Просвещённый консервати́зм, умеренная версия консервативной идеологии, распространившаяся в 20 в., удалённая от крайностей и не предполагающая реставрацию старого порядка. В ряде случаев употребления термин «просвещённый консерватизм» является синонимом выражений «умеренный консерватизм», или «разумный консерватизм». В европейской общественной мысли 20 в. «просвещённый консерватизм» часто имеет и более специальный смысл, родственный словосочетанию «консервативное Просвещение». Речь идёт об особой трактовке Просвещения, а также совокупности связанных с этой эпохой ценностных установок и социальных институтов как некоей уже реализованной в истории данности, которой угрожают не только реакционно-утопические, но и радикальные прогрессистские течения, в частности идеи «новых левых». Понятие «консервативное Просвещение», появившееся в британской историографии, используется для обозначения воззрений отдельных представителей в первую очередь английской религиозной и общественной мысли 17–18 вв., которые пытались противостоять «энтузиазму» радикальных религиозных течений.

Просвещённый консерватизм в немецкой публицистике 1970-х гг.

Идея просвещённого консерватизма получила распространение в немецкой публицистике в 1970-е гг. Этим термином называли себя представители идейного течения, жёстко противостоявшие левому радикализму, популярному в 1960-е гг.

К понятию «просвещённый консерватизм» в Европе независимо друг от друга обращались австрийский историк и философ Эрнст Топич в серии статей 1970-х гг. и немецкий философ и публицист Герд-Клаус Кальтенбруннер в ряде работ, в первую очередь в книге 1972 г. «Реконструкция консерватизма». Оба автора критиковали антропологический оптимизм и утопизм левых теоретиков, а также их негативное отношение к традиции. Топич, в частности, считал, что левые течения в европейской идейно-политической жизни представляют собой разновидность «контрпросвещения», угрожающего эмансипационным завоеваниям Нового времени (цит. по: Григорьян. 1979. С. 129).

Двойственная репутация Э. Топича как историка – предваряя выводы Виктора Суворова (В. Б. Резуна), он в книге «Война Сталина» (1985) назвал вторжение А. Гитлера в СССР в июне 1941 г. превентивной оборонительной акцией против И. В. Сталина – сделала его неудобной фигурой для того, чтобы олицетворять собой лучшее, что есть в европейском просвещённом консерватизме. В этом плане гораздо большей популярностью пользуются работы другого немецкого консервативного мыслителя, Г.-К. Кальтенбруннера. Кальтенбруннер считал, что «консерватизм XX века – наследник идей Просвещения, и противостоит утопизму, догматизму и мистицизму» (Ким. 2010. C. 71). Кальтенбруннер стремился расширить традиционное консервативное представление о человеке как о заведомо несовершенном существе, опираясь на выводы в биологической и философской антропологии, указывающие на наличие в человеке элементов нерациональной агрессии, на «рискованность человека» и его неизбывную обречённость на печали и страдания.

Консервативное Просвещение

Понятие «консервативное Просвещение» появилось в британской историографии. Этот термин был введён в лексикон современной науки британским историком политической мысли, одним из представителей кембриджской школы Дж. Пококом. В октябре 1988 г. он выступил в Лондонской школе экономики и политических наук с докладом «Консервативное Просвещение и демократические революции. Американский и французский случаи в британской перспективе» (Pocock. 1989), в котором попытался доказать, что истоки консерватизма Э. Бёрка лежат в англиканском Просвещении 17 в., и это в целом консервативное течение мысли было направлено не столько против деспотизма и тем более абсолютизма, сколько против фанатизма радикальных сект. В ряде работ, в том числе более позднего времени, Покок утверждал, что подлинным истоком Просвещения, если не континентального, то британского, был страх перед радикально-демократическими устремлениями масс, часто соединёнными с эсхатологическими и милленаристскими ожиданиями. Согласно Пококу, Бёрк распространил антисектантский скепсис «консервативного Просвещения» на деятелей Французской революции, в которых он видел тех же сектантов, только заменивших авторитет Священного Писания авторитетом Ж.-Ж. Руссо (Pocock. 1997).

