«Чистосердечная исповедь» императрицы Екатерины II: копия или подделка?
«Чистосердечная исповедь» императрицы Екатерины II: копия или подделка? В 1907 г. в российской исторической науке произошло важное событие: огласке было предано чрезмерно откровенное «письмо», которое, как утверждалось, «около 1774» императрица Екатерина II написала Г. А. Потёмкину (с 1787 – Г. А. Потёмкин-Таврический). Текст, озаглавленный его автором «Чистосердечная исповедь», одновременно поместили в последнем номерном томе собрания сочинений государыни, издававшихся Петербургской академией наук под редакцией А. Н. Пыпина (ум. 1904) при общем цензурном надзоре великого князя Константина Константиновича, и в отдельном издании мемуарных «Записок» императрицы, осуществлённом А. С. Сувориным при участии Я. Л. Барскова. В обеих публикациях в заголовке имелось уточнение, выделенное курсивом, – копия (см.: Екатерина II. Сочинения … Т. 12, 2 полутом. 1907. С. 697; Екатерина II. Записки … 1907. С. 713).
В «Чистосердечной исповеди» от имени государыни рассказывалось о её грустной женской судьбе. Перечень мужчин, с которыми Екатерина II якобы была близка к началу 1774 г., открывал С. В. Салтыков – «первый по неволе», затем следовали С. А. Понятовский («был любезен и любим»), Г. Г. Орлов («бы век остался, естьлиб сам не скучал») и А. С. Васильчиков (из рода Васильчиковых) [«из дешперации» (правильно десперация, от франц. désespoir), т. е. от отчаяния] [Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 4–4 об., 2 об., 3, 4 об.)]. Завершал же список сам адресат – «некто богатырь» – Г. А. Потёмкин, ещё не давший своего согласия на фавор, но уже потребовавший от Екатерины II раскаяния в прошлых связях («…изволишь видеть[,] что не пятнатцать, но третья доля из сих») согласно самой же «Чистосердечной исповеди» (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 3 об., 4). В конце «письма» высказывалась надежда на то, что богатырь после «сей исповеди» отпустит государыне её «грехи» (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 4).
Рассказ о смене возлюбленных Екатерины II сопровождался важными оговорками, сводившимися автором текста «Чистосердечной исповеди» к тезису: императрица «никакой склонности» к «распутству» и «легкомыслию» никогда не имела, а всему виной неудачное замужество – «съ молода» рядом с ней не было человека, достойного любви и верности (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 4 об.). Одновременно душевные страдания Екатерины II от отсутствия настоящей любви после разрыва с Г. Г. Орловым вплоть до приезда Г. А. Потёмкина с фронта русско-турецкой войны 1768–1774 гг. в Санкт-Петербург в феврале 1774 г. подчёркивались в тексте непосредственно – прямой линией:
…более грустила нежели сказать могу, и никогда более как тогда[,] когда другие люди бывают довольные…
Вместе с тем отсутствие в данном списке мужчин Екатерины II (вне зависимости от его соответствия действительности) законного супруга – великого князя Петра Фёдоровича (будущего императора Петра III) – фактически делало императора Павла I сыном С. В. Салтыкова, а характер текста из личного и интимного переводило в острополитический, разрывая какую бы то ни было кровную связь Павла I и его потомков с Романовыми.
Текст «Чистосердечной исповеди», признанный исследователями аутентичным, активно используется ими для характеристики Екатерины II и оценки отношений государыни как с Г. А. Потёмкиным, так и с С. В. Салтыковым и Петром Фёдоровичем. При этом у многих он вызывает самый живой отклик – от поэтических восклицаний и сочувствия Екатерине II до обвинений в неискренности и лжи. Советский писатель В. С. Пикуль для романа-хроники «Фаворит» (первая отдельная публикация – 1984) сочинил от имени Потёмкина «чрезвычайно грубое письмо» – высокомерный ответ на устное предложение Екатерины II стать её возлюбленным, якобы вызвавший, в свою очередь, появление «Чистосердечной исповеди».
