Фёдор Борисович (русский царь)
Фёдор Бори́сович [Фёдор (Феодор) Борисович Годунов, Феодор Борисович; в крещении Феодот] [по уточнённым данным, скорее всего, 7(17).6.1589, Москва – июнь 1605, Москва], русский царевич (февраль/март 1598 – апрель 1605) и царь (весна – июнь 1605). Из рода Годуновых. Сын боярина, с 1598 г. царя Бориса Фёдоровича Годунова. Брат Ксении Борисовны. Племянник царицы Ирины Фёдоровны и её супруга царя Фёдора Ивановича. Внук Г. Л. Скуратова-Бельского. Внучатый племянник боярина Д. И. Годунова.
Биография
Вопрос о дате рождения
Назван в честь великомученика Феодора Стратилата, являвшегося одновременно небесным покровителем его деда (Ф. И. Годунова) и дяди (царя Фёдора Ивановича). Вместе с тем в крещении получил имя Феодот в честь мученика Феодота Анкирского, в день памяти которого, очевидно, и родился. Сопоставление дней памяти указанных двух святых, неразрывно связанных с личностью Фёдора Борисовича (эти дни сближаются только в июне: церковные праздники приходятся на 8-е и 7-е числа этого месяца ст. ст. соответственно), позволяет с очень высокой долей вероятности определить день появления на свет будущего царя как 7(17) июня, что убедительно обосновано А. Ф. Литвиной и Ф. Б. Успенским в 2020 г. (Литвина. Борис Годунов и его семья … 2020. С. 106–109).
Год рождения Фёдора Борисовича устанавливается на основании сведений о его возрасте (11 и 15 лет), фигурирующих в независимых друг от друга источниках: посольском наказе Б. Б. Воейкову от 14(24) августа 1600 г., а также в мемуарных записках архиепископа Суздальского Арсения Элассонского, где приведено число полных лет Фёдора Борисовича на момент воцарения весной 1605 г. (Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 38. Санкт-Петербург, 1883. С. 373; Дмитриевский. 1899. С. 98).
В хронографе 1616/1617 г. указан возраст Фёдора Борисовича при вступлении на престол как «сущу лѣтъ 16» (Из Хронографа … 2006. С. 534–535): сама по себе форма фразы не даёт возможности точно утверждать, было ли царю полных 16 лет или несколько менее, однако формально это указание вступает в некоторое противоречие с вышеприведёнными данными.
Дату 7(17) июня 1589 г. также косвенно подтверждает послание возвращавшегося в это время из Москвы патриарха Константинопольского Иеремии II, который не мог не знать о том, что боярин Б. Ф. Годунов скоро станет отцом: в грамоте Борису Фёдоровичу, написанной после 4(14) июня 1589 г. [в тексте сказано, что патриарх был в Смоленске «июня в 4 день в середу» (в документе отсутствует год, но 4 июня пришлось на среду в 1589), а затем упоминается о его проезде через Оршу], говорится не только о детях боярина («возлюбленные твои чады»), но и о надежде появления у Фёдора Ивановича наследника («даровал бы ему Господь чрева плод наследию царствия его»; Ирина Фёдоровна в данном контексте не упомянута, поэтому нельзя исключать, что этот тезис явился своеобразным пожеланием, чтобы наследником дяди стал его возможный новорождённый племянник) (Древняя российская вивлиофика. Ч. 12. Москва, 1789. С. 341, 342; ср.: Литвина. Подлинные и мнимые ... 2020. С. 216. Примеч. 51).
Детские годы
Впервые во введённых в научный оборот документах упомянут весной 1592 г. – в грамотах Б. Ф. Годунова патриархам Константинопольскому Иеремии II и Иерусалимскому Софронию IV в связи с отправлением им в подарок от сына серебряных позолоченных кубков с крышками (Древняя российская вивлиофика. Ч. 12. С. 407, 413).
По-видимому, с детства готовился отцом к занятию русского престола. Воспитывался под руководством четвероюродного дяди стольника (с 1598 окольничего) М. М. Годунова и дворянина выборного И. И. Чемоданова. Согласно отзывам современников (например, князя И. А. Хворостинина и автора хронографа 1616/1617), был начитан и хорошо образован:
…книжным почитанием искусен быв.
