Нау́чный раси́зм, попытки обоснования расизма научными фактами и создание на этой основе легитимизирующих его псевдонаучных теорий.

Проникновение расовой идеологии в науку происходило с конца 18 – начала 19 вв. (работы Г. Хоума, Эдварда Лонга и Чарлза Уайта в Англии, Кристофа Майнерса и Георга Форстера в Германии и Жюльена-Жозефа Вире, Ж. Кювье и Франсуа Перона во Франции). К середине 19 в. относятся первые попытки обосновать расовый подход научными фактами (Луи Агассис, Сэмюэл Мортон, Джосайя Нотт и Джордж Глиддон в США, Ж. А. де Гобино во Франции, Роберт Нокс в Великобритании) (Stocking. 1982. P. 30–34, 39). Утверждалось, что расовые различия вечны и неизменны, что расы различаются уровнем интеллекта и это якобы отражается на размерах мозга или соотношении разных участков мозга, отвечающих за различные способности. Из этого делали вывод о том, что различные расы в разной степени способны вести цивилизованный образ жизни. В середине 19 в. авторитетом пользовалась школа полигенистов, представлявших расы разными биологическими видами и доказывавших их разное происхождение.

На смену этому подходу пришла теория эволюции, но, вопреки взглядам самого Ч. Дарвина, она лишь укрепила позиции расистов, поскольку позволяла выстраивать иерархию рас и предполагать, что та отражает эволюционные этапы развития человечества. Во 2-й половине 19 – 1-й половине 20 вв. некоторые специалисты пытались развивать «эволюционный полигенизм» (К. Фогт и Э. Геккель в Германии, А. Кизс в Англии, Эрнест Хутон в США). Речь шла не только о типологии, но и о качественной оценке разных человеческих типов, что связывало научные построения с расовой политикой. Это использовалось для обоснования социального неравенства и запрета смешанных браков, для поддержки колониальных режимов и империалистических захватов. Тогда-то и получила широкое хождение идея о «белой арийской расе», якобы разнёсшей высокую культуру во все уголки земного шара. Де Гобино первым связал формирование древних цивилизаций с «арийской расой», хотя он отождествлял «арийцев» с потомственной аристократией и был противником патриотизма и национализма (Biddiss. 1970). В 1883 г. польский социолог Людвиг Гумплович выдвинул идею о «расовой борьбе», якобы определявшей ход истории (Gumplowicz L. Der Rassenkampf. Innsbruck, 1883); однако под «расой» он понимал то, что сегодня называется народом, или этносом.

С развитием физической антропологии некоторые авторы (Ж. Ваше де Лапуж, О. Аммон), составившие группу антропосоциологов, пытались доказать, что психические качества людей зависели от величины головного указателя: по этой теории, только «длинноголовые» могли лидировать в мире. Однако, подобно де Гобино, эти авторы интересовались прежде всего социально-расовыми различиями между представителями «арийской» и «альпийской» рас и были далеки от национализма. Аммон доказывал, что в силу естественного отбора умственно развитые «длинноголовые» концентрировались в городах, а «короткоголовые» были обречены на жалкое существование в сельских районах (Тагиефф. 2009).

Расист Х. Чемберлен связывал «длинноголовых арийцев» с германцами, что сделало расизм привлекательной доктриной для немецких националистов и шовинистов (Field. 1981). В 1920-х гг. английский физический антрополог А. Кизс подчёркивал тождество между национальностью и расой и даже писал о «межрасовом соперничестве» (Barkan. 1992. P. 51). Эту плеяду «расовых мыслителей» замыкал американский физический антрополог К. Кун, сторонник полигенизма.

Идейные истоки научного расизма были заложены эпохой Просвещения, сделавшей человека продуктом природы, а не плодом божественного вдохновения. В свою очередь, превращение расизма в политический принцип стало оборотной стороной установления гражданского равенства. В этих условиях единственным критерием исключения из общества мог стать только биологический критерий, утверждавший невозможность предоставления полноправного статуса категории людей, которые из-за своих имманентно присущих им качеств были якобы неспособны адекватно пользоваться гражданскими правами. Особую роль в этом сыграл этнический национализм, ранее всего проявивший себя в Германии.

