Интерпасси́вность, интерсубъективный психический феномен, выражающийся в «делегировании» личных переживаний другим людям или вещам. Понятие «интерпассивность» образовано по аналогии с термином «интерактивность», однако обычно не определяется через противопоставление. Интерпассивность также может быть определена как особый способ обращения с отчуждением, при котором бессознательно присваивается определённое переживание, размещённое в Другом. Интерпассивность может происходить спонтанно (например, реакция на упавшего человека, как будто это случилось с нами), но чаще воплощается в индивидуальном (невротическом) или общепринятом ритуале.

Впервые в таком значении термин использован Р. Пфаллером в 1996 г. в докладе «Смех из-за угла. Кураторы избавляют нас от искусства, видеомагнитофон смотрят за нас наши любимые фильмы: Заметки о парадоксе интерпассивности» на конференции в Линце «Вещи, которые смеются за нас» («Die Dinge lachen an unsere Stelle»), а затем он станет ключевым в монографии 2000 г. «Интерпассивность: Исследования делегированного удовольствия» («Interpassivität: Studien über delegiertes Geniessen», 2000). В этом докладе появился парадигматический пример интерпассивности: запись на видеомагнитофон любимых передач без последующего желания просмотра, «как если бы» видеомагнитофон смотрел их за нас, передавая нам толику удовольствия. Сам Пфаллер отмечал, что интерпассивность – логичное продолжение психоаналитического исследования повседневных ритуалов и культурных практик (понятие «фантазия» у З. Фрейда). В работе «Ради чего стоит жить. Начала материалистической философии» («Wofür es sich zu leben lohnt: Elemente materialistischer Philosophie», 2011) в сходном значении Пфаллер будет использовать понятие «анонимное воображение».

Схожий феномен описывали и ранее, обращая внимание на своего рода «оправдания» для субъекта: например, У. Эко отмечал, что ксерокопии текстов для диссертации успокаивают, словно обладание ими равно опыту прочтения самого текста (Эко. 2003. С. 146). Но, по мысли Пфаллера, интерпассивность включает и бездействие (пассивность), и символическое действие (интерсубъективное делегирование, а затем присвоение), позволяя получать удовольствие (или иной опыт) посредством активности других. Как отмечает исследователь Г. ван Унен, определённое противоречие, заложенное в само понятие («интер-» предполагает обмен, но можно ли обмениваться пассивностью?), требует трансгрессивного способа анализа: интерпассивность призвана выявить то, что обычно оказывается скрытым, непубличным (Van Oenen. 2006).

Начиная с 1998 г. (доклад «Интерпассивный субъект» в Центре Жоржа Помпиду) понятие интерпассивность начинает активно использовать в своих работах С. Жижек, благодаря чему оно получает дальнейшее распространение. Жижек включает в понятие не только переживания (удовольствия/неудовольствия), но и верования. Также он предлагает другие яркие примеры интерпассивности: тибетский молельный барабан, закадровый смех в телешоу, профессиональные плакальщицы, упс-реакция на падение других людей (Жижек. 2005. С. 13–17). Эти примеры позволяют увидеть, что, хотя другие люди или устройства действуют и даже верят за субъекта, он при этом получает эффект, «как если бы» действовал или переживал сам (например, молитва прочитана, удовольствие от просмотра телешоу получено).

В интерпретации интерпассивности у Жижека важную роль играет связь этого понятия с генезисом субъекта в лакановском понимании. С точки зрения психоанализа ребёнок первоначально является объектом для других, именно поэтому зарождение субъекта остаётся трудной проблемой (которую часто решают, прибегая к телеологии, к гипотезе о предрасположенности психики к подобному развитию). Жижек считает, что интерпассивность – хороший кандидат на роль «переходного звена» между пассивным состоянием объекта действий и речи других и активным субъектом, способным к выбору и целенаправленной деятельности.

В такой перспективе субъективная позиция возникает до возможности активно действовать, в тот момент, когда ребёнок оказывается способен формально присвоить деятельность Другого, оставаясь пассивным. Поскольку Лакан говорил о расщеплённом субъекте, фундаментальное значение имеет опыт ранней фрустрации, позволяющий разделить свою потребность и действия Другого. Таким образом, интерпассивность имеет место в переходе от представления «Другой это делает за меня» к представлению «это делается мной через/посредством Другого». Субъект возникает вместе с позицией (кого-то) активно действующего, на которую он затем может претендовать. Интерпассивность здесь выступает как исчезающий логический посредник и первый шаг субъективации (представить себя тем, кто делегирует своё удовлетворение другим), который будет вытеснен в дальнейшем конститутивной фантазией об автономии и активности моего Я.

Психоаналитики и теоретики лакановской ориентации также используют концепцию интерпассивности, делая акцент на соотношении наслаждения и Другого в клинических случаях или при анализе современного общества. В подобном взгляде интерпассивность позволяет увидеть сложную динамику взаимоотношений субъекта с Другим и объектом, особенно в ставших повседневными практиках (например, во взаимодействии с социальными сетями, гаджетами и т. д.), где наряду с сознательным выбором присутствуют и бессознательные побуждения. По мнению психоаналитика Айтен Юран, интерпассивность структурно напоминает описание «первофантазма» у Фрейда, т. к. даёт субъекту определённое алиби («это Другой наслаждается, а не я»).

Впоследствии концепция интерпассивности будет использоваться в различных областях: в антропологии (Kuldova. 2016), искусствоведении и эстетике (Jagodzinski. 2010), критической теории и политической философии (Van Oenen. 2006). Но наибольший интерес к интерпассивности проявили исследователи современных медиа: этот термин пытаются осмыслить как указание на скрытую сторону взаимодействия человека с современными интерактивными медиа (Yoshida. 2008). Актуально оно для описания активности в социальных сетях, перспективно использование понятия в Game Studies для изучения игрового опыта, что показывают работы С. Физек (Fizek. 2017).

Однако широкие трактовки понятия «интерпассивность» в критической теории и медиаисследованиях ведут к специфическому искажению его смысла. Попытка тесно связать интерпассивность с необходимостью гуманизации социальных практик ведёт к переносу акцента на отчуждение или идеологическое воздействие в феноменах интерпассивности. Подобное смещение делает понятие «интерпассивность» в таком рассмотрении излишним. Кроме того, риторика аутентичности/отчуждения теряет из виду эффекты удовольствия и его присвоения (изначально определяющие суть понятия «интерпассивность»).