Покок подверг критике тех исследователей, кто считал образцовым Просвещением именно Просвещение французское, или, как позднее закрепилось в историографии, – парижское, т. е. идеи французских энциклопедистов. В своём фундаментальном 5-томном исследовании «Варварство и религия», посвящённом политическому мировоззрению Э. Гиббона, Покок противопоставил идее «единого Просвещения» представление о «семействе Просвещений», т. е. Просвещений с разной национальной спецификой (Pocock. 1999. P. 9). Британская версия течения, к которой Покок относил Э. Гиббона, Д. Юма и Э. Бёрка, отличалась, по его мнению, от континентальной, более радикальной в плане отрицания иерархии в обществе и церкви. «Консервативное» британское Просвещение восходило к протестантскому Просвещению 17 в., отмеченному влиянием оппозиционного кальвинизму арминианства (Межуев. 2023).

Просвещённый консерватизм как идейное течение в русской мысли

В России ограниченное распространение понятие просвещённого консерватизма получило в начале 1990-х гг., когда этим термином называли сторонников А. И. Солженицына и, в частности, умеренно патриотическую редакцию журнала «Новый мир» в противоположность более жёстким, антизападно настроенным радикалам из таких изданий, как «Наш современник» или газета «День». Как особый термин, маркирующий определённое идейное и политическое течение, это понятие было введено в российский контекст и популяризовано в появившемся 26 октября 2010 г. на сайте «Полит.Ру» тексте режиссёра Н. С. Михалкова «Право и Правда». Текст был преподнесён самим автором как «Манифест просвещённого консерватизма» (Михалков. 2010). Публикация манифеста вызвала полярные оценки. В частности, политолог Г. О. Павловский оценил появление этого документа как выступление «антимедведевских» сил, т. е. той части политического класса, для кого «модернизационная» программа президента Д. А. Медведева представлялась слишком либеральной (цит. по: Сборов. 2010).

Манифест породил критические отклики со стороны более радикальных консерваторов, которые были недовольны отсутствием в манифесте однозначного соотнесения консерватизма и русского национализма. Многим потенциальным единомышленникам автора манифеста сама «просвещённость» просвещённого консерватизма представилась уступкой либерализму, демонстрацией умеренности и готовности вступать в диалог с оппонентами (Пыхтин. 2010). В манифесте утверждалось, что просвещённый консерватизм «не имеет ничего общего с "реакционностью", "застоем", "охранительством" и "нежеланием перемен"» (Михалков. 2010). В качестве образцов просвещённого консерватизма были названы имена П. А. Вяземского, Н. В. Гоголя в его «Выбранных местах из переписки с друзьями», митрополита Филарета как одного из авторов Манифеста 19 февраля (3 марта) 1861 г., а также П. А. Столыпина. В число теоретических предшественников просвещённого консерватизма попали К. Н. Леонтьев, Б. Н. Чичерин, П. Б. Струве, И. А. Ильин и Н. Н. Алексеев. Эталоном просвещённо-консервативной печати в России было выбрано «Новое время» А. С. Суворина, а «историческим примером партийного объединения просвещённых консерваторов» – конституционно-монархический «Союз 17 октября». Содержащаяся в документе формулировка: «Власть есть свободно принимаемая и добровольно поддерживаемая народом сила, основанная на нравственном авторитете и представленная в избранной личности» давала основание предположить, что политическим идеалом просвещённого консерватизма является президентская республика, а не монархия, самодержавная или же ограниченная конституцией (Михалков. 2010).

До появления манифеста Н. С. Михалкова в России не было течения мысли, которое называло бы себя этим именем. Частое использование понятия «просвещённый консерватизм» в историографии отечественной политической мысли было связано отчасти с тем обстоятельством, что термин «просвещение» сделал популярным в русской литературе тот же человек, который стоял у истоков отечественной консервативной мысли, – Н. М. Карамзин. Впоследствии все отечественные деятели культуры, которые могли считать себя продолжателями дела Карамзина, имели возможность зачислять себя в «просвещённые консерваторы», или «либеральные консерваторы», не вкладывая в это определённого подтекста помимо сочетания «свободомыслия» и антиреволюционности. П. А. Вяземский на склоне лет, в 1875 г., вспоминая о дружбе с покойным А. С. Пушкиным, утверждал, что если бы поэт выбрал политическое поприще, то занял бы позицию «либерального консерватора» (Вяземский. 1998. С. 118). После появления манифеста Н. С. Михалкова многие исследователи стали выводить «родословную» просвещённого консерватизма именно от А. С. Пушкина и П. А. Вяземского, понимая под просвещённостью признание необходимости реформ, а под консерватизмом – неприятие радикальных мер и революций (Просвещенный консерватизм ... 2012. С. 8).