…бѣ бо зело изъученъ премудрости и всякаго философскаго естествословиа наказан…
Не позднее 1597 г. постепенно начал включаться в политическую жизнь страны: 27 мая (6 июня) встречал и провожал посла Священной Римской империи бургграфа Авраама II фон Дона, которому Б. Ф. Годунов дал аудиенцию в Московском Кремле – в своём доме близ колокольни Ивана Великого (впоследствии известен как старый царёв Борисов двор; на его месте ныне разбит Малый Кремлёвский сквер). Тогда же получил подарки от императора Священной Римской империи Рудольфа II Габсбурга (среди них – 4 попугая и 2 обезьяны) и самого посла [дорогое холодное (позолоченная булатная сабля) и огнестрельное оружие, двое часов-курантов; ответный дар от имени Фёдора Борисовича включал меха, живых кречета и двух соболей] (Памятники дипломатических сношений с Римской империей. Т. 2. Санкт-Петербург, 1852. Стб. 510–511, 517–519, 621).
Царевич
В определении Земского собора и в Утвержденной грамоте 1598 г. об избрании Бориса Фёдоровича на царство [выборы состоялись 17(27) февраля, наречение – 21 февраля (3 марта)] фактически объявлен наследником своего отца, царевичу также приносилась присяга на верность [Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук (ААЭ). Т. 2. Санкт-Петербург, 1836. № 6. С. 15; № 7. С. 27, 36, 38–40]. Носил титулы «царевича князя… всеа Русии», «государя царевича… всеа Русии», «(благоверного) великого государя царевича князя… всеа Русии».
С первых месяцев царствования Бориса Фёдоровича привлекался им как к государственным делам, так и к участию в придворных и дипломатических церемониях, совершал вместе с царём паломнические поездки. Многие царские указы и грамоты (в том числе предназначенные иностранным монархам) писались и от имени Фёдора Борисовича; один из первых подобных документов – жалованная грамота торговому человеку Ивану Соскову на звание гостя от 15(25) сентября 1598 г. (Дополнения к Актам историческим ... Т. 1. Санкт-Петербург, 1846. № 147. С. 250).
В мае – июле 1598 г., во время похода Бориса Фёдоровича в Серпухов, совершённого в условиях угрозы набега крымского хана Гази-Гирея II на Русское государство, царевич был оставлен отцом в Москве во главе правительства (Разрядная книга 1598–1602 годов. С. 372. Л. 971 об.–972; С. 375. Л. 976–976 об.). В память об этом событии в серпуховском Владычном в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы монастыре сооружена одноглавая надвратная церковь во имя Феодота Анкирского с тремя ярусами кокошников (антиминс выдан патриархом Московским и всея Руси Иовом в 1599).
На церемонии венчания на царство Бориса Фёдоровича 3(13) сентября 1598 г. царевич трижды осыпал отца золотыми монетами (Разрядная книга 1598–1602 годов. 2003. С. 376–377. Л. 964 об.).
Известно послание царевичу австрийского эрцгерцога Максимилиана от 29 декабря 1599 г. (Памятники дипломатических сношений с Римской империей. Т. 2. Стб. 655–656). Некоторые грамоты иностранных правителей адресовались царю и одновременно его сыну [например, ответное послание великого герцога Тосканского Фернандо I (из рода Медичи) от 12 мая 1603 (Карданова. 2021. С. 80)]. Самостоятельно царевич принимал в Москве канцлера Великого княжества Литовского Л. И. Сапегу [23 ноября (3 декабря) 1600], дипломатических представителей Швеции [15(25) и 18(28) февраля 1601] и Англии [8(18) марта 1601] (Разрядная книга 1598–1602 годов. 2003. С. 397. Л. 1008 об.; С. 398. Л. 1009 об.–1010 об.; С. 399. Л. 1011 об.–1012). В день ратификации [1(11) марта 1601] Борисом Фёдоровичем договора о перемирии Русского государства с Речью Посполитой на 20 лет, заключённого, по версии русской стороны, при участии Фёдора Борисовича – по его «челобитью» и «печалованью» (т. е. ходатайству), царевич (без отца) дал обед в честь польско-литовских дипломатов в Грановитой палате (Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 137. Москва, 1912. С. 57–58, 80, 97, 111, 120; Разрядная книга 1598–1602 годов. 2003. С. 398–399. Л. 1010 об.–1011).
