Фо́рма и мате́рия [греч. εἶδος (ἰδέα, μορφή) καὶ ὕλη, лат. forma et materia], в философии Аристотеля две из четырёх «причин», или «принципов» («начал» – греч. «архе»), бытия. Другие синонимы формы-эйдоса (помимо ἰδέα, μορφή) у Аристотеля: логос, οὐσία – «сущность, субстанция», и труднопереводимый термин τὸ τί ἦν εἶναι – «что-значит-быть-тем-то-и-тем-то» или «то-что-делает-вещь-тем-что-она-есть» (схоластическое quiditas – «чтойность»). Теория формы и материи впервые разработана Аристотелем в первой книге «Физики» в связи с анализом «становления» (γένεσις) в виде учения о «трёх принципах»: материальный субстрат (ὑλη, ὕποϰείμενον), форма (εἶδος), лишённость формы (στέρησις). Становление протекает не от абсолютного небытия к бытию, но от акцидентального небытия-чем («Сократ необразован») к положительному обладанию (ἕξις) эйдосом («Сократ образован»), причём субстрат изменения («Сократ») не возникает и не уничтожается. Форма и материя – имманентные структурные элементы (στοιχεῖα) вещи, которые «неотделимы» от неё и не обладают самостоятельной реальностью в качестве данного нечто; таковой обладает только результат их синтеза – «целостность» (τὸ σύνολον). При этом форма и материя соотносительны акту и потенции: материя есть потенция формы, а форма – актуализация материи. Нераздельность формы и материи (принцип, называемый гилеморфизмом) нарушается только дважды, и оба раза в пользу «формы»: в космологии – признанием трансцендентного ума-нуса – перводвигателя, в антропологии – признанием «отделимости» и бессмертия высшей духовной способности – «активного ума». В теории элементов «каждое вышележащее тело относится к находящемуся под ним как форма к материи» (Аристотель. О небе. 310b 14), и, например, вода выступает как «форма» по отношению к земле, но как «материя» по отношению к воздуху.

В средневековой философии наиболее распространённой была концепция формы и материи, разработанная в сочинениях Дионисия Ареопагита и имеющая неоплатонические корни, но исходящая из библейского представления о сотворении мира «из ничего»: формы-прообразы существуют в уме Бога, материя не вечна и не существует до формы. В результате распространения аристотелевского понимания формы и материи в арабском (с 9 в.), а затем в европейском мире (13 в.) возникают дискуссии об индивидуации, о множественности и единстве субстанциальных форм и др. Ибн Сина вводит понятие «формы телесности», или «общей формы», первой формы, предшествующей другим и делающей материю телом, обладающим определёнными количественными измерениями, поскольку неопределённая материя не может быть основой для различия индивидов. Согласно же Ибн Рушду, один субъект может обладать только одной субстанциальной формой, основанием индивидуации он считал «материю с неопределёнными измерениями». В созданной Ибн Гебиролем концепции «универсального гилеморфизма» все сотворённые вещи, в том числе и духовные субстанции, состоят из формы и материи (этой концепции придерживались Бонавентура, Р. Бэкон, Дж. Пеккам и др., её подверг критике Фома Аквинский). Учение об универсальном гилеморфизме явилось основой для теории множественности сущностных форм, позволявшей объяснять в физике – процесс смены форм, в антропологии – наличие в человеческой душе различных потенций, в христологии – статус тела Христа в период между смертью и воскресением. Теория единственности субстанциальной формы, выдвинутая Иоанном Бландом в 1230 г., получила развитие у Фомы Аквинского и его последователей: одно сущее оформляется одной сущностной формой, при этом более высокая форма, например интеллектуальная душа человека, может выполнять действия более низших форм. В отличие от традиции понимания материи как чистой потенции, Иоанн Дунс Скот (и вслед за ним У. Оккам) считал материю актуальной сущностью и полагал, что Бог может сотворить материю и без формы. Оккам, признавая реальное существование только индивидуальных вещей, отрицал наличие универсальных форм как в вещах, так и в божественном уме.