Шюц А́льфред (Alfred Schütz) (13.4.1899, Вена – 20.5.1959, Нью-Йорк) – австро-американский философ и социолог, основатель феноменологической социологии. Оказал влияние на этнометодологию и конверсационный анализ.

Отец Шюца скончался до его рождения, и его мать вышла замуж за брата мужа, Отто Шюца, банковского служащего. Среднее образование Альфред Шюц получил в гимназии Эстерхази в Вене, которую окончил в 1917 г. с отличием. Шла Первая мировая война, поэтому сразу после окончания гимназии Шюц был рекрутирован в австрийскую армию и приписан к артиллерийскому полку в звании младшего лейтенанта. Шюц служил на итальянском фронте, где участвовал в боях на реке Пьяве и при Конельяно. Служба Шюца закончилась в конце 1918 г., после капитуляции Германии. После возвращения с фронта Шюц по совету матери поступил в Венский университет на факультет права. Как ветеран войны он попал на ускоренную программу обучения и в 1921 г. окончил университет со степенью доктора юриспруденции. В университете Шюц специализировался на международном праве и параллельно в 1919–1920 гг. учился в Венской академии международной торговли. Перед самым окончанием университета ему предложили должность исполнительного секретаря в Австрийской ассоциации банкиров. Шюц работал на этой должности до 1929 г., после чего перешёл на работу в частный банк «Райтлер и компания», где занимался международными операциями, совершая множество деловых поездок по Центральной и Западной Европе. В 1938 г., во время аншлюса, Шюц находился с деловым визитом в Париже, куда его банк планировал перенести штаб-квартиру. Шюцу удалось организовать переезд его семьи в Париж. В свете надвигающихся событий его банк принял решение разместить штаб-квартиру в Нью-Йорке, куда Шюц переехал с семьёй в 1939 г. Шюц работал в банке до 1956 г., когда смог оставить юридическую деятельность и получил полную ставку профессора социологии в Новой школе социальных исследований, в которой преподавал по совместительству с 1943 г.

Во время обучения в Венском университете Шюц познакомился со многими выдающимися социальными исследователями, которые преподавали там: Х. Кельзеном, Л. фон Мизесом, Отмаром Шпанном и др. Вместе с группой однокурсников, наибольшее влияние среди которых на Шюца имели философ Ф. Кауфман и политолог Э. Фёгелин, Шюц участвовал в работе нескольких кружков, в которых обсуждались современные исследования в области экономики, права, истории, социологии. Научная деятельность Шюца началась с докладов, которые он делал в этих кружках. В университете Шюц познакомился с работами М. Вебера, которые оказали на него огромное влияние. После окончания университета Шюц продолжил заниматься научными изысканиями в области социологии. Однако это приходилось делать в свободное от основной профессиональной деятельности время. По совету Ф. Кауфмана Шюц познакомился с работами Э. Гуссерля, которые первоначально не произвели на него большого впечатления. Ключевой фигурой в новой социологии, как полагал Шюц в то время, был А. Бергсон. Шюц попытался изложить свои первоначальные идеи, касающиеся Бергсона и социологии, в рукописи под названием «Жизненные формы и смысловая структура» (1924–1927). Эта работа осталась незавершённой, поскольку Шюц пришёл к выводу об ограниченности подхода Бергсона и вновь обратился к трудам Гуссерля. В результате работы с идеями Гуссерля появилась главная и единственная монография Шюца «Смысловое строение социального мира» («Der sinnhafte Aufbau der sozialen Welt: Eine Einleitung in die verstehende Soziologie»), вышедшая в 1932 г. Вся последующая научная карьера Шюца была связана с развитием идей Гуссерля и применением их к решению ряда ключевых проблем социальных наук. Результаты исследований Шюц публиковал в виде отдельных статей, которые после его смерти были собраны его коллегами и учениками и изданы в трёх томах «Избранных статей» (1962–1966).

