«Общая воля»
«О́бщая во́ля» (франц. volonté générale, англ. general will), понятие социально-политической философии Ж.-Ж. Руссо, обозначающее волю народа как целого, единого политического субъекта. Противопоставляется частной и индивидуальной воле и находится в сложном соотношении с понятием «воля всех». Учение об общей воле сформулировано Руссо в трактате 1762 г. «Об общественном договоре» (Руссо. 1998).
Понятие «общая воля» за столетие до Руссо было введено философом-картезианцем Н. Мальбраншем. В «Трактате о природе и о благодати» (1680) Мальбранша термин «общая воля» используется для характеристики способа действия Божественной воли в мире. Согласно Мальбраншу, Господь волит общим образом, полагая законы, чтобы регулировать мир как целое. Физические деформации (зло природное) и моральное зло не являются частью Божественной общей воли, т. е. Господь не волит зла, но предвидит его как часть действия общих законов.
В политико-правовой плоскости понятие «общая воля» использовалось в работах Ш. Монтескьё и Д. Дидро. Монтескьё обращался к понятию «общая воля» в 9-й книге трактата «О духе законов» (1748), обсуждая необходимость разделения власти законодательной и власти судебной. Первая толковалась им как выражение общей воли государства, вторая – частной, применением общих принципов, норм к конкретной ситуации, конкретному деянию. Монтескьё настаивал, что соединение этих двух принципиально различных воль в одном и том же лице или корпорации вело к тирании. При этом продолжение теологической линии Мальбранша можно видеть в увязанности соединения общей и частной воли как ведущей ко злу, однако сама по себе как «общая», так и «частная» воля толковалась Монтескьё этически нейтрально: общая воля законодателя состояла именно в формулировке общих норм, а будут ли они благими и дурными, было уже другим вопросом. Дидро использовал понятие «общая воля» для обоснования естественного права в одноимённой статье в «Энциклопедии» (1752). Общая воля в его понимании – то, что присуще всем людям, в отличие от частных волений.
Хотя связь рассуждений Руссо в трактате «Об общественном договоре» с позицией Дидро явно не прослеживается в окончательном тексте книги, в первой рукописной версии трактата он прямо отталкивается от позиции Дидро, утверждая, что общая воля не может быть эмпирически наблюдаемой. Собственно, на конфликте одновременного утверждения наличия общей воли и невозможности её однозначного соотнесения с тем или иным конкретным, проявляемым волением и строится концепция Руссо.
В противоположность гоббсовскому пониманию «общественного договора», где люди обменивают свою свободу на безопасность, у Руссо они меняют «идентичность», переходят из частного существования в существование граждан и вместо естественной свободы обретают свободу политическую. Если у Т. Гоббса человек, входящий в государство (Commonwealth), жертвует для суверена всеми своими правами, за исключением одного, права на жизнь, то Руссо настаивает, что люди, образующие сообщество, отрекаются от всех своих прав. Сам момент отречения и есть момент возникновения нового субъекта («общества», «народа», «нации»), который обладает «общей волей». Те права, которыми граждане обладают в сообществе, являются им предоставленными данным сообществом, т. е. в этой логике невозможно сказать, что сообщество «возвращает» эти права гражданам, уже только потому, что все их прежние права претворены в реальность целого (сообщества) в момент его учреждения.
«Народ», которому принадлежит «общая воля», так же как и сама «общая воля», не является эмпирически наблюдаемым. Руссо подчёркивает, что эмпирически мы можем видеть лишь некое сборище, эмпирическую совокупность индивидов. Даже если эмпирически мы будем одновременно наблюдать всех индивидов, входящих в политическое сообщество (например, на агоре), мы не будем видеть граждан, а только совокупность тел, частных лиц. Совокупность их воль останется именно совокупностью частных воль. Поэтому, подчёркивает Руссо, когда гражданин подаёт свой голос, высказывается об общественном, он отвечает не на вопрос о том, какова его воля как частного лица, а строит предположение о том, какова общая воля. Возникает очевидная проблема преодоления пропасти между отдельными, частными волениями и их совокупностью и общей волей, которую Руссо решает следующим образом: «Часто существует немалое различие между волею всех и общею волею. Эта вторая блюдёт только общие интересы; первая – интересы частные и представляет собою лишь сумму изъявлений воли частных лиц. Но отбросьте из этих изъявлений воли взаимно уничтожающиеся крайности; в результате сложения оставшихся расхождений получится общая воля» (Руссо. 1998. С. 219).
«Общая воля» в целом ряде замечаний Руссо приближается к воле большинства, которое её манифестирует. Однако воля большинства оказывается лишь указанием, предположением об «общей воле», поскольку воля становится общею не благодаря числу голосов, но из-за общего интереса, объединяющего голосующих (Руссо. 1998). При этом «народ» исторически оказывается способен становиться синонимичным с «толпой», множеством черни (multitudo) (Руссо, 1998. С. 229).
Понятие «общая воля» в ходе Французской революции (1789–1799) неоднократно получало законодательное закрепление, наиболее авторитетным из которых стала статья 6 Декларации прав человека и гражданина (1789, вошла в качестве преамбулы в Конституцию Франции 1791). Она гласила: «Закон есть выражение общей воли (volonté générale). Все граждане имеют право участвовать, лично или через своих представителей, в его составлении. Он должен быть одинаков для всех, покровительствует ли он или карает. Все граждане равны в его глазах и потому имеют равный доступ ко всякому общественному сану, месту и должности, сообразно своим способностям и без всякого иного отличия, как только по добродетелям и талантам» (Тексты важнейших основных законов... 1905. С. 28).
Это положение допускает опосредованное участие в выражении общей воли, что прямо противоречит доктрине Руссо. Фактически Руссо рассуждает о возможности политического сообщества только как небольшой, возможной в физическом соприсутствии гражданской общины. Потребность совместить руссоистский принцип «общей воли» с большим (прежде всего сугубо физически) политическим телом необходимо приводит к представительству, равно как в последующем попытки преодолеть это затруднение будут побуждать политические силы к использованию плебисцитов/референдумов, а их опасность как пути становления тирании – подталкивать к решительному исключению этой формы волеизъявления из числа политических средств.