На царском престоле
После кончины Бориса Фёдоровича [13(23).4.1605], перед смертью благословившего сына на царство, Фёдор Борисович стал новым русским царём: это событие произошло при поддержке патриарха Иова и по благословлению царицы Марии Григорьевны между 19(29) апреля и 29 апреля (9 мая) на Земском соборе (вероятно, неполного состава), представлявшем, по официальной версии, всё Русское государство, кроме Чернигова и Путивля [ср.: ААЭ. Т. 2. № 31–32. С. 86–88; Разрядные записи за Смутное время. 1907. С. 199. Л. 996 об.; Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел (СГГиД). Ч. 2. Москва, 1819. № 84. С. 189]. Рассылка грамот городовым воеводам от имени Фёдора Борисовича и патриарха Иова с сообщением о необходимости привести население к присяге новому государю (с приложением крестоцеловальной записи) началась не позднее 1(11) мая (СГГиД. Ч. 2. № 83. С. 187–188; № 84. С. 189–190; № 85. С. 191–194), но венчаться на царство юный государь не успел.
Для раздачи милостыни (по сообщению И. Массы, было роздано до 70 тыс. руб.) в память о покойном Борисе Фёдоровиче (Масса. 1937. С. 98; Дмитриевский. 1899. С. 98) и выплаты жалованья служилым людям Фёдор Борисович, очевидно, продолжил чеканить монету с именем отца. Отнесение чеканки серебряных копеек с именем «ΘЕДОРЪ» (без отчества) на реверсе ко времени царствования Фёдора Борисовича остаётся предметом научной дискуссии, однако наиболее вероятно, что часть этих монет отчеканена в первые месяцы правления Бориса Фёдоровича, а часть в 1605 г. – после свержения Фёдора Борисовича, но до венчания на царство самозванца Лжедмитрия I.
Вступив на русский престол в сложных условиях Смутного времени, Фёдор Борисович, по-видимому, оказался под влиянием своего троюродного дяди боярина С. Н. Годунова. Вернул в Москву из опалы боярина князя И. М. Воротынского и окольничего Б. Я. Бельского. Для приведения полков к присяге себе как «царю и великому князю» (т. е. самодержавному государю) направил под крепость Кромы (ныне рабочий посёлок Кромского района Орловской области), где стояло русское войско, действовавшее против отрядов Лжедмитрия I, митрополита Новгородского Исидора. Одновременно отозвал [царский указ от 1(11) мая] из-под Кром в Москву 1-го и 2-го воевод большого полка бояр князей Ф. И. Мстиславского и В. И. Шуйского (возможно, воспринимались как соперники молодого государя), заменив их верными Годуновым боярами князем М. П. Катыревым-Ростовским и П. Ф. Басмановым (из рода Басмановых), а также 1-го воеводу полка правой руки боярина князя Д. И. Шуйского (из рода Шуйских). По-видимому, санкционировал и другие перестановки в командовании войском, что спровоцировало недовольство Басманова и местнические споры (Разрядные записи за Смутное время. 1907. С. 200. Л. 996 об.–997 об.). Несмотря на принесённую присягу, 7(17) мая в лагере против Фёдора Борисовича был поднят мятеж во главе с Басмановым и единокровными братьями боярами князьями В. В. Голицыным и И. В. Голицыным, а значительная часть войска (в частности, дворяне и дети боярские Переяславль-Рязанского уезда и Северской земли) перешла на сторону Лжедмитрия I (Разрядные записи за Смутное время. 1907. С. 200–201. Л. 997 об.–998), что позволило самозванцу продолжить движение к Москве.
