Ижора
Ижо́ра [(мн. ч. ижоры, ижорцы; самоназвания ižora, inkeroine, ingerikko, до начала 20 в. использовался эндоэтноним карелы (karjalaižt)], прибалтийско-финская этническая общность в России. Бытовали также оттопонимические локальные самоназвания. Так, жители Сойкинского полуострова называли себя сойкинцами (soikolaset). Численность составляет 210 человек (2020, перепись), в том числе 116 – в Ленинградской области, 51 – в Санкт-Петербурге. За пределами РФ, в Эстонской Республике зафиксирован 51 представитель ижорцев (2021, перепись).
По данным академика П. И. Кеппена в 1848 г. насчитывалось около 17,8 тыс. ижорцев в 222 поселениях Санкт-Петербургской губернии и 689 ижорцев в 16 селениях Выборгской губернии. Перепись 1897 г. выявила в Санкт-Петербургской губернии 13 715 ижорцев. В СССР переписью 1926 г. зафиксировано 16 137 ижорцев; переписью 1959 г. – 1062 человека, переписью 1989 г. – 820 человек. Численность в России по переписи 2010 г. – 266 человек, в том числе 169 – в Ленинградской области, 37 – в Санкт-Петербурге.
Существует предположение, что этноним ижора – славянская адаптация названия ingere/inkere (ингере/инкере), для происхождения которого выдвинуто несколько гипотез. Имелись попытки связать его с именем Ингигерды, 2-й жены киевского князя Ярослава Владимировича Мудрого, которая получила в качестве приданого земли, прилегающие к г. Ладога (ныне Старая Ладога) (В. Н. Татищев); со скандинавскими формами княжеского имени Игорь, с названием одноимённого притока реки Нева. Имеются предположения, возводящие это наименование к прибалтийско-финскому ankerias – «угорь» (Ю. Мягисте), связывающие с понятиями «изгиб реки» и «круг» (А. Сурво). В начале 2000-х гг. выдвинута гипотеза о происхождении этнонима ижора от диалектного финского слова yysyrjäinen – «грубый, неприветливый» (Н. В. Кабинина).
Среди ижоры преобладают представители восточно-балтийской малой расы (антропологического типа) большой европеоидной расы.
В основном говорят на русском языке, 70 человек владеют ижорским языком (2020, перепись). На основе диалектного деления ижорского языка выделяются соответствующие локальные группы ижоры.
Исторический очерк
Основываясь на анализе лингвистических данных, ряд исследователей (Д. В. Бубрих, П. А. Аристэ, А. Лаанест) предположили, что происхождение ижоры связано с продвижением с Карельского перешейка в бассейн Невы и на территории к югу от Финского залива в конце 1 – начале 2 тыс. н. э. части средневековой корелы и её последующего обособления.
Финские исследователи (Р. Е. Нирви, Х. Киркинен) полагали, что ижора является потомками пракарельского или чудского населения, мигрировавшего из юго-восточного Приладожья сначала в Приневье, а затем проникшего на Карельский перешеек, в верховья Луги и на запад, до реки Нарвы.
Современные археологические исследования (П. Е. Сорокин, О. И. Конькова) позволяют предполагать, что ижора сложилась на основе аборигенного населения региона, которое консолидировалось в этническую общность в начале 2 тыс. н. э.
В западноевропейских письменных источниках свидетельства об ижоре (инграх и Ингрии) появляются во 2-й половине 12 в., первое отечественное упоминание содержится в Новгородской первой летописи под 1228 г. Ижора принимала участие в Невской битве 1240 г. В 13 в. Ижорская земля вошла в состав Новгородской республики. В это время центральным регионом расселения ижоры являлось Приневье и бассейн среднего течения реки Ижоры. В 1478 г. Ижорская земля стала частью Русского государства. С 1617 г. по Столбовскому договору эта территория была включена в состав Швеции, в 1721 г. по результатам Ништадтского мира возвращена России. Существенное сокращение этнической территории ижоры произошло в 19–20 вв. из-за ассимиляции групп на Карельском перешейке, на побережье Финского залива к западу от Санкт-Петербурга, а также в бассейне реки Оредеж.
По результатам Юрьевского мирного договора 1920 г. часть ижоры в 1920–1940 гг. оказалась в Эстонской республике.
В СССР в конце 1920–1930-х гг. в районах с ижорским населением появились национальные сельсоветы. В начале 1930-х гг. благодаря созданию письменности на ижорском языке началось издание литературы и газеты, стало осуществляться обучение в начальной школе, готовились педагогические кадры в эстонско-финском педагогическом техникуме в Ленинграде. В 1937–1938 гг. национальные сельсоветы были ликвидированы, а обучение на родном языке прекращено.