Первыми исследователями, ознакомившимися с текстом «Чистосердечной исповеди», стали отставной ротмистр лейб-гвардии Кавалергардского полка С. А. Панчулидзев, А. Н. Пыпин и Н. К. Шильдер, в 1899 г. допущенные для научной работы в Собственных Его Императорского Величества библиотеках (Щеглов. 1917. С. 159). Небольшой отрывок «Чистосердечной исповеди», сопровождённый негативной оценкой, был издан в 1904 г. благодаря Панчулидзеву: «К этому времени относится письмо Императрицы к Потемкину, озаглавленное "Чистосердечная исповедь", в котором автор, желая оправдать свои предыдущие увлечения, далеко не искренен и не чистосердечен» (Сборник биографий кавалергардов. Т. 2. Санкт-Петербург, 1904. С. 102. Примеч. 3).
Британская исследовательница И. де Мадариага (1919–2014) одной из первых в новейшей историографии восхитилась «Чистосердечной исповедью», назвав её «волнующей историей» «сердечной жизни», полной «любви и смирения», в которой императрица «предстаёт не Мессалиной Севера, а женщиной, жаждущей любить и быть любимой» (Мадариага. 2002. С. 546; английское издание – 1982). В. С. Лопатин, попытавшийся точно датировать «Чистосердечную исповедь» и выстроивший вокруг неё хронологию зарождения отношений императрицы и Г. А. Потёмкина, рассматривал текст с точки зрения социально-политической истории Российской империи: «Никому и никогда не писала она подобных писем. Да никто бы и не посмел требовать от неё – императрицы – признаний в её минувших сердечных увлечениях. Потёмкин посмел. <…> Поразительное письмо. Императрица исповедуется в своих сердечных увлечениях. Перед кем? Перед простым русским дворянином. По какому праву он требует от неё признаний? По праву любви» (Лопатин. 1997. С. 484, 486). Историк-медиевист и литератор О. Г. Чайковская (1917–2012) считала «Чистосердечную исповедь» «неоценимым источником для понимания женской судьбы Екатерины» (Чайковская. 1998. С. 328). Н. И. Павленко увидел в тексте лицемерие: «Это послание… в действительности содержит более фальши, чем чистосердечных признаний» (Павленко. 1999. С. 354).
Историки, специально занимающиеся персоной Г. А. Потёмкина, придают «Чистосердечной исповеди» особое значение. Так, Е. А. Шляпникова оценила её как «беспрецедентное» для «отношений с фаворитами письмо» (Шляпникова. 1998. С. 79), а О. И. Елисеева сделала вывод о том, что Екатерина II с Потёмкиным «вела взвешенную игру» и «политический торг», предложив фавориту «сделку, чисто немецкую по сути, так как наградить его за труды» по участию в управлении Российской империей «намеревалась собой» (Елисеева. 2005. С. 129). Красочную зарисовку написания «Чистосердечной исповеди» создала Н. Ю. Болотина: «Никто не знает, с каким трудом ей далось сочинение этого самого откровенного послания… в котором она с беспощадной искренностью пишет о прошлом своей личной жизни. <…> Сколько раз Екатерина возвращалась к письму, перечёркивала фразы, замарывала слова: в её памяти всплывали прекрасные и трагические моменты прошлого, лица любимых мужчин, прежние чувства вспыхивали на мгновение и гасли. Наконец посвящённый в тайну придворный камердинер направлен к Потёмкину с посланием, и ей остается только ждать» (Болотина. 2006. С. 125–126). Историк искусства Н. Ю. Бахарева предположила, что Потёмкину «не давала покоя» «сама мысль о существовании других фаворитов», и «могущественная правительница» «откровенно рассказала» «гордому воину» «о прошлых увлечениях, надеждах и разочарованиях» (Бахарева. 2020. С. 9).
