Г. А. Потёмкин vs П. В. Завадовский: соперничество в зеркале любовных посланий императрицы Екатерины II. За первые два года близких отношений (февраль/март 1774 – весна 1776) императрицы Екатерины II и Г. А. Потёмкина (с 1787 – Г. А. Потёмкин-Таврический) государыня написала возлюбленному, а затем тайному супругу около 450 любовных и личных записок и писем (наиболее полный корпус издан В. С. Лопатиным в 1997). За полтора года тайного (конец 1775 – начало лета 1776) и явного (до лета 1777) фавора П. В. Завадовского известно 63 послания императрицы, т. е. в 7 раз меньше [скопированы и в 1919 изданы Я. Л. Барсковым; ныне в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ)]. Подобные послания государыни другим её фаворитам неизвестны, если не считать любовных записочек графу З. Г. Чернышёву, написанных зимой 1751/1752 гг., когда Екатерина II была ещё великой княгиней, и нескольких записок флигель-адъютанту государыни И. Н. Римскому-Корсакову (из рода Корсаковых) конца 1770-х гг. (Русский архив. 1881. Кн. 3, вып. 6. С. 390–399, 402–403).

Сопоставление текстов любовных посланий императрицы Г. А. Потёмкину и П. В. Завадовскому не только высвечивает разницу в её отношении к этим мужчинам, но и приоткрывает завесу тайны над глубинной причиной смены фаворита.

С первых недель романтических отношений с Григорием Александровичем императрица посвящала его в подробности придворных интриг и обсуждала с ним важные государственные дела (см., например: Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 43. С. 21; № 44. С. 22; № 51. С. 24–25; № 56. С. 27; № 57. С. 27; № 62. С. 28; № 63. С. 29; № 65. С. 29; № 66. С. 30; № 84–86. С. 34; № 88. С. 35). Петру Васильевичу же, занимавшему довольно важную должность кабинет-секретаря, она снисходительно объясняла, что уделяет ему много свободного времени, а кроме него у неё ещё есть сын – великий князь Павел Петрович (будущий император Павел I) и вся Российская империя (ср.: Екатерина II. [1919]. № 33. С. 249; № 57. С. 255; № 61. С. 256–257).

Послания Екатерины II Григорию Александровичу крайне эмоциональны. Их тексты дышат не только любовью и страстью, но и полны особенной теплоты, сердечности и женской заботы. Признание в любви – люблю или je Vous aime [с франц. – я Вас люблю (здесь и ниже перевод наш. – М. З.); как единичные варианты – «moi aimer» (с франц. – «я любить») и «je ne Vous en aime pas moins» (с франц. – «я люблю Вас не меньше»)] – встречается в 87 посланиях, т. е. почти в каждом пятом (см.: Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 15. С. 11; № 16. С. 13; № 20. С. 14; № 21. С. 14; № 27. С. 16; № 31. С. 17; № 37. С. 19; № 40. С. 20; № 41. С. 21; № 45. С. 22; № 47. С. 23; № 50. С. 24; № 51. С. 25; № 54. С. 26; № 59. С. 28; № 68. С. 30; № 72. С. 31; № 77. С. 32; № 80. С. 33; № 81. С. 33; № 83. С. 34; № 97. С. 37; № 98. С. 37; № 104. С. 39; № 107. С. 39; № 109. С. 40; № 110. С. 40; № 126. С. 44; № 127. С. 44; № 132. С. 45; № 135. С. 46; № 144. С. 49; № 147. С. 49; № 153. С. 51; № 156. С. 52; № 163. С. 53; № 165. С. 163; № 170. С. 53; № 173. С. 54; № 175. С. 54; № 176. С. 54; № 182. С. 55; № 187. С. 55; № 191. С. 56; № 192. С. 56; № 194–198. С. 56; № 200. С. 56; № 201. С. 56; № 203. С. 56; № 205. С. 57; № 207. С. 57; № 208. С. 57; № 212–215. С. 57–58; № 217. С. 58; № 221. С. 58; № 225. С. 58; № 231. С. 59; № 233. С. 59; № 236. С. 60; № 238. С. 60; № 239. С. 60; № 241. С. 60; № 243. С. 60; № 244. С. 61; № 248–250. С. 61; № 253. С. 61; № 258. С. 62; № 275. С. 64; № 280. С. 65; № 284. С. 65; № 285. С. 66; № 341. С. 77; № 345. С. 78; № 394. С. 86; № 395. С. 86; № 407. С. 89; № 434. С. 95; № 447. С. 99).

