Судьба тайных посланий императрицы Екатерины II Г. А. Потёмкину-Таврическому о «комнатных обстоятельствах» 1789. Драматичный и скандальный разрыв отношений императрицы Екатерины II с её предпоследним фаворитом и одним из генерал-адъютантов, графом Священной Римской империи А. М. Дмитриевым-Мамоновым (из рода Дмитриевых-Мамоновых), произошёл 18(29) июня 1789 г. Вскоре, 1(12) июля, бывший фаворит императрицы обвенчался со своей возлюбленной – фрейлиной государыни княжной Д. Ф. Щербатовой, внучкой тайного советника князя Ф. А. Щербатова (из рода Щербатовых).

Из дошедших до нас писем Екатерины II, адресованных её тайному супругу, президенту Военной коллегии князю Священной Римской империи генерал-фельдмаршалу Г. А. Потёмкину-Таврическому, как будто следует, что императрица 19(30) июня [послание помечено 20 июня (1 июля); ср.: Храповицкий. 1901. С. 168; Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 965. С. 352] и 29 июня (10 июля) умолчала о случившемся, коснувшись этой темы впервые лишь 6(17) и 14(25) июля (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 968. С. 354; № 972. С. 358; № 975. С. 359–360).

Другие источники, однако, свидетельствуют, что в действительности Екатерина II написала Г. А. Потёмкину-Таврическому ещё два послания и отправила их втайне от А. М. Дмитриева-Мамонова и большинства придворных. Из записок управляющего имениями Григория Александровича полковника М. А. Горновского (Гарновского) известно о послании Екатерины II, написанном, вероятно, вечером 19(30) июня [ошибочно отнесено Горновским к 18(29) июня; могло быть помечено 20 июня (1 июля) по аналогии с «явным» письмом] и отправленном по линии Военной коллегии через её члена генерал-аншефа Н. И. Салтыкова, а из записок Горновского и дневниковых записей кабинет-секретаря А. В. Храповицкого – также и о тайном послании императрицы, переданном ею Храповицкому 29 июня (10 июля) для отправки через Горновского (обычно в роли Храповицкого с 1787 выступал Дмитриев-Мамонов) (здесь и ниже курсив наш. – М. З.):

21 июня 1789 г. <…> …хотя отправление к его светлости и было готово, но мне оное отдано 18-го числа, в 10-м часу в вечеру. Может быть, граф поджидал обстоятельнейшего письма, нежели то, которое, не заключая в себе ничего, до сей истории касающегося, препровождается теперь в письме его к его светлости, и граф отнюдь того не знает, что секретно отдано Николаю Ивановичу <Салтыкову>… другое – для доставления к его светлости, которое и препровождается в письме его высокопревосходительством к его светлости.

<…>

3-го… июля… <…> …особливо поджидал он и паки от государыни обстоятельнейшего о жребии своем к его светлости письма, которое, однако же и теперь, подобно прежнему, мимо его ведома написано и отдано г. Храповицкому, а от сего уже к его светлости препровождается. Посылку сего письма таили пред всеми…

29 <июня>. Чрез меня отправлено к князю письмо о комнатных обстоятельствах.

Григорий Александрович написал Екатерине II о ситуации с А. М. Дмитриевым-Мамоновым 5(16) июля, 18(29) июля и 30 июля (10 августа), т. е. на четыре послания государыни он отозвался тремя (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 971. С. 357–358; № 976. С. 361–362; № 979. С. 362–363).

Императрица, с нетерпением ожидая от мужа ответа, заговаривала с А. В. Храповицким о своём втором тайном послании дважды: 13(24) июля [в этот день она получила письмо Григория Александровича от 5(16) июля] и 17(28) июля. Кабинет-секретарь доложил ей 18(29) июля: её письмо М. А. Горновский отправил ещё 3(14) июля, курьера видели в г. Кременчуг (ныне Полтавской области, Украина) несколько дней назад («…тот курьер встретил… курьера, ныне сюда приехавшего»: Храповицкий. 1901. С. 173).

