Со́нник, 1) в устной народной традиции корпус снотолкований, особых прогностических примет, толкующих символику сновидений; 2) в книжной традиции рукописный или печатный сборник снотолкований, один из видов гадательных книг.

Снотолкования

Снотолкование является малым жанром фольклора и имеет двухчастную структуру: в первой части интерпретируемый образ (сновидение), во второй – его символическое значение (прогноз). Снотолкования обладают устойчивостью и воспроизводимостью своей структуры [в минимальном виде текст снотолкования сводится к структуре отождествления «A – (это) Z» или причинно-следственной связи «A – к Z»] и семантики, но не имеют жёсткой языковой формы выражения – допускают вариативность интерпретаций даже в отдельной локальной традиции. Минимальный текст снотолкования может быть расширен за счёт дополнительных значимых характеристик (например, атрибутивных, ср.: «вода – это беда» и «чистая вода – к здоровью, мутная – к болезни»). Функционально снотолкования близки к приметам и иногда совпадают с ними, а также к гаданиям (отличаясь от них отсутствием ритуально-магических манипуляций с предметами), а структурно сопоставимы с загадками (не имеющими, в отличие от них, прогностической функции). С сонником связаны народные рассказы в форме быличек о сбывшихся, вещих снах, представляющие собой особый фольклорный жанр, опирающийся в своей основе на сонник и его символику сновидений. Их можно рассматривать как развёрнутое воспроизведение содержания снотолкования в виде индивидуального нарратива, в котором значимыми являются лишь элементы, входящие в сонник, а остальные детали в истолковании сна не участвуют. Не относятся к соннику также гадания по снам, рассказы об обмираниях и мотивы вещих снов в песенном фольклоре. В древнейших сонниках сновидение могло получать разное значение в зависимости от адресата снотолкования. Так, древнеегипетские сонники (папирус Честер-Битти III эпохи XIX династии, скопированный с оригинала, предположительно восходящего ко времени Среднего царства; папирус Карлсберг XIII, около 100 г.) (см.: Архипова С. В. Закат Египта глазами современников // Шово М. Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры. Москва, 2004. С. 285, 287; Большаков И. В. Снотолкователи и снотолкование в политической истории Древнего Египта. