Социоло́гия рели́гии в Сове́тском Сою́зе, эмпирические исследования религиозности и атеизма в СССР с теоретико-методологических позиций исторического материализма, при постепенной интеграции в исследовательский аппарат научного инструментария мировой социологической науки.

С наступлением советского периода положение наук об обществе в стране полностью изменилось, что коренным образом повлияло на содержание социологических исследований религии. Их состояние на несколько десятилетий стало напрямую связано с общей стратегией решения религиозного вопроса. Новая политическая обстановка требовала подчинить социологическое изучение религиозности курсу руководящих партийных инстанций на искоренение религии и развитие массового атеизма. Это привело к особому статусу социологических исследований: они превратились в одну из составляющих теории и практики антирелигиозной работы.

Теоретические позиции определялись официально предписанной метатеорией общества – историческим материализмом. «Истматовские» понятия и схемы заменяли теоретико-методологический аппарат, выработанный мировой и российской социологической мыслью; из немарксистского наследия принимались во внимание только труды и взгляды революционного и антикапиталистического характера. Эмпирические исследования допускались. Главным занятием в сложившихся условиях стали «замеры» уровня религиозности населения и степени влияния религиозных традиций на образ жизни разных слоев общества, что требовалось для проведения более эффективной деятельности по развитию массового атеизма. Такая задача ставилась основными потребителями социологической информации – руководящими политическими органами.

В 1920-х и 1930-х гг., при всей проблемности, а подчас и трагизме условий научной деятельности, определенная исследовательская работа проводилась. Её участниками были люди с разными убеждениями, разным уровнем образованности и разными намерениями (С. Я. Вольфсон, П. Н. Колотинский, А. Т. Лукачевский, Н. М. Маторин, А. И. Неусыхин, М. И. Логинов, Ф. М. Путинцев, С. М. Ривес, С. Г. Струмилин, Е. И. Хлебцевич и др.). Наиболее распространёнными методами в эмпирических исследованиях были описательные – анкетные опросы и разные формы статистического наблюдения. Поскольку прямая постановка вопросов об отношении к религии не всегда встречалась респондентами положительно, эта тема могла присутствовать и косвенно – при изучении условий жизни и быта, бюджетов времени, культурных потребностей, круга чтения и прочего. Накапливалась обширная фактография. Однако исследовательская практика давала в лучшем случае лишь приблизительные показатели.

Все эти подчас удачные опыты анкетирования, интервью, работы со статистическими и документальными источниками оставались вне систематизированного теоретического осмысления. Теоретические пустоты компенсировались совершенствованием методико-технических аспектов исследования: формулировались параметры выборки, критерии репрезентативности и т. п. Но это относилось преимущественно к количественным характеристикам. Качественный анализ в обобщающих работах о религии и атеизме в СССР трудно назвать адекватным, поскольку над составителями постоянно тяготела доминанта «преодоления религии». Необходимость объективного знания религиозной ситуации соперничала с побуждением подгонять реальность под идеологические установки и декларировать постоянные успехи, неуклонность отхода советских людей от религии.

Политический прагматизм не позволял безоговорочно зачислять всех носителей религиозного сознания в разряд враждебных элементов. Отсюда возникает пропагандистский ход, вошедший затем и в обществознание: был введён постулат о пережиточном характере религии в условиях социализма. Понятие «религиозных пережитков» снимало вопрос о социальной обусловленности религии в СССР, переводя объяснение её причин либо в гносеологическую плоскость (неразвитость сознания отдельных людей, живучесть суеверий, недостаточная освоенность научных знаний о мире), либо в «геронтологическую» (наследие «темного» прошлого среди части населения старшего возраста). Задача для научных кадров определялась как пропагандистское участие в деле «преодоления религиозных пережитков в сознании трудящихся». Социологических исследований такая работа не предусматривала.

В годы Великой Отечественной войны и первого послевоенного десятилетия вопрос об изучении религиозности населения не ставился. На что действительно обращали внимание органы власти, так это на динамику религиозных организаций, которая существенно активизировалась под воздействием происходивших в тот период потрясений и изменившихся политических приоритетов. Статистический «мониторинг» этой ситуации проводился постоянно усилиями специальных государственных учреждений, далеких от научно-исследовательской работы.

