Кашка́йцы, кашкаи (самоназвание – кашкайлы; перс. قشقایی, ‎ایل قشقایی), тюркоязычный народ на юге Ирана [останы (провинции) Фарс и Исфахан]. Численность от 1,5 до 2,5 млн человек (на начало 2010-х гг., оценки колеблются). Говорят на кашкайском наречии, близком к азербайджанскому языку; грамотность – на персидском языке. Исповедуют ислам (шииты).

Исторический очерк

Согласно одним племенным преданиям, предков кашкайцев в Иран переселил Хулагу из Кашгара, согласно другим – Тимур из Туркестана. Хронист 19 в. Хасан Фасаи, передавая другую народную этимологию этнонима (от тюркского корня «кач-» – бежать), утверждает, что он первоначально обозначал ту часть тюркоязычной народности халадж, которая при переселении с Малоазиатского нагорья зашла далее всех вглубь Иранского нагорья. Более аргументирована версия о происхождении этнонима от тюрк. «кашка» (в кыпчакских языках «белолобый конь», в карлукских – «блестящий, яркий») или от топонимов с основой «Кашка-» на территории современной Азербайджанской Республики и Иранского (Южного) Азербайджана.

Имя «кашкай» во 2-й половине 18 в., по всей видимости, стало обозначать разнородное тюркоязычное население Джибаля (араб. جبال – горы; древняя Мидия) и Фарсе (древняя Парса). Старейший его пласт образовали, предположительно, халаджи, которые в 10–11 вв. обосновались в Джибале (позднее – Персидский Ирак), а после прихода сельджуков сместились в Фарс. Из их среды происходил род шахилу, который связывал свою генеалогию с Сефевидами. Тюркское присутствие усилилось здесь с новыми волнами огузов из Средней Азии в эпоху Монгольской империи. Среди второстепенных кашкайских племён (тайфа) некоторые носят имена крупных огузских или монгольских родовых объединений (баят, игдыр, бегдили, чарыхлу, шамлу, агач-эри, мосуллу, урьяд).

После вторжения в Персидский Ирак гильзаев в начале 18 в. кашкайцы под предводительством рода шахилу консолидировали под своей эгидой несколько родов курдов, луров и арабов. Как следствие, их соплеменники существенно сблизились по антропологическому облику, материальной и бытовой культуре с западно- и южноиранскими народами. Братья Шахилу Хасан-хан и Эсмаил-хан, современники Карим-хана Зенда, участвовали в смутах времён последних Зендов.

С конца 18 в. сын и внук Эсмаила – Джани-хан (ум. 1824) и Мохаммад Али-хан (1791/1792 – 1852), – опираясь на вооружённые дружины-амале, распространяли своё влияние на весь Фарс. Зона их кочевания (летовья в Шаш-Нахие, Чахар-Данге, Казеруне, зимовья в Даштестане, Махалль-Арбаэ и Мейменде) до начала 20 в. рассматривалась как «Кашкайский вилайет» (велайат-е Кашкаи). Её центром считался г. Фирузабад (ныне остан Фарс), где верховные вожди иля – ильхани – являлись наследственными градоправителями.

Сведения о численности и мобилизационных возможностях кашкайского иля в 1-й половине 19 в. противоречивы. Французский путешественник А. Дюпре, посетивший кашкайцев в 1807–1809 гг., оценивал их число в 12–15 тыс. человек, а супруга британского посла леди М. Шейл указывала для 1840-х гг. цифру 30–40 тыс. шатров (семейств).

В 1823/1824 г. Мохаммад Али-хан женился на близкой родственнице наместника (вали) Фарса Фарманфармы, сына Фатх-Али-шаха, но в 1831/1832 г. поссорился с ним и его вазиром Манучехром и увёл свой иль в Керман. Местный вали Аббас-мирза выделил ему земли для кочёвок в своём вилайете. Около этого времени ханская дружина-амале выделилась в отдельное племя-тайфа.