Лишь в 2000 г. в подлинности «Чистосердечной исповеди» усомнился историк права О. А. Омельченко, заподозривший в подделке Ф. В. Ростопчина (ум. 1826) – генерал-адъютанта Павла I (Омельченко. 2000. С. 187), однако его суждение осталось незамеченным коллегами.
Имеющийся в распоряжении исследователей текст «Чистосердечной исповеди» ныне хранится в Государственном архиве Российской Федерации в фонде «Коллекция документов рукописного отделения библиотеки Зимнего дворца»; в архивной описи он значится как: «Письмо императрицы Екатерины II к князю Потемкину под заглавием: "Чистосердечная исповедь". Копия». Это чистовой экземпляр (почти без помарок), отлично сохранивший внешний вид (со следами длительного хранения в сложенном виде). Текст написан на двух листах, вложенных друг в друга тетрадкой, на семи страницах; третьим листом является обложка. В правом нижнем углу обложки имеется ранее никогда не публиковавшаяся помета, призванная подготовить читателя к открытию тайны: «Списано с подлинника 5 Маїя 1828» (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 1). Пагинация – условная, позднейшая (цифры от 1 до 5 проставлены карандашом внизу страниц по центру): обложка помечена цифрой 1 (её оборот – пустой), первая страница с самим текстом и заголовком (он читается с ошибками в обоих словах – Чистосердечное исповедр) – 2. Сообщение М. А. Крючковой о том, что «название "чистосердечная исповедь" мы знаем лишь по легенде», а «постраничная нумерация начинается с цифры "3", следовательно, лист был утрачен (или изъят) после снятия копии» (Крючкова. 2009. С. 341, 342), реальности не соответствует (этот вывод сделан исследовательницей с опорой на публикацию «Чистосердечной исповеди» в 12-м томе собрания сочинений Екатерины II, где постраничная пагинация как раз начинается с цифры «3»).
Помета, заголовок и текст написаны одним лицом. Почерк аккуратный, с претензией на писарский, но неустойчивый, что говорит о попытке «копииста» скрыть свою личность. Нестабильность почерка особенно заметна на примере буквы д, написанной четырьмя разными способами, более того, в одном и том же слове другой на первой и четвёртой страницах данная буква имеет различное начертание (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 2, 3 об.).
История появления и бытования «Чистосердечной исповеди» чрезвычайно необычна и загадочна. Бывший 1-й секретарь российского посольства в Париже (1814–1819) коллежский советник в звании камер-юнкера П. С. Бутягин (ум. 1847), служивший в 1820-х – середине 1830-х гг. по внешнеполитическому ведомству без определённой должности, по его словам, приобрёл за границей по поручению императора Александра I некий «манускрипт» Екатерины II (Дополнение к статье о браке … 1911. С. 105). В 1829 г. из Санкт-Петербурга Бутягин переслал свою покупку в Варшаву главнокомандующему Польской армией цесаревичу Константину Павловичу. Дипломат мог искать известной протекции цесаревича в бракоразводном деле (шло в 1826–1832) со своей супругой Е. И. Бутягиной, урождённой Якомон (Экомон, Екомон), унаследовавшей от приёмного отца, адмирала российской службы принца Карла Генриха Нассау-Зигенского, значительное имущество, в том числе земельные владения в Подольской губернии и недвижимость в Царстве Польском (Горяинов. 1909. С. 23–25). В ответ на имя Бутягина было составлено благодарственное письмо Константина Павловича с уточняющими вопросами – «где именно за границею, от кого и каким образом приобрели» (Дополнение к статье о браке … 1911. С. 106).