Монография «Смысловое строение социального мира» предоставила философские основания для интерпретативной социологии М. Вебера, стремившегося понять «субъективный смысл, который социальное действие имеет для актора» (Schutz. 2011. P. 1). Использовав в этой работе феноменологическую редукцию для прояснения теории действия, основанной на внутреннем сознании времени, Шюц затем отказался от редукции и для рассмотрения интерсубъективных отношений разработал феноменологическую психологию, которая описывала эйдетические субъективные смысловые структуры естественной установки (Schutz. 1967. P. 43–44). Несмотря на то что он использовал феноменологию гибко и новаторски, варьируя её методы в зависимости от предмета исследования, Гуссерль отозвался о его книге с «теплотой и одобрением» (Schutz. 2011. P. 2).

В начале книги «Смысловое строение социального мира» Шюц обращается к самому глубокому слою опыта, из которого возникает смысл актора, – разворачиванию внутреннего сознания времени, – и замечает, что «проблема смысла – это проблема времени» (Schutz. 1967. P. 12). Он показывает, что рефлексивное отношение «вспоминания» освещает утекающий поток durée (длительности), передаваемый задним числом с помощью направленной на первичное впечатление «ретенции», отличает переживания друг от друга и тем самым сообщает им основополагающий «смысл» (Schutz. 1967. P. 47–51). Рефлексия также проясняет три уровня переживаний: просто испытываемые переживания (например, боль), спонтанные реакции на эти переживания (например, расстройство по этому поводу), придающие им другой смысл, и рефлексивный поворот к будущему для построения проекта «действия» (например, похода к врачу для лечения). Действие, воображаемое завершённым в будущем («то, что произойдёт», т. е. в будущем совершенном времени) и служащее руководством для всех субактов, ведущих к результату, придаёт этим актам смысл (Schutz. 1962. P. 210–211). Шюц прямо указал, что «смысл любого действия заключается в соответствующем ему спроектированном акте» (Schutz 1967. P. 61). Эта теория действия опирается на рутинные классификации, схемы интерпретации и шаблоны действия (всё это называется «типизациями»), создаваемые с течением времени в процессе взаимоотношений с другими, входящие в запас знаний человека и функционирующие в соответствии с его ранжированными интересами, или «релевантностями». Поэтому люди типизируют переживания как «боль», «расстройство» и «поход к врачу», и, несомненно, итоговое улучшение и даже восстановление здоровья будут занимать высокое место в наборе релевантностей или ценностей любого человека. Шюц завершает свою теорию действия, выделяя два вида мотивов, которые отражают темпоральную двунаправленность потока сознания, устремлённого в прошлое и направленного в будущее (Schutz. 1967. P. 86–96). Мотивы «для того чтобы» – это проекты, воображаемые в будущем совершенном времени и направляющие субакты, а мотивы «потому что» – это прошлые переживания, которые предшествовали и повлияли на прошлое решение совершить спроектированный акт (в предпрошедшем времени), о которых человек часто не знает во время действия и которые он может восстановить рефлексивно.

После анализа «субъективности» с помощью редукции Шюц отказывается от последней (и от необходимости конституировать Другого в трансцендентальной сфере, как это пытался сделать Гуссерль) и вместо этого прибегает к простому описанию того, как индивиды, каждый со своим собственным темпоральным потоком сознания, переживают «интерсубъективность» (Schutz. 1967. P. 97–107). Как и Гуссерль, Шюц считал, что мы не переживаем опыт друг друга исконно, «изнутри»; тело Другого аппрезентирует (по аналогии с тем, как воспринимаемый объект аппрезентирует свою обратную сторону) психологическую жизнь Другого с такой непосредственностью и постоянным подтверждением, что тому, кто постигает другого, не нужно прибегать к каким-либо умозаключениям об этой психологической жизни (Schutz. 1967. P. 100–101; Schutz. 1962. P. 313–315). Эта регулярная эффективность интерсубъективного понимания усиливается благодаря социально приобретённым типизациям, с помощью которых мы легко интерпретируем друг друга, в результате чего даже без исконного доступа к сознанию другого присяжные могут определить, намеренно ли убил подсудимый жертву, а учитель понимает, что ученик имеет в виду, поднимая руку.

