Скрывая графа З. Г. Чернышёва: играл ли С. В. Салтыков роль «ширмы» любовной связи будущей императрицы Екатерины II? В 2009 г. историк М. А. Крючкова в исследовании «Мемуары Екатерины II и их время» представила камергера великокняжеского двора С. В. Салтыкова, считающегося первым фаворитом великой княгини Екатерины Алексеевны (будущей императрицы Екатерины II), с неожиданной стороны:

Суммируя всё то, что сказала о нём Екатерина в своих мемуарах (а не то, что впоследствии сказали за неё другие), можно заподозрить, что в реальности ему была отведена незавидная роль ширмы. <…> Зачем Екатерине понадобилась эта ширма? <…> Но зачем Екатерине понадобилась эта ширма в мемуарах?

Ответ М. А. Крючковой на этот дважды заданный себе вопрос сводится к следующему: С. В. Салтыков – псевдовозлюбленный будущей императрицы, распространение же недостоверной информации о связи с ним позволило государыне скрыть от общественности своего истинного, но тайного любовника 1-й половины 1750-х гг. – командира Санкт-Петербургского пехотного полка полковника графа З. Г. Чернышёва. Главным доказательством в построении Крючковой стали любовные послания великой княгини, впервые изданные исследовательницей в переводе на русский язык [Крючкова. 2009. С. 152–159, 180–181; одно – стихотворное («La nombreuse compagnie…») – было оставлено без перевода].

Об увлечении графом и о «регулярной, всей чувственной» («regulière toute sentimentale») переписке с З. Г. Чернышёвым зимой 1751/1752 гг. Екатерина II сама вкратце рассказала в мемуарных «Записках» 1790-х гг. (см.: Екатерина II. Сочинения … 1907. С. 308–309; Екатерина II. Записки … 1907. С. 323–324).

До нас дошли тексты 20 любовных писем и записочек будущей государыни З. Г. Чернышёву, почти все из которых он бережно сохранил (из 18 автографов 16 написаны карандашом, 2 – чернилами, все на французском языке; ныне в Государственном архиве Российской Федерации: Ф. 728. Оп. 1. Д. 169). Его же послания великая княгиня из осторожности уничтожила, по-видимому, предав огню (в одной из записок она просила прощение за то, что вчера не сожгла билет графа: «…je vous demande pardone de n'avoir pas brûlé votre billet hier…»; см.: [Екатерина Алексеевна]. 1881. № 2. С. 391).

После смерти З. Г. Чернышёва письма и записочки Екатерины II перешли к его младшему брату графу И. Г. Чернышёву, по семейной легенде спрятавшему ценность в колокольне одной из церквей (вероятно, деревянной домо́вой во имя Иоанна Воина, разобранной в 1809) в своём селе Архангельское Задонского уезда Воронежской губернии (ныне село Скорняково Задонского района Липецкой области). В 1819 г. Н. М. Карамзин благодаря свойственническим отношениям [племянник первой жены историка А. А. Плещеев (из рода Плещеевых) был женат на младшей дочери И. Г. Чернышёва] тайно ознакомился с этими посланиями, о чём не смог не поделиться с близким другом И. И. Дмитриевым (Карамзин Н. М. Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. Санкт-Петербург, 1866. № 245. С. 277). В 1830-х гг. в ходе раздела наследства Чернышёвых послания будущей императрицы оказались в руках А. Д. Черткова (мужа одной из внучек И. Г. Чернышёва), который, скопировав тексты для домашнего архива, в 1839 г. передал саму семейную реликвию через графа А. Х. Бенкендорфа внуку Екатерины II – императору Николаю I. Копии Черткова в 1881 г. в подборке «Любовные записочки высокой особы XVIII века» опубликовал П. И. Бартенев в журнале «Русский архив», затем имя автора впрямую озвучил В. А. Бильбасов в монументальном труде о Екатерине II (Бильбасов В. А. История Екатерины Второй. Т. 1. Берлин, 1900. С. 287. Примеч. 1).

Содержащиеся в посланиях великой княгини упоминания о людях – графине П. А. Брюс, урождённой графине Румянцевой [вышла замуж 27 мая (7 июня) 1751 за графа Я. А. Брюса (из рода Брюсов)], гофмаршале великокняжеского двора графе Г. И. Головкине (из рода Головкиных) [пожалован 5(16) сентября 1751], происшествиях – кровопускании незадолго до травмы руки великой княгини (их она относит к кануну отъезда З. Г. Чернышёва из Санкт-Петербурга), а также помещениях – бильярдной комнате Зимнего дома – в совокупности подтверждают время и место событий, указанные императрицей в мемуарах ([Екатерина Алексеевна]. 1881. № 15. С. 396; № 12. С. 394; № 5. С. 392; № 18. С. 397). Государыня, очевидно, опасаясь скомпрометировать себя в глазах недоверчивого читателя (кем бы он ни был), утверждала, будто переписка, начавшаяся как светская игра с обменом печатными билетиками через её фрейлину княжну А. А. Гагарину, в замужестве (с 1754) Матюшкину, завершилась категорическим отказом Чернышёву в свиданиях (курсив и перевод наши. – М. З.):