Сыновья Мохаммада Али, Джахангир-хан и Мохаммад-Коли-хан, стали родоначальниками двух ветвей ильханского семейства Джанихани. Джахангир, женатый на представительнице Каджаров, командовал в Тегеране особым полком шахской армии, который комплектовался из кашкайцев, а по возвращении в Фарс в 1848 г. был правителем (хаким) Дараба, а затем Казеруна. После смерти отца Мохаммад-Коли был признан в качестве ильхани, а Джахангир – его помощника (ильбеги).

Междоусобицы после смерти Мохаммад-Коли-хана в 1866 г., роспуск кашкайского полка в 1867 г. и голод 1871–1872 гг. подорвали влияние иля. За 1860–1880-е гг. его численность упала с 60 тыс. до 24–25 тыс. семейств, из которых 10–12 тыс. составили собственно кашкайские племена, а остальные – данники. В 1900-е гг. число кашкайцев оценивалось в 35 тыс. семейств, в 1910-е гг. – в 55 тыс.

В 1902/1903 – 1918 гг. кашкайские ильхани действовали в союзе с арабским шейхом Мохаммеры (ныне г. Хорремшехр в остане Хузестан) Хазалем и рядом лурских племён. Их соперниками, при поддержке Англо-Иранской нефтяной компании, выступали бахтиары и правители-хакимы Шираза из рода Кавамов, которые, так же как ильхани, руководили тюрко-арабо-лурской племенной конфедерацией хамсэ. Противоборство бахтиарских и кашкайских ильхани в большой мере определило ход Иранской революции 1905–1911 гг. на юге страны, особенно после свержения шаха Мохаммада Али-шаха в 1909 г.

Кашкайцев в 1-м меджлисе представлял Хаджи Карим-хан Джанихани. Соулат-од-Доуле Эсмаил, сначала ильбеги, затем ильхани (1905/1906 – 1918, 1919–1929), построил близ Фирузабада крепость Парвиза, а в годы Первой мировой войны со своим ополчением в 5 тыс. человек выступал как один из главных сторонников ориентации на Четверной союз. В 1916 г. он заявил себя открытым противником Британской империи, но после поражения сторонников Германии в Куме и Керманшахе сложил оружие, хотя сумел добиться подтверждения своих прав на управление илем.

Реза-шах Пехлеви, проводя политику централизации, стремился разоружить кочевников и насильственно перевести их на оседлость, в том числе кашкайцев, хотя Соулат-од-Доуле Эсмаил-хан в 1925 г. поддержал приход к власти новой династии. Восстание 1929–1930 гг. закончилось фактическим арестом Соулат-од-Доуле в Тегеране (где его, как предполагается, отравили), бегством из страны его сыновей, Мохаммада Насер-хана и Хосроу-хана, и передачей различных тайф под управление чиновникам, назначаемым из Тегерана. Окончательное усмирение кашкайского иля произошло в 1932 г.

Поскольку никакой помощи переводимым на оседлость не оказывалось, депортации и реквизиции вызвали падёж мелкого рогатого скота и, соответственно, резкое повышение смертности среди населения. После отречения Резы-шаха в 1941 г. кашкайцы под руководством вернувшихся из изгнания сыновей Эсмаил-хана выдворили правительственных чиновников со своей территории; действовавшие против них армейские подразделения в 1943 г. были разбиты, а крепость Семиром с сильным гарнизоном – захвачена. Отказ выдать укрывшихся у них агентов абвера грозил привести к совместной карательной экспедиции шахской армии и британских колониальных войск, но её предотвратило посредничество посла Турции.

До середины 20 в. кашкайские ильхани считались одними из крупнейших землевладельцев в стране. Они способствовали быстрому развитию Фирузабада, где уже в 1950-е гг. существовали автодороги, театр, кино, электричество, центральное водоснабжение (город контрастировал с сельской округой, которая вплоть до «Белой революции» не располагала элементарной инфраструктурой). В 1951–1953 гг. Мохаммад Насер и Хосроу поддержали Мохаммада Мосаддека в его требованиях о национализации иранской нефтяной индустрии.

