Филосо́фия те́хники, отрасль философского знания, центральными задачами которой выступают осмысление природы, сущности и роли техники как особого культурного феномена, определение её места и значения в истории цивилизации, оценка влияния, оказываемого техникой на человека и общество, в том числе социальных, этических и иных последствий и перспектив научно-технического прогресса и т. п. Зародилась во 2-й половине 19 в. Сам термин «философия техники» был введен немецким ученым Э. Каппом в работе «Основания философии техники. Новый взгляд на историю возникновения культуры» («Grundlinien einer Philosophie der Technik: Zur Entstehungsgeschichte der Cultur aus neuen Gesichtspunkten». 1877).

Одна из основных идей в концепции Каппа – понимание техники как «внешнего расширения», объективации в вещном мире человека и его способностей, продолжения естественного в искусственном (антропологический принцип «органопроекции»). Сходные взгляды на генезис технических орудий как продуктов деятельности, сообразующихся с устройством человеческого тела, разделял П. А. Флоренский («Органопроекция», 1919). В России у истоков философии техники как специальной междисциплинарной отрасли стоял П. К. Энгельмейер («Технический итог ХIХ века», 1898, «Философия техники», 1912–1913, вып. 1–4).

Существенный вклад в определение исследовательского поля философии техники в разных странах внесли инженерные общества [например, в Германии – Союз немецких инженеров (Verein Deutscher Ingenieure, VDI), в России – Императорское Русское техническое общество, Московское политехническое общество, Всероссийская (впоследствии Всесоюзная) ассоциация инженеров и т. д.]. Для большинства их представителей была характерна оптимистическая и утопическая вера в безграничные возможности техники как средства «освобождения» человека, действенного инструмента решения социальных проблем, ведущего фактора общественного и экономического развития.

Впоследствии указанная установка утвердилась в методологии т. н. технологического детерминизма, легшей в основание возникших во 2-й половине 20 в. концепций индустриального общества, постиндустриального общества, информационного общества, «стадий экономического роста» и т. п.). Согласно названному подходу, специфика общественной организации, а также уровень, характер и направленность социальной эволюции определяются в значительной степени особенностями доминирующих в конкретные эпохи способов материально-технического воздействия человека на природу и постепенным изменением этих способов в ходе истории.

Традиционно важным для философии техники являлся комплексный вопрос о задачах техники, статусе технического знания и его носителей, о различении сфер науки и техники, экономики и техники, их специфике и взаимосвязях. Целью науки при этом в большинстве случаев признавалось собственно изучение законов природы (и общества), предполагающее также возможность научного предсказания фактов (прогнозирования), а целью техники – выработка практических механизмов воздействия на объективные процессы, способов рационального управления ими, направленного на максимизацию их желательных для человека последствий и минимизацию нежелательных. Сама техника определялась обычно как продукт уникальной способности человека (не имеющей прямых аналогов в животном мире) приспосабливаться к природе, приспосабливая природу к себе, подчиняя её своим нуждам; преобразовывать элементы окружающей среды в собственных интересах.

Жёсткое идеально-типологическое различение сфер «научного» и «технического» знания (как знания, соответственно, «фундаментального» и «прикладного»), характерное для традиционного науковедения, отчасти преодолевается в конце 20 в. Предметом анализа все чаще становятся комбинированные формы и «альянсы» науки и техники, что находит отражение среди прочего во введении в оборот и активном употреблении термина «технонаука» (используемого для обозначения широкой области взаимодействия двух указанных сфер на современном этапе развития общества).

Параллельно на протяжении всего 20 столетия развивалась «критическая» линия в философии техники, представители которой концентрировали внимание на противоречивом характере технического развития, в частности, на его негативных, дегуманизирующих эффектах. Мотивы критики современного техницистского мышления и его конкретных воплощений и «объективаций» обнаруживаются в произведениях разных мыслителей, в том числе О. Шпенглера, Ф. Г. Юнгера, Н. А. Бердяева, Х. Ортеги-и-Гассета, К. Ясперса, М. Хайдеггера, представителей разных поколений франкфуртской школы (М. Хоркхаймера, Т. Адорно, Г. Маркузе, Ф. Поллока, Ю. Хабермаса), Л. Мамфорда, Ж. Фридмана, Ж. Эллюля и др.

Осмысление опыта индустриализации и двух мировых войн, рассмотрение общества модерна как «машинной цивилизации» вели многих теоретиков к пессимистическому диагнозу: техника, вопреки суждениям её «апологетов» не является просто нейтральным средством, результаты применения которого к жизни зависят от «внешних» по отношению к самой технике целей (этически оправданных или нет). Современная техника есть порождение особой культурной установки – технической или формально-инструментальной рациональности, низводящей весь мир (не только природу, но и человека) до уровня «простого материала», пассивных объектов авторитарного манипулирования. Таким образом, техника из средства эмансипации превращается в средство господства, принудительного управления и контроля, оправдываемых теми или иными квазирациональными аргументами. Цели и средства меняются местами: человек, уподобляемый вещи, становится «придатком машины», «живой деталью мертвого механизма», «винтиком в системе». Технические системы «автономизируются» в своем функционировании, диктуя собственную логику (эффективность, бесперебойность, стандартизация, специализация, анонимность, принципиальная заменимость частей и т. д.) людям, вовлеченным в технологические процессы и/или являющимся потребителями тех или иных технологических услуг. Огромную власть при этом приобретают социальные слои, идентифицирующие себя с работой технизированных систем управления и занимающие в них ключевые позиции (группы технических специалистов, эксперты, менеджеры) (см. Технократия, Бюрократия).

