Ропша 1752: одна из тайн российской императрицы Екатерины II. В мемуарных «Записках» императрица Екатерина II в 1790-х гг. рассказала, как в начале лета 1752 г. она была едва ли не заподозрена в неверности мужу, великому князю Петру Фёдоровичу (будущий император Пётр III), а её соблазнителем определили камергера великокняжеского двора С. В. Салтыкова (Екатерина II. Записки … 1907. С. 331–335).

Слухи об измене великой княгини подвигли императрицу Елизавету Петровну на императорской и великокняжеской охоте близ Петергофа (ныне город в составе Санкт-Петербурга) в разговоре со своей двоюродной сестрой, обер-гофмейстериной М. С. Чоглоковой, поднять вопрос о причине бездетности Екатерины Алексеевны, жившей в браке с Петром Фёдоровичем почти 7 лет:

Сергей Салтыков стал другом, поверенным и советчиком Чоглоковых… Отгадали, предположили тот интерес, какой он мог иметь; это дошло… до ушей императрицы. <…> Когда мы однажды приехали в Петергоф… императрица сказала Чоглоковой, что моя манера ездить верхом мешает мне иметь детей… Чоглокова ей ответила, что для того, чтобы иметь детей, тут нет вины, что дети не могут явиться без причины, и что хотя Их Императорския Высочества живут в браке с 1745 года, а между тем причины не было. Тогда Ея Императорское Величество стала бранить Чоглокову и сказала, что она взыщет с нея за то, что она не старается усовестить на этот счет заинтересованныя стороны; вообще она проявила сильный гнев и сказала, что ея муж колпак, который позволяет водить себя за нос соплякам.

Оставшуюся часть лета (кроме пары дней пребывания в Кронштадте, где торжественно открыли канал имени Петра I) и начало осени супруги провели в великокняжеской резиденции Ораниенбаум (ныне г. Ломоносов в составе Санкт-Петербурга). Там после их кронштадтской прогулки, что особо подчёркивала Екатерина II («Из Кронштадта каждый вернулся к себе. Императрица поехала в Петергоф, а мы в Ораниенбаум»), обер-гофмейстерина через А. И. Брессана, камердинера Петра Фёдоровича, устроила знакомство инфантильного великого князя с хорошенькой 20-летней вдовой А. К. Гроот (впоследствии в замужестве баронесса А. К. Меллер-Закомельская). Спустя некоторое время великой княгине удалось впервые забеременеть.

Сопоставление материала «Записок» Екатерины II с записями из камер-фурьерского журнала 1752 г., зафиксировавшими более сложные перемещения великокняжеской четы, чем утверждала государыня в своих воспоминаниях, а также с текстом сообщения французского резидента в Гамбурге М. де Шампо, в 1758 г. откровенно беседовавшего с С. В. Салтыковым, бывшим в то время российским чрезвычайным посланником в этом свободном имперском городе (издано В. А. Бильбасовым полностью в 1889 и вновь в 1900, в 1890 и 1895 с купюрой; ряд исследователей безосновательно считают его сознательной дезинформацией российской дипломатии, например: Иванов. 2007. С. 99), позволило понять, что же именно скрыла много лет спустя Екатерина II, и реконструировать события лета 1752 г.

В Петергофе впервые в 1752 г. великокняжеская чета пребывала с 14(25) июня по 23 июня (4 июля): на эти дни пришлась охота, внезапно прерванная из-за гнева и подозрений Елизаветы Петровны (Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 39–40). Вечером 23 июня (4 июля) великий князь с женой спешно уехали в столицу, при этом сама императрица задержалась в Петергофе до вечера 26 июня (7 июля), а по пути в Санкт-Петербург заехала к статс-даме М. А. Салтыковой, матери С. В. Салтыкова (Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 40–41). Из Санкт-Петербурга 2(13) июля Пётр Фёдорович и Екатерина Алексеевна отправились в Ораниенбаум, а затем 11(22) июля вновь в Петергоф [Елизавета Петровна приехала туда ещё 5(16) июля], где оставались до 19(30) июля, после чего вернулись в Ораниенбаум. Пробыв в своей резиденции чуть больше недели, 28 июля (8 августа) Пётр Фёдорович и Екатерина Алексеевна приплыли на яхте в Кронштадт на праздник (Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 43, 45, 47).