Произошедшее в 1930-х гг. угасание тех немногих очагов социологического изучения религии, которые еще как-то продолжали инициативы научных исканий предреволюционного периода, стало практически безысходным.Александр Клибанов. АРАН. Ф. 1908. Оп. 1. Д. 188. Л. 15 © Архив РАНАлександр Клибанов. АРАН. Ф. 1908. Оп. 1. Д. 188. Л. 15 © Архив РАН Когда во 2-й половине 1950-х гг. начавшаяся «оттепель» открыла возможность возобновления социологической деятельности, оказалось, что в области социологии религии, кроме считаного числа уцелевших носителей прежнего опыта (А. И. Клибанов и некоторые другие), специалистов не осталось – надо было начинать всё заново.

На рубеже 1950–1960-х гг. советская социология религии постепенно обретает легитимность в пределах, заданных догматической парадигмой исторического материализма. Тогда же выявляется и своеобразие, принципиально отличавшее её от зарубежной социологии религии.

Старым обществоведческим кадрам теоретические неясности с религией были незнакомы, а эмпирические свидетельства сохраняющейся религиозности удобно объяснялись «пережиточностью» и «идеологическими диверсиями».

Новая генерация учёных входила в социальные исследования под воздействием стереотипного восприятия религии как научно несостоятельного и потому уходящего с общественной сцены явления.

Однако длительное существование религиозных традиций в советском обществе и их упорное возобновление, несмотря на репрессивную политику, заставляли искать более основательные объяснения. Социологическое изучение религии становится делом допустимым и в известных рамках поощряемым. Но целевая установка формулировалась в прежнем режиме – усиление антирелигиозного потенциала коммунистической идеологии.

В статус послевоенной советской социологии религии закладывается неопределённость. Как научная деятельность она не могла развиваться вне контекста общей социологии, без усвоения социологического исследовательского аппарата, накопления профессиональных знаний и навыков, разработки соответствующих приемов и инструментария. Но идеологический прикладной смысл вызвавшего её заказа подчинял эту деятельность задачам, которые концентрировались под рубрикой теории и практики развития массового атеизма в СССР.

В 1960-х гг. занятием социологии религии было сопоставительное исследование религиозности и атеистичности населения СССР. Социологическое изучение религии обусловливалось использованием его результатов для корректировки форсированной секуляризации и усиления «атеизации» советского общества.

В то же время более серьёзное внимание, нежели прежде, обращалось на разработку методов и техники исследования. Это, в свою очередь, предполагало некоторое теоретическое развитие (А. И. Клибанов, Л. Н. Митрохин) и даже освоение опыта зарубежной немарксистской социологии религии (Ю. А. Левада). Тематика исследований сосредоточивалась вокруг количественных и социально-демографических характеристик – первоочередность получило намерение выяснить реальные масштабы распространения религии и атеизма среди населения страны. Что касается качественной стороны изучаемых явлений, то подходы к её выявлению только начинали намечаться. Освоение достижений зарубежной социологии религии могло происходить только путём выборочного использования фактических данных и методических материалов, при обязательной критике «чуждых идеологических позиций». Рискованность общетеоретических изысканий смещала центр социологической деятельности в эмпирическую сферу с явным прикладным акцентом.

К концу 1960-х гг. были обобщены и опубликованы результаты нескольких широкомасштабных исследований, проводившихся за минувшее десятилетие среди различных групп городского и сельского населения (В. Д. Кобецкий и др.). Нараставший объем эмпирического материала постоянно возвращал специалистов к проблеме обоснования ключевых понятий (предмета социологии религии, критериев религиозности, типологии религиозных объединений, смысла секуляризации). Начинают публиковаться теоретические работы (Д. М. Угринович, И. Н. Яблоков). Исследовательское внимание всё чаще переключается от массовых обезличенных процессов (преодоление религии, рост атеизма) на попытку понять личностные качества современных верующих в социалистическом обществе, их жизненные мотивации, социальные приоритеты и нравственные ценности.

В 1970-х гг. количество проводившихся исследований и литературы на темы социологии религии достигло заметных показателей. Религиозные верования в СССР ещё традиционно именовались «пережитками», однако содержание исследовательских работ уже более или менее объективно свидетельствовало об основаниях религиозности в самом укладе общественного бытия советских людей и в их духовных потребностях (В. И. Гараджа, Р. А. Лопаткин, М. Г. Писманик). Открытие новых мотивов воспроизводства религии при социализме поставило под сомнение эффективность применявшихся форм и средств атеистического воспитания и побудило к более основательному социологическому анализу причин «торможения» массового атеизма. Масштабы прикладных исследований заметно расширились, в практику вошли регулярные массовые опросы общественного мнения на темы религии и атеизма.

