Культу́рный ландша́фт, в наиболее широко распространённой трактовке этого понятия – географический ландшафт, освоенный и преобразованный людьми в результате целенаправленной деятельности. Понятие культурного ландшафта используется главным образом в географии, а также в ряде других наук (археологии, истории, этнологии) и междисциплинарных научных направлений (этноэкологии и др.).

Понятие культурного ландшафта многозначно; его интерпретации в разных дисциплинах и научных школах довольно сильно различаются. В физической географии культурный ландшафт рассматривается как объект ландшафтоведения и часто отождествляется с категорией антропогенного ландшафта. При такой трактовке культурный ландшафт противопоставляется ландшафту природному, в формировании которого ключевую роль играют естественные физико-географические факторы, а роль антропогенных факторов незначительна. Согласно мнению ряда учёных (Ф. Н. Мильков, А. Г. Исаченко и др.), культурный ландшафт – только целесообразно устроенный, материально и духовно продуктивный антропогенный ландшафт. Его характерные черты – рациональное земле- и природопользование, высокие эстетические и функциональные качества, наличие ценных элементов природного и культурного наследия. При такой интерпретации культурный ландшафт противопоставляется «плохим», т. н. акультурным (термин Милькова), антропогенным ландшафтам, деградирующим в результате человеческой деятельности (нерационального, неумелого ведения хозяйства).

В географии человека (в англоязычной традиции известной как human geography, а в России часто обозначаемой как общественная география) сосуществуют различные трактовки культурного ландшафта. Широко распространён (особенно в культурной географии) взгляд на культурный ландшафт как на местность/территорию, развитие которой в первую очередь отражает специфику сложившегося местного сообщества с соответствующими особенностями образа жизни и культуры. Существуют и иные интерпретации культурного ландшафта, основанные на разных мировоззренческих установках и методологических подходах, но большей частью они все так или иначе фокусируют внимание на характере взаимодействия ландшафта с проживающим в нём местным сообществом.

В антропогеографии конца 19 – начала 20 вв. ландшафт, как правило, понимался как неразрывное единство природных и культурных элементов: для антропогеографов не существовало проблемы деления ландшафтов на «природные» и «культурные», т. к. под ландшафтом подразумевался именно территориальный «выдел», характеризующийся физико-географической и культурной целостностью.

Основоположником научного учения собственно о культурном ландшафте считают немецкого географа О. Шлютера, предложившего данный термин (нем. Kulturlandschaft) для обозначения ландшафтов, преобразованных деятельностью человека, в отличие от т. н. естественных, первозданных ландшафтов (нем. Urlandschaft). Культурный ландшафт, по Шлютеру, есть материальное единство природных и культурных объектов, доступных восприятию человека. То, что учение о культурном ландшафте зародилось в Германии, закономерно, поскольку и ландшафтная концепция в целом разрабатывалась изначально в первую очередь немецкими географами; именно ими были сформулированы теоретические постулаты «классического» ландшафтоведения. Многие немецкие географы – в их числе Шлютер, Л. Вайбель, Х. Лаутензак, Й. Шмитхюзен, З. Пассарге, Э. Банзе – считали ландшафт основным понятием и главным исследовательским объектом географии. Именно в Германии (ещё учениками Шлютера) были выполнены пионерные работы по культурно-ландшафтному районированию, в том числе на микрогеографическом уровне.

Во Франции истоки культурно-ландшафтного подхода восходят к работам учёных национальной школы географии человека во главе с П. Видалем де ла Блашем. Их методологической основой стал географический поссибилизм – концепция, в соответствии с которой географическая среда выступает как «фон», как ограничивающее и изменяющее деятельность людей начало; географическая среда скорее не детерминирует, но лимитирует таковую. Ученики и последователи Видаля де ла Блаша (Ж. Брюн, А. Деманжон, Э. де Мартонн, Л. Галлуа, П. Деффонтен, Р. Бланшар и др.) развили его научные идеи и успешно применили их в практических географических исследованиях конкретных территорий и ландшафтов Франции, других стран и регионов мира. В трудах этих французских географов оформились научные представления о национальном французском «пейзаже» (ландшафте; франц. paysage). Географический поссибилизм лёг в основу последующих научных разработок культурного ландшафта во Франции, определив глубокое своеобразие её национальной школы на многие десятилетия; искусство же описания разных местностей и ландшафтов во французской географии человека конца 19 – начала 20 вв. вошло в «золотой фонд» мировой географии.