Знакомство Петра Фёдоровича с А. К. Гроот, организованное М. С. Чоглоковой, по-видимому, по предложению С. В. Салтыкова, должно было произойти до поездки в Кронштадт [не позднее 27 июля (7 августа)] и одновременно только после получения обер-гофмейстериной на этот рискованный шаг разрешения императрицы [очевидно, после 19(30) июля, когда состоялось возвращение великокняжеской четы из Петергофа в Ораниенбаум]; как отмечено в сообщении М. де Шампо, «il était dangereux d'agir, dans des choses d'une telle conséquence, sans des ordres particuliers de I'lmpératrice [с франц. – «было опасно действовать в делах, имеющих такие последствия, без особых приказов императрицы» (здесь и ниже перевод наш. – М. З.)]» (Envoyé par M. de Champeaux fils le 8 Septembre 1758. 1900. P. 538). Посредником между Чоглоковой и Гроот выступил А. И. Брессан – крестник графини П. Ю. Салтыковой, урождённой княжны Трубецкой, супруги генерал-аншефа графа П. С. Салтыкова, дальнего родственника С. В. Салтыкова, который был определён Елизаветой Петровной к Петру Фёдоровичу камердинером накануне, 29 июня (10 июля) 1752 г. (О пожаловании … 1914. С. 122). Сама Гроот, вероятно, была выбрана во многом потому, что была осведомлена об интимных подробностях супружеской жизни своей ораниенбаумской приятельницы Марии Патрикеевой и брата покойного мужа, живописца И. Ф. Гроота, принуждённого к разводу вследствие аналогичной проблемы с мужским здоровьем [материалы бракоразводного дела, длившегося с мая 1751 до января 1752, частично изданы историком А. И. Успенским (1873–1938); см.: Словарь художников в XVIII веке, писавших в императорских дворцах. Москва, 1913. С. 68–71].

Диагноз, установленный или подтверждённый после встречи Петра Фёдоровича с вдовой художника с опорой на сообщение М. де Шампо, может быть определён как фимоз:

…le Grand Duc, sans s'en douter, se trouvait incapable d'avoir des enfants par un obstacle auquel la circoncision remédie chez les peuples orientaux, mais qu'il crut sans remèdes.

…великий князь, сам того не подозревая, оказался неспособен иметь детей из-за проблемы, которая у восточных народов решается обрезанием, но которая, как он поверил, не лечится.

Великая княгиня, видевшая только внешнюю сторону происходивших событий и не понимавшая их сути, узнала подробности значительно позднее от С. В. Салтыкова, когда он осенью вернулся ко двору:

…Serge Soltikof revint de son exil volontaire et m'apprit à peu près de quoi il étoit question.

…Сергей Салтыков возвратился из своего добровольного изгнания и сообщил мне приблизительно, в чём было дело.

Елизавета Петровна о болезни великого князя должна была узнать не позднее вечера 30 июля (10 августа), предположительно через гофмаршала Императорского двора С. К. Нарышкина (из рода Нарышкиных) или его супругу М. П. Нарышкину, урождённую Балк, свояченицу (старшую сестру жены) С. В. Салтыкова, уже более месяца находившегося на грани опалы и крайне заинтересованного в возвращении к великокняжескому двору. Роль Нарышкиной в развитии событий представлена Салтыковым в сообщении М. де Шампо с известными художественными подробностями:

Toute la Cour était à un grand bal. l'lmpératrice, passant près M^me de Nariskin, belle-soeur de Soltikow, qui alors était grosse et qui causait avec M. de Soltikow, dit à cette dame qu'elle devrait communiquer un peu de sa vertu à la Grande Duchesse. Elle lui répondit que la chose ne serait peut-être pas si difficile, et que si elle voulait lui donner aussi bien qu'à M. de Soltikow la permission d'y travailler, elle osait I'assurer qu'on pourrait réussir. I'lmpératrice demanda des eclaircissements; madame de Nariskin I'instruisit de I'état du Grand Duс, et des moyens dont on pourrait y remédier, elle ajouta que M. de Soltikow avait toute sa conffance, et qu'il pouvait l'у determiner. Non-seulement I'lmpératrice y consentit, mais elle fit connâitre que ce serait lui rendre un grand service.

Весь двор собрался на большом балу. Императрица, проходя мимо в то время отличавшейся полнотой госпожи Нарышкиной, свояченицы Салтыкова, которая беседовала с мсье, сказала этой даме, что ей следовало бы передать великой княгине немного своей добродетели. Та ответила, что, возможно, дело не так трудно, и что если императрица захочет дать им с господином Салтыковым разрешение заняться этим, то она осмелилась бы заверить её, что они смогут добиться успеха. Императрица потребовала пояснений; госпожа Нарышкина проинформировала её о состоянии великого князя и о средствах, которыми это можно было бы исправить, она добавила, что Салтыков пользуется полным доверием великого князя и смог это установить. Императрица не только согласилась на это, но и дала знать, что Салтыков окажет ей большую услугу.