Поскольку Григорий Александрович не мог получить второе тайное послание к 5(16) июля, он должен был ответить на него только 18(29) июля. Это предположение подтверждает текстологический анализ (см. таблицу 1). Письмом от 30 июля (10 августа) генерал-фельдмаршал ответил жене сразу на два её письма – и от 6(17) июля, где упоминалась многолетняя подруга императрицы статс-дама А. Н. Нарышкина, и от 14(25) июля, в котором говорилось о полковнике И. С. Рибопьере (1754–1790) – бывшем швейцарском подданном, в 1782–1786 гг. генеральс-адъютанте Григория Александровича, а также близком друге А. М. Дмитриева-Мамонова, по словам 2-го члена Коллегии иностранных дел графа Священной Римской империи А. А. Безбородко, якобы связанного с интересами Пруссии [«…Рибопьер, его искренний, продавал и его, и нас Прусакам…» (Архив князя Воронцова. Кн. 13. Москва, 1879. № 112. С. 165)].

Таким образом, письмо Григория Александровича от 5(16) июля является ответом на первое тайное послание императрицы, о чём косвенно свидетельствует способ отправки этого письма генерал-фельдмаршалом – через вложение в письмо Н. И. Салтыкову [«Письмы твои от 5 июля из Ольвиополя я получила вчерась. <…> На второе письмо твое, полученное чрез Н[иколая] И[вановича] Салт[ыкова], я тебе скажу…» (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 975. С. 359, 360)].

Из письма Григория Александровича от 5(16) июля следует, что в первом тайном послании императрица кратко сообщила мужу о романе своих фаворита и фрейлины, предположив участие в организации этой «интриги» (т. е. любовной связи) А. А. Безбородко – одного из политических конкурентов генерал-фельдмаршала. Григорий Александрович отверг версию о коварстве Безбородко, одновременно по праву мужа он счёл возможным высказаться против института фаворитизма как такового и попросил супругу постараться не доставлять ему отрицательных эмоций:

…всего нужней Ваш покой; а как он мне всего дороже, то я Вам всегда говорил не гоняться, намекал я Вам и о склонности к Щербатовой… Откроется со временем, как эта интрига шла. Я у Вас в милости, так что ни по каким обстоятельствам вреда себе не ожидаю, но пакостники мои неусыпны в злодействе; конечно будут покушаться. Матушка родная, избавьте меня от досад: опричь спокойствия, нужно мне иметь свободную голову. Я справедлив, отнюдь Графа Безбородку не почитаю себе недоброхотом, но напротив…

Из записи А. В. Храповицкого от 13(24) июля и письма Григория Александровича от 18(29) июля ясно, что во втором тайном послании государыня интересовалась долгами княжны Д. Ф. Щербатовой и участием в «интриге» И. С. Рибопьера (см. таблицу 2).

Суровый, но уверенный тон Григория Александровича позволяет усомниться в уничтожении им двух тайных посланий императрицы, полученных с разницей почти в 2 недели, под влиянием эмоций – ревности, сильного раздражения, обиды. По предположению В. С. Лопатина, первое тайное послание уничтожила сама Екатерина II после 1791 г.: «Первое было написано по горячим следам. <…> Это секретное письмо не разыскано. Возможно, императрица сама уничтожила его, когда после смерти Потёмкина получила назад свои письма к нему» (см. комментарий исследователя: Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. С. 870). Данной гипотезе, однако, явно противоречит не только факт сохранения государыней сотен других писем Григорию Александровичу с самым интимным содержанием, но и уверенность Лопатина в сохранении чистовика второго тайного послания (вероятно, случайно сохранился черновик, оставшийся у Екатерины II, но в 1907 был издан не он, а совершенно другой текст).

Предпочтительнее вариант уничтожения обоих тайных посланий по прочтении Григорием Александровичем по просьбе императрицы, первоначально явно связавшей обычную любовную историю с политическими интригами. Из других писем Екатерины II известно, что она могла просить адресата уничтожить письмо после ознакомления с текстом, но происходило это не всегда; например, почт-директор М. М. фон Эк в 1772 г. не исполнил распоряжение государыни, не сделал этого и сам генерал-фельдмаршал в середине 1791 г., скорее всего, в связи с болезнью [ср.: Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 13. Санкт-Петербург, 1874. С. 276 («Lassen Sie dieses abschreiben und schicken Sie es zu seiner Adresse, und verbrennen Sie diesen Brouillon», что можно перевести как: «Велите это списать, пошлите это по адресу и сожгите этот черновик»); С. 276. Примеч. 1; Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 1135. С. 461 («Письмо же сие издери по прочтении»)].