В 1963 г. Мохаммад Реза Пехлеви, инициировав аграрную реформу, официально объявил племена отныне несуществующими и вновь разоружил их. Он ликвидировал титулы и привилегии Мохаммада Насера и Хосроу Джанихани и вторично отправил их в ссылку вместе с семьями. Модернизационные преобразования 1960–1970-х гг. привели к массовому оттоку соплеменников из сельской местности в города, прежде всего Шираз и Исфахан.

После Исламской революции в Иране 1979 г., которую кашкайцы поддержали, братья Джанихани вернулись в страну, рассчитывая на доверительные контакты с аятоллой Рухоллой Хомейни, но вскоре отношения с новыми властями ухудшились. Тем не менее большинство кашкайских племён не солидаризировались с автономистской повесткой других национальных меньшинств (курдов, белуджей, туркменов).

В 1980–1982 гг. 600 вооружённых кашкайцев во главе с братьями-ильхани стояли лагерем в горах Фарса, но потерпели поражение от Корпуса стражей Исламской революции, Хосроу был казнён, а Насер заключён в тюрьму. Прочие члены семейства Джанихани либо эмигрировали, либо оказались под наблюдением или домашним арестом.

Этнографическое описание

Традиционное общество и семья

На протяжении середины 18 – середины 20 вв. кашкайскую племенную конфедерацию (иль) во главе с ильхани составляли 5 крупных (даррешури, шашбулюк, кашкули, фарсимадан, амале) и десятки мелких (сефихани, галлезан, рахими, кермези и др.) племён (тайфа), которые возглавлялись старейшинами (калантар) и подразделялись на именные патрилиниджи высшего и низшего звена – племенные (тире), во главе со старостами (кадхода), и родовые, во главе с «белобородыми» (ришсефид). Управлением и сбором налогов занимался заместитель ильхани – ильбеги (как правило, его младший брат или сын). Статус калантара или кадходы передавался по наследству в определённых семьях и в другие переходил лишь в чрезвычайных случаях или в результате усобицы. Вышестоящие вожди не имели права назначать или смещать нижестоящих, а выбирали между наследниками умершего, учитывая волю сородичей. На практике претенденты часто в результате переговоров делили между собой тире или тайфы и управляли каждый своей частью.

Имелось 5 «сословий» (табакат): помимо статусных – ильxани, калантаров и кадxода, с их семьями, – были «податные» (райя) – рядовые кочевники – и «низшие» (паст) – лица, стоявшие вне племён и родов (чужаки) и занимавшиеся различными ремёслами (кузнечным и плотничьим) и переноской грузов, а также цирюльники, музыканты (чанги), ашыги (ашек), погонщики (сарбан). Значение сословия зависело от силы и влияния конкретного племени. Так, калантары племени кашкули приравнивались к ильxани, а кадxода племени фарсимадан – к калантарам других племён.

Племена и сословия были эндо- или гипергамны. Полигиния практикуется только в случае отсутствия сыновей. Распространены кросс- и ортокузенные браки, левират, минорат. Брачные связи между представителями разных сословий считаются нежелательными, с «низшими» – недопустимыми.

Высшей инстанцией суда по обычному праву выступали родовые или племенные вожди, чьё решение нередко зависело от подношений той или иной из тяжущихся сторон. Мерой наказания служили денежный штраф, содержание под стражей (в особой палатке при ставке вождя, с пешими переходами при перекочёвках) или телесное наказание. Убийство (особенно в кругу сородичей) рассматривалось как преступление, имеющее частный характер. Смертная казнь обычно осуществлялась через кровную месть, в которую вовлекались иногда целые роды или племена, а ханам предоставлялась лишь роль посредников-примирителей.

Семейное имущество зачастую сохранялось неделимым в собственности кровнородственного коллектива во главе с патриархальным старейшиной, авторитет которого чаще всего наследовался не от отца к старшему сыну, а от старшего брата к самому способному из младших. Наследование не определялось нормами шариата. Та или иная доля имущества переходила к сыновьям по мере их обзаведения семьями, а младший («сын очага») до конца оставался с родителями.