Шюц далее описал структуру социального мира, которая на базовом уровне предполагает «мы-отношения» лицом к лицу между «компаньонами», которые делят время и пространство (и доступ к телам друг друга) и чьё знание друг о друге формируется одновременно с потоком сознания каждого из них, увеличиваясь каждое мгновение и подвергаясь немедленной корректировке в отношении используемых типизаций на основе минимальных телесных выражений (например, поднятой брови партнёра) (Schutz. 1967. P. 167–172). Опыт человека модифицируется, когда другой оказывается на расстоянии (например, уезжает в другую страну), оставаясь в том же времени. В этом случае партнёры становятся «современниками» (Schutz. 1967. P. 176–207). Тогда знание о другом застывает на уровне того, который был достигнут к данному моменту, и человек конструирует «идеальный тип» далёкого другого, время от времени меняя его при получении письма или иных видов сообщения, в результате чего знание о других в таких «они-отношениях» гораздо меньше поддаётся пересмотру и является опосредованным, описательным и получаемым путём умозаключения, в противоположность живому сцеплению взглядов и «многогранному зеркальному отражению» (Schutz. 1967. P. 170) между компаньонами. Наконец, ещё менее уверенно мы знаем предшественников и потомков, с которыми мы не делим ни время, ни пространство и которые известны тоже через типы.

В «Смысловом строении социального мира» Шюц разработал теорию действия и мотивации на основе потока сознания и описания интерсубъективных отношений (включая структуру социального мира), которую он называет «конститутивной феноменологией естественной точки зрения» (Schutz. 1967. P. 44), выстраиваемой шаг за шагом. Отсюда название книги – «Смысловое строение социального мира», что для Шюца (Schutz. 1962. P. 57, 208) эквивалентно повседневной жизни, жизненному миру или естественной установке.

Уже в 1937 г. Шюц подчёркивал, что повседневная жизнь, основанная на здравом смысле, направляется прагматическими мотивами и проектами, которые реализуются с помощью телесных действий во внешнем мире, технически называемых «рабочими операциями» (Schutz. 2013. P. 277; Schutz. 1962. P. 212). Позже он утверждал, что для того, чтобы вступить в мир научной теории, социальным учёным необходимо сменить установку, отказавшись от этой прагматической ориентации, подобно феноменологам, осуществляющим эпохé (Schutz. 1962. P. 245). Отбрасывая свои прагматические мотивы, социальные учёные позволяют научной проблеме самой определять, что для них релевантно, тем самым стремясь к воплощению того, что М. Вебер подразумевал под объективностью социальных наук (Schutz. 1962. P. 63). Их преобладающий интерес, или релевантность, заключается не в том, чтобы овладеть миром, как это было бы в прагматической повседневной жизни, а в том, чтобы наблюдать и понимать его (Schutz. 1962. P. 245).

Феноменологическая перспектива Шюца, из которой он конституирует естественную установку и описывает специфическую теоретическую позицию социолога, также побуждает его, вслед за Гуссерлем, к строгой философской ответственности за отказ от принятия непроверенных допущений. Этот критический феноменологический настрой Шюца ясно проявляется в его отношении к позитивистским философам социальных наук К. Гемпелю и Э. Нагелю. Эти философы утверждали, что весьма успешные методы естественных наук должны применяться и в социальных науках, представители которых должны ограничиться тем, что дано в чувственном наблюдении, перестать говорить о невидимых целях или смыслах действия и обратиться к бихевиористским подходам. Эта позиция, по мнению Шюца, основывается на некритически принимаемом допущении, что методы естественных наук должны вытеснить все другие методы, тогда как следует сначала рассмотреть, каков объект исследования социальных наук, и затем определить, какие методы могут подходить для его изучения. Для Шюца объектом социальной науки является мир повседневной жизни, или «социальная реальность», основные характеристики которой он уже очертил. «Объекты» в социальной реальности отличаются от объектов, изучаемых учёными-естественниками, которые исследуют такие объекты, как электроны и молекулы, не интерпретирующие свой мир. Социальные учёные, напротив, реализуют проект интерпретации субъектов, которые, в свою очередь, интерпретируют свой мир. Кроме того, цели и смыслы действий в социальной реальности не обязательно являются невидимыми, если не ограничиваться только чувственным наблюдением, как это делают позитивисты, и опираться на стандартные типизации повседневной жизни, которые делают цели и задачи постижимыми, так что, например, можно интерпретировать поднятую руку как указание на то, что ученик хочет задать вопрос. Допуская, что естественно-научные методы подходят для социальных наук, но не прояснив сначала объект своего исследования, социальную реальность, как это делает сам Шюц с помощью феноменологии, позитивистские философы социальных наук в итоге не замечают сложных интерпретационных задач, стоящих перед социальными учёными, которые Шюц описывает как «конструирование конструктов» акторов в повседневной жизни (Schutz. 1962. P. 59). Возводя философский фундамент для социальных наук, Шюц повторяет то, чего достиг Гуссерль в своём труде «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология»: объясняет, как «знание объективно-научного мира "укоренено" в самоочевидности жизненного мира» (Husserl. 1970. P. 130).