Il me dit qu'il se déguiseroit, si il le falloit, en domestique; mais je refusois tout net, et la chose en restat à cette correspondance…

Он мне сказал, что переоденется, если нужно, слугой; но я прямо отказалась, и дело ограничилось этими письмами…

Тексты действительно свидетельствуют лишь о романтических отношениях: уверения в любви перемежаются с приглашениями на свидания. Судя по посланиям, всего великой княгиней было назначено 7 встреч ([Екатерина Алексеевна]. 1881. № 8. С. 393; № 11–15. С. 394–396; № 20. С. 399), состоялись одна или две ([Екатерина Алексеевна]. 1881. № 1. С. 390; № 13. С. 394), при этом дважды она ждала его напрасно, а однажды её дверь была заперта ([Екатерина Алексеевна]. 1881. № 12. С. 394; № 20. С. 398; № 18. С. 397). В начале 1752 г., незадолго до возвращения З. Г. Чернышёва в свой полк, она попросила его писать ей изредка («rarement»), что граф и начал делать, не напоминая о себе 4 дня ([Екатерина Алексеевна]. 1881. № 5. С. 392).

М. А. Крючкова датировала послания максимально широко: карандашные – 1750–1752 гг., остальные – концом 1752 – 1753 гг., увидев единственный датирующий признак во фразе условно последнего письма из подборки: «Я сержусь только из-за того, что вы не открыли глаз, впрочем, я не имею никакого беспокойства» (Крючкова. 2009. С. 181, 182). Однако перевод этот не совсем точен, а его трактовка неверна, о чём говорят общий тон и содержание письма (подчёркивания и перевод наши. – М. З.):

Je suis fâchée seulement de ce que vous n'avez pas fermé l'oeil; d'ailleurs, je n'ai eu aucune inquiétude… <…> …je crains que l'insomnie ne nuise votre à sаnté… <…> …vous ne pouviez qu'être très-consolé et même enchanté d'être privé de ma vue, puisque vous jouissiez du bonheur des anges, qui sont en présence du Seigneur… <…> …dormez bien et reposez-vos…

Я сердита только от того, что вы не сомкнули (буквально – не закрыли) глаз; в прочем я не испытываю никакого беспокойства… <…> …я опасаюсь, чтобы бессонница не навредила вашему здоровью… <…> …вы не могли не быть очень утешены и даже в восторге, лишившись свидания со мной (буквально – моего видения), поскольку вы наслаждались счастьем ангелов, лицезревших Господа… <…> …спите спокойно и отдыхайте…

Явный упрёк возлюбленному, не явившемуся на встречу, чтобы выспаться, но в итоге проведшему бессонную ночь, согласно М. А. Крючковой, отсылает нас к весьма драматичному и получившему широкую огласку событию – драке З. Г. Чернышёва с командиром Невского пехотного полка полковником Н. М. Леонтьевым, произошедшей 11(22) января 1753 г. в доме камергера Р. И. Воронцова (из рода Воронцовых). Причиной столкновения послужило нежелание дружеской компании во главе с Чернышёвым провести вечер в гостях у Леонтьева. После обмена оскорблениями мужчины обнажили шпаги, в итоге граф был серьёзно ранен в голову, а Леонтьев – в бок (Крючкова. 2009. С. 182–183). После получения ранения, по мнению историка, Чернышёв «некоторое время взирал на мир одним глазом»; поскольку будущая императрица якобы имела слабость к мужским «физическим изъянам», «разгар романа» Екатерины Алексеевны и графа должен был прийтись на время после драки с Леонтьевым (Крючкова. 2009. С. 343). Дополнительно этот тезис Крючкова подкрепила с помощью умозрительного сходства Чернышёва с самым влиятельным фаворитом императрицы – Г. А. Потёмкиным (с 1787 – Г. А. Потёмкин-Таврический): во-первых, «к моменту своего возвышения», т. е. в 1774 г., Потёмкин «был крив» (на самом деле он не видел одним глазом ещё с начала 1760-х гг.), во-вторых, получил от Екатерины II такое же прозвище, что и Чернышёв, прозванный ею Попугаем (в действительности только аналогичное – не Perroquet, а Perruche). Ошибка, допущенная Крючковой при переводе, была исправлена при новом переводе писем великой княгини, выполненном медиевистом-франковедом Е. В. Морозовой; в комментариях к этому новому переводу Крючкова, однако, повторила свою прежнюю интерпретацию: «В письме № 20 Екатерина сообщает, что Чернышёв "не сомкнул глаз" (с. 439 наст<оящего> изд<ания>). Это соответствует событиям конца января 1753 года, когда в доме Р. И. Воронцова тот подрался…» (ср.: Крючкова. 2021. С. 910; Екатерина II. 2021. № 20. С. 447).

Произвольная датировка источника во многом позволила М. А. Крючковой дать событиям новую и оригинальную, но документально не обоснованную трактовку: очевидные влюблённость и короткий платонический роман скучавшей великой княгини превратились в многолетнюю интимную связь, а сердечный друг и будущий соратник стал тайным любовником и главным кандидатом на отцовство наследника российского престола – великого князя Павла Петровича (будущего императора Павла I).