Две гравюры Дж. Уокера: какой портрет Г. А. Потёмкина-Таврического мастер гравировал по заказу Екатерины II в 1789? Согласно весьма резкому отзыву главы британской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге сэра Р. Ганнинга, сделанному в марте 1774 г., возлюбленный, а затем тайный супруг императрицы Екатерины II, генерал-фельдмаршал (с 1784) князь Священной Римской империи (с 1776) Г. А. Потёмкин (с 1787 – Г. А. Потёмкин-Таврический), красотой не отличался (здесь и ниже перевод наш. – М. З.):

His figure is gigantic and disproportioned, and his countenance very far from engaging.

Фигура у него гигантская и непропорциональная, наружность весьма далека от привлекательности.

Императрица, однако, считала Григория Александровича весьма привлекательным мужчиной. Несколько раз в любовных записочках 1774–1775 гг. она прямо называла его красавцем (здесь и ниже курсив наш. – М. З.):

Красавец мой миленький, на которого ни единый король непохож. <…> Слушай ты, марморный мой красавец, я встала ужасно как весела и неласкова ничуть к тебе…

Он красавец, да сколь хорош, столь умен. И сколь хорош и умен, столь же меня любит и мною любим совершенно наравне.

Я, душенька, буду уступчива, и ты, душа моя, будь также снисходителен, красавец умненький.

Заказать какое-либо портретное изображение Григория Александровича Екатерина II долго не решалась вследствие уважения его личных границ: в письме барону Ф. М. фон Гримму от 5(16) апреля 1784 г. она сообщала о том, что князь принципиально не хотел позировать художникам (Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 23. Санкт-Петербург, 1878. С. 300). По мнению В. С. Лопатина, портрет Григория Александровича был написан маслом или пастелью тайком для императрицы ещё в 1774 г. (см. комментарий исследователя: Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. С. 561), однако из текста послания государыни, на который ссылался Лопатин, можно заключить, что она предлагала возлюбленному только посмотреть на себя в зеркало:

…я везде ищу того красавца, да его нету, а в уме моем его воображение никогда не исчезнет. Куда как он мил! Милее целого света. О, естьли б Вы могли его видеть, Вы б от него глаз не отвратили. <…> А может статься, что встретишься с ним, естьли встав с постели, обратишься направо и на стену взглянешь.

Прижизненных портретов Григория Александровича 2-й половины 1780-х – 1791 гг. известно немного, и это главным образом скульптурные изображения.

Химик и мастер по камням Г. Г. Кёниг, служивший у Григория Александровича, а затем с февраля/марта 1788 г. по ведомству Кабинета Её Императорского Величества с жалованьем в размере 1,2 тыс. руб. в год, неоднократно изображал своего покровителя в профиль. Первый вариант мраморного барельефа, на котором генерал-фельдмаршал представлен с распущенными волосами, очевидно, создан по итогам путешествия Екатерины II на Юг России. Барельеф, согласно сообщению управлявшего княжескими имениями подполковника (с 1789 полковника) М. А. Горновского (Гарновского), был готов осенью 1787 г., в начале русско-турецкой войны 1787–1791 гг. (ныне в Эрмитаже, Санкт-Петербург):

Кених вырезал весьма искусно из белого мрамора профильной его св<етло>сти портрет, наклеенный на мраморной доске коричневого цвета и в стеклянную рамку, отменно хорошей работы, вставленный. Сей портрет поднесен Ея И<мператорскому> В<еличест>ву и принят чрезвычайно благосклонно.

Некоторое время спустя для «коллекции» императрицы именно с этого мраморного «чрезвычайно» хорошего портрета, как государыня с удовлетворением сообщила Григорию Александровичу в письме от 24 марта (4 апреля) 1788 г., был сделан (вероятно, самим Г. Г. Кёнигом) оттиск из стеклянной пасты («empreinte en pâte») (дальнейшая судьба этого оттиска неизвестна). Георг Кёниг. Портрет графа Григория Потёмкина. 1787.Георг Кёниг. Портрет графа Григория Потёмкина. 1787.Общее впечатление от портрета мужа императрица выразила кратко: «C'est charmant» (с франц. – «Это прелестно, очаровательно») (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 845. С. 277).

