Лев Матема́тик (греч. Λέων ὁ  Μαθηματικός; Лев Философ, греч. Λέων ὁ Φιλόσοφος) (до 800 – около 870, Константинополь), учёный, преподаватель, глава Школы Сорока мучеников в Константинополе (830-е), иконоборческий архиепископ Фессалоники (840–843), с 855 г. глава Магнаврской школы (т. н. Константинопольского Университета), один из самых учёных византийцев своего времени. Занимался различными науками, в особенности философией, литературой, математикой и астрономией; копировал и исправлял тексты древних авторов, в частности Платона.

Носил прозвище Математик (Μαθηματικός) из-за своих познаний в математике, а также Эллин (Ἕλλην) из-за большого интереса к мирским наукам и эллинской культуре; последнее прозвище могло быть ругательным со стороны тех, кто осуждал подобный интерес и считал Льва отступником от христианства.

Биография

Точные даты жизни Льва неизвестны. Вероятнее всего, он родился в Константинополе между 780 и 800 гг., умер там же после 869 г. Сведений о его родителях не сохранилось. Последний иконоборческий патриарх Иоанн Грамматик приходился ему дядей; однако их родство, видимо, было отдалённым (двоюродным или троюродным), поскольку Лев, в отличие от Иоанна, вырос в бедности. Согласно Продолжателю Феофана, в юности он получил в столице начальное образование и, окончив курс грамматики и поэтики, отправился на остров Андрос, где учился у «одного мудреца» риторике, философии и арифметике, однако лишь их «началам и некоторым положениям»; более глубокие знания Лев почерпнул самостоятельно из книг, которые «выискивал и добывал» по окрестным монастырям (Продолжатель Феофана. IV, 29, C. 126). Затем вернулся в Константинополь и занялся частным преподаванием, которое не приносило ему больших доходов. Едва ли он был знаком с Иоанном Грамматиком до времени императора Феофила (829–842), поскольку Лев жил в глубокой бедности, тогда как его дядя с 815 г. находился в фаворе у иконоборческих императоров. В начале 830-х гг. был назначен императором Феофилом преподавателем на государственном содержании в училище для юношей при храме Сорока мучеников. В 840 г. Льва рукоположили в архиепископы Фессалоники; в этот момент он должен был постричься в монахи. Отсюда следует, что Лев присоединился к иконоборцам, скорее всего, при своём назначении главой публичной школы. В Фессалоники он пользовался уважением за добродетельную жизнь. В марте 843 г. иконоборческие епископы и клирики были низложены, и Лев вернулся в Константинополь, где официально возвратился к иконопочитанию. Во время регентства императрицы Феодоры (842–856), Лев занимался частным преподаванием: известно, что в те годы у него учился протеже влиятельного логофета Феоктиста Кирилл (в миру Константин), будущий просветитель славян. После 855 г., когда кесарь Варда, дядя императора Михаила III (856–867), организовал в Константинополе, во дворце Магнавра, бесплатную высшую школу, Лев стал её главой и преподавал философию и поэтику, а его ученики преподавали там же другие дисциплины. В эти годы Лев приобрёл наибольшую известность и пользовался уважением у современников за высокую учёность и благочестивую жизнь; источники, в том числе резко антииконоборческие, отзываются о нём очень благоприятно. Точная дата смерти Льва неизвестна, но в 869 г. он был ещё жив. Вероятно, он умер в начале 870-х гг.

Влияние

Образ Льва Философа в византийских источниках окрашен в восторженные тона: «он досконально изучил науки, познал философию и её сестёр (арифметику, геометрию, астрономию, а также многославную музыку) и благодаря большому прилежанию, несуетной жизни и величию своей природы превзошёл все их так, как никому другому не удалось хотя бы одну» (Продолжатель Феофана, IV, 27). Однако существует разрыв между его славой как учёного и малым числом дошедших до нас произведений: вероятно, научно-философская деятельность Льва заключалась не столько в создании новых сочинений, сколько в изучении и осмыслении уже существующих. Корпус сохранившихся сочинений Льва невелик и включает в себя научные, поэтические и гомилетические произведения. Существует проблема атрибуции, поскольку переписчики путают произведения Льва Философа в рукописях с сочинениями императора Льва VI и Льва Хиросфакта. Вероятно, какие-то из сочинений Льва вообще не дошли до нас.