К проблематике философии техники частично примыкают исследования медиа, выявляющие специфику функционирования средств связи и сообщения, механической и электронной аппаратуры в «постгутенберговскую» эпоху, осмысляющие «человеческое измерение» современной технокоммуникационной и техноинформационной среды (Г. М. Маклюэн), а также концепции массовой культуры и массовых коммуникаций, описывающие и подвергающие критическому анализу формы и способы воздействия, в том числе технологически организованного, оказываемого на человека в массовом обществе «индустрией СМИ» и экранными искусствами (кинематограф, телевидение) (З. Кракауэр, В. Беньямин и др.).

Во 2-й половине 20 в. особую значимость приобрели дискуссии о социально-этических аспектах технологической деятельности как реакция части мирового научного сообщества на т. н. глобальные проблемы современности: стремительное развитие военной индустрии, в том числе создание и наращивание арсеналов ядерного оружия; негативные экономико-технологические последствия глобализации – опасность «техногенных» катастроф и перманентные «техногенные» риски, становящиеся частью повседневности (общество риска), ухудшение состояния окружающей среды, истощение природных ресурсов и т. п. (например, инициированная «докладами Римскому клубу» дискуссия о т. н. пределах роста, развернувшаяся в 1970–1980-х гг.).

Предельное ускорение темпов технического развития на рубеже 20–21 вв. по всему миру оказывается порой трудно сочетаемым с индивидуальными биографическими ритмами человеческих жизней. Миллионы людей не успевают адаптироваться к постоянно меняющимся условиям и форматам существования, опосредованным динамичным развитием окружающей их «техносреды». Скорости технических трансформаций, нескончаемый поток внедряемых в жизнь изобретений, лавинообразный рост информационных потоков оказываются несоразмерными со способностью людей менять свои привычки и обыкновения, вырабатывать новые навыки и умения, осваивать новые инструментальные знания, что приводит к психологическому стрессу и перегрузкам, подрыву чувства «онтологической безопасности» индивида. В подобной ситуации люди испытывают т. н. футурошок – шок от столкновения с будущим, врывающимся в жизнь и кардинально преобразующим структуры настоящего (термин А. Тофлера).

Постоянные модификации и «усовершенствования» информационных и технологических платформ, фактическая принудительность и навязанность технологических изменений, стимулируемых в локальном, региональном или транснациональном масштабах рыночной экономикой или государством, нередко оборачиваются для определенных категорий населения разнообразными проявлениями социальной дискриминации и неравенства (принципиальные различия технологических компетенций разных групп, в том числе поколенческих; феномен «цифрового неравенства», и т. п.).

В конце 20 – начале 21 вв. стал актуальным вопрос об оценке воздействия новых информационных технологий (компьютеризация, Интернет) на человеческое сознание и культуру в целом. На стыке предметных областей философии техники, эпистемологии, теории коммуникации, когнитивной науки и информатики формируется междисциплинарная повестка исследований искусственного интеллекта (философская оценка этого понятия представлена в работах Дж. Сёрла, Р. Пенроуза и др.).

Публичная полемика вокруг идей трансгуманизма и постгуманизма, содержащая в себе имплицитно критику антропоцентризма как аксиологической максимы западной цивилизации и авраамических религий, вместе с общественной и экспертной оценкой достижений в сферах робототехники, генной инженерии, биомедицинских (в том числе репродуктивных), нано- и информационных технологий выдвигают на передний план ряд оригинальных тем. Они инициируют философскую дискуссию о статусе (онтологическом, этическом, социокультурном и т. д.) «нечеловеков» (нечеловеческих акторов, или «актантов», «коагентивов»); о потенциальной «субъектности» элементов техносферы, искусственно персонифицируемых и вступающих в особого рода интеракции с людьми; наделяемых антропоморфными качествами продуктов технологического и компьютерного моделирования (в том числе симуляции и имитации); существ, имеющих смешанную (гибридную) антропотехническую природу; и т. п.

В последние десятилетия делаются попытки переосмысления вопроса о соотношении «естественного» и «искусственного» компонентов природного и социального мира, нередко констатируется неочевидность бывших некогда привычными линий различения «одушевленных» и «неодушевленных» объектов. «Жизнь из пробирки» и перспективы создания «кибернетических организмов», гуманоидные или андроидные («человекоподобные») роботы, компьютерные чат-боты, виртуальные ассистенты и голосовые помощники, постоянно модернизирующиеся и расширяющиеся арсеналы «умных» вещей и машин, используемых для решения повседневных задач и становящихся трудно заменимыми «спутниками и партнерами» для миллионов людей, и т. п. – все эти социотехнические феномены включаются в текущий контекст существования человека в начале 3-го тыс. и расширяют горизонты современных представлений о социальной «агентности» и социальном взаимодействии. Люди и технические артефакты образуют новые, сложные и порой небесконфликтные конфигурации отношений, требующие комплексного междисциплинарного изучения, в том числе в интеллектуальной оптике философии техники.