В память триумфального завершения труднейшей осады Очакова [турецкая крепость (ныне город Николаевской области, Украина) была взята 6(17) декабря 1788, о чём Екатерина II узнала 15(26) декабря] Г. Г. Кёниг вырезал из мрамора камею, представляющую Григория Александровича в образе победителя с простым лавровым венком в волосах с кокардой [ныне в Эрмитаже, неточно датируется 1788 (см.: «Это сам Потемкин!». 2020. С. 80. № 384)]. Камея была изготовлена не ранее мая 1789 г., после непродолжительного пребывания Григория Александровича в Санкт-Петербурге и окрестностях [прибыл в город 4(15) февраля, уехал на фронт 6(17) мая] и чествования победителей турок, прошедшего 15(26) апреля в Зимнем дворце. Очевидно, осенью по заказу императрицы эту камею гравировал придворный мастер англичанин Дж. Уокер. Сделанную им гравюру государыня отправила Григорию Александровичу в подарок в преддверии взятия турецкой крепости Бендеры (ныне de facto город в Приднестровской Молдавской Республике), в письме от 18(29) октября пожелав скорейшей победы над противником:

Помоги тебе Господь Бог сам взять Бендеры. Посылаю тебе гравированный портрет с резного камня Очаковского победителя. И камень, и портрет вырезаны у меня в Эрмитаже.

Гарнизон Бендер капитулировал 4(15) ноября, а 14(25) ноября Екатерина II, узнав об этом, назначила на следующий день благодарственный молебен в церкви во имя Спаса Нерукотворного Образа в Зимнем дворце и торжественный салют из 31 орудия. Вскоре, возможно, Дж. Уокер дополнил гравюру: на известных экземплярах, в том числе на оттиске на шёлке (ныне в Российской государственной библиотеке), в венке, среди листьев, заметны 3 костянки, которых нет на камее. Между тем 23 марта (3 апреля) 1790 г., на Пасху, Г. Г. Кёниг преподнёс Екатерине II новый вариант мраморного барельефа (ныне в Эрмитаже), изобразив Григория Александровича по желанию императрицы в кольчуге и лавровом венце с 7 плодами-костянками (венцом он был награждён государыней за взятие Бендер, награда сделана в ноябре – декабре 1789 из алмазов трёх видов огранки, см.: Кузнецова. 2009. С. 346):

…поднес Кених государыне его светлости портрет, из белого мрамора вырезанной, точно такой, каков им за два года пред сим поднесен уже был. Последний сделан, по именному указу, с лавровым венком.

В 1789 г. Дж. Уокер также гравировал живописный портрет Григория Александровича [образец гравюры 2-го состояния с датой «Publish'd Oct^r 1^st 1789 (с англ. – "Отпечатан 1 октября 1789")» ныне хранится, например, в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Москва]. Князь изображён с поворотом головы в ¾, облачён в мундир генерал-фельдмаршала (с ошибочным отображением шитья по воротнику и бортам) с высшими российскими наградами, включая орден Святого Георгия 1-й степени, полученный за взятие Очакова, и наградным портретом императрицы с бантом на левой стороне груди. Черты лица Григория Александровича переданы довольно резко, а кончик носа дополнительно опущен, что не вызывает симпатии к генерал-фельдмаршалу как к победителю турок, а, наоборот, визуализирует отрицательный ореол, создававшийся в российских общественных кругах политическими соперниками князя в годы русско-турецкой войны. Эта гравюра, согласно тексту подписи под изображением на варианте 2-го состояния (отпечатки гравюры 1-го состояния подписи не имели), была сделана с картины из коллекции Екатерины II:

Engrav'd from the Original Picture – in her Imperial Majesty's Collection│by James Walker Engraver to her Imperial Majesty – and member of the Academy of Arts S^t. Petersburg.

Гравировано с оригинала картины из коллекции Её Императорского Величества Джеймсом Уокером, гравёром Её Императорского Величества и членом Санкт-Петербургской Академии художеств.

По мнению искусствоведа Н. Ю. Бахаревой, «подпись на листе свидетельствует» не только о наличии живописного оригинала в собрании Екатерины II, но и о том, что данный портрет Г. А. Потёмкина-Таврического «ей нравился, ведь именно его она избрала для тиражирования» (Бахарева. 2020. С. 33). Джеймс Уокер. Портрет генерал-фельдмаршала князя Григория Потёмкина-Таврического. 1789. Оттиск 1792. Джеймс Уокер. Портрет генерал-фельдмаршала князя Григория Потёмкина-Таврического. 1789. Оттиск 1792. Принадлежность живописного портрета Григория Александровича как такового императрице, однако, не подтверждена какими-либо источниками, помимо указанной надписи на данной гравюре.