Свержение с престола и смерть
Фёдор Борисович был свергнут с русского престола 1(11) июня 1605 г., в ходе выступления, начавшегося в Москве после оглашения на Лобном месте направленными в столицу Лжедмитрием I дворянами выборными Г. Г. Пушкиным (из рода Пушкиных) и Н. М. Плещеевым (из рода Плещеевых) грамоты самозванца (Разрядные записи за Смутное время. 1907. С. 5. Л. 548–548 об.; С. 201. Л. 998–998 об.; Масса. 1937. С. 106–108): в ней царь, в соответствии с легендой Лжедмитрия I – якобы законного наследника русского престола, был назван «изменником нашим», т. е. «царевича» Дмитрия Ивановича, и обвинён в разорении «отчины» самозванца («многих городов и уездов») и гибели населения в результате вооружённой борьбы центральной власти с ним (ААЭ. Т. 2. № 34. С. 90). В тот же день с матерью и сестрой Ксенией Борисовной арестован и заключён в дом, где семья Годуновых жила до 1598 г.
По приказу Лжедмитрия I убит (очевидно, задушен) вместе с матерью. Скорее всего, убийство организовано князьями В. В. Голицыным и В. М. Мосальским Рубцом, а также думным дьяком Б. И. Сутуповым (Разрядные записи за Смутное время. 1907. С. 6. Л. 548 об.–549; С. 30. Л. 279 об.; С. 73. Л. 294–294 об.; Новый летописец. 1910. С. 66), осуществлено стрельцами под контролем выборного дворянина А. В. Шерефединова и, возможно, стольника М. А. Молчанова (Новый летописец. 1910. С. 66; Масса. 1937. С. 110). По свидетельству князя И. А. Хворостинина и П. Петрея де Ерлезунды, удавлен верёвками [Русская историческая библиотека. Т. 13. Стб. 534–535; Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете (ЧОИДР). 1866. Кн. 2, отд. 4. С. 205]; по сообщению И. Массы, задушен подушками (Масса. 1937. С. 110). По версии, упомянутой в Утвержденной грамоте 1613 г., предан «злой смерти удавлению» (Утверженная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова. Москва, 1906. С. 31).
По-видимому, оказал убийцам серьёзное сопротивление, чем вынудил их применить против себя ряд жёстких болевых приёмов:
Единъ же отъ убийцъ тѣхъ вземъ древо велие и удари царя Феодора по раменамъ (т. е. плечам. – М. З.) и вземъ за тайныя его уды (т. е. гениталии – М. З.) и стиснувъ ихъ.
Согласно русским и иностранным свидетельствам, официально было объявлено, что бывший царь от страха принял яд [эта версия принята за достоверную, например, поляком из свиты М. Мнишек – автором т. н. Дневника (Дневник Марины Мнишек. Санкт-Петербург, 1995. С. 30)].
Вопрос о дате убийства
Дата убийства Фёдора Борисовича, распространённая в литературе, – 10(20) июня – взята из сочинения Ж. Маржерета «Состояние Российской империи и Великого герцогства московского» (1607), где приведена по н. ст. (Состояние Российской империи. Москва, 2007. С. 166), неоднократно воспроизводилась другими иностранцами, писавшими в 1610-х гг. о Смутном времени, по ст. ст.: М. Бером в «Летописи московской, с 1584 года по 1612» (Сказания современников о Димитрии Самозванце. Ч. 1. Санкт-Петербург, 1859. С. 46), К. Буссовым в «Московской хронике. 1584–1613» (Москва ; Ленинград, 1961. С. 107), П. Петреем в «Истории о великом княжестве Московском…» (ЧОИДР. 1866. Кн. 2, отд. 4. С. 205).
Однако этой версии противоречат русские источники: так, согласно разрядной записи, убийство произошло 8(18) июня (Разрядные записи за Смутное время. 1907. С. 226. Л. 281), в Латухинской Степенной книге 1676 г., содержащей сведения из источников 1-й трети 17 в., указано 18(28) июня (Латухинская Степенная книга. 2012. С. 616. Л. 960), а в мемуарных записках архиепископа Арсения Элассонского это событие отнесено даже к 6(16) июня – через 5 дней после восстания в Москве (Дмитриевский. 1899. С. 99).