К концу 19 в. появились особые причины опасаться «чужеземцев». В последней трети 19 – начале 20 вв. европейское общественное мнение было охвачено страхами по поводу «близившейся дегенерации», а американцы были встревожены массовой иммиграцией из бедных регионов Европы. Тогда впервые и прозвучали призывы к «спасению "арийской" (нордической) расы». В этом контексте особую популярность получили социал-дарвинизм, евгеника, а затем и выросшая из неё «расовая гигиена». Появилась тенденция перерастания «классового расизма», направленного против эксплуатируемых масс, в классический расизм, отвергающий инокультурного «другого» как «иной биологический вид». Расовые идеологи апеллировали к закону естественного отбора, и популярный евгенический дискурс черпал свою лексику из сельскохозяйственного языка зоотехники. Пропагандист таких взглядов, немецкий анатом Э. Геккель, опубликовал немало книг, популяризировавших дарвинизм как универсальную науку, дававшую ответы на все злободневные вопросы окружающей действительности (Gasman. 2004). В конце 19 в. расовая доктрина считалась легитимной и поддерживалась наукой, что сделало её особенно опасной, т. к. она полюбилась немалому числу европейских и американских политиков и стала мощным идеологическим орудием в руках радикальных националистов (Гурный. 2021).

Попытки научно обосновать расовый подход к истории неизбежно оканчивались неудачей, ибо обнаруживали субъективизм своих авторов. Например, если немецкие расовые теоретики уверенно связывали германскую расу с «арийцами», то известный французский антрополог Арман де Катрфаж доказывал, что пруссаки были носителями финского (монголоидного, по его мнению) и славянского генетического наследия. Другой французский антрополог, П. Брока, соглашаясь с тем, что французы в массе своей были «короткоголовыми», настаивал на их умственном превосходстве над «длинноголовыми» германцами. Он не хотел замечать, что и последние в большинстве своём отличались «короткоголовостью» (Benedict. 1942. P. 129–130). Политика нацистской Германии конца 1930-х – начала 1940-х гг. продемонстрировала всю прагматичность расового вопроса для её лидеров, готовых включать в категорию «арийцев» всех, кто становился их союзниками.

Хотя научный расизм выковывал аргументы для склонных к расизму политиков, они сознавали противоречивость его наследия и пользовались им выборочно. Поэтому главная ответственность за расизм в действии падает на плечи политиков, законодателей и чиновников. В США на рубеже 19–20 вв. чиновники и сотрудники благотворительных фондов были убеждены в том, что образование, медицинская помощь и достойная зарплата не должны распространяться на представителей «низших рас», ибо иначе это означало бы искусственное сохранение слабых, что нарушало бы «закон природы». Представления о «низших расах» и о гибельности межрасового смешения навязывались широкой публике с помощью этнографических выставок и музейных экспозиций, публикациями в прессе и особенно в иллюстрированных журналах. Научный расизм оказывал влияние даже на президента США Т. Рузвельта (Baker. 1998. P. 84–87) и фактически оправдывал практику линчевания.

На рубеже 19–20 вв. многие учёные разделяли идею глубоких психологических различий между отдельными этническими группами. Это касалось прежде всего «дикарей», мозгу которых приписывали иную психологическую структуру, чем у «цивилизованного населения». Основанный на понятии «коллективные идеи», или «первобытное мышление», этот подход привёл к развитию «социальной психологии» и появлению представления о «национальном характере». Большим энтузиастом этого подхода стал английский психолог У. Макдугалл, настаивавший на умственных различиях между отдельными расами. Разработав понятие «психологическая», или «культурная», дистанция, он предупреждал, что в тех случаях, когда она отличается высоким показателем, контактирующие группы ожидает катастрофа: ведь группы, существенно отличавшиеся друг от друга психологически, не были способны, по этой теории, нормально уживаться друг с другом (Thomson. 1999. P. 240–246).