Имя автора живописного оригинала Дж. Уокер не указал [историками искусства к 2025 не установлено; получившее широкое распространение в литературе в 20 в. предположение Д. А. Ровинского об авторстве И. Б. Лампи Старшего, приехавшего в Российскую империю только зимой 1791/1792, ныне искусствоведами признано ошибочным; сам Уокер в своих мемуарных записках этот вопрос не осветил, а при их издании британским историком Э. Г. Кроссом гравюра была ошибочно подписана как сделанная с полотна Г. Г. Кёнига («13. Prince Grigorii Potemkin. 1789. After König») (Walker. 1993. P. 99)]. Отсутствие имени художника удивительно для принадлежавшего Екатерине II портрета её ближайшего и самого могущественного сподвижника, поскольку в данном случае, надо полагать, гравюра бы делалась для поднесения самим Уокером в дар императрице (но такой отметки в подписи нет) или же, наоборот, по её заказу для подарка в первую очередь Григорию Александровичу (о чём также неизвестно; о наличии этой гравюры в собрании императрицы достоверных сведений нет, оттиски поступили в Эрмитаж уже в 20 в., в том числе вариант 1792 – в 1950 и 1965, а вариант 1789 – в 1965).

Подобное умолчание не менее странно и для самого Дж. Уокера. Гравюры, сделанные им в разные годы, включают информацию об авторе живописного оригинала или рисунка. Так, на гравюре (впервые отпечатана в 1786) с портрета фаворита императрицы, действительного камергера А. Д. Ланского (из рода Ланских), работы Д. Г. Левицкого (1782) читаем: «peint par Dm. Levitzky» («рисовал Дм. Левицкий»), на гравюрах с портретов Екатерины II и другого её фаворита, действительного камергера А. М. Дмитриева-Мамонова (из рода Дмитриевых-Мамоновых), работы Михаила Шибанова (обе – 1787) значится: «peint par Schebanoff» («рисовал Шебанов»), а на гравюрах 1790-х гг. с портретов фаворита императрицы П. А. Зубова, а также графов Священной Римской империи А. А. Безбородко и А. Н. Самойлова кисти И. Б. Лампи Старшего (написаны в 1793, 1794 и не ранее 1793 соответственно) указано: «peint par Lampi de professeur de l'Academic Impériale…» («рисовал Лампи, профессор Императорской Академии») или «peint par le professeur Lampi» («рисовал профессор Лампи»). Следует подчеркнуть, что имя автора, степень его известности для Уокера значения не имели: гравёр указал Михаила Шибанова, написав его ошибочно через букву «е», в качестве автора портрета Дмитриева-Мамонова, хотя этот живописец широкой публике был неизвестен, а его биография и творческий путь и в 1-й трети 21 в., несмотря на усилия нескольких поколений исследователей, реконструируются с очень большими лакунами.

Дж. Уокер, будучи назначенным в академики Императорской Академии художеств (а не её членом, как он подписывался на гравюрах), должен был знать о наличии живописного портрета генерал-фельдмаршала в зале Совета Академии художеств. Для создания второй гравюры Уокер использовал одну из копий, сделанную с академического портрета в 1789 г. в связи с получением Григорием Александровичем за взятие Очакова ордена Святого Георгия 1-й степени (предположительно учеником выпускного возраста этого учебного заведения, внёсшим необходимые правки в состав наград). Наиболее вероятным источником Уокера стал портрет князя из коллекции близкого друга А. М. Дмитриева-Мамонова полковника И. С. Рибопьера (1754–1790), являвшегося в 1782–1786 гг. генеральс-адъютантом Григория Александровича и сохранившего близость к нему и в последующие годы [картина доныне не сохранилась; в 1905 экспонировалась внуком Рибопьера, графом Г. И. Рибопьером, на историко-художественной выставке русских портретов, проводившейся в Таврическом дворце в Санкт-Петербурге в пользу вдов и сирот участников русско-японской войны 1904–1905, и была сфотографирована (Каталог состоящей под высочайшим … 1905. С. 10. № 501); фото издано, см.: Жидков Г. В. М. Шибанов. Москва, 1954. С. 56]. Несмотря на личную преданность Григорию Александровичу и императрице, Рибопьер оказался вовлечён в скандальную историю, приведшую в июне 1789 г. к прекращению фавора Дмитриева-Мамонова, и не позднее середины июля, после разговора с Екатериной II, уехал из Санкт-Петербурга на фронт русско-шведской войны 1788–1790 гг. в Казанский кирасирский полк, стоявший в районе Нарвы (ныне в Эстонии) (Гарновский. 1876. С. 409). Григорий Александрович был очень зол на Рибопьера и предложил императрице фактически выслать его из страны, отправив дипломатическим представителем на историческую родину – в Швейцарию (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 976. С. 361).