Дату позднее 10(20) июня косвенно подтверждают тексты присяг Лжедмитрию I, рассылавшиеся из Москвы с грамотами от 11(21) и 12(22) июня за скрепами дьяков Приказа Казанского дворца и Новгородской четверти Нечая Фёдорова и Ф. О. Янова, в которых Фёдор Борисович упомянут как живой человек (СГГиД. Ч. 2. № 90. С. 201, № 91. С. 202; ААЭ. Т. 2. № 38. С. 94; см. также: Ульяновский. 2006. С. 65). Письмо Лжедмитрия I Ю. Мнишеку от 15(25) июня из Тулы с сообщением о смерти Фёдора Борисовича с матерью и их добровольном отравлении (без уточнения даты их кончины) известно только в копии [издано в сборнике «Старина и новизна» (Кн. 14. Москва, 1911. С. 415–416)].
Первоначально был похоронен, по-видимому, без отпевания вместе с родителями на кладбище при Варсонофьевском в честь Вознесения Господня женском монастыре в Белом городе в Москве, поскольку в этом некрополе погребали лиц, умерших без церковного покаяния.
Всенародное покаяние в убийстве царя и судьба его останков
По приказу царя Василия Ивановича Шуйского в Успенском соборе Московского Кремля состоялось массовое покаяние в убийстве Фёдора Борисовича: 20 февраля (2 марта) 1607 г. гости и торговые люди Москвы от имени «всенароднаго множества» подали бывшему патриарху Иову челобитную о раскаянии в нарушении присяги на верность юному царю и в выдаче его с матерью и сестрой самозванцу, после чего Иов, патриарх Московский и всея Руси Гермоген и весь Освященный собор даровали народу прощение (ААЭ. Т. 2. № 67. С. 157, 158, 160).
По-видимому, вскоре после этой церемонии останки Фёдора Борисовича, наряду с останками его родителей, торжественно перенесены в Троице-Сергиев монастырь, где преданы земле под притвором с западной стороны Успенского собора.
По душе Фёдора Борисовича в 7118 г. (т. е. в 1609/1610, но, вероятнее, уже по окончании обороны Троице-Сергиева монастыря 1608–1610) неизвестным лицом был дан вклад в обитель – золотой крест, украшенный жемчугом и шпинелью, серебряные чаша и стопка (Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. Москва, 1987. С. 29. Л. 56–56 об.).
В начале 1780-х гг., после сноса притвора над могилами Годуновых, к северу от нового крыльца воздвигнута низкая усыпальница в форме палатки (архитектор И. Я. Яковлев; с 2020 объект культурного наследия федерального значения). В 1920–1930-х гг. прах Фёдора Борисовича и его родных был осквернён; в 1945 г. их останки изучены группой учёных под руководством М. М. Герасимова.
Сохранился надгробный покров из вишнёвого бархата с небесно-голубой шёлковой каймой, сшитый на гробницу Фёдора Борисовича, в создании которого могла участвовать его сестра, – значимый памятник декоративно-прикладного искусства 1-й четверти 17 в.
В центре покрова Голгофский крест, состоящий из 46 серебряных позолоченных, украшенных жемчугом дробниц с выполненными чернью ликами святых [среди них небесные покровители царя – Феодот Анкирский (написан через «глаголь» как Ангирский; дробница помещена в основании креста) и Феодор Стратилат (справа от предыдущей)], по краю – эпитафия, вышитая золотой нитью, о суетности бытия и равенстве перед смертью государя и его подданных (текст эпитафии издан: Спирина. 1981. С. 460–461).
