Бруно Джордано
Бру́но Джорда́но (Giordano Bruno; настоящее имя Филиппо Бруно, Filippo Bruno) (январь или февраль 1548, Нола, близ Неаполя – 17.2.1600, Рим), итальянский философ, писатель. Учился в Неаполе (1562–1565), с 1566 г. – монах-доминиканец, в 1572 г. принял священство. Заподозренный в ереси арианского типа, в 1576 г. бежал в Рим; скитался по городам Северной Италии (1576–1578). В 1578 г. переехал в Шамбери (Савойя), в 1579 г. – в Женеву (где временно обратился в кальвинизм, а затем попал в тюрьму за резкую критику близкого сподвижника Теодора Безы – Антуана Делафе). Позднее жил во Франции: в Тулузе (1579–1581), Париже (1581–1583 и 1585–1586; лекции в Сорбонне о 30 атрибутах Бога сделали Бруно знаменитым), затем в Англии (1583–1585; курс лекций Бруно в Оксфорде был насильственно прерван университетскими властями из-за коперниковской направленности идей Бруно). Антиаристотелевское выступление Бруно в коллеже Камбре (май 1586) закончилось скандалом; с середины 1586 г. Бруно скитался по Европе (Висбаден, Марбург, Виттенберг, Прага, Франкфурт-на-Майне, Цюрих и др.). В августе 1591 г. возвратился в Италию (в Падую, затем в Венецию); 22 мая 1592 г. на основании доноса арестован и передан в руки венецианской, а затем (январь 1593) – римской инквизиции. В сентябре 1599 г. Бруно согласился признать себя еретиком, однако 21 декабря отказался от покаяния и был сожжён на костре.
Целостной и строгой философской системы Бруно не создал, хотя и стремился к этому; его учение, характерное для позднего Возрождения, представляло собой противоречивое сочетание архаических элементов с предвосхищением новоевропейского научного мышления, эзотерических и оккультных идей – с математическими и астрономическими выкладками. В своих ранних сочинениях «О тенях идей» («De umbris idearum», 1582), «Песнь Цирцеи» («Cantus Circaeus», 1583), «Светильник тридцати изваяний» («Lampas triginta statuarum», 1587) и др. Бруно постепенно подчиняет мнемонику («искусство памяти») задачам космологического и онтологического характера. Присущий этим трактатам интерес к магическому знанию сохраняется в последующих его сочинениях (созданных в основном между 1582 и 1591), из которых наиболее известны диалоги на итальянском языке: «метафизические» (1584, русский перевод 1949) – «Пир на пепле» («La cena de le ceneri»), «О причине, начале и едином» («De la causa, principio et uno»), «О бесконечности, вселенной и мирах» («De l’infinito, universo et mondi») и «нравственные» (1585) – «Изгнание торжествующего зверя» («Spaccio della bestia trionfante», русский перевод 1914), «Кабала пегасского коня» («Сabala del cavallo pegaseo», русский перевод 1949), «О героическом энтузиазме» («De gl’eroici furori», русский перевод 1953).
Джордано Бруно. О тенях идей. Париж. 1582. Баварская библиотека, Мюнхен. München, Bayerische Staatsbibliothek.В развиваемой Бруно пантеистической метафизике всеединства как живой бесконечной всецелостности идеи неоплатонизма, прежде всего учение о едином начале, «всеобщем уме» (intellectus universalis) и мировой душе как движущем принципе Вселенной, приведшее Бруно к гилозоизму, сочетались с сильным влиянием ранней греческой натурфилософии (идея параллелизма микрокосмоса и макрокосмоса и др.). Определяющее влияние на Бруно оказала философия Николая Кузанского, от которого он воспринял идеи отрицательного (апофатического) богословия, поставив на место трансцендентного Бога христианского вероучения «Бога в вещах» (Deus in rebus, Dio nelle cose), т. е. совокупность всего сущего в единстве порождающей природы, обеспечиваемом Божественным абсолютом. Многим обязан Бруно и традиции герметизма, с которой в своих космологических построениях он связывал гелиоцентрическую теорию Н. Коперника. Актуальную бесконечность абсолютного максимума Николая Кузанского Бруно фактически отождествил с заполненным эфиром беспредельным пространством всеобъемлющего универсума, а потенциальную бесконечность последнего – с бесчисленностью миров, существующих в нём. То, что в аристотелевско-схоластической традиции представлялось замыкающей космос сферой неподвижных звёзд, Бруно, развивая идеи античных атомистов, объявлял солнцами других, удалённых от нас на колоссальные расстояния миров. Органицизм и панпсихизм Бруно приводили его к убеждению в одушевлённости всех миров, этих «великих тварей» (grandi animali), и возможной их «населённости». Таким образом, космос Бруно бесконечен и полицентричен не только в физическом и математическом, но и в биологическом и духовном планах; любая его точка – его смысловое средоточие. В поздних сочинениях Бруно – «франкфуртских поэмах» (1591): «О трояком бесконечно малом» («De triplici minimo»), «О монаде, числе и конфигурации» («De monade, numero et figura») и «О безмерном и неисчислимых мирах» («De immenso et innumerabilibus») – намечено близкое античному атомизму учение о монаде как мельчайшей единице бытия.
В учении Бруно и способах его изложения огромная роль принадлежит поэтическому началу и художественной фантазии. В его сочинениях ощущается влияние маньеризма (контраст между рациональной аргументацией и взвинченными патетическими отступлениями, между условно-аллегорической и подчёркнуто обытовлённой образностью; критика нормативизма в поэзии; пародирование традиционной риторики и стилизация поэзии петраркизма; причудливые каламбуры, в том числе в заглавиях). Единственное чисто литературное произведение Бруно – комедия «Подсвечник» («Il Candelaio», 1582; русский перевод 1940 под названием «Неаполитанская улица») – содержит резкую критику ренессансного гуманизма.
Узко теологическая проблематика мало волновала Бруно, который в своём отношении к религии соединял прагматический подход к ней как к фактору социальной стабильности (в духе Н. Макиавелли) со стремлением преодолеть кризисное состояние Церкви и модернизировать христианское учение. Фактически он развивал – вслед за флорентийскими неоплатониками – философскую религиозность, важнейшим элементом которой выступало «героическое исступление» (eroico furore), устремлённость человека к Божественному, возвышающая его над повседневностью и позволяющая создать основанную на нравственных началах цивилизацию. Смерть стала для Бруно, не чуждого мессианизму, последним актом подобного исступления.
В 19–20 вв. в философской (Ф. В. Шеллинг и др.), оккультной (А. Безант) и художественной литературе (В. Ф. Одоевский, Дж. Линдсей) формируется тенденциозный образ Бруно – героического борца с католическим мракобесием; подобная же его трактовка возобладала в советской историографии.