Опираясь на этот исторический контекст и учитывая факт умолчания имени автора живописного оригинала, с осторожностью можно предположить, что Дж. Уокер сознательно не увязал свой источник с семьёй И. С. Рибопьера (а имя портретиста не знал и в связи с отъездом хозяина картины не смог или не захотел выяснить). Указание же на нахождение портрета главного фаворита Екатерины II в её коллекции ни у кого не могло бы вызвать сомнений, а, наоборот, добавляло гравюре статусности и повышало к ней общественный интерес. Этой же цели, очевидно, служили и выходные данные, содержащие сведения о печати гравюры не только в Санкт-Петербурге, но и в Лондоне [в 1789 гравёром и типографом Дж. Дином (1754–1798) («John Deаn in London»), а затем и иными британскими издателями («W. Hodges, Queen Street, May Fair and R. Blamire, Corner of Northumberland Street, Strand, London», 1792); в 1789 Уокер Лондон не посещал, но был там позднее – в 1791 (Скворцова. 2012. С. 92)].

Из объявлений в газете «Санкт-Петербургские ведомости» известно, что оттиски гравюры Дж. Уокера с портрета Г. А. Потёмкина-Таврического работы неизвестного художника продавались в столице по цене 5 руб. за штуку, что составляло весьма значительную сумму для конца 18 в. [сомнение Е. А. Скворцовой, гравюра с какого портрета 1789 – «кисти Лампи» или «кисти Кёнига» – имелась в виду в газетных объявлениях (Скворцова. 2012. С. 102), беспочвенно, поскольку И. Б. Лампи Старший исполнил уже посмертный портрет Потёмкина-Таврического, а Г. Г. Кёниг не был живописцем]. Обращает на себя внимание время появления оттисков в продаже – сразу же после получения известия о триумфальном взятии генерал-фельдмаршалом Бендер, что усиливало внимание к ним столичных жителей:

Во втором доме за Академиею Художеств по набережной под No 35 продается портрет Его Светлости Князя Григорья Александровича Потемкина-Таврическаго, гравированный ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА гравером Валкером, по 5 р. каждой.

На Невской переспективе под No 69 у Клостермана вступили в продажу… тушевальный портрет Его Светлости Князя Григорья Александровича Потемкина-Таврическаго, деланный придворным гравером Валкером, 5 р.

Гравированный портрет Г. А. Потёмкина-Таврического с оборотом головы в ¾ изначально выполнен по частной инициативе – самого Дж. Уокера с коммерческими целями или иных лиц (например, И. С. Рибопьера и его жены Аграфены Александровны, дочери генерал-аншефа А. И. Бибикова). Недостоверная подпись под изображением предстаёт как в итоге удавшийся весьма ловкий рекламный ход практичного англичанина. В 1792 г., после смерти Григория Александровича, Уокер переиздал гравюру с новыми выходными данными (оттиски 3-го состояния).

Гравюра Дж. Уокера по камее Г. Г. Кёнига оказалась менее популярна, поскольку для массового тиражирования Екатериной II не предназначалась. От представления о решении императрицы широко распространять посредством искусства гравюры портрет своего тайного мужа следует отказаться, а её любимыми портретными изображениями Григория Александровича считать выполненные, хотя и не с натуры, но хорошо знавшими его мастерами, прежде всего Кёнигом и впоследствии скульптором Ф. И. Шубиным. Оснований говорить о существовании живописного портрета генерал-фельдмаршала, выполненного по заказу Екатерины II и/или находившегося в её коллекции, несмотря на восхищение императрицы обликом мужа и любовь к нему, нет: убедить Григория Александровича позировать она не сумела (хотя сама делала это неоднократно, но без особого желания), а мастера, сумевшего бы написать его заочно, очевидно, не нашла.