Современное местонахождение обоих писем не установлено; их тексты известны по публикации П. И. Бартенева, осуществлённой в 1911 г. в журнале «Русский архив» по копиям покойного Н. К. Шильдера. Из текстов писем следует, что П. С. Бутягин посылал Константину Павловичу манускрипт (т. е. рукопись самой императрицы, а вовсе не копию), и цесаревич, хорошо знавший почерк бабушки, которая, когда он был ещё ребёнком, писала ему письма, принял именно манускрипт:
…поставляю поднести Вам манускрипт императрицы Екатерины II, под заглавием «чистосердечная исповедь», который, по особенному поручению блаженныя памяти Г<осударя> И<мператора> Александра Павловича, приобретен мною за границею.
…получил я манускрипт императрицы Екатерины II-ой, который Вы по особому поручению блаженныя памяти Г<осударя> И<мператора> Александра Павловича приобрели за границей…
Константин Павлович, в ответе почти дословно повторивший фразу П. С. Бутягина, в отношении рукописи бабушки не использовал наименование «Чистосердечная исповедь», что вынудило публикатора П. И. Бартенева даже сделать примечание:
Манускрипт носил заглавие: «Чистосердечная исповедь».
Такая серьёзная нестыковка между текстами свидетельствует о том, что письмо дипломата должны были дополнить словами «под заглавием "чистосердечная исповедь"», а подлинность его подтвердить дополнительно с помощью карандашной пометы [«манускрипт остался у Е. И. В. Цесаревича» (Дополнение к статье о браке … 1911. С. 105)].
Спустя 10 лет после смерти Константина Павловича письмо П. С. Бутягина (подлинное, но дополненное или правленая копия) и черновик ответа цесаревича с вопросами были вложены вместе с «Чистосердечной исповедью» в особый конверт. На нём 1(13) декабря 1841 г. Ф. А. Жилль, библиотекарь Собственных Его Императорского Величества библиотек и арсеналов (1840–1864), на французском языке сделал надпись о повелении императора Николая I хранить копию письма, написанного императрицей Екатериной II Потёмкину («la copie d'une lettre écrite de l'Impératrice Catherine II à Potemkine»), в секретном шкафу в Аничковом дворце (см.: Дополнение к статье о браке … 1911. С. 106; текст надписи на конверте известен по публикации П. И. Бартенева, выполненной по копии Н. К. Шильдера, в надписи, сделанной Жиллем, письма Бутягина и цесаревича не упоминались). В 1864 г., очевидно, этот конверт в рамках переноса вещей, книг и бумаг Николая I и императрицы Александры Фёдоровны из Аничкова дворца в Зимний дворец (Щеглов. 1917. С. 54, 64) оказался в Собственных Его Императорского Величества библиотеках.
В литературе фигурируют сведения о знакомстве с бумагами в 1898 г. Николая II, однако фиксировавший в своём дневнике важнейшие события жизни император ничего не написал о «Чистосердечной исповеди», хотя, например, отметил, как в сентябре – сентябре/октябре 1895 г. читал с императрицей Александрой Фёдоровной «интереснейшие» и «занимательные» мемуары графини В. Н. Головиной, урождённой княжны Голицыной, «времен Екатерины и Павла Петровича» (Николай II. Дневники императора Николая II, 1894–1918. Т. 1. Москва, 2011. С. 226, 227). После вскрытия конверта с «Чистосердечной исповедью» он был вновь запечатан и помещён в специальный пакет для продолжения хранения (Екатерина II. Сочинения … Т. 12, 2 полутом. 1907. Примечания. С. 795); согласно надписи на пакете, это произошло 24 сентября (6 октября) 1898 г. по распоряжению Николая II (император с конца августа / начала сентября до середины декабря 1898 находился в Крыму; см.: Николай II. Дневники … Т. 1. С. 427–448).