Старейшина имел право наказать любого домочадца, уклонявшегося от исполнения своих обязанностей, женил и выдавал замуж по своему усмотрению. При наличии наследников-мужчин жёны и сёстры лишались права наследования. Если незамужняя дочь оставалась единственной наследницей после смерти отца, она должна была выйти замуж за ближайшего родственника, чтобы имущество не ушло в другую семью.

Сватовство ведётся через пожилых и влиятельных людей. Калым (башлук), который состоял из скота, денег и вещей, передаваемых сватающимся отцу девушки, и во много раз превышал размер приданого, при родственном браке несколько снижался. Свадебные обряды, в которых принимал участие весь род, в основном проходили в доме жениха и лишь в последний день переносились в дом невесты, которую торжественно отводили в жилище мужа. Перед этим она трижды обходила вокруг отцовского очага и целовала его. К её поясу подвязывается хлеб, чтобы она первые сутки ела отцовскую пищу. Новобрачная спешивается, только когда родня мужа подносит ей подарок. В шатре напротив предназначенного для неё места ставятся на счастье зеркало и сосуд с водой, а когда она впервые выходит из-за занавески в общее помещение, она должна опустить руку в хурджин с деньгами или в мешок с рисом или мукой, что должно обеспечить семье благоденствие.

Кашкайка после замужества почти всегда сохраняла крепкую связь со своей семьёй (в отличие от лурки и бахтиарки) и становилась на её сторону при конфликте между ней и семьёй мужа. На ней, помимо работ по хозяйству (заготовка молочных продуктов, выпечка хлеба, уход за детьми, собирание лекарственных трав), лежала подготовка кочевого инвентаря, вьючение животных и сопровождение их при перекочёвках, а также все работы по прядению, окраске шерсти, валянию войлока и тканью́ ковров и полотнищ для шатров. Развод считался редкостью (в отличие от оседлых, особенно горожан) и осуждался.

Хозяйство и быт

Как и в случае с другими племенными обществами Загроса, административная и экономическая централизация заставили значительную часть кашкайцев перейти от кочевого хозяйства к оседлому земледелию. Их образ жизни ещё более существенно изменился в 1980–1990-е гг. под влиянием ирано-иракской войны, целенаправленного внедрения властями Ирана принципов коллективного самоуправления в ущерб родовой верхушке, широкого распространения авто- и мототранспорта.

Кашкайцы во время перекочёвки. На заднем плане – цементный завод. Провинция Фарс, Иран. 1970.Кашкайцы во время перекочёвки. На заднем плане – цементный завод. Провинция Фарс, Иран. 1970.

Исторически экстенсивное скотоводство сочеталось у кашкайцев с сезонным землепашеством, главным образом силами покровительствуемых крестьян, обрабатывавших предоставленные племенем участки в обмен на долю урожая и двух баранов в год. Они разводили длинношёрстных овец, близких с каракульскими, и коз, а также собственную породу лошадей, родственную арабской: лучшими коневодами и наездниками считалось племя даррешури. Верблюды и ослы использовались для перевозки грузов, в том числе караванных.

Кашкайцы расселены между верховьями реки Руде-Шур на юге и верховьями реки Польвар на севере, по безлесной и безводной волнистой степи, невысоким горам и расположенным между ними горным долинам, также лишённым древесной растительности. Вследствие значительной высоты над уровнем моря эти местности отличаются сравнительно прохладным континентальным климатом, который лишь на крайнем юге переходит в жаркий субтропический, с соответствующей флорой (финиковая пальма и др.). Зимовки (тюрк. кышлаг, перс. قشلاق) лежат на возвышенных пастбищах в предгорьях южнее Ширазской котловины, спускающихся от Казеруна, Фирузабада и Джеxрома к Персидскому заливу. Летовки (тюрк. яйлаг, перс. ییلاق) расположены на высокогорье между Кумише, Гандемуном, Абаде, Шехреза и Семиромом вплоть до южных окрестностей Исфахана. Между ними весной и поздней осенью кашкайцы совершают миграции на расстояние более 500 км и длительностью до 3 месяцев (самые далёкие среди иранских номадов). Они проходят в медленном ритме (преимущественно по ночам, во избежание дневной жары), в меридиональном направлении, по издавна определённым маршрутам, чтобы уклониться от пересечения с синхронными перекочёвками хузестанских арабов и бахтиаров в параллельном направлении, что грозит столкновениями и кровопролитием.