В странах англо-американской географической традиции (прежде всего в США) становление культурно-ландшафтного исследовательского направления началось в 1920-х гг. и было тесно связано с формированием культурной географии как самостоятельной ветви географических исследований. В США (в отличие от Германии и, особенно, России) вклад физикогеографов в теоретическую разработку концепции культурного ландшафта на протяжении 20 в. существенно уступал научным достижениям культургеографов.

Ведущую научную школу исследований культурного ландшафта, получившую мировое признание, основал К. Зауэр, возглавивший в 1923 г. кафедру географического факультета Калифорнийского университета в Беркли (США). Ландшафтные представления Шлютера, идеи немецких антропогеографов (Ф. Ратцеля, Р. Градмана и др.) и критически осмысленный хорологический подход А. Гетнера составили исходную мировоззренческую основу разработки Зауэром более системной концепции культурного ландшафта по сравнению с теми, которые только пробивали себе дорогу в континентальной Европе. Программная теоретическая статья Зауэра «Морфология ландшафта» («The morphology of landscape») опубликована в 1925 г.; по Зауэру, культурный ландшафт – это территория, которую в течение определённого исторического периода населяла группа людей – носителей специфических культурных ценностей, отличающаяся характерной взаимосвязью природных и культурных форм. Культура интерпретируется американским учёным как активное начало во взаимодействии с природной средой, природный ареал – как посредник («фон») человеческой деятельности, а культурный ландшафт – как результат их контакта. Таким образом, зауэровская концепция морфологии ландшафта, так же как и научный подход представителей французской школы географии человека (среди которых наибольшее влияние на Зауэра оказал Брюн), была пронизана идеями географического поссибилизма, но предполагала более системную интерпретацию культурного ландшафта.

Традиция Берклийской школы оказалась настолько мощной, что зауэровский подход определял характер культурно-ландшафтных исследований в странах Запада на протяжении нескольких десятилетий 20 в.; большую популярность идеи Зауэра получили ещё до 2-й мировой войны в Великобритании и в континентальной Европе. Квинтэссенция данного подхода – антропоцентризм и пришедший на смену географическому детерминизму и неоинвайронментализму культурный детерминизм: культура трактуется как важнейшая движущая сила, формирующая «морфологию» (в зауэровском смысле) земной поверхности. Соответственно, внимание исследователя концентрируется на привнесённое в природный ландшафт рукотворное начало, делается акцент на изучении внешнего облика ландшафта, факторов и конкретных, осязаемых результатов его трансформации (систем землепользования, форм поселений, архитектурных объектов, коммуникаций и др.).

Вместе с тем Зауэр и его последователи нередко подвергались критике со стороны других учёных. В конце 1930-х гг. против методологии Зауэра выступил американский географ Р. Хартшорн, критиковавший трактовку культурного ландшафта как пространственного ареала. Подчёркивая свою приверженность хорологическим идеям и трактовке географии как науки чисто идеографической (призванной описывать множество районов, каждый из которых сугубо индивидуален и неповторим), Хартшорн указывал, что «ландшафт» Зауэра («landscape») неотличим от «района/региона» («region»). Позднее, в 1950–1960-х гг., в период публикационного пика культурно-ландшафтных работ зауэровской школы, их много критиковали за излишний сциентизм, позитивизм, культурный детерминизм.

В последней трети 20 в. в западной географии человека начался пересмотр многих устоявшихся подходов к постановке и решению фундаментальных теоретико-методологических проблем (получивший в работах Р. Джонстона и некоторых других западных географов даже название «философской революции в географии»). В Северной Америке и Западной Европе возникло идейное направление, получившее название гуманистической географии; оно возникло в том числе и как реакция на широкое распространение в географии человека в предшествующие десятилетия количественных методов исследования и «строгих» пространственных моделей, в которых человек трактовался большей частью с позиций логического позитивизма, как своего рода абстрактная «статистическая» единица. Одним из следствий данного процесса стала радикальная трансформация концепта культурного ландшафта в т. н. новой культурной географии. В фокусе исследовательского интереса теперь оказались не материальные элементы культурного ландшафта, но поведение человека и социальных групп в разных типах ландшафтов и их восприятие в разных культурных контекстах. Главными новыми исследовательскими темами стали «ландшафт как текст», «ландшафт как метафора», «ландшафт как знаковая система» и др.

