«На́ции и национали́зм» (англ. «Nations and nationalism», 1983), книга чешско-британского социального антрополога и философа Э. Геллнера, в которой исследуется природа нации и национального государства и предлагается объяснение популярности этих форм человеческой общности в современном мире.

Исторический и биографический контекст

Эрнест Геллнер (1925–1995) родился в семье чешских германоязычных евреев. В 1939 г., незадолго до оккупации Чехословакии нацисткой Германией, семья эмигрировала в Великобританию. Высшее образование получил в Оксфорде. Геллнер всю жизнь тосковал по своим корням, долгое время не мог или не хотел до конца вписаться в британскую академическую среду (Hall. 2006. P. 33–34; Hall. 2010), а его любимой музыкой оставались чешские народные песни. Эрнест Геллнер. Ок. 1970. Эрнест Геллнер. Ок. 1970. Как писал его биограф Дж. А. Холл, жизнь Геллнера сложилась так, что игнорировать национализм для него было совершенно невозможно (The State of the nation ... 1998. P. 1).

После десятилетия роста националистических движений в Европе (в Северной Ирландии, Басконии, Каталонии) академический интерес к теории национализма был чрезвычайно высок. В один год с книгой Геллнера вышли ещё две классические книги по теории национализма – «Воображаемые сообщества» Б. Андерсона и «Изобретение традиции» Э. Хобсбаума и Т. Рейнджера, за год до этого – «Нации до национализма» Дж. Армстронга и «Национализм и государство» Дж. Бройи, а спустя три года – «Этническое происхождение наций» Э. Смита (Андерсон. 2016; The invention of tradition. 1983; Armstrong. 1982; Breuilly. 1982; Smith. 1987).

Основные идеи

Определение и проблема

Геллнер даёт следующее определение: «Национализм – это прежде всего политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать» (Геллнер. 1991. С. 23). Этническая группа не должна быть раздроблена между несколькими государствами, она не должна быть меньшинством в чужом государстве, и этнические границы не должны отделить правителей от основного населения. Каждая национальная культура должна иметь своё государство и по возможности одно; весь мир должен быть поделён на национальные государства (нации-государства).

Во многих частях современного мира принцип национализма не только признаётся как нормативный идеал, но и соблюдается, хотя внимание привлекают прежде всего его нарушения.

В досовременном обществе совпадение культурных и политических границ не считалось обязательным. Досовременный мир состоял, с одной стороны, из мелких безгосударственных образований, с другой – из империй, правящий класс которых в языковом и культурном плане часто отличался от большинства своих подданных, которые, в свою очередь, не составляли единой культурной общности, и жители соседних деревень могли говорить на различных диалектах. В первом случае культурные области выходили за пределы миниатюрных протополитических образований, во втором – культурные границы пролегали внутри государства.

В книге Э. Геллнера дан ответ на вопрос, почему и как произошёл «переход от мира, который не только не пытался воспользоваться националистическим идеалом, но даже не решался его выразить» (Геллнер. 1991. С. 232–233), к эпохе, когда национализм стал считаться идеалом.

Культурная однородность

Для Э. Геллнера ключевая особенность современного (индустриального) общества в сравнении с аграрным – это характер разделения труда. В аграрном обществе основной массой населения были неспециализированные сельскохозяйственные производители, крестьяне. Узкие специалисты – воины, учёное сословие, обслуживающие элиту ремесленники и торговцы – существовали, но составляли незначительное меньшинство, причём их специализация была плодом «продолжающихся всю жизнь, очень упорных и сосредоточенных занятий, возможно начинающихся в ранней юности и требующих полной отрешённости от всех прочих забот» (Геллнер. 1991. С. 70).

В индустриальном обществе каждый должен стать специалистом, но бо́льшая часть необходимых каждому специалисту знаний и навыков должны быть универсальными, общими со многими другими специалистами: основная часть обучения – это предшествующее будущей высокоспециализированной профессиональной деятельности и никак не связанное с ней типовое обучение. Необходимые для работы специальные навыки накладываются на эти базовые основные знания либо в процессе самой работы, либо в результате гораздо менее длительного дополнительного обучения; больше того, они содержатся «в учебниках, доступных пониманию всякого, получившего общественное типовое образование» (Геллнер. 1991. С. 82–83).

