«Взятие Зимнего дворца». В первые годы после Октябрьской революции 1917 г. победившая большевистская власть остро нуждалась в новых формах художественного просвещения масс. Одной из них стала практика организации массовых действ, или «народных празднеств», как называл их 1-й нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский (Луначарский. 1924. С. 63–67). Они проходили, как правило, в «красные дни календаря»: 7 ноября (годовщина Великой Октябрьской социалистической революции), 1 мая (День международной солидарности трудящихся), 8 марта (Международный женский день).

В числе самых масштабных по количеству участников (8 тыс. человек, по другим сведениям, 10 тыс. человек) оказалось представление «Взятие Зимнего дворца», состоявшееся 7 ноября 1920 г. в честь 3-й годовщины Октябрьской революции. К его подготовке были привлечены выпускник Санкт-Петербургской консерватории, композитор и пианист Д. З. Тёмкин (впоследствии эмигрировал в США и прославился как автор музыки к голливудским фильмам), а также режиссёр и драматург Н. Н. Евреинов; в команду постановщиков вошли режиссёр Н. В. Петров, критик А. Р. Кугель, писатель Л. В. Никулин, сценарист К. П. Державин; декорации писал художник Ю. П. Анненков.

Организаторы задумали грандиозную акцию, осуществление которой потребовало значительных средств, реквизированных у купечества силовыми методами: 150 прожекторов для освещения Зимнего дворца, строительные материалы для больших платформ, кумачовая ткань для их обивки. Очевидцы вспоминали, что декорации были таких огромных размеров, которые ранее никогда не использовались. Крейсер «Аврора» специально для постановочных залпов пришёл из Кронштадта. Для сообщения с большим количеством статистов, принимавших участие в грандиозном спектакле, была задействована телефонная связь, которая в нужный момент не сработала, и «Аврора» палила, пока помощник режиссёра, оседлав велосипед, не домчался до корабля. Один из сценаристов «Взятия Зимнего дворца» Л. В. Никулин оставил красноречивые свидетельства о репетициях представления: «Они происходили ночью в гербовом зале Зимнего дворца. Полторы тысячи актёров и статистов, потрясая оружием, бегали и кричали, и безумствовали в огромном оранжево-чёрном гербовом зале. Отряд режиссёров пытался внести некоторую организованность в хаос, но всё это было началом, цветочками, потому что на площади участвующих должно было быть не менее десяти тысяч» (цит. по: Анненков. 2001. С. 356).

Музыка в представлении выполняла вспомогательную иллюстрирующую роль, как и в других аналогичных проектах: простым набором аранжированных для оркестрового исполнения песен создавались т. н. симфонии. Г. И. Варлих, дирижёр бывшего Придворного оркестра, компоновал партитуру, в которую включались массовые песни революционного репертуара: «Интернационал», «Марсельеза», «Варшавянка», «Замучен тяжёлой неволей», «Беснуйтесь, тираны!» и др.

Позднее цитатный слой, хорошо узнаваемый публикой (своего рода новая советская программность), вошёл в крупные оркестровые и театральные сочинения в качестве понятных звуковых иллюстраций подразумеваемых революционных событий, среди них: Шестая симфония Н. Я. Мясковского (1923), «Траурная ода» А. А. Крейна (памяти В. И. Ленина; 1926), музыка балета «Красный мак» Р. М. Глиэра (1927), оперы «Северный ветер» Л. К. Книппера (1930) и «Плотина» А. В. Мосолова (1930), балет «Пламя Парижа» Б. В. Асафьева (1932). Позднее к революционным песням обратился Д. Д. Шостакович в Одиннадцатой симфонии op. 103 соль минор «1905 год» (1957) и Восьмом квартете c-moll op. 110 (1960).

Массовое действо «Взятие Зимнего дворца» было отснято на плёнку оператором Б. Н. Светловым и участником постановки К. П. Державиным, которые стали режиссёрами одноимённого фильма (1920). По воспоминаниям Ю. П. Анненкова, оно вошло во все справочные и учебные издания по истории театра 20 в. К 10-летию Октябрьской революции режиссёры С. М. Эйзенштейн и Г. В. Александров выпустили фильм «Октябрь» с красочным, сильно отличавшимся от действительности антуражем. Этот фильм, фактически прямой наследник массового действа «Взятие Зимнего дворца», впоследствии в советской исторической кинохронике цитировался как документальный. История на глазах современников превращалась в мифологию. Как писал в 1929 г. Эйзенштейн, «роль же проповедника тем временем слилась с ролью художника. Возник – пропагандист» (Эйзенштейн. 1980. С. 276).