Отражение образа Фёдора Борисовича в искусстве и литературе
Известно несколько патрональных икон семьи Фёдора Борисовича, выполненных в конце 16 – начале 17 вв. Две из них [с четырьмя святыми, включающими покровителей родителей и сестры царя – князя Бориса и равноапостольную Марию Магдалину (слева) и преподобную Ксению Миласскую (справа)] содержат ошибки в именовании покровителя Фёдора Борисовича: на одной иконе Феодот Анкирский неверно назван именем священномученика Феодота, епископа Киринейского (ныне в Псково-Изборском объединённом музее-заповеднике, Псков), на другой – ошибочно Феодором, епископом Анкирским (ныне в Русском музее, Санкт-Петербург). Две другие иконы с шестью святыми [князьями Борисом и Глебом (в центре), Марией Магдалиной и Ксенией Миласской (слева и справа соответственно во втором ряду)], традиционно атрибутируемые письму Прокопия Чирина, отличает соприсутствие Феодота Анкирского (справа) и Феодора Стратилата (слева) [ныне в Третьяковской галерее, Москва (Мнева Н. Е. Живопись XVII века // Антонова В. И. Каталог древнерусской живописи XI – начала XVIII вв. / В. И. Антонова, Н. Е. Мнева. Москва, 1963. Т. 2. С. 331–332. № 805–806)].
Образ Фёдора Борисовича как юноши, подававшего большие надежды стать в будущем достойным государем, получил отражение в ряде исторических сочинений 17 в. Так, автор хронографа 1616/1617 г. отмечал не только ум («смысломъ и разумомъ многихъ превзыде сѣдинами совершеныхъ») и красоту царевича («аки кринъ в тернии», т. е. как лилия среди сорняков, «паче всѣхъ блисташеся»), но и его душевные качества и благочестие (Из Хронографа ... 2006. С. 534). Царь сравнивался и с агнцем, т. е. жертвенным ягнёнком [«агни нескверныя» при упоминании с сестрой Ксенией Борисовной (Новый летописец. С. 66)], и с доверчивой послушной овечкой [«овча Божие» (Из Хронографа … 2006. С. 534)]. Вместе с тем автор «Нового летописца» (наряду с некоторыми иностранцами, в том числе М. Бером, К. Буссовым и П. Петреем) считал смерть Фёдора Борисовича отмщением за грех отца – смерть царевича Дмитрия Ивановича, якобы убитого в 1591 г. по приказу Б. Ф. Годунова, по-видимому, намеренно называя царя «царевичем»:
…праведную кровь царевича Дмитрея мстя Бог за отческое прегрешение над такою же нескверною кровию, над сыном его, над царевичем Феодором.
Среди многочисленных портретных изображений Фёдора Борисовича, созданных в 18–19 вв., преобладают погрудные. Живописный портрет царя работы неизвестного художника 18 в. (варианты ныне, в частности, в музее-усадьбе «Кусково», Москва, и Ростово-Ярославском архитектурно-художественном музее-заповеднике, Ростов), представляющий государя в полном царском облачении со скипетром и державой, создан путём «омоложения» образа Бориса Фёдоровича (ныне в Историческом музее, Москва, и в «Кусково»).
Судьба Фёдора Борисовича получила отражение в трагедиях А. С. Пушкина «Борис Годунов» (редакции 1824–1825 и 1829–1830; впервые опубликована во 2-й редакции, прошедшей цензуру, в 1830/1831) и А. К. Толстого «Царь Борис» (1869, впервые издана в 1870), в картинах К. Е. Маковского «Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова» (1862, ныне в Третьяковской галерее) и В. Г. Шварца «Смерть Бориса Годунова» (не позднее 1869, известна по гравюре, выполненной не позднее 1888), в иллюстрациях А. Д. Кившенко «Царь Борис Годунов и дети» (1880) и Б. В. Зворыкина «Царь Борис Годунов с семьёй» (1927) и др.
С именем Фёдора Борисовича традиционно связывается создание несохранившейся карты центральной части Русского государства: в основу карты Tabula Russiae, изданной в Амстердаме в 1613 и 1614 гг. нидерландским картографом и типографом Г. (Х.) Герритсом, по его словам, помещённым в картуше в левом нижнем углу, положен чертёж, выполненный царевичем («…ex autographo, quod deliniandum curavit Feodor filius Tzaris Boris desumta»). Эта карта неоднократно переиздавалась, в частности в России в 1832 и 1859 гг. Н. Г. Устряловым в приложениях к 3-й и 2-й частям «Сказаний современников о Димитрии Самозванце» с комментариями историка ([Устрялов Н. Г.] 1859. С. 333–334).