Дисциплинарно социология религии была включена в сферу компетенции научного атеизма. Научный атеизм числился в разряде философских наук. К ним же принадлежала и марксистско-ленинская социология, имевшая статус раздела философских знаний об обществе. Единой метатеорией и для научного атеизма, и для социологии был исторический материализм. В то же время эволюция научно-атеистического религиоведения и социологической науки выявляла необходимость выработки каких-то теоретических форм для выражения их собственных обобщающих представлений. Социологии это сделать удалось, пусть и компромиссным образом, благодаря разработке концепции различных уровней социального знания, открывшей дорогу формированию отраслевых социологических теорий («теории среднего уровня», по Р. Мертону). По-своему аналогичную процедуру в рамках исторического материализма проделал и научный атеизм, обзаведясь некой «теорией и историей».

У советской социологии религии по причине её «распыленности» между научным атеизмом и социологией какой-то «ниши» для автономной теоретико-методологической самоидентификации не оставалось. Не имея возможности удовлетворительно решить эту задачу, религиоведы-социологи, по крайней мере, обозначили саму необходимость советской теоретической социологии религии (работы В. Д. Кобецкого, Д. М. Угриновича, И. Н. Яблокова и др.).

В 1-й половине 1980-х гг. заметных изменений в сложившемся состоянии советской социологии религии не произошло. Продолжались ставшие уже традиционными социологические исследования религиозного сектантства, причин и содержания религиозных умонастроений среди молодежи, тенденций и особенностей проявления индивидуальной религиозности, проблем повышения эффективности атеистической пропаганды, советских праздников и обрядов как альтернативы религиозной обрядности. Лев Митрохин. АРАН. Ф. 411. Оп. 3 Д. 820. Л. 8 © Архив РАНЛев Митрохин. АРАН. Ф. 411. Оп. 3 Д. 820. Л. 8 © Архив РАНВ теоретических работах речь по большей части шла о принципах анализа религиозности и атеистичности в социалистическом обществе. Расширилось знакомство советских учёных с трудами западной социологии религии. Понятие «религиозных пережитков» постепенно исчезает из исследовательской лексики. За религией даже признается роль «специфической формы удовлетворения социальных потребностей».

Под рубрикой социологического изучения религии и атеизма в СССР трудилось немало квалифицированных обществоведов, с марксистских позиций проводивших содержательные эмпирические исследования и писавших интересные теоретические работы (среди них – Н. П. Алексеев, Д. М. Аптекман, Е. М. Бабосов, Р. Г. Балтанов, Л. Л. Бельцер, А. И. Демьянов, Г. С. Лялина, А. Т. Москаленко, В. Г. Пивоваров, Е. С. Прокошина, П. И. Пучков, М. Ф. Калашников, А. И. Клибанов, А. А. Лебедев, Д. Е. Мануйлова, А. Ф. Окулов, В. А. Сапрыкин, В. С. Соловьев, В. К. Танчер, М. К. Тепляков, Э. Г. Филимонов, Г. П. Францов).

Общим итогом проделанных в 1960–1980-х гг. социологических исследований советские обществоведы считали более или менее точную картину религиозности и атеизма в ряде областей, районов и населенных пунктов; выяснение дифференциации верующих и атеистов по роду занятий, возрасту, образованию, полу; анализ динамики обыденного религиозного сознания (подчеркивалась его «раздвоенность» между религиозной верой и научными представлениями).

Насколько адекватны были такие результаты, ещё предстоит установить современным исследователям истории советского общества. Однако в любом случае надо признать, что советская социология религии, окутанная идеологическими стереотипами, чаще всего представляла требуемое и еще только предполагаемое (угасание религиозности и массовое распространение атеизма) как нечто уже произошедшее или близящееся к успешному завершению.

С середины 1980-х гг. происходит принципиальная «смена вех» в ориентирах советского общества, одним из показателей чего стало изменение отношения к религии на всех уровнях – от государственного руководства до повседневной жизни. Религия становится в ряд духовных приоритетов, религиозные организации заметно интегрируются в социально-политический процесс. Пока ещё сохраняла инерционную силу и научно-атеистическая парадигма (А. Н. Колодный, М. П. Мчедлов). Перемены, наблюдаемые в сфере религиозной жизни общества, объяснялись как признаки «размывания» религиозного сознания и попытки модернизации религиозной идеологии. Однако не замечать реальных изменений общественного звучания религии уже было невозможно. Социологи обращаются к выяснению нового облика верующих и религиозных сообществ в СССР, причём в эту работу включаются и конфессиональные авторы. На «излете» последнего этапа советской социологии религии появляются исследования (В. Е. Семёнов, Ж. Т. Тощенко, С. Б. Филатов, Д. Е. Фурман), выводы которых демонстрируют явную несостоятельность тезиса об «обществе массового атеизма».