Это происходит по ряду причин:

1. В индустриальном обществе существует большое количество специальностей, но дистанция между ними не слишком велика: «Их секреты намного доступнее общему пониманию, их терминология часто имеет более широкое применение…» (Геллнер. 1991. С. 71).

2. Разделение труда в индустриальном обществе мобильно в сравнении со статичным, стабильным разделением труда в аграрном государстве. Постоянно меняются как вся система экономических ролей, так и позиции внутри неё, и специалист должен быть готов к переквалификации и смене специальности.

3. Многие занятия, включая рабочие специальности, связаны с манипулированием символами, а не только физическими вещами, с умением «обмениваться чёткой отвлечённой информацией с любым незнакомым человеком как при кратком личном контакте, так и при помощи безликих средств коммуникации» (Геллнер. 1991. С. 285). В доиндустриальном обществе круг общения более узкий, контекст взаимодействия обычно известен обеим сторонам коммуникации с их «ситуационно обусловленными хмыканиями и кивками» (Геллнер. 1991. С. 118), и люди полагаются на это молчаливо предполагаемое знание локального контекста. В современном обществе при общении с малознакомыми или незнакомыми людьми успех коммуникации гораздо сильнее зависит от общности типовых знаний, разделяемых гораздо большими группами людей, в том числе стандартизированного письменного языка.

Перечисленные особенности разделения труда в индустриальном обществе делают последнее гораздо более однородным в культурном плане, чем традиционное. Этот вывод может показаться неожиданным, поскольку обычно считается, что современное индивидуалистическое общество предоставляет индивиду бо́льшую свободу выбора, а в традиционном существовала единая, обязательная для всех культура. Геллнер показывает, что в аграрном государстве нет почти никаких сил, которые способствовали бы гомогенизации культуры, – там действуют факторы, способствующие закреплению и усилению культурных различий.

Основная культурная граница пролегала «по горизонтали», отделяя высшие слои общества от основной массы населения. Первым «бесспорно выгодно всячески выделять, заострять и подчёркивать все отличительные, особенные и исключительные черты привилегированных групп», чтобы окружить сословные различия «ореолом неизбежности, незыблемости и естественности» (Геллнер. 1991. С. 43, 44).

Но и внутри высших и низших классов существовали свои культурные размежевания. В составе высшего класса могли быть обособленные военное, чиновное, учёное, купеческое сословия. На низовом уровне маленькие крестьянские общины жили замкнуто, привязанные к своему месту экономической нуждой. Даже если население какой-то области изначально имело общий языковой корень (что случалось не всегда), культурный дрейф приводил к появлению диалектных и других культурных отличий. Низовая культура оставалась сугубо локальной, исторические случайности создавали дифференциацию между соседними общинами, и никто не был достаточно заинтересован в том, чтобы эти различия нивелировать: профессиональная каста, род и язык могли связывать человека с различными сообществами; образ жизни, занятия, язык, ритуалы могли не соответствовать друг другу. Экономическое и политическое преуспевание семьи могло «полностью зависеть от ловкого использования и поощрения этой неопределённости, от сохранения свободы выбора и связей», её члены могли не иметь ни малейшего интереса или склонности к чёткому, категоричному самоопределению (Геллнер. 1991. С. 46).

В аграрном государстве «культура имеет тенденцию либо к горизонтальному сечению (по социальным кастам), либо к вертикальному, разделяющему очень мелкие локальные общины» (Геллнер. 1991. С. 45), но это упрощает картину, создаваемую «богатейшим набором пересекающихся, несогласованных, подтверждающих личный статус культурных различий» (Геллнер. 1991. С. 13).

Экономические императивы современного общества делают жизненно важным существование общей для всех культурной основы. Культура становится «необходимой общей средой, источником жизненной силы» или даже «минимальной общей атмосферой, только внутри которой члены общества могут дышать, жить и творить» (Геллнер. 1991. С. 93), теперь она не просто поддерживает социальную структуру, но заменяет её: «современный человек уже не подчиняется главе родственной группы, вере или своему господину; он является в первую очередь подданным своей культуры» (Геллнер. 1991. С. 14–15).

