«Без Вас мне скушно и несносно»: был ли Г. А. Потёмкин влюблён во фрейлину Е. А. Сенявину? В 1860 г. А. Н. Афанасьев «при пособии» неназванных им «современных записок и биографических статей» провёл новую атрибуцию героев романа-памфлета немецкого врача И. Ф. Э. Альбрехта «Пансалвин, Князь Тьмы» («Pansalvin, Fürst der Finsterniss, und seine Geliebte») (см.: Афанасьев. 1860. С. 371). Это произведение, посвящённое Российской империи последней четверти 18 в., было анонимно издано в 1794 г. в г. Гера; перевод на русский язык, выполненный В. А. Лёвшиным, опубликован в 1809 г. Главный герой романа – Пансалвин, сатирически изображавший, безусловно, князя Священной Римской империи Г. А. Потёмкина (с 1787 – Г. А. Потёмкин-Таврический); подзаголовок намекал на титул прототипа, обыгрывал его фамилию и одновременно, как справедливо отметил Афанасьев, указывал на якобы «темныя стороны… политической деятельности» Потёмкина и «демоническия силы его гордой и властолюбивой души», поскольку Князь Тьмы – это Сатана (Афанасьев. 1860. С. 371). У Пансалвина была тайная возлюбленная графиня Маниль, названная автором «неблагодарною против той, которой она равномерно была всем обязана», т. е. против царицы Миранды – императрицы Екатерины II ([Альбрехт И. Ф. Э.] Пансалвин, Князь Тьмы. Москва, 1809. С. 10). Несмотря на отсутствие у этой эпизодической героини каких-либо конкретных черт, по которым можно было бы определить один из (или несколько) её прототипов (графский титул в данном случае не означал, что им обладало описываемое лицо), Афанасьев предложил видеть в графине Маниль «жену графа Семена Романовича Воронцова, бывшую любимой фрейлиной императрицы Екатерины» (Афанасьев. 1860. С. 371), т. е. Екатерину Алексеевну Сенявину (ум. 1784) – дочь адмирала А. Н. Сенявина и в 1771–1781 гг. фрейлину императрицы. Атрибуция Афанасьева была принята исследователями в 19 в. и неоднократно воспроизводилась.

В «Записках» («Mémoires») князя П. В. Долгорукова (изданы в Женеве в 1867 на французском языке, в переводе на русский язык в России в 2007) имеется упоминание о женитьбе графа Священной Римской империи С. Р. Воронцова на Е. А. Сенявиной в обмен на получение дипломатического поста (Dolgoroukow. 1867. P. 502; Долгоруков. 2007. С. 570).

В 2005 г. историк О. И. Елисеева в своей популярной книге «Григорий Потёмкин», вышедшей в знаменитой серии «Жизнь замечательных людей» издательства «Молодая гвардия», не упоминая в данном контексте ни о «Пансалвине…», ни о «Записках» П. В. Долгорукова, выдвинула новую версию о романе Г. А. Потёмкина и Е. А. Сенявиной. По мнению Елисеевой, их отношения начались после расставания Потёмкина с государыней в мае 1776 г. Сообщение Елисеевой было принято с доверием, отдельные исследователи даже обвинили Потёмкина в развращении юной фрейлины. Елисеева, однако, апеллировала к единственному свидетельству:

В письме К. Г. Разумовского к М. В. Ковалинскому от 24 мая 1776 года сказано, что «утешительницей» стала Екатерина Алексеевна Синявина.