Уменьшение численности ижоры в 20 в., кроме ассимиляционных процессов, связано с перемещениями 1940-х гг. Во время Великой Отечественной войны в 1943 г. ижорское население с оккупированных финляндскими войсками территорий было вывезено в Финляндию. По возвращении на следующий год в СССР значительной части ижорского населения было запрещено обосновываться в своих поселениях до середины 1950-х гг., их отправляли на поселение в Ярославскую, Новгородскую, Псковскую и другие области.
В настоящее время сельские поселения с ижорским населением сохранились в Кингисеппском районе Ленинградской области. В 2000 г. ижора была включена в Единый перечень коренных малочисленных народов Российской Федерации.
Этнографическое описание
Для жителей ижорских населённых пунктов, расположенных на побережье Финского залива, основным занятием в 19–20 вв. являлось промысловое рыболовство. Наиболее важными объектами товарного лова являлись салака, корюшка, судак, щука, а в низовьях реки Луга – минога. С нуждами рыболовства было тесно связано изготовление водных средств передвижения и орудий лова. Получили развитие также земледелие и животноводство, обработка кож, промыслы, связанные с заготовкой, сплавом леса и деревообработкой, строительством домов и хозяйственных сооружений. Жители деревни Большое Стремление до 1940-х гг. занимались изготовлением гончарных изделий. Отхожие промыслы первоначально были связаны с сельским хозяйством (пастушество, огородничество), позднее на заработки стали отправляться в Санкт-Петербург, где работали в сфере обслуживания, а также на промышленных предприятиях.
Ижора. Вышитый конец полотенца из льняной ткани. Деревня Краколье, Кингисеппский район, Ленинградская область. Конец 19 в.Для ижорских поселений, расположенных при водоёмах, характерна рядовая застройка, наряду с ней получили распространение уличная и смешанная планировки. Жилище pertti (пертти) – срубное, в основном трёхкамерное (изба-сени-изба или сени-изба-изба), реже двухкамерное или пятистенок. Двускатные крыши покрывали соломой, позднее щепой и жестью. Внутренняя планировка западнорусского типа с печью, расположенной у входной двери, и устьем, направленным ко входу. Нередко в углу печного шестка подвешивался на цепь котёл. В «чистом» углу, расположенном по диагонали от печи, подвешивался киот с иконами, обрамлённый вышитыми полотенцами. Там же находился стол. Спальными местами служили кровати или нары у задней стены избы, устроенные вдоль передней и торцевой стен скамьи, а также поверхность печи. Снаружи детали жилища украшались резьбой, расписывались масляной краской.
Жилая часть была связана с хозяйственными постройками двухрядной или однорядной связью. Более архаичным считается вариант «круглого», т. е. замкнутого двора, обрамляющего открытую площадку. На Сойкинском полуострове и в нижнелужских поселениях наряду с бревенчатыми сооружали дворы из крупных камней. На некотором расстоянии от дома строили амбар. Из-за повышенной пожароопасности отдельно от жилой усадьбы на окраине поселения ставили бани и риги с гумнами.
Основу пищевого рациона ижоры составляли блюда из зерновых культур, в частности ржаной хлеб на закваске, который ели с различными блюдами, ячменная каша, толокно. К значимым событиям и праздникам выпекали обрядовые виды хлебных изделий. Так, например, к празднику покровителей лошадей, святых Флора и Лавра Laari (Лаари), делали хлебцы satula (сатула – «седло»), запекая в них целое яйцо. Такой выпечкой обязательно угощали лошадей. Традиционными были пироги с различными начинками. Оригинальным вкусом отличались пироги с тушёной кислой капустой и с двухслойной начинкой из капусты и жареной салаки. В 19 в. в рационе ижорских крестьян прочное место заняли картофель и блюда из него. Всегда на столе присутствовали кушанья из рыбы. Её заготавливали в сухом и солёном видах, варили из неё уху, клали в начинку пирогов.
В праздничные дни и во время напряжённой физической работы употребляли мясные продукты. Сытным было и блюдо voikaste (войкастэ – «масляный соус») из яиц, масла и сливок или сметаны, запечённых в горшочке. Из яиц любили готовить яичницу. На третий день после отёла коровы готовили вариант домашнего сыра kokkoimaido (коккоймайдо – «костровое молоко»).
Широко использовались для приготовления кушаний овощи. Так, из капусты варили щи, тушили её в свежем и квашеном виде. Разнообразные блюда готовили из грибов. Заготавливали и добавляли в блюда клюкву, малину, бруснику, чернику.