Поэтому для этнографической карты доиндустриальной эпохи характерно «исключительное многообразие, разнородность и сложность… мелкие социальные группы… имеют сложные, неоднозначные и разнообразные связи со многими культурами. Одних связывает язык, других – господствующая религия, третьих – особая вера или обычаи, четвёртых – преданность власти и так далее». Вместе с тем на этнографической и политической карте современного мира «очень мало нюансов; аккуратные ровные пространства чётко отделены друг от друга. Обычно ясно, где кончается одно и начинается другое, и если иногда и встречаются неопределённые или размытые границы, то крайне редко» (Геллнер. 1991. С. 282–283). Эти общности и есть нации. Геллнер не даёт компактного определения нации, но его ключевая мысль такова: нации и национальные чувства – это не что-то уходящее корнями в доисторические времена, а то, что формируется под давлением социальных и экономических требований в современную эпоху.

Система образования

В аграрном обществе с его статичным разделением труда, не требующим широкой специализации, население принадлежит к «самовоспроизводящимся сообществам, которые фактически обучают свою молодёжь на практике, между делом, без отрыва от своего повседневного труда, почти или совсем не полагаясь на каких-либо учителей» (Геллнер. 1991. С. 79).

В современном обществе всё это изменилось. Поддержание системы типовых знаний, распространение на всё общество «высокой» письменной культуры возможно только благодаря единой стандартизированной системе образования. Геллнер противопоставляет «аккультурацию», идущую в ходе практического, внутриобщинного обучения, и требующее особых навыков образование, которое он называет «экзообучением» или «экзосоциализацией» (по аналогии с экзогамией). Геллнер прибегает к метафоре «диких» и «садовых» культур: если культура (или лучше сказать разнообразные культуры) доиндустриальных обществ не требовали для своего воспроизводства специальных институтов, то культура индустриального общества, с её единообразием и письменным языком, нуждается в выделении для этих целей особой социальной подсистемы.

Национальное государство

Геллнер подчёркивает системную роль образования в формировании наций (Геллнер. 1991. С. 88–89). Система образования, требуемая современной экономикой, считает Геллнер, невозможна без поддержки государства. Только оно способно обеспечить единообразие образовательных стандартов и охват обучением всего населения. Механизм экзообразования слишком объёмен и дорогостоящ; только государству по силам осуществлять контроль за тем, чтобы письменная унифицированная культура воспроизводилась эффективно, чтобы образовательная продукция не была низкого качества и отвечала стандарту (Геллнер. 1991. С. 92–93). Ключевой момент, согласно Геллнеру, – это обязательность «экзосоциализации».

Именно поэтому в индустриальном обществе каждая этническая группа должна получить собственную государственную «крышу», как выражается сам Геллнер. Если аграрного человека можно сравнить с созданными природой видами, которые могут существовать в естественном окружении, то индустриального человека Геллнер уподобляет искусственно выведенным видам. Эти виды не могут нормально дышать в природной атмосфере, а могут жить и нормально функционировать только в новой, специально подготовленной и искусственно поддерживаемой атмосфере или среде, существующей в чём-то вроде гигантских аквариумов или кислородных камер, которые нужно построить и затем обслуживать. Это требует специального механизма. «Название этого механизма – национальная образовательная и коммуникативная система. Её единственный реальный содержатель и защитник – государство» (Геллнер. 1991. С. 120). Идеалом, и во многих случаях реальностью, становится национальное государство, или нация-государство. Тем самым именно национализм и порождает нации, а не наоборот, как обычно считалось (Геллнер. 1991. С. 127).

Историческая динамика и типология национализма

На месте множества локальных культур, резко отделённых от интернациональных элит, должен возникнуть мир, разделённый по вертикали на отсеки-нации. Проблема в том, что количество культур (Геллнер оценивает их число в 8 тыс.) значительно превосходит реальное или потенциальное количество жизнеспособных государств (по заведомо завышенному допущению Геллнера, 800). Это значит, что только очень немногие культуры могут стать основой национальных государств и нации возникают в ходе борьбы между культурными группами за выживание, т. е. за владение государством.