Гуманистическая география 1970-х гг. оказала огромное влияние на развитие культурно-ландшафтных исследований в США и Канаде. Провозгласив своей философской основой феноменологию, а методологической – герменевтику, она основное внимание сфокусировала на самом человеке – с его внутренним миром и психологией, мыслями и чувствами. У истоков нового направления стояли, в частности, канадский географ, профессор Торонтского университета Э. Релф и американский географ китайского происхождения И-Фу Туан. Оно получило широкое распространение и в британской географии, а также в странах континентальной Европы (в Нидерландах, государствах Скандинавии и др.); в несколько меньшей степени – в Германии и Франции с их давно укоренёнными научными традициями национальных школ географии человека. Значение конкретного места или ландшафта в гуманистической географии и выросшей из неё т. н. новой культурной географии интерпретировалось не в контексте его физического расположения в географическом пространстве, но сквозь призму их восприятия человеком.

Широкое распространение получили образно-символические трактовки культурного ландшафта (Д. Косгроув, Д. Лоуэнталь и др.). Для постижения символических значений ландшафта потребовалось кардинально обновлять не просто теорию культурной географии (основы которой были заложены ещё зауэровской школой), но и методологию исследований и непосредственно методический аппарат. Прежние сциентистские методы, хорошо работавшие при исследованиях материально осязаемых артефактов в культурном ландшафте, оказались малоприменимыми в изучении пространственных представлений и образов ландшафта.

Одним из ключевых понятий «новой» (особенно англо-американской) культурной географии, лёгших в основу культурно-ландшафтных исследований в странах Запада на рубеже третьей и последней четвертей 20 в., стала топофилия – термин, получивший широкое признание, прежде всего, после публикации работ И-Фу Туана. Как правило, топофилия – это привязанность человека или группы людей к тому или иному месту или ландшафту. Это не обязательно привязанность к родным местам, к «малой родине»; топофильные коннотации могут связывать людей просто с более комфортными и эстетически привлекательными ландшафтами, безотносительно к тому, насколько хорошо люди знают и любят конкретные местности и территории, посещали ли они их и др. Появились и капитальные географические труды, посвящённые «воображаемым ландшафтам», взаимосвязи восприятия реально существующих ландшафтов, географического воображения и национальной, региональной, локальной идентичности.

В России термин «культурный ландшафт» впервые появляется ещё в работах Л. С. Берга, одного из основателей отечественного ландшафтоведения, последователя и ученика В. В. Докучаева. Выдающийся российский географ В. П. Семёнов-Тян-Шанский, современник Берга, избегал немецкоязычного термина «ландшафт», но в книге «Район и страна» (1928) предложил типологию ландшафтов по характеру их освоения; он назвал их французским словом «пейзаж» и выделял наряду с девственными, дичающими и прочими пейзажами также и культурные пейзажи. В целом отечественные географы в дореволюционный и раннесоветский периоды вели культурно-ландшафтные исследования в том же русле, что и их западные коллеги (преимущественно немецкой и французской национальных школ), и синхронно с ними.

Однако уже к концу 1920-х гг. богатейшие традиции дореволюционной русской антропогеографии начинают постепенно утрачиваться и вскоре фактически предаются забвению. С 1930-х гг. в СССР наблюдается интенсивная политизация наук, жёстко контролируются научные исследования с социокультурной проблематикой. Отечественное ландшафтоведение надолго ушло из антропокультурного дискурса, избрав в качестве ключевого термина понятие природного ландшафта и весьма преуспев в его исследовании и картографировании. В советском ландшафтоведении возникли научные школы мирового уровня (Д. Л. Арманд, Н. А. Солнцев, Н. А. Гвоздецкий, Исаченко). Наряду с природными ландшафтами, после 2-й мировой войны в советской физической географии важными объектами исследований стали также антропогенные, а затем и культурные ландшафты (т. е. сформировавшиеся под решающим воздействием человеческой деятельности). Но при всех нюансах разных трактовок советские физикогеографы включали в понятие «культурный ландшафт» главным образом его природную, изменённую человеком первооснову и искусственные сооружения – объекты материальной культуры. Эта же точка зрения нашла понимание и поддержку и в советской экономической географии (работы Ю. Г. Саушкина и др.). Широко укоренены такие воззрения на культурный ландшафт и в постсоветской России, в первую очередь среди современных физикогеографов. К гуманитарным аспектам раскрытия концепта культурного ландшафта ближе его трактовка Б. Б. Родоманом, который ввёл в научную и проектную практику ряд новых категорий, в частности понятие поляризованного культурного ландшафта.