По версии П. И. Бартенева, «Чистосердечная исповедь», которую он, несмотря на уточнение в заголовке публикации, считал не копией, а подлинником, могла постоянно находиться у племянницы Г. А. Потёмкина графини А. В. Браницкой (поскольку та присутствовала при кончине дяди в 1791), но быть украдена в 1819 г., во время поездки графини во Францию (Дополнение к статье о браке … С. 105. Примеч. 2). Это умозрительное утверждение Бартенева противоречит тому факту, что ларец с письмами Екатерины II, постоянно находившийся при Потёмкине, после его смерти был опечатан племянником покойного (и двоюродным братом Браницкой) генерал-поручиком А. Н. Самойловым при свидетелях и в целости возвращён императрице, а также сообщению о сохранении в семье дочери Браницкой ещё в 3-й четверти 19 в. не менее ценного документа – некой записи о тайном браке Екатерины II и Потёмкина ([Бартенев]. 1906. С. 614). Из восьми сотен опубликованных в 19–20 вв. собственноручных писем и записок государыни, адресованных Потёмкину, неизвестно местонахождение менее 1 % автографов – лишь 4 полуофициальных и 2 личных посланий (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 17. С. 13; № 919. С. 338; № 943. С. 345; № 1005. С. 377; № 235. С. 59; № 522. С. 121). Потёмкин бережно относился к письмам и записочкам Екатерины II (по просьбе императрицы он уничтожил два её тайных послания о «комнатных обстоятельствах» 1789), несмотря на опасения кражи, с самого начала их любовных отношений:
Боюсь я – потеряешь ты письмы мои: у тебя их украдут из кармана и с книжкою. Подумают, что ассигнации, и положат в карман, как ладью костяную.
Сохранение письма с опасным для династии Романовых политическим содержанием как Г. А. Потёмкиным (в подлиннике на протяжении 17 лет), так и сыновьями Павла I (уже в копии, чья копийность подтверждена только надписью на обложке) не имело разумных причин и поэтому представляется совершенно неправдоподобным. Отсутствие на конверте, переданном Ф. А. Жиллю, собственноручной подписи Николая I, известного стремлением не сохранять, а, наоборот, уничтожать предосудительные семейные документы, ставит под сомнение не только намерение государя беречь «Чистосердечную исповедь», но и сам факт чтения этого сочинения. Наконец, предположения о написании Екатериной II подобного текста в ответ на гипотетические обвинения в безнравственности от потенциального фаворита, с одной стороны, и мысль о решимости подданного открыто заподозрить государыню в неподобающих поступках – с другой, не соответствуют ни настроениям и поведению императрицы и Потёмкина в начале 1774 г., ни здравому смыслу.
Содержание «Чистосердечной исповеди» раскрывает две цели создания этого текста – не только улучшить моральный облик императрицы (как часто полагают исследователи, в ответ на ревность Г. А. Потёмкина), но и добавить потомству государыни русской крови. Автора «Чистосердечной исповеди» настолько волновало количество фаворитов императрицы, что он даже сделал малозаметные пометки «4» и «5» над словами – дешперации и богатырь (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 3, 3 об.; во всех опубликованных вариантах текста эти цифры не указаны). При этом список мужчин Екатерины II совсем не отличается оригинальностью, полностью совпадая с «Секретными записками о России…» француза Ш. Ф. Ф. Массона де Бламона (Массон. 1918. С. 72–79). В этом сочинении об Императорском дворе, впервые изданном анонимно в Амстердаме (1-й том) и Париже (2-й том) в 1800 г., во время войны второй антифранцузской коалиции, куда входила Российская империя, с Францией во главе с консулом Наполеоном Бонапартом, прямо сказано, что С. В. Салтыков считается в России настоящим отцом Павла – «passe en Russie pour être le véritable père de Paul» (здесь и ниже перевод наш. – М. З.; см.: [Masson C. F. P.] Mémoires secrets sur la Russie, et particuliérement sur la fin du règne de Catherine II et le commencement de celui de Paul I. T. 1. Paris, 1800. S. 150).