Говоря Григорию Александровичу о своей любви, Екатерина II оставалась довольно скупа на интимные подробности: лишь 7 раз упоминала о поцелуях, 6 раз о своей страсти к нему, трижды об объятиях (см.: Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 72. С. 31; № 167. С. 53; № 210. С. 57; № 216. С. 58; № 241. С. 60; № 305. С. 70; № 344. С. 78; № 20. С. 14; № 32. С. 18; № 45. С. 22; № 51. С. 25; № 54. С. 26; № 447. С. 98; № 72. С. 31; № 90. С. 35; № 430. С. 94). Императрица стремилась скрывать проявления своих чувств от любопытных глаз, заботилась о взаимной сдержанности [Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 15. С. 11–12; № 18. С. 13; № 20. С. 14; № 41. С. 21; № 46. С. 23; № 390. С. 85; № 397. С. 87; так, в Страстные четверг и пятницу 1774 они не видели друг друга (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1774 года. 1864. С. 159, 160–166, 168)], рассказывала курьёзные случаи, в которые попадала, пытаясь зайти в личные покои Григория Александровича, выказывала неприятное удивление, испытанное утром из-за его отсутствия там (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 47. С. 23; № 58. С. 27; № 140. С. 48; № 236. С. 60; № 238. С. 60; № 239. С. 60; № 241. С. 60; № 244. С. 61; № 280. С. 64; № 344. С. 78; № 357. С. 81).

Послания Екатерины II Петру Васильевичу суше и оставляют впечатление постоянного напряжения в отношениях из-за его очевидных сомнений в своём будущем. Императрица чаще уверяла фаворита в чувствах к нему: люблю она написала ему в 28 записках, или в 44 % случаев (Екатерина II. [1919]. № 2. С. 244; № 4. С. 244; № 11. С. 245; № 13–15. С. 245; № 17. С. 246; № 19–22. С. 246; № 25. С. 247; № 28. С. 247–248; № 29. С. 248; № 31. С. 248; № 32. С. 249; № 34. С. 249; № 36. С. 250; № 38. С. 250; № 40. С. 252; № 43. С. 252; № 44. С. 252; № 48. С. 253; № 52. С. 254; № 54. С. 255; № 56. С. 255; № 58. С. 256; № 61. С. 256). Вместе с тем, при более частых упоминаниях о любви, она относилась к выражению испытываемых чувств довольно формально: лишь 5 раз обнимала, трижды говорила о страсти и дважды посылала поцелуи (см.: Екатерина II. [1919]. № 35. С. 249–250; № 36. С. 250; № 40. С. 251; № 54. С. 255; № 55. С. 255; № 3. С. 244; № 38. С. 250; № 57. С. 255; № 1. С. 244; № 38. С. 250).

Если Пётр Васильевич удостоился только 130 мысленных поцелуев (при публикации Я. Л. Барсков допустил ошибку, прочитав как 150, см.: ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Ч. 1. Д. 231. Л. 1), то Григорий Александрович – тысячи, если первого она обнимала «стократно», то второго – «тысячи раз», если любовь к кабинет-секретарю получила поэтичное, но двусмысленное сравнение с вьюгой, богатой снегом, то для описания чувства к мужу ей не хватало богатства русского языка, которым она владела весьма хорошо, – «алфавит короток и литер мало» (ср.: Екатерина II. [1919]. № 1. С. 244; № 6. С. 244; № 25. С. 247; Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 305. С. 70; № 90. С. 31; № 26. С. 15).

Обращаясь к Петру Васильевичу, императрица неизменно проявляла нежность, однако не расцвечивала свои записочки особыми красками: чаще всего она называла фаворита душа (в каждом третьем послании, порой прибавляя моя или милая) и голубинка (почти в каждом пятом; этому обращению, скорее всего, её обучил он сам) (см. таблицу 1).

Отводя в личной переписке с Григорием Александровичем значительное место государственным делам, а также периодически с ним ссорясь на бумаге, императрица как будто проявляла к нему чуть меньше нежности: «…баловать тебя вынужденными словами не буду» (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 429. С. 94). Вместе с тем её любовный язык в отношении Григория Александровича несравненно богаче и ярче; наиболее часто встречающиеся обращения голубчик и батинька (батя) имеются примерно в каждом 7-м послании (см. таблицы 2 и 3).

Ряд обращений Екатерины II к обоим мужчинам не находят параллелей между собой. Так, императрица никогда не называла Петра Васильевича миленький, сударушка, cœur (с франц. – сердце), милуша, bijou (с франц. – сокровище) и т. п. (см. таблицу 3).

Порой во время ссор императрица удостаивала Григория Александровича как обидных (гяур, казак, москов и др.), так и ласковых (фазан, Мамурка, шалун) обращений, заявляла даже, что не любит его (Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 32. С. 17–18; № 45. С. 22; № 50. С. 24; № 58. С. 27; № 49. С. 23; № 245. С. 61; № 283. С. 65; № 325. С. 74; № 390. С. 85; № 195. С. 56; № 202. С. 56). Ничего подобного в посланиях государыни, адресованных Петру Васильевичу, нет.

Неожиданное появление Петра Васильевича в личной жизни Екатерины II, по-видимому, было спровоцировано самим Григорием Александровичем летом – осенью 1775 г.:

Пожалуи, батинка, не упомяни уже более ни о чем. Я твоей ласкою чрезвычаино довольна, и она, конечно, мое есть утешение. Итак, je Vous prie d'agir com[m]e si de rien n'etoit (с франц. – я прошу вас вести себя так, как будто ничего не случилось), и все проидьет, и моя бездонная чувствительность сама собою уимется и останется одна чистая любовь.