Жилище – прямоугольная палатка с откидным пологом, из чёрной козьей шерсти (чадор), у знати – из белой, жёлтой, голубой материи, изготовляемой в Исфахане. Иногда чадор обносят стеной из тростника, а зимой кровлю приподнимают особыми шестами для стока дождевой воды.

Мужчины поверх шаровар, рубахи и архалука носят наплечный халат (чеке), подпоясанный шалью (до разоружения – патронным поясом) и закрепляемый шнурком, на голове – войлочную шапку (колах) с поднятыми по бокам полями. Женщины носят рубахи поверх одной или нескольких юбок и шаровар до лодыжек, короткую кофту (нимтане), голову повязывают небольшим тонким платком, поверх которого надевают большой шёлковый; знатные женщины надевают несколько юбок со сборками, жакеты с рукавами из шёлка и бархата, золотые украшения и монеты.

Основная пища – тонкие ячменные и кукурузные лепёшки и молочные продукты, баранина, дичь и рис; на кышлагах – финики. Беднейшая часть населения в засушливые годы питалась дикорастущими травами. Популярный напиток – чай.

Религия

Традиционные верования кашкайцев испытали лишь поверхностное влияние шиизма. Совершение регулярного намаза, соблюдение поста в рамадан и других предписаний ислама до 20 в. оставались редкостью. Широким почитанием и правом беста (неприкосновенного убежища для преступников) пользовались гробницы Алидов (имам-заде), которым приписывались чудотворные свойства и рядом с которым разрешались присягой тяжбы.

Магическая сила связывалась с домашним очагом, клятва у которого считалась священной, что отразилось в пословицах и поговорках: богатство связывалось с «блестящим и могущественным», а бездетность – со «слепым» или «немым» очагом. Демонология кашкайцев включала джиннов и пери, а также алов – золотоволосых духов, которые якобы похищали у рожениц печень, бросая её в реку или море. Существовала вера в дурной глаз, предсказания, волшебные средства для вызывания дождя. В засуху выбирался ряженый «безбородый-невеста» (кусэ гялин), которого с криком и песнями водили по шатрам: прыгая, он требовал у хозяев подношений; его угощали сладостями и выливали на голову чашку холодной воды.

Устное творчество

Распространены песни любовные («Хосров и Ширин», «Фархад и Ширин»), свадебные, траурные, исполнение стихов из «Шахнаме» Фирдоуси; пением сопровождались перекочёвки и военные игры. Особые песни посвящены различным земледельческим праздникам, например сбору риса. На исполнении песен и сказаний (о Кёр-оглы, Махмуде) специализируются ашыги, которые могут также исполнять хоровые и оркестровые партии и разыгрывать представления. Высокий статус в культуре традиционно имеют струнные щипковые инструменты: тар, сетар, саз. В числе других музыкальных инструментов: кеманча, флейта най, натуральная труба карнай, различные мембранофоны.

Начало изучению кашкайского фольклора положено А. А. Ромаскевичем, записавшим несколько песен во время своего пребывания с командировкой в Ширазе в 1914 г. Значительный вклад в сохранение и упорядочение знаний об обычаях и общественном устройстве кашкайцев внёс выходец из их среды, публицист-просветитель Моxаммад Баxманбеги (1920–2010), придерживавшийся мнения о близости их материальной культуры к луро-бахтиарской, а духовной – к азербайджанской.