Сноска, сделанная историком, отсылает нас к монументальному труду А. А. Васильчикова – правнука графа К. Г. Разумовского – «Семейство Разумовских», к 363-й странице 1-го тома. На данной странице действительно находится письмо Кирилла Григорьевича от 24 мая (4 июня) 1776 г. М. И. Коваленскому (Ковалинскому; Ивановичу, а не Васильевичу, как ошибочно считал Васильчиков) – обер-аудитору в чине капитана, состоявшему при Г. А. Потёмкине. Но граф, к тому моменту несколько месяцев отсутствовавший в Санкт-Петербурге и живший в Малороссии, приводил совершенно иной слух, дошедший до него из Москвы, – о злоупотреблении Григорием Александровичем спиртными напитками «с грусти» (см.: Васильчиков. 1880. С. 363). На следующей же странице книги помещено другое послание Разумовского Коваленскому – от 23 июля (3 августа), ставшее ответом на письмо от 15(26) июня. Граф желал Григорию Александровичу прекращения внешних и внутренних бед, процитировав 19-й Псалом: «"мы восстахом и исправихомся"», т. е. «мы встали и стоим прямо». Далее Разумовский писал:

Я вижу, что твой князь нашел в Катерине Алексеевне Синя<виной> новаго Орфея, но приближающийся Марсиас в лице князя Ник<олая> Вас<ильевича> Репнина не попортил бы их гармонии по прежним крепостям.

Эта фраза – вывод Кирилла Григорьевича, сделанный им из неизвестного нам сообщения своего корреспондента (а не донесение до него новых сведений), дополненный сомнением и беспокойством. Слова утешительница в письме графа нет, оно, хотя и взято в кавычки О. И. Елисеевой, – её собственный вывод, а не цитата.

Упоминание женатого генерал-аншефа князя Н. В. Репнина, не имевшего ни брата, ни сына брачного возраста, не позволяет видеть в словах Кирилла Григорьевича намёк на любовь. Иной же вариант, что Григорий Александрович дал обещание Репнину жениться на одной из его дочерей до отъезда князя в Османскую империю, состоявшегося в апреле/мае 1775 г., также совершенно невероятен и поэтому исключён. Знакомый с античной мифологией (в картинной галерее графа были представлены полотна на мифологические сюжеты, в частности – картина А. Карраччи «Орфей, выводящий из ада Эвридику»), Кирилл Григорьевич назвал Екатерину Алексеевну не женским именем (Эвридикой, Венерой, Афродитой и др.), а сравнил её с Орфеем – персонажем мужского пола, певцом и музыкантом, исцелявшим своим искусством. Это можно объяснить: 6(17) июня 1776 г. в Царском Селе (ныне г. Пушкин в составе Санкт-Петербурга) состоялся камерный концерт, на котором Екатерина Алексеевна и обер-шталмейстер Л. А. Нарышкин (из рода Нарышкиных) пели на французском языке (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1776 года. 1880. С. 317). По-видимому, Коваленский, писавший Разумовскому несколько дней спустя, упомянул об улучшении настроения Потёмкина после присутствия на музыкальном представлении.

Под прежними крепостями, т. е. договорами, обязательствами, можно понимать пожалование в 1774 г. Н. В. Репнина подполковником лейб-гвардии Измайловского полка, что в отсутствие самого Кирилла Григорьевича – первого подполковника полка – по прибытии князя в Санкт-Петербург означало вступление в единоличное командование этим важнейшим воинским соединением. Сравнение же Репнина с Марсием – сатиром, вызвавшим Аполлона на музыкальное состязание, а не с богом войны Марсом, очевидно, отражает вероятность должностной борьбы Николая Васильевича. С осторожностью можно предположить, что Кирилл Григорьевич опасался, не заменит ли Григория Александровича как главу Военной коллегии Николай Васильевич, стоявший выше в списках генералитета и с дипломатическим триумфом возвращавшийся из Османской империи.