Великокняжеская чета уехала из Кронштадта 31 июля (11 августа), за день до окончания торжеств, но не в Ораниенбаум, куда она вернулась лишь 15(26) августа, а снова в Петергоф (Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 49, 52). Елизавета Петровна присоединилась к племянникам ранним утром 2(13) августа и отменила все приёмы: в тот день, как отметил камер-фурьер гоф-штаб-квартирмейстер М. И. Марков, «куртага не было», а в следующие два дня ничего примечательного в придворной жизни не происходило (записи отсутствуют; см.: Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 51). Вечером 5(16) августа Елизавета Петровна неожиданно уехала в Ропшу (ныне посёлок Ломоносовского района Ленинградской области), а «Их Императорския Высочества», как подчеркнул камер-фурьер, что нехарактерно для других его записей, «изволили остаться в Петергофе», хотя очевидно вскоре в Петергофе осталась только Екатерина Алексеевна (Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 51). В тихом имении, где редко бывала обычно проездом, Елизавета Петровна провела двое суток. Вероятнее всего, там в эти дни, возможно в ночь с 6(17) на 7(18) августа, в обстановке строгой секретности и прооперировали Петра Фёдоровича. Операцией руководил директор Медицинской канцелярии лейб-медик Г. Каау-Бургаве (1705–1753), как следует из рассказа Салтыкова, явно в деталях далёкого от реальности:

…il arrangea un souper des personnes que le Grand Due voyait avec le plus de plaisir, et, dans un moment de gaieté… En même temps entra M. Boerhave avec un chirurgien et, dans la minute, l'operation fut faite et réussit très bien.

…он устроил званый обед для людей, которых великий князь видел с большим удовольствием… В то же время вошёл мсье Бурхаве с хирургом, и в минуту операция была сделана и прошла очень хорошо.

Спустя почти 3 недели, 26 августа (6 сентября), великокняжеская чета направилась в Санкт-Петербург из Ораниенбаума очень необычным для себя маршрутом – через Петергоф (Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 53–54). Скорее всего, целью их заезда к тёте было сообщить ей о консумации (от лат. consummatio – совершение, завершение) брака; по существовавшей придворной традиции в середине 18 в. встречи новобрачных с императрицей обычно происходили вечером второго дня после венчания и свадьбы, игравшейся при Императорском дворе. Сама Елизавета Петровна отправилась в Санкт-Петербург вечером того же дня, куда прибыла уже за полночь, поскольку по пути заезжала к действительному камергеру барону К. Е. Сиверсу, с которым её связывали многолетние дружеские отношения (Журналы камер-фурьерские, 1752 года. С. 54).

В рассказе С. В. Салтыкова, записанном М. де Шампо, эпизод о приезде великокняжеской четы к императрице отсутствует, а сам факт уведомления государыни об установлении фактических брачных отношений сопровождён рядом красочных деталей:

Cependant on se trouva au temps ou le Grand Duс put habiter avec la Grande Duchesse. Comme il avait été piqué des discours tenus par I'lmpératrice, il voulut la satisfaire sur les particularités qu'elle avait desire savoir, et, le matin de la nuit où le mariage fut consommé, il envoya dans une cassette scellé de sa propre main à cette Princesse les preuves de la sagesse de la Grande Duchesse.

Между тем настало время, когда великий князь получил возможность жить с великой княгиней. Поскольку он был ужален словами императрицы, он захотел удовлетворить её в отношении тех признаков, которые она хотела знать, и утром, когда брак был совершён, он отправил в собственноручно запечатанной великой княгиней шкатулке подтверждение её добродетели.

Подводя итог своему повествованию, Екатерина II сообщила о разочаровании М. С. Чоглоковой, не получившей желаемой награды за свои труды (очевидно потому, что исполняла возложенные на неё обязанности), и фактически привязала окончание всей истории к дате своего возвращения с мужем в Санкт-Петербург, что подтверждает воссозданную хронологию событий:

Enfin à force de peines mad. Tschoglokof parvint à son but… …cependant elle dissoit, que l'Empire lui en devoit. Immedietement après nous rentrâmes en ville.

Наконец, с помощью многократных усилий госпожа Чоглокова достигла своего… …между тем она говорила, что Империя в долгу перед ней. Сразу же после этого мы вернулись в город.

Утверждая законность рождения своего сына Павла Петровича (будущего императора Павла I), Екатерина II решила дипломатично умолчать о проблемах с мужским здоровьем его отца и отчасти преувеличить ухаживания С. В. Салтыкова, подчеркнув тем самым свою стойкость перед обаянием камергера.