«Чистосердечная исповедь» полна разнообразных мелких деталей, призванных создать впечатление документа мемуарного характера. Прежде всего к ним относится множество хронологических отсечек, включающих прямые или косвенные указания на годы: «По прошествии двух лет…»; «…от 1755 до 1761, но тригоднишная отлучка, то есть от 1758…»; «…в самой день его отъезда…»; «…и даже до нынешнего месяца…»; «…сии полтора года…» (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 2 об., 2 об.–3, 3, 3 об.). Однако фактическая ошибка в датировке содержится в первой же фразе (здесь и ниже курсив наш. – М. З.):
Марья Чоглокова[,] видя[,] что чрез девять лет обстоятельствa остались те же[,] каковы были до свадьбы…
Павел Петрович родился в 1754 г., через 9 лет и один месяц после свадьбы родителей. Помня об этом сроке, Екатерина II, по её признанию, сделанному в письме своей постоянной корреспондентке И. Д. Бьельке от 9(20) апреля 1774 г., не смела торопить сына и его супругу, великую княгиню Наталию Алексеевну, с решением вопроса о прибавлении в семействе:
…ni n'ai droit de l'être: je n'ai eu d'enfants qu'après neuf ans de mariage; il est vrai que les circonstances étaient différentes.
…не имею на это право: у меня появились дети после девяти лет брака; правда, и обстоятельства были другие.
В варианте своих мемуаров, начатом в 1771 г., государыня описалась, отнеся вступление в фактические супружеские отношения с Петром Фёдоровичем не к 1752 г., а к 1754 г. – моменту рождения Павла Петровича (ср.: Екатерина II. Записки … 1907. С. 72, 169; Екатерина II. Сочинения … Т. 12, 1 полутом. 1907. С. 165). По аналогии с мемуарами в «Чистосердечной исповеди» события лета 1752 г., когда императрица Елизавета Петровна узнала о формальном характере брака великокняжеской четы, также относятся к 1754 г. Это настолько нелепо, что в публикации «Чистосердечной исповеди», выполненной П. И. Бартеневым, 9 лет превратились в 9 месяцев, отсылающие нас к концу мая / началу июня 1746 г., когда двоюродная сестра Елизаветы Петровны М. С. Чоглокова была только назначена ею на должность обер-гофмейстерины великокняжеского двора и получила задание наладить совместную жизнь молодожёнов (Чистосердечная исповедь [по копии Н. К. Шильдера]. 1907. С. 107).
Есть в «Чистосердечной исповеди» и ремарки, привнесённые в текст для усиления эффекта правдоподобия повествования: на мирный конгресс с Османской империей 25 апреля (6 мая) 1772 г. граф Г. Г. Орлов уезжал действительно из Царского Села (ныне г. Пушкин в составе Санкт-Петербурга) («…отъезда на конгресъ из Села Царскаго…»), точен чин не самого значимого, хотя, конечно, и известного императрице военного деятеля И. И. Меллера (с 1789 – И. И. Меллер-Закомельский), с которым Г. А. Потёмкин лично едва ли был знаком в 1774 г., – «арт<иллерии> генер<ал->пору<чика> Миллера», верна информация о браке Меллера с безымянной вдовой художника Г. К. Гроота («…выбрали вдову Грот, которая ныне за…») (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 3, 2).
Текст «Чистосердечной исповеди» в целом неплохо коррелирует со словарём языка императрицы (например, письмецо, паки, приметить, всегдашний, статься может), но содержит и чуждые государыне слова (отлучка, доверка, приласканье, дешперация). Некоторые детали «Чистосердечной исповеди» вызывают недоумение, так, странно выглядят упоминания о Г. Г. Орлове и подруге государыни графине П. А. Брюс, урождённой графине Румянцевой, супруге графа Я. А. Брюса (из рода Брюсов): Кн. Гр. Гр. и Брюсша (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 425. Л. 3, 4). Его императрица сокращала до просто Князя (поскольку до 1776 он был единственным князем Священной Римской империи в Российской империи), или князя Орлова («кн: Ор:», «кня: Ор:», «княза Ор:»), а её именовала Прасковья Александровна («Пр: Ал:», «Прас: Ал:») или Параша и Паранья, поскольку Брюсша не персональное прозвище, а лишь один из женских вариантов фамилии Брюс [в камер-фурьерских журналах она писалась как Брюсова; в 1774 помимо П. А. Брюс была жива мачеха её мужа – ещё одна графиня Брюс, Наталия Фёдоровна, урождённая Колычева (ум. 1777/1778)].