Из донесений иностранных дипломатов следует, что с начала 1776 г. в придворных кругах распространялись слухи о возможных изменениях в руководстве двух первых коллегий. Глава британской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге сэр Р. Оакс (Оукс) сообщал в Лондон 26 февраля (8 марта) 1776 г. о плане первоприсутствующего в Коллегии иностранных дел графа Н. И. Панина передать свою должность Н. В. Репнину после его возвращения в столицу (князь имел значимый дипломатический опыт, но главное – состоял в свойстве́ с Паниным, поскольку был женат на родной племяннице графа), однако Г. А. Потёмкин якобы хотел сам занять этот пост, затем, 3(14) мая, – о попытке заменить самого Григория Александровича на должности вице-президента Военной коллегии ранее вышедшим в отставку генерал-аншефом графом А. Г. Орловым-Чесменским (Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 19. 1876. № 275. С. 512; № 280. С. 516). Летом – в начале осени 1776 г., согласно запискам сотрудника французской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге М. Д. Бурре де Корберона [записи от 13(24) июля, 26 августа (6 сентября) и 7(18) сентября], при Императорском дворе многие продолжали надеяться на отставку Григория Александровича, пророча передачу должности руководителя Военной коллегии одному из трёх лиц – Репнину, бывшему президенту коллегии генерал-фельдмаршалу графу З. Г. Чернышёву и даже генерал-фельдмаршалу графу П. А. Румянцеву-Задунайскому (Bourrée de Corberon. 1901. P. 308, 343, 353). Наиболее обсуждаемой в придворной среде кандидатурой, как следует из записей де Корберона, являлся именно Николай Васильевич (здесь и ниже курсив и перевод наши. – М. З.):

Les bruits qui regardent le prince Repnin, au sujet du ministère de la guerre, continuent à se soutenir; son arrivée à Pétersbourg, qui ne sera pas longue cà attendre, nous fera juger de ce qui en est.

Толки о князе Репнине в отношении военного министерства продолжают поддерживаться; его приезд в Петербург, который не заставит себя долго ждать, позволит нам судить о том, как обстоят дела.

Благодаря его же сообщению от 13(24) июня 1776 г., ранее не введённому в научный оборот, также становится понятно, что в то время Е. А. Сенявина переживала любовную драму. По полученным французами случайно сведениям, Екатерина Алексеевна была влюблена в одного из сыновей адмирала Г. А. Спиридова – камер-юнкера Матвея (1751–1829), но тот ещё 10(21) мая 1775 г. женился на другой фрейлине – княжне Ирине Михайловне Щербатовой (1757–1827), дочери князя М. М. Щербатова:

Il y a deux cousines Sinevin et Sinoviof… La première aimoit M. Spiritof avant son mariage, et de là une jalousie de la frêle Sinevin contre la Cherbatof.

Их две кузины Синявина и Зиновьева… Первая полюбила мсье Спиридова до его свадьбы, и отсюда ревность фрейлины Синявиной к Щербатовой.

О том же, какая женщина в начале лета 1776 г. неизменно занимала мысли Григория Александровича, свидетельствует написанное им Екатерине II в первых числах июня письмо, впервые изданное в 1997 г. В. С. Лопатиным:

Я приехал сюда, чтоб Вас видит<ь>, для того, что без Вас мне скушно и несносно <…> Всемилостивейшая Государыня, я для Вас хотя в огонь, то не отрекусь. Но, ежели, наконец, мне определено быть от Вас изгнану, то лутче пусть ето будет не на большой публике. Не замешкаю я удалит<ь>ся, хотя мне сие и наравне с жизнью.

Екатерина II, по её словам, Григория Александровича из своей «комнаты и ни откудова… не изгоняла» (ср.: РГАДА. Ф. 5. Оп. 1. Д. 85. Ч. 1. Л. 346; Екатерина II и Г. А. Потемкин. 1997. № 457. С. 103). Уехав по служебным делам 21 июня (2 июля) из Царского Села, он завершил письмо императрице от 5(16) июля, содержащее благодарность за подаренный на следующий день после отъезда Аничков дворец, крайне редкими для своих будущих посланий к государыне словами о преданности подданного и верности мужа:

…имей в твоем покрове и призрении человека, тебе преданнаго душею и телом…