Если мужская одежда утратила этническую специфику уже к концу 18 в., то традиционная женская одежда сохраняла свои особенности и отличалась разнообразием вариантов более длительный период.
Ижора. Женский праздничный костюм. Деревня Малое Кузёмкино, Ямбургский уезд, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя. Конец 19 в.Архаичный вариант женского костюма дольше всего сохранялся у группы хэваской ижоры. В его основе – рубаха rätsinä (рятсиня) с богато орнаментированными вышивкой оплечьями и рукавами. Поверх рубахи надевали полотнища-«передники» на лямках. На левом плече держалось широкое полотнище aanua (ааннуа), закрывая правый бок до щиколоток. Его шили из шерсти или сукна чёрного или синего цвета. Праздничный вариант вышивался нитками и бисером. На правое плечо вешали полотнище меньшего размера hurstut (хурстут), украшенное тесьмой и аппликацией, которое закрывало левый бок. Поверх этой одежды носили передник polle (полле), праздничный вариант которого декорировался вышивкой, бисером, серебряными монетами и раковинами каури. Для ижорок было характерно ношение нескольких поясов из сукна и кожи.
Женская причёска была сложной. Одну часть волос скручивали в пучок на затылке, а две остальные пряди укладывали на висках в косах или в виде жгутов. Все части соединялись тесьмой и покрывались полотенчатым головным убором sappano (саппано). Его длинное полотнище закрывало спину и пропускалось под поясом, налобная часть завязывалась на затылке. Костюм сопровождался различными бусами, серьгами, сложными ушными украшениями.
На ногах с помощью чёрных обор закрепляли обмотки красного цвета rivat (риват). В холодный период носили шерстяные чулки с белыми обмотками rätit (рятит), крепившимися красными оборами.
У нижнелужской ижоры к середине 19 в. сформировался другой комплекс женской одежды. В него входила рубаха туникообразного покроя с вышивкой на плечах и груди, отличавшейся от орнаментации архаичного варианта, а также поясная несшитая юбка типа понёвы, состоящая из двух шерстяных полотнищ hurstukset (хурстуксет), сшитых на одном боку полосой полотна. Такую юбку носили с набедренниками kaaterid (каатерид).
В дальнейшем входит в моду комплекс с сарафаном из китайки или набойки. Роль поясов и передников выполняли декоративные полотенца. Своеобразием отличался головной убор сорока, носившийся в комплексе с ушными украшениями.
С начала 20 в. происходит вытеснение традиционной одежды городским костюмом – «парочкой», состоящей из длинной юбки в сборку и кофты в талию, сшитых из фабричной ткани.
В обрядах свадебного цикла важную роль играл табак. Он использовался при предварительном визите перед засылкой сватов, при сговоре. Обязательными атрибутами свадьбы были пиво и караваи kupeli (куппели). При отправлении на венчание невесту закрывали большим покрывалом. Свадебный обряд сопровождался ритуальными песнями и плачами.
Плачи были обязательным элементом и в погребальной обрядности. Похороны включали как православные нормы, так и дохристианские элементы. Так, при транспортировке покойного на кладбище в руки ему вкладывали шерстяные вожжи, в могилу помещали пищу и деньги.
Религиозные представления
С 13 в. среди ижоры началось распространение христианства (преимущественно православия). В 17 в. часть ижорского населения была обращена в лютеранство и ассимилирована ингерманландскими финнами. До современности дошли некоторые дохристианские представления о духах haltiaz (халтиаз) окружающего мира. Наиболее близким из них являлся дух дома, хранитель благополучия хозяйства, покровитель всех проживающих в усадьбе людей и животных. Дух пáра в виде мохнатого существа с длинным хвостом мог воровать у соседей продукты и деньги и приносить своей хозяйке. Для защиты от вредоносных духов, лечения болезней существовали заговоры, приношения, определённые магические действия.
Длительное время сохранялись следы почитания природных объектов. В частности, святыми считались как отдельные деревья, так и целые рощи. В них в определённые летние праздники устраивались vakkove (ваккове) – совместные братчины, сопровождавшиеся употреблением пива, исполнением песен и танцев. Иногда в жертву приносили барана или быка, их мясо съедали, а внутренности бросали в воду. Существовал культ птиц, особо благожелательное отношение было к ласточке, жаворонку и лебедю.
Кроме двунадесятых церковных праздников наиболее значимыми для ижоры были Иванов день, Петров день [29 июня (12 июля)], день Флора и Лавра [18(31) августа] и день святой Анастасии [29 октября (11 ноября)].
До конца 19 в. сохранялась традиция «бабьего праздника», отмечавшегося весной, в Егорьев день [Jurgi, Юрги; 23 апреля (6 мая)]. В нём участвовали только замужние женщины, а из мужчин мог присутствовать лишь пастух. К этому дню варили пиво, устраивали совместную трапезу и чествовали женщин, у которых родился в минувшем году ребёнок или внук.