В ходе этой борьбы должны измениться либо политические, либо культурные границы, либо и те и другие. Поскольку каждое изменение политических границ наносит кому-то ущерб, а смена культуры воспринимается очень болезненно и поскольку, кроме того, «существуют враждебные культуры, борющиеся за души людей, так же как существуют враждебные центры политической власти, стремящиеся подкупать людей и завоёвывать новые территории, то… этот переходный период должен быть острым и конфликтным» (Геллнер. 1991. С. 97).

Новая национальная «высокая» культура может быть сконструирована на основе низкой, но зачастую предполагаемая народная культура, лежащая в основе новой национальной культуры, является вымыслом или изменена до неузнаваемости. Национализм, хотя и поднимает на щит всё народное, является, по существу, навязыванием высокой культуры обществу, жизнь которого раньше определяли низкие культуры.

Так или иначе, лишь некоторым национализмам суждена победа и создание отдельного государства, а бо́льшая часть национализмов или потенциальных национализмов «либо потерпят поражение, либо – что более вероятно – воздержатся даже от попыток найти политическое выражение». Бо́льшая часть культур «медленно исчезает, растворяется в более широкой культуре одного из новых национальных государств. Большинство культур без всякого сопротивления отправилось на свалку истории под напором индустриальной цивилизации» (Геллнер. 1991. С. 110, 111). При этом Геллнер предостерегает от того, чтобы смешивать гибель культуры с гибелью её носителей, людей как личностей.

На первой стадии развития национализма, которой соответствует начало и ранние стадии индустриализации, его движущей силой оказывается пропасть между имущими, принадлежащими к одной культуре, и неимущими, принадлежащими к другой, которые и создают новую нацию. «…Неграмотные, полуголодные люди, вырванные из привычных сельских культурных гетто и ввергнутые в хаос городских трущоб, стремятся прибиться к одной из тех культурных общностей, которые уже имеют или, по всей видимости, вскоре обретут собственные государства, где можно будет впоследствии получить полное культурное гражданство, доступ к начальному образованию, работу и т. д.» (Геллнер. 1991. С. 108).

На второй стадии, которой соответствуют более поздние этапы индустриализации, основную мобилизующую роль играют другие, некоммуникативные барьеры-маркеры, такие как цвет кожи или религия (или даже, как это произошло в Руанде, рост человека), которые затрудняют гомогенизацию культуры, необходимую для индустриального мира.

Другие различия между разновидностями национализма зависят от сочетания двух факторов: доступа к власти и доступа к образованию. В этом отношении возможны три типа национализма (Геллнер. 1991. С. 206):

1. Классический габсбургский национализм: когда одна культурная группа обладает властью и доступом к образованию, а другая или другие не имеют ни власти, ни доступа к образованию и стремятся создать своё национальное государство. В качестве примеров Геллнер приводит не только Центральную и Восточную Европу при Габсбургах, где национализм победил, но и колониальную и постколониальную Африку, где он успеха не имел.

2. Классический либеральный западный национализм: когда не обладающие политической властью группы имеют тем не менее доступ к образованию и высокой культуре. Это касалось, например, Германии и Италии до образования этих стран в 19 в.: большинство итальянцев находились под иностранной властью и были ущемлены в политическом отношении; большинство немцев жили в раздробленных государствах, которые не могли служить политической крышей немецкой культуре как централизованной современной среде. Этот национализм призывает к политическому объединению культурно родственных образований.

3. Национализм диаспоры: когда у части обделённых политической властью групп есть своя высокая культура, отличная от культуры окружающего большинства (евреи, греки, армяне и парсы, народ ибо в Нигерии). Эта разновидность национализма тоже может вести к созданию собственного государства.

