Ма́рковцы (марковчане, анадырщики), группа русских старожилов на Дальнем Востоке России. Проживают в селе Марково в Анадырском районе Чукотского автономного округа. Село расположено на правом берегу реки Анадырь, примерно в 450 км к западу от столицы округа г. Анадырь. Оно стоит примерно на том месте, где в 1648–1649 гг. зимовали казаки во главе с С. И. Дежнёвым.

Никаких сведений о селе Марково в первые сто лет после похода С. И. Дежнёва нет. После ухода русских с Анадыря в начале 1770-х гг. в результате войн с чукчами и закрытия Анадырского острога население окрестностей этой реки перешло в район села Гижига и на северную Камчатку. Повторное заселение района началось в 1840-х гг., когда сюда переселились русские мещане (в основном это были жители дальневосточных городов, например, Среднеколымска или Гижигинска) и крестьяне вместе с юкагирами, чуванцами и ламутами, привлечённые промысловыми угодьями, значительно более богатыми по сравнению не только с районом села Гижиги, но и с Колымой. Поселения были поначалу сезонные; затем здесь открылась фактория купцов Барановых, и постепенно поселение стало постоянным. Формально село Марково было основано в конце 1840-х гг.; в нём и вокруг него стали селиться переселенцы из южных районов Гижигинской округи и с Колымы. В конце 19 в. в районе Марково было пять более крупных и около десятка мелких поселений (т. н. Марковский куст, в который входили Еропол, Чуванское, Ламутское, Оселкино, Солдатово и др.). Первыми жителями Марково и окрестных посёлков были русские, чуванцы, юкагиры, ламуты; впоследствии эти группы перемешались, их потомки образовали современное население села. В 1862 г. в Марково была построена первая православная церковь во имя святителя Николая Чудотворца, утраченная в начале 20 в., в 2013 г. было открыто новое здание.

В конце 1890-х гг. население села Марково и окружающих поселений насчитывало 516 человек, из них называли себя чуванцами 262 человека, русскими – 122 человека, эвенами – 44 человека. После вхождения Анадырского уезда в состав Камчатской области (1909) марковцев стали называть камчадалами, после присоединения села к Чукотскому автономному округу (1930) – чуванцами. В 1998 г. 66 % марковцев были записаны чуванцами, 12 % – ламутами, 11 % – чукчами. Население села (в советский период ему был присвоен статус рабочего посёлка и в 1998 отменён) достигло максимума к 1989 г. (2 130 человек), но затем стало постепенно уменьшаться: в 2010 г. – 809 человек, в 2021 г. – 592 человека. Более 80 % жителей – марковчане и чуванцы, которые родились здесь и живут здесь постоянно. Село Марково формально делится на две части: посёлок и Порт (не только в сознании жителей, но и географически: район Порт возник приблизительно в начале 1940-х гг. вокруг аэродрома, построенного для перегона самолётов, поступавших по ленд-лизу из США. В начале 1970‑х гг. район расширился, т. к. именно здесь селилась основная масса приезжих). Среди марковцев выделяется довольно высокий (и нетипичный для Чукотки) процент семей, в которых приезжая женщина вышла замуж за местного мужчину. Рабочие места в селе сосредоточены преимущественно в местной администрации, ЖКХ, школе, детском саду, музее. Основные занятия населения – рыболовство и сельское хозяйство. Рыба представляет собой основу рациона; репу, картошку, капусту, свёклу, морковь и другие овощи выращивают в открытом грунте, в теплицах выращивают огурцы, помидоры, цветы.

Идиом марковцев – одна из наиболее характерных черт группы. В прошлом (примерно до 1960-х гг.) он представлял собой специфический говор, в котором сохранились лексические и фонетические черты севернорусских говоров (олонецкого, архангельского, новгородского, псковского) и многочисленные заимствования из языков народов северо-востока Сибири (якутского, эвенского, чукотского). Наиболее характерные для марковского говора лексические единицы севернорусского происхождения – слова «баить» 'говорить, разговаривать’, «гуришь» – говоришь, «девья» – да, верно, правда, хорошо, «залехтилась» – запыхалась, «ёглыски» (ласкательное слово), «охриянка» – грязнуля, «мольча» (междометие), «олюска» (ласковое обращение, как к ребёнку, так и к взрослому), «седра» – гордая, воображуля и т. п. Наиболее частые заимствования – «акка» – старшая сестра (юкагир. экэа – старшая сестра; эвен. экэн – старшая сестра), арге – грязно (бурят. аргhал; монг. аргал – сухой навоз, кизяк), истык – икра в плёнке (якут. истээх – непотрошёная рыба), калипляки – женские сапожки из ровдуги (чукот. кэлилин плек‘ыт – вышитая обувь), чеканить – мочиться (эвенк. чикамна – мочиться) и др.

В настоящее время марковцы говорят на литературном русском языке, говор практически не используется, употребление пожилыми жителями села некоторого количества марковских слов и специфической интонации сохраняет функцию подчёркивания своей принадлежности к марковчанам.

Важным культурным маркером, поддерживающим марковскую этничность, является знание старинных песен. Народные песни исполняет ансамбль «Марковские вечорки», существующий с середины 20 в. Эти песни жители считают старинными, казачьими, однако есть мнение, что они являются плодом более поздней стилизации. Помимо этого, сохраняются традиционная кухня (главным образом на основе рыбы), меховая одежда, обычаи ряжения и пения «Виноградья» на Святки и т. п.

Религиозные представления марковцев сочетают элементы христианской и анимистической традиций: они считают себя православными, однако в свадебном и похоронном обрядах, в обычае «кормить огонь» или «кормить реку» чётко прослеживаются местные (юкагирские, эвенские, чукотские) мотивы.

Сами марковцы уверенно называют себя потомками дежнёвских казаков, смешавшихся с местным населением – чуванцами или, реже, камчадалами; историческими источниками это не подтверждается.

Важным элементом самосознания марковцев, как и других русских старожилов прилегающих районов Якутии, на протяжении всего 20 в. и по настоящее время является, с одной стороны, противопоставление себя новым приезжим как сохранивших старую русскую традицию (т. е. противопоставление по линии «традиционность – новизна»; этому способствует возведение себя к казакам, дежнёвцам, первопроходцам), а с другой – противопоставление себя и своих предков окружающим коренным народам по линии «цивилизованность – дикость» (этому способствует представление о себе как о сохранивших более высокую, чем у окружающих, культуру). Такое сочетание в самосознании группы представлений о себе как о традиционной, но при этом высококультурной группе – явление достаточно редкое.