Современная ситуация
В 1990-х гг. возникло движение за сохранение традиционной культуры ижоры. В 1993 г. в деревне Ручьи Кингисеппского района Ленинградской области был открыт Ижорский музей. В 2000 г. создано национальное «Общество ижоры и води», в 2002 г. образован Центр коренных народов Ленинградской области. При центре с этого же года действует фольклорная группа «Корпи» («Тёмный дальний лес»). С 2003 г. ежегодно на Сойкинском полуострове организуются праздники ижорской культуры. В 2005 г. в Сойкинском сельском поселении зарегистрирована ижорская община «Шойкула». В 2006 г. создан мобильный Музей коренных народов Петербургской земли. С 2011 г. в Санкт-Петербурге и деревне Вистино проводятся занятия по изучению ижорского языка.
Устное творчество
Музыкально-поэтическая традиция преимущественно женская, в своей основе общая с карелами и, в древнейших формах, со всеми народами, говорящими на прибалтийско-финских языках. Характерно одноголосие, песни поются в одиночку и/или хором; хор повторяет строку запевалы, включаясь на последних слогах строки.
Рунические песни с аллитерационным стихом и формульными напевами включают широкий круг жанров (песни эпические, лирические, свадебные, колыбельные, повествовательные, исторические и др.). В каждой местности и у каждой певицы имелись свои напевы, на которые распевались стихи разного содержания. Были распространены причитания – похоронные, свадебные, рекрутские, внеобрядовые. Архаичные тексты могли исполняться с русскими плясовыми напевами как хороводные и игровые песни, были известны распространившиеся через финнов 4-строчные песни с конечной рифмой. Музыкальные инструменты: 5–9-струнный каннель (kannel), свистковая флейта пилли (pilli) и немногие другие аэрофоны. И. Тынурист отмечает близкое сходство ижорского каннеля с инструментами этого вида у карел, води и эстонцев, кроме эстонцев-сету (Тынурист И. Кантеле от земли вепсов до земли сету // Музыкальное наследие финно-угорских народов. 1977. С. 177).
Ларин Параске. 1892. Фото: Natalia Linsén. Агентство финского наследия.Мировую известность получила (посмертно) ижорская певица и сказительница Ларин Параске (Прасковья Никитина; 1833/1834–1904), от которой были записаны рунические песни и причитания (всего более 32 тыс. стихов) и чьё творчество оказало существенное влияние на развитие национальной культуры Финляндии. Так, её пением был вдохновлён Я. Сибелиус, слышавший её в 1891 г: «Встреча композитора со сказительницей произвела на обоих глубокое впечатление: она исполнила для него несколько рунических мелодий, веками передававшихся из уст в уста; были у нее и собственные сочинения, в том числе плач на смерть мужа» (Тавастшерна Э. Сибелиус. Ч. 1. Москва, 1981. С. 85).
До 1980-х гг. традиция сохранялась у ижоры Сойкинского полуострова. Потомственная певица Екатерина (Катя, Кадой) Александрова (1902–1986), жившая в деревне Валяницы на Сойкинском полуострове, по наблюдениям фольклористов, отличалась лучшим знанием традиции, чем старшие по возрасту певицы, хотя уже в годы её молодости у ижоры преобладал русскоязычный репертуар. Песни, записанные с её голоса (свадебные и эпические), изданы в 1979 г. на грампластинке «Vadja ja isuri rahvalaule» («Водские и ижорские народные песни»; «Мелодия», Таллинская студия грамзаписи, м30–411278).
На основе старинных рунических песен эстонский композитор В. Тормис создал хоровой цикл «Ижорский эпос» («Isuri eepos») в 10 частях для смешанного хора а капелла и чтецов на народные тексты (в обработке А. Лаанеста; 1975). 4 из них – из репертуара Екатерины Александровой (включая № 10 «Ундармо и Калерво»). Текст «Руны о сотворении мира» (№ 1) – космогонический миф (о происхождении мира из яйца ласточки). № 9 «Заклинание гадюки» воспроизводит архаичный жанр заклинаний (ритмизованная речь).
Ижорский фольклорный ансамбль «Сойкинские напевы».В деревне Горки Кингисеппского района Ленинградской области работает фольклорный песенный коллектив «Сойкинские напевы» («Шойкулан лаулут»); основанный в 1995 г. как хор русской песни, с 1999 г. он занимается изучением и воспроизведением ижорского фольклора (руководитель О. П. Иванова; с 1999 в статусе народного коллектива).