Феноменологическое конституирование повседневности Шюцем облегчает определение того, что Вебер называл субъективным смыслом актора в противоположность «объективному» смыслу нейтрального наблюдателя (Schutz. 1962. P. 57), а постулат Шюца о субъективной интерпретации требует такого определения (Schutz. 1962. P. 34–36). Поэтому социальный учёный способен, опираясь на понятия, представленные в шюцевской теории социального мира, установить мотив «для того чтобы» актора, типизированный в соответствии с имеющимся в культуре запасом знаний, заранее представленный в воображении и направляющий в качестве конечной релевантности субакты, ведущие к его реализации. Проясняя таким образом субъективный смысл актора, социальный учёный также прибегает к методу, которым известен Вебер: конструированию идеального типа, примером которого служит анализ Вебером распространённых среди протестантов мотивов «для того чтобы», связанных с их капиталистической деятельностью, и который в менее научной версии представлен в шюцевских идеально-типических конструктах современников, предшественников и потомков. Выделяя такие идеально-типические конструкты в повседневной жизни, Шюц утверждает, что повседневные акторы уже ведут себя как социологи (Schutz. 1967. P. 220).

Шюц не возражал против других методологий социальных наук, например статистики, но настаивал на том, что всегда должна иметься возможность обратиться к деятельности индивидуальных акторов (Schutz. 1964. P. 84–85; Schutz. 1962. P. 34–35). Он также соглашался с Нагелем в том, что эмпирическое знание в социальных науках необходимо получать посредством контролируемых выводов, формулируемых в виде пропозиций и поддающихся проверке любым, кто захочет изучить подтверждающие наблюдения, при условии, что под «наблюдением» не подразумеваются простые чувственные наблюдения, обязательные для естественных наук (Schutz. 1962. P. 51). Поскольку Шюц отказывается от подтверждения посредством чувственного наблюдения, в его теории большее значение приобретает интерсубъективное подтверждение утверждений сообществом социальных учёных. Шюц также требовал, чтобы социальная наука соблюдала постулаты логической последовательности и адекватности (чтобы теоретическая модель человеческого действия была понятна повседневным акторам) (Schutz. 1962. P. 43–44).

Хотя Шюц опирался на гуссерлевскую феноменологию, он также поднимал серьёзные вопросы о пятом картезианском размышлении Гуссерля, касающиеся второго эпохе́, передачи смысла «живого тела», процесса проверки этой передачи и личностей более высокого порядка (Schutz. 1966. P. 57–73). Кроме того, Шюц творчески использовал феноменологию, разработав теорию множественности реальностей, или «областей смысла», таких как фантазия, сновидение и теория, – все они взаимодействуют с повседневным миром (областью) рабочих операций, – а также теорию символов, с помощью которых человек может выполнять специфическое эпохе́, «перепрыгивать» в другую область (Schutz. 1962. P. 207–259, 387–356). На основе своего различия объективного и субъективного смысла он описал межрасовые отношения (Schutz. 1964. P. 226–273), а его различение между навязанными и внутренними релевантностями позволили ему обсудить, каким образом человек справляется с непредвиденными обстоятельствами жизни, что может быть расширено до теории инвалидности (Schutz. 2011. P. 148–199).