Проявление Григорием Александровичем по отношению к Екатерине II внезапной эмоциональной холодности, ставшей следствием ухудшения его мужского здоровья, о чём он вовремя не сообщил императрице, вызвало у неё как у женщины желание разжечь в муже страсть самым банальным способом – с помощью ревности [Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 325. С. 74 («Ты таков холоден ко мне, что тошно становится»); № 351. С. 79 («О, холодно, холодно! Знатно, окошки где открыты»); № 400. С. 87 («…я холодность таковую не заслуживаю, а приписую ее моей злодейке проклятой хандре»; «Дорого тебе стоило знатно молвить или "душенька" или "голубушка". Неужто сердце твое молчит? Мое сердце, право, не молчит»)]. В декабре 1775 г. супруги откровенно объяснились, но вскоре оказалось, что привыкнуть к новому течению их семейной жизни будет не так просто, как предполагала императрица первоначально:

Как слепой о цветах судит, так судишь о положении человека, которого не ведаешь мысли. Мне скучно, это правда. Из доверенности я Вам сие открыла и более еще сама не знаю за собою, да и знать нельзя…

Общение Екатерины II с Петром Васильевичем, невинно начатое как игра в любовь, зашло слишком далеко – государыня хотела развеяться в его компании и отвлечься от проблем, найти утешение, а тот по-настоящему в неё влюбился [«…я имел раз в жизни лютую и несчастную страсть, которая, размучивши сердце, не оставила в оном для другой места навеки» (Архив князя Воронцова. Кн. 24. Москва, 1880. № 13. С. 161)].

Новое и никому не понятное положение Петра Васильевича при Императорском дворе стало заметно и вызывающе; так, например, статс-дама графиня Е. М. Румянцева в письме своему супругу, генерал-фельдмаршалу П. А. Румянцеву-Задунайскому, от 2(13) февраля 1776 г. из Санкт-Петербурга сообщала о придворных толках относительно его бывшего генеральс-адъютанта:

…со стороны Петра Васильевича очень соблюдено все… Вы знаете, какие заключения в Москве делали об нем, и здесь весь город то же думает, а он отпирается…

Григорий Александрович не мог не отреагировать на перемены; по праву мужа он решительно потребовал от императрицы удалить соперника, но она категорически отказалась, поскольку подобный шаг подтвердил бы домыслы «глупы публики» (а значит, нанёс бы урон её женской репутации) и бросил бы тень на «невиннаго» Петра Васильевича. Одновременно государыня отклонила все обвинения в свой адрес: даже если бы и была в чём-либо виновата, в воле супруга закрыть глаза на её «слабость, буде бы она место имело» (ср.: Российский государственный архив древних актов. Ф. 5. Оп. 1. Д. 85. Ч. 1. Л. 346, 345 об.; Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 457. С. 103). В итоге это привело к эмоциональному выяснению отношений с взаимными обидами и даже к обращению за помощью к бывшему фавориту императрицы князю Священной Римской империи Г. Г. Орлову: готовность Григория Александровича удалиться самому совершенно не устраивала императрицу [см., например: Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 440. С. 96 («…не имев на сердце, ни за душою оскорбительной для тебя мысли, пребываю в надежде, что бред сей наискорее кончится…»); № 452. С. 101 («Бог да простит Вам, по моему желанию, пустое отчаяние и бешенство не токмо, но и несправедливости, мне оказанные, ради причин, кои приписываешь… <…> В милости по сю пору ты первый. <…> …хотя ты меня оскорбил и досадил до бесконечности, но ненавидеть тебя никак не могу»); № 454. С. 102 («Я тебе стократно повторяла, что одно твое обхождение может нам доставить жизнь схожую с нашим состоянием»)].

В записках Екатерины II Петру Васильевичу действительно не только нет прямых улик физической измены, но и имеются фразы, намекающие на истинный характер их отношений:

…на первой случаю плачю тебя любовию, прочее не уидьет и не минует тебя, но форсированныя маршы теперъ не у месту, ибо без нужда они более изнуряют, нежели добра приносять…

…ты сердцем и душою питаешъ мою страсть, нежность и чувствительность твоя ни с чем несравненно суть…

…не я застыла, не я застываю… просиживаешъ в глубоком молчание часы со мною, кой приятныя твои разговоры укращали прежде сего…

…я перед тобою не мыслами не виновата, но люблю тебя сердцом и душою чистосердечно.

В пользу предположения, что перед нами не фигура речи, свидетельствуют совсем иные обращения императрицы к Григорию Александровичу и его обещание в верности, данное жене в начале июля 1776 г.:

…цалую и обнимаю душою и телом…

Я тебя люблю сердцем, умом, душою и телом. Всеми чувствами люблю тебя…

…имей в твоем покрове и призрении человека, тебе преданнаго душею и телом…