Американский расист Лотроп Стоддард называл цивилизацию «телом», а расу – «душой». Имея в виду «небелых» иммигрантов (китайцев, японцев, мексиканцев), он писал в 1920-х гг., что «здесь этнические различия столь велики, что "ассимиляция" в расовом смысле невозможна» (Stoddard. 1927. P. 256–257). Такие представления получили в период Первой мировой войны псевдонаучное обоснование в результате массового тестирования солдат американской армии, призванного выявить «уровень их интеллектуального развития». Проведённое на весьма сомнительной методической базе и ставшее основой для сомнительных выводов, это обследование дало американским законодателям аргументы для ужесточения иммиграционной политики.

В 21 в. такой психологический подход считается расистским. Он до сих пор проявляет себя в попытках «научно» обосновать умственные различия у представителей разных рас или этнических групп с помощью т. н. коэффициента интеллекта (IQ). Начало этим тестам положил в 1905 г. французский психолог А. Бине. Они получили популярность в США начиная с 1910-х гг., но призывы Бине к осторожности и ограничениям в использовании этого метода не были там услышаны. Использование «коэффициента умственных способностей» ныне отстаивается американскими расистами и неоконсерваторами [О критике их подхода со стороны психологов, генетиков, антропологов см.: Рогинский Я. Я. О психотехническом исследовании разных племен и народов // Наука о расах и расизм. Москва, 1938. С. 81–104; Лолер Д. Коэффициент интеллекта, наследственность и расизм. Москва, 1982; Дубинин Н. П. Генетика, поведение, ответственность : о природе антиобщественных поступков и путях их предупреждения / Н. П. Дубинин, И. И. Карпец, В. Н. Кудрявцев. Москва, 1982. С. 201–203; Левонтин Р. Человеческая индивидуальность: наследственность и среда. Москва, 1993. С. 112–128; Животовский Л. А. Расы и гены: генетическое сходство и различие народов // Российская наука: истина в ином приближении. Москва, 2005. С. 328].

К рубежу 20–21 вв. научный расизм стал уделом учёных-маргиналов, к которым относились психолог А. Дженсен, обосновывавший бессмысленность обучения чернокожих в силу их якобы генетически обусловленной умственной отсталости; физик У. Шокли (изобретатель транзистора), предлагавший материально стимулировать «добровольную» стерилизацию людей с «низким уровнем интеллекта»; социолог Роберт Гордон, призывавший убеждать таких людей воздерживаться от деторождения; философ Майкл Левин, называвший чернокожих прирождёнными преступниками и советовавший белым их опасаться; канадский психолог Джон Филипп Раштон, доказывавший наличие интеллектуальных расовых различий; а также британский психолог Ричард Линн, пытающийся различать народы по уровню интеллекта и подчёркивающий «превосходство нордического человека» (Sedgwick J. Inside the Pioneer Fund // The bell curve debate. New York, 1995. P. 144–161; Miller A. Professors of hate // The bell curve debate. New York, 1995. P. 162–178; Rosen J. The sources of The Bell Curve / J. Rosen, C. Lane // The bell curve wars. New York, 1995. P. 58–61).

Откровенная расовая дискриминация (режим апартеида), обосновывавшаяся такого рода «научными» разработками и расовыми стереотипами, практиковалась до 1990-х гг. в ЮАР. Там в 1950–1970-х гг. защитники апартеида, среди которых были учёные, деятели Голландской реформистской церкви и чиновники, предпочитали опираться на «культурный эссенциализм», избегая откровенного биологического расизма (Dubow. 1995).

На рубеже 20–21 в. расистская пропаганда начала использовать достижения современной генетики.

В России научный расизм появился лишь в последние десятилетия и, как и на Западе, затронул прежде всего такое направление, как этническая психология (Шнирельман. 2022).