Математическое сочинение Льва известно лишь одно – «Заметка о сложении и вычитании соответствий» (Euclidis. 1880. P. 714–718), это комментарий на одно из определений «Начал» Евклида. Некоторые исследователи предполагают, что Лев первым начал употреблять буквы греческого алфавита для обозначения цифр в математических расчётах.

В библиотеке Льва были трактаты античных учёных: Кирина и Маркелла по механике, Аполлония Пергского о конических сечениях, Феона Александрийского по астрономии и Прокла Лаодикийского по геометрии – Философ составил на эти книги эпиграммы (Anthologia Graeca. IX 200, IX 578, IX 202), восхваляя авторов за мудрость и глубину суждений. Он предстаёт знатоком механики и геометрии и в рассказах хронистов: при императоре Феофиле он изобрёл оптический телеграф – способ передавать с восточных границ в столицу сигналы разнообразного содержания с помощью цепи огневых маяков – и участвовал в украшении Большого Дворца, где были сделаны трон с механическими зверями, дерево с поющими птицами и зал с необычными звуковыми эффектами. До нас дошли принадлежавшие Льву рукопись сочинений Клавдия Птолемея (одна из древнейших известных минускульных рукописей) и старейшая рукопись с произведениями Архимеда. В 9 в. он одним из первых начал переписывать древние научные и философские книги и тем самым посодействовал сохранению многих произведений античных авторов до наших дней.

Лев изучал античную литературу и философию, переписывал и исправлял тексты древних авторов, в частности Платона. Пометка о том, что Лев вносил исправление в рукопись «Законов», содержится в кодексе Vatic. gr. 1, который переписан в конце 9 в. для архиепископа Кесарийского Арефы; протографом служила рукопись, принадлежавшая Льву. Ко Льву, видимо, восходит и рукопись Платона Paris. gr. 1807, являющаяся частью «платонической» группы рукописей «философской коллекции», созданной в 9 в., – скорее всего, именно в круге Льва и его учеников. Он также стоял у истоков той рукописной традиции, которая донесла до нас тексты Платона, Порфирия и других философов-неоплатоников. На одну из книг Порфирия Лев составил эпиграмму (AG IX 214), где называет мудрость языческого философа царственной и способной украсить ум читающего. Другая эпиграмма Льва (AG IX 578) называет Платона бесспорным критерием для оценки чьей-либо мудрости.

Лев интересовался возможностями прогностики; сохранились несколько его сочинений по астрологии и методам предсказания по солнцу, луне, погоде, землетрясениям, а также по Евангелию и Псалтири. Астрология в ту эпоху входила в курс «математической четверицы» наук как практическая часть астрономии, и Лев имел славу знатока в этой области. В эпиграмме AG IX 201 Лев называет астрологию «боговещанными пророческими таинствами Фебова искусства». Отношение к астрологии в Византии было двойственным: с одной стороны, предопределение человеческой судьбы отрицалось христианами, но в то же время образованные люди признавали, что на здоровье и долголетие человека влияют естественные причины: климатические условия и сочетания «стихий», т. е. элементов материи, на которые, в свою очередь, влияют сочетания планет и звёзд, как учил об этом Птолемей Клавдий, чьими трудами пользовались византийцы при изучении астрономии. В своей поэме «Иов, или о беспечалии и терпении» (Westerink. 1986. P. 205–222 = Лев Математик и Философ. 2017. C. 78–111) Лев говорит, что человека «дружба создала стихий изначальных, / коих вражда с неприязнью, расторгнув, его разрушают / в час, когда благом покажется это создавшему Слову» (Там же. Стк. 256–258), – соединяя, таким образом, материалистическое учение Эмпедокла о стихиях-первоэлементах с христианским учением о промысле Бога.

