 1989. С. 511). Однако этот идеал, по словам Бакунина, «омрачён» мешающими его воплощению в жизнь верой в царя крестьян-общинников, патриархальностью и «поглощением лица миром».
В основу теорий народничества лёг приукрашенный и «очищенный» от полицейско-фискальных функций принцип общины. Народники трактовали её только как «земельный союз», который, по их мнению, не следует путать с сельским обществом, ведающим делами по управлению крестьянами. Главную её задачу народники видели в уравнительных переделах, связывая их появление и распространение с ростом земельного утеснения в общине. Однако переделы они оценивали только положительно, не видя в них свидетельства кризиса крестьянского хозяйства и препятствия для поднятия уровня земледелия. Значительное учащение общих переделов к концу 19 в. заставляло народнических авторов говорить о «расцвете» общины. Стремясь во что бы то ни стало сохранить её как инструмент будущих социалистических преобразований, народники одобрительно относились к некоторым правительственным мероприятиям по искусственному поддержанию общин, например к ограничению досрочного единоличного выкупа надельных земель и выхода на хутора и отруба.
Александр Маковский. Портрет обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева. 1899. Несколько иначе к проблеме относился идеолог консерватизма К. П. Победоносцев. Он считал, что со временем община в России исчезнет, как это произошло на Западе, но пока она необходима для поддержания в стране стабильности и порядка. Победоносцев полагал также, что только общинное хозяйство может «обеспечить крестьянина от нищеты и бездомовности или в самой нищете, составляющей обыкновенное у нас явление, – отдалить опасность голодной смерти» (Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Ч. 1. Москва, 2002. С. 538).
В начале 1880-х гг. на позиции противников общины перешли Г. В. Плеханов, воспринявший марксистское учение, и возглавляемая им группа «Освобождение труда». Он доказывал, что община несовместима с условиями рыночного хозяйства, препятствует агрономическим улучшениям и потому обречена на исчезновение по мере развития капиталистических отношений в деревне. В. И. Ленин в связи с ростом крестьянского движения оценивал общину как «демократическую организацию местного управления» (Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 39. Москва, 1963. С. 344) и как «аппарат для воздействия на помещичьи усадьбы» (Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 20. Москва, 1973. С. 398), хотя вместе с тем всё же считал её «пережитком старины». Представители эсеров считали общину одной из опор революционной борьбы.
С началом столыпинской аграрной реформы решительную поддержку политике разрушения общины оказало поместное дворянство, стремясь уйти от проблемы крестьянского малоземелья и избежать ограничения помещичьего землевладения, а также в связи с тем, что многие крестьянские восстания во время революции 1905–1907 гг. готовились на общинной почве. В Государственной думе и Государственном совете наиболее решительными сторонниками разрушения общины были депутаты из числа помещиков, главным образом думская фракция партии «Союз 17 октября» и Русская национальная фракция. В то же время депутаты Думы от крестьян, независимо от фракционной принадлежности, как правило, выступали за её сохранение. Депутаты от духовенства призывали к более осторожному отношению как к исторически сложившемуся явлению. Лидеры кадетов призывали оставить общину «в покое», считая, что она со временем сама себя исчерпает.