Говоря о будущем наций и национализма, Геллнер рассматривает гипотетическую возможность того, что в отдалённом будущем принцип совпадения национальных и политических границ потеряет актуальность и «эпоха национализма останется в воспоминаниях», поскольку культура общества будет определяться только индустриальным способом производства – «однородная индустриальная культура, разделяющаяся лишь при помощи языков, имеющих фонетические и формальные, а не семантические различия» (Геллнер. 1991. С. 246). Геллнер не считает это возможным: хотя «мы вправе ожидать, что острота националистического конфликта ослабеет», национализм «продолжит своё существование, но в более приглушённой, менее жестокой форме» (Геллнер. 1991. С. 252, 253).

Значение и критика

Впервые Геллнер предложил свою теорию национализма в 1964 г. в 7-й главе книги «Мышление и изменение» (Gellner. 1964). Уже там он сформулировал её основные идеи, в частности о том, что национализм является результатом индустриализации. Особое внимание Геллнер уделял роли национальных элит, оттесняемых центром от власти и при поддержке народа создающих новые нации. Однако в то время больше внимания привлёк другой аспект этой книги, а именно его подход к теории «государства всеобщего благосостояния». Значительно расширенная теория, опубликованная в «Нациях и национализме», стала основным выражением его взглядов на национализм. Хотя в последние годы жизни Геллнер пересмотрел некоторые выводы, выделив более детальные стадии развития и проработав типологию национализма (Gellner. 1995; 1996; 1997; Геллнер. 2002), именно «Нации и национализм» считается классической, самой известной его работой, попавшей в список 100 наиболее влиятельных книг после 1945 г., составленный Times Literary Supplement (Hall. 2010. P. 308).

В теориях национализма часто противопоставляют друг другу «примордиализм» и «модернизм». Примордиалисты считают национализм древним явлением, которое коренится в биологически заданной привязанности к этносу или расе, в то время как модернисты полагают, что национализм получил распространение уже в Новое время и, следовательно, является продуктом тех или иных исторических и социальных сил. «Нации и национализм» сделали Геллнера самым известным и влиятельным представителем модернизма в теориях национализма. Национализм для него не «пробуждение» (излюбленный термин самих националистов) и самоутверждение мифических, естественных и заранее заданных сообществ, а формирование новых сообществ, соответствующих современным условиям, «хотя использующих в качестве сырья культурное, историческое и прочее наследие донационалистического мира» (Геллнер. 1991. С. 115).

По мнению Дж. Бройи, все последующие споры о природе национализма можно рассматривать как реакции на работы Геллнера и Андерсона, когда одни теоретики стремились углубить и расширить их идеи, а другие – оспорить их выводы или преодолеть их влияние (The Oxford handbook of the history of nationalism. 2013. P. 18).

Критике в теории Геллнера подвергалась прежде всего слабая связь между индустриализацией и национализмом по времени. Национализм часто возникал до начала индустриализации (Германия, Великобритания, Греция, Индия), и, наоборот, – в СССР индустриализация не вызвала роста национализма (Özkırımlı. 2017. P. 138). Зачастую рост национализма можно связать не с индустриализацией как таковой, а с распространением грамотности, коммерческого фермерства, развитием средств коммуникации (Breuilly. 1996). Н. Музелис считает, что если в теории Геллнера заменить понятие «индустриализация» на более широкое понятие «модернизация», то легче будет не только ответить этим критикам, но и выявить конкретные механизмы развития национализма (Mouzelis. 2007). Геллнер сам в предисловии в русскому изданию своей книги говорит о ключевой роли «общественного порядка», который «требовал взаимодействия с огромным числом других людей в необъятном, мобильном, массовом человеческом море» (Геллнер. 1991. С. 6).

Кроме того, критики обвиняли Геллнера в излишнем функционализме и редукционизме, а также в неспособности объяснить вызываемые национализмом сильные эмоции, поскольку национализм для него уходит корнями в структурные требования индустриального общества и не является «плодом идеологической аберрации или эмоциональной невоздержанности» (Геллнер. 1991. С. 88). На последнее Геллнер возражал, что, хотя национальные чувства не коренятся в самой человеческой природе, в конкретных исторических обстоятельствах они могут быть глубокими и искренними и его теория не только полностью признаёт их существование, но и объясняет их (Gellner. 1997. P. 12).