Источники неоднократно упоминают о способности Льва предсказывать будущее: он предрёк падение кесаря Варды и возвышение императора Василия I; в 869 г., находясь за богослужением в одном константинопольском храме, когда началось землетрясение, он призывал людей укрыться в безопасном месте, и послушавшие его остались в живых, а остальные погибли под обломками рухнувшей церкви. По-видимому, Лев имел у современников стойкую репутацию провидца, причём его дар подаётся в источниках в целом как положительный; сведения о Льве у Продолжателя Феофана напоминают жизнеописание святого. В то же время этот дар предвидения у Льва может быть интерпретирован двояко: не всегда понятно, идёт ли он от святости и божественного просвещения или от научных познаний, в том числе астрологических. Философ предстаёт в источниках скорее как мудрец, святой от науки, а не как подвижник, получивший духовные дары через молитву и аскетическую жизнь.

Сочинения

Религиозное сочинение Льва до нас дошло одно – «Слово на Благовещение Пресвятой Богородицы», произнесенное в Фессалоники 25 марта 842 г. (Laurent. 1964. = Лев Математик и Философ. 2017. C. 52–63). В нём Лев, цитируя Григория Богослова, рассуждает о почитании числа семь и седьмого дня у иудеев, о восьмом дне как «образе будущего века», о необходимости праздновать «духовно». Он рассказывает о бывшем некогда в Фессалоники чуде обращения иудейской девочки ко Христу; в истории определённую роль играют иконы, однако Лев писал, что видимые чудеса и сами иконы полезны и нужны прежде всего для тех, кто неспособен подняться до «умопостигаемого», и такие люди, по сути, приравниваются к неверующим и иудеям. Лев придерживался здесь «умеренного» иконопочитания, которое было достаточно распространено до начала первого иконоборчества и подразумевало, что иконы полезны для менее «духовных» верующих, тогда как восшедшие на высоту духовного, безóбразного созерцания в них уже не нуждаются (концепция восходит к Оригену, делившему христиан на «гностиков» и «простецов»). После первого периода иконоборчества иконопочитатели полностью отказались от такого подхода, утверждая, что чтить иконы обязаны все верующие, что иконы не просто возможны, но необходимы как святыни и свидетельства истинного воплощения Бога. Таким образом, Лев придерживался богословия умеренно иконоборческого – или умеренно иконопочитательского, но уже несвойственного иконопочитателям в 9 в. и осуждённого ими.

В гомилии Лев цитирует слова апостола, говоря о том, что в этой жизни мы можем познать Бога лишь «как бы в зеркале и гадательно» (Лев Математик и Философ. 2017. С. 56; ср. 1 Кор. 13:12). Его рассуждения в этом вопросе находятся под влиянием символического богословия псевдо-Дионисия Ареопагита. В поэме «Иов» Лев говорит, что «никто не знает ум Высочайшего, даже если он и очень отважен», ставя предел возможному в земной жизни богопознанию и созерцанию, и восхваляет праведного Иова прежде всего за добродетельную жизнь и терпение скорбей.

Примечательно отношение Льва к воскресению мёртвых. В гомилии на Благовещение он упоминает о нём вскользь, не акцентируя тему телесного воскресения, а в поэме «Иов», где очень много места посвящено увещаниям не скорбеть об умерших, нигде не говорит о будущем воскресении мёртвых. Жизнь будущего века для Льва состоит в «небесном существовании» души, которая после смерти человека, если он жил добродетельно, получит великие награды и венцы от Бога и «водворится в бесскорбных обителях», свободная от несчастий и перемен земной жизни (Лев Математик и Философ. 2017. C. 110–111, стк. 618–620, 634–635). Взгляды Льва на земную жизнь, богопознание и посмертие определённо окрашены в платонические тона; недаром в поэме «Иов» рядом с христианскими святыми он упоминает «могучего Сократа» (Там же, с. 98, стк. 396). Как и Иоанну Грамматику, Льву в религии был свойствен определённый интеллектуализм и спиритуализм.