Создатель «Чистосердечной исповеди», безусловно, должен был иметь доступ к личному архиву Екатерины II, т. е. входить в самое близкое окружение Императорской фамилии и непосредственно Николая I. Благодаря П. И. Бартеневу известно, что тайной личных отношений Екатерины II и Г. А. Потёмкина на протяжении многих лет особенно интересовался Д. Н. Блудов, разбиравший «секретные бумаги XVIII столетия» и «даже» бравший «на дом бумаги из Государственного Архива» ([Бартенев]. 1906. С. 613). Будучи с 1826 г. статс-секретарём Его Императорского Величества, Блудов, не опасаясь подозрений, мог передать Ф. А. Жиллю конверт и устно объявить волю императора. Сличение почерка Блудова и человека, «скопировавшего» «Чистосердечную исповедь», не противоречит предположению о причастности статс-секретаря к созданию и вбросу этой подделки под видом копии в архив Императорской фамилии (высокую степень схожести имеют прежде всего буквы м, л, б, к, й, ѣ).
Сопоставление текстов писем П. С. Бутягина и Константина Павловича позволяет заключить, что российскому дипломату удалось отыскать и передать цесаревичу настоящую рукопись государыни. Ею могли быть, например, автобиографические записки, написанные будущей императрицей в середине 1750-х гг. для некоего близкого друга (французский текст с купюрами: Екатерина II. Сочинения … Т. 12, 1 полутом. 1907. С. 441–468; перевод на русский язык: Екатерина II. Записки … 1907. С. 467–499). В 1758 г., в связи с началом дела канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, великая княгиня уничтожила все свои бумаги (Екатерина II. Сочинения … Т. 12, 1 полутом. С. 216; Екатерина II. Записки … 1907. С. 224), а значит, к моменту их сожжения у неё этой рукописи уже не было и впоследствии она вернулась в архив императорской семьи. Как отмечено А. Н. Пыпиным после вскрытия пакета с мемуарными «Записками» и другими бумагами Екатерины II в 1900 г., эта первая автобиография «грязнее других», на «конверте… в котором, по-видимому, находилась рукопись» была надпись: «Papier de l'Imp. Catherine» (с франц. – «Рукопись Имп<ератрицы> Екатерины»); эти записки доходят до 1754 г. и содержат ценные данные о браке будущей императрицы с Петром Фёдоровичем и обстоятельствах появления на свет Павла Петровича, однако в описи, составленной Д. Н. Блудовым во 2-й четверти 19 в. при разборе бумаг Екатерины II, они описаны ошибочно как оканчивающиеся 1748 г. (Екатерина II. Сочинения … Т. 12, 2 полутом. 1907. Примечания. С. 733).
Достоверные сведения о существовании до 2-й четверти 19 в. «Чистосердечной исповеди» в виде подлинника, т. е. в варианте, собственноручно написанном Екатериной II, отсутствуют. Соединение «Чистосердечной исповеди» с черновиком письма Константина Павловича и, скорее всего, со скорректированной копией письма П. С. Бутягина в одном конверте, хранившемся в императорском архиве, сделало более полувека спустя это сочинение в глазах историков уникальным документом из эпистолярного наследия Екатерины II и одним из главных доказательств рождения ею Павла I от С. В. Салтыкова.