Конец 20 в. и первые десятилетия 21 в. характеризовались возрождением и быстрым подъёмом российской культурной географии, одним из драйверов которого стало переосмысление концепции культурного ландшафта и связанная с этим мировоззренческая и методологическая диверсификация культурно-ландшафтных исследований.

В современном российском культурном ландшафтоведении можно выделить несколько исследовательских направлений. Одно из них представлено традиционной физико-географической школой, интерпретирующей культурный ландшафт как овеществлённый результат преобразования человеком природного ландшафта.

Другая мировоззренческая линия культурно-ландшафтных исследований в современной России – т. н. ноосферная концепция культурного ландшафта, выдвинутая и разработанная Ю. А. Ведениным на рубеже 1980–1990-х гг. Согласно этой концепции, культурный ландшафт включает два «слоя»: природный (естественная природа и преобразованная человеком природа) и собственно культурный (люди, живущие в данном ландшафте, их материальная и духовная культура). Научный коллектив, созданный Ведениным, возглавлявшим в 1992–2013 гг. Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва, проводил как фундаментальные, так и прикладные социогуманитарные, культурно-ландшафтные и культурно-географические исследования (в том числе работы по культурно-ландшафтному районированию, географии искусства, охране культурных ландшафтов России и др.).

Третье исследовательское направление – т. н. этнокультурное ландшафтоведение (В. Н. Калуцков и др.), в рамках которого культурный ландшафт трактуется как культура местного сообщества, сформировавшаяся в результате его жизнедеятельности в определённых природных условиях. Основными элементами культурного ландшафта при этом выступают: природный ландшафт как его материальная основа; хозяйственная деятельность как фактор его воспроизводства и изменения; сообщество людей, взятое в его экологическом, социально-семейном и других аспектах; языковая система; духовная культура (в том числе литература, музыка, изобразительное, хореографическое и другие виды искусств). Языковая система и духовная культура выполняют функции «метаязыка» описания культурного ландшафта.

Ещё одно направление представлено в основном работами В. Л. Каганского, ученика Родомана (автором оно позиционируется как «ландшафтная феноменология культуры»). Различение «природных» и «культурных» ландшафтов, по Каганскому, малопродуктивно: «всякое земное пространство, жизненная среда достаточно большой (самосохраняющейся) группы людей – культурный ландшафт, если это пространство одновременно цельно и дифференцировано, а группа освоила это пространство утилитарно, семантически и символически» (Каганский. 2001. С. 24).

Культурные ландшафты выделены в отдельную категорию объектов «культурного» и «природно-культурного» наследия, включённых в список Всемирного наследия ЮНЕСКО (1992). Согласно принятой классификации охраняемые культурные ландшафты делятся на три основные разновидности («Руководящие указания по применению Конвенции о Всемирном наследии»): 1) естественно сформировавшиеся или эволюционировавшие культурные ландшафты, среди них: ископаемые – остановившиеся в развитии (например, реконструируемые на основе раскопок); реликтовые – «угасающие» под воздействием чуждой культурной среды или изменившихся природных условий; развивающиеся – связанные с традиционными аборигенными культурами; 2) рукотворные (искусственно созданные) культурные ландшафты (например, объекты ландшафтной архитектуры); 3) культурные ландшафты ассоциативного типа – вызывающие сильные религиозные, художественные и культурные ассоциации (например, мемориальные, хранящие память о важнейших событиях или великих личностях, нашедшие отражение в творчестве выдающихся деятелей искусства, сакральные). Во многих странах мира разрабатываются национальные стратегии охраны и использования культурных ландшафтов.

В научной литературе как особая категория культурных ландшафтов часто выделяются также природные ландшафты, культурная составляющая которых представлена не в материальной, а в ментальной форме – в представлениях местного населения о своих ландшафтах (феномены деревенских святынь, почитаемых рощ, источников и т. д.), о видении природы в древности и Средневековье (новое прочтение житийных, летописных текстов и др.).