Лев Философ прекрасно знал античные эпиграммы, и мы обязаны ему текстом «Греческой антологии», называемой также «Палатинской антологией». В своей большей части она является копией антологии античных и позднеантичных эпиграмм, составленной в 890–900 гг. Константином Кефалой, а в основе собрания Кефалы лежала более ранняя антология, составленная и изданная Львом Философом. В интеллектуальном окружении Льва изучали античные эпиграммы, в частности циклы эпиграмм Агафия и Паллада, и писали собственные в подражание им, в том числе эротические и анакреонтику. Как предполагает М. Лаукстерманн, именно Лев положил начало возрождению жанра светской эпиграммы в 9 в. – не только через составление антологии, но и благодаря той роли, которую сыграли в передаче собрания эротических эпиграмм два его ученика, Феофан Грамматик и Константин Сицилийский. Судя по литературному качеству их собственных эпиграмм, вошедших в антологию, – им свойственны «безупречная метрика, высокоинтеллектуальный греческий язык, утончённая риторика, литературные реминисценции», – плод обучения у Льва в Магнаврской школе (Lauxtermann. 1999. P. 165).

Лев оставил автобиографическую эпиграмму (AG XV 12), в ней в качестве идеала описаны безмятежная жизнь вдали от общественно-политической суеты, без стремления к славе, власти или богатству, отвержение изнеженности и любовных удовольствий, желание остаться истинным философом и учёным, свободным от неверных мнений о сущем. Выраженная в эпиграмме жизненная философия нашла отражение и в финале поэмы «Иов», где Лев просит у Христа дать ему прожить безмятежно, не испытывая сильных бедствий, обладая умеренным богатством и имениями, а также другими благами цивилизации, «способными ослабить несчастья» (Лев Математик и Философ. 2017. с. 110–111, стк. 631–638).

Поэма «Иов» очень интересна как произведение, дающее картину умонастроений подобных Льву образованных византийцев. Цель поэмы, обозначенная в начале, – опираясь на пример Иова Многострадального, помочь читателю перенести «мирскую печаль», которую вызывают «неудачи, касающиеся богатства и славы, а также смерть друзей и родных» (Лев Математик и Философ. 2017. С. 77). В качестве утешительных примеров Лев обещает рассказать об Иове и других «звёздах земных, которые здесь или там воссияли» (Там же, с. 78, стк. 5–8). После такого вступления от автора-христианина можно ожидать обилия примеров из жизни святых, однако больше половины поэмы посвящено общечеловеческим рассуждениям без нарочито христианской окраски и наполнено примерами и аллюзиями из античной истории и литературы. Лев вспоминает многих античных философов и исторических деятелей; многочисленны аллюзии на Гомера, античные поговорки; библейских отсылок очень мало. Почти все философы упомянуты в положительном ключе, и, хотя Лев мог бы найти образцы таких добродетелей в жизни христианских святых, он предпочитает вспоминать древних язычников. Он ставит Сократа рядом с христианскими святыми как человека «высокой, божественной жизни» (Там же. C. 78, стк. 400), а в другом месте почти напрямую восхваляет стоиков и Платона как учителей добродетели. Поэма, очевидно, написана для тех образованных византийцев, которые привыкли мыслить в образах не столько христианской, сколько эллинской культуры, – последняя им явно ближе, известней и понятней; это важная иллюстрация к менталитету византийских интеллектуалов 9 в.

При жизни Лев пользовался таким высоким авторитетом, что никто не смел публично осуждать его за приверженность к эллинизму и античному наследию, даже если она кому-то не нравилась. Хотя существовало определённое напряжение между интеллектуальными кругами Льва и патриарха Фотия, с критикой против философа выступил только один человек, и то уже после смерти Льва. Его бывший ученик Константин Сицилиец написал несколько стихотворений, где обвинил учителя в нечестии, отречении от Христа и даже в поклонении языческим богам. Эти стихи, будучи обнародованы, вызвали скандал и возмущение в Константинополе, автора упрекали в клевете и неблагодарности, и в итоге его нападки на Льва так и остались курьёзом. В отличие от Иоанна Грамматика, Лев не подвергся посмертному осуждению и, несмотря на трёхлетнее служение в качестве иконоборческого епископа, не заслужил от потомков порицаний за отпадение в ересь. Константинопольский синаксарь даже упоминает Льва в святых: память его совершалась 30 октября по ст. ст. (Synaxarium. 1902. Col. 178. 35–36), но в более поздние церковные календари его имя не вошло. Существует современная служба в честь Льва как преподобного (Лев Математик и Философ. 2017. C. 122–136).

Лев является одним из героев романа Т. А. Сениной «Кассия» (М., 2010; Санкт-Петербург. 2015.), посвящённого истории Византии первой половины 9 в.