Русские старожилы
Ру́сские старожи́лы (сибиряки, старосёлы, досельные, местнорусские и т. п.), группы русского населения Русского Севера, Сибири и Дальнего Востока, потомки русских поселенцев.
Старейшая группа старожилов – поморы – образовалась самое позднее в 14 в. в результате переселения на север выходцев из Новгородской республики и Псковской республики и смешения их с местным финно-угорским населением. Заселяют побережье Белого и Баренцева моря, живут по берегам северных рек, в нижнем течении Мезени, Печоры, Онеги и Северной Двины. Согласно переписи 2002 г., поморами назвали себя 6571 человек; согласно переписи 2010 г. – 3113 человек.
Отчасти у поморов сохранился особый диалект русского языка, для которого характерны оканье, обилие слов, унаследованных от новгородско-псковского диалекта, а также заимствований из финно-угорских языков, некоторые особенности грамматики.
Современные поморские активисты добиваются признания особой поморской этничности и включения группы в список коренных малочисленных народов России.
С конца 16 в. началось движение русских в Сибирь; это были казаки, промышленники, позднее крестьяне, главным образом с Русского Севера. Переселенцы смешивались с местным населением, перенимали их занятия, религиозные представления, локальную охотничью и рыболовную терминологию, элементы материальной культуры (прежде всего одежду и пищу), в то же время сохраняя в той или иной степени русский язык и многие элементы русской культуры, в частности элементы православия. В сословном отношении старожилов причисляли к крестьянству, мещанству (например, из городов Мангазея и Среднеколымск) или казачеству. Основные группы старожилов Южной Сибири и Северного Казахстана – каменщики на реке Бухтарма (потомки кержаков – старообрядцев, бежавших на восток после разгрома в 1720 Керженских скитов), «поляки» на реке Уба (потомки старообрядцев, выселенных в конце 18 в. из Белоруссии), гураны (потомки главным образом казаков, смешавшихся с бурятами, эвенками, монголами и др.) и семейские Забайкалья.
Старожилы Якутии и прилегающих территорий отчётливо делятся на две группы: южную и северную. В южных улусах, в поселениях амгинских, сунтарских и олекминских крестьян, т. е. в районах, прилегавших к Иркутско-Якутскому почтовому тракту, происходил интенсивный ассимиляционный процесс «объякучивания» русского населения. Уже во 2-й половине 19 в. местные русские стали считать себя якутами. Исключение составляют русские старожилы Приленья: они осознают себя русскими несмотря на то, что многие перешли на якутский язык. Также на якутский язык перешли и группы затундренских крестьян, проживающих по берегам рек Дудинка и Хатанга на Таймыре.
Якуты, русские старожилы Сибири, тунгусы. Групповой портрет купцов и промышленников в селе Казачьем. Якутия (Саха). Конец 19 в. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН.На севере Якутии, в низовьях Лены, Оленька, Яны, Индигирки и Колымы (походчане, русскоустьинцы), а также на Чукотке (марковцы) и на Камчатке (камчадалы) сложилась другая ситуация: здесь у некоторых групп русских старожилов сформировалось комплексное промысловое хозяйство, основными составляющими которого стали рыболовство, песцовый промысел, добыча нерпы, охота на диких северных оленей и других лесных животных и птиц. Они в значительной степени сохранили этническую самобытность и до недавнего времени сохраняли особые варианты русского языка. Другие группы – усть-оленёкские крестьяне, верхоянские мещане – полностью ассимилированы местными группами: якутами, эвенами и эвенками. Старожилы Якутии, сохранившие русскую идентичность, одновременно отчётливо противопоставляют себя более поздним (20 в.) русским мигрантам, называя их «новосёлы», «тамошние», «российские», «расейские» и т. п.
Современные верования старожилов представляют собой смесь православия с местными нехристианскими культами, прежде всего шаманизмом. Смешение различных верований и обрядов, которое отмечали ещё авторы 19 в. (А. П. Сильницкий, Н. Л. Гондатти), достигает иногда такой степени, что трудно говорить о какой-либо корреляции религиозных представлений и этнической принадлежности. Жители старожильческих посёлков, независимо от их национальности, могут утверждать, что тот или иной обряд является их исконным, и при этом либо признавать, либо отрицать, что соседние народы также соблюдают эти обряды. Многие старожилы утверждают, что они православные, что эту веру они сохранили от предков вопреки «дикому» окружению и несмотря на прямое давление со стороны советских властей в 20 в. При этом все авторы, писавшие о старожилах (В. Г. Богораз, А. Л. Биркенгоф) отмечали, что в случаях болезни, эпидемии, голода они охотно обращались за помощью к якутским, эвенским, чукотским шаманам, жившим по соседству. Тем не менее православная вера остаётся для старожилов значимым символическим маркером, хотя и не всегда представляет собой реализуемую культурную практику.
В русском языке старожилов часто наблюдается заметное влияние языков окружающего коренного населения, прежде всего якутского. Примером может служить марковский говор, ср.: «акка» ‘старшая сестра’ – эвен. «акан» ‘старший брат’, юкагир. «экэа» ‘старшая сестра’, эвен. «экэн» ‘старшая сестра’; «бурдук» ‘похлёбка-затирушка’ – якут. «бурдук» ‘мука’; «истык» ‘икра в плёнке’ – якут. «истээх» ‘непотрошёная рыба’; «калипляки» ‘нарядные женские сапожки’ – чукот. «кэлилин плек‘ыт» ‘вышитая обувь’; «урун» ‘топчан’ – якут. «орон» (общее название спальных мест); «чеканить» ‘мочиться’ – эвен. чикамна ‘мочиться’ и др.
Старожилами также называют аналогичные переселенческие группы русских Закавказья (молокане, духоборы), Прибалтики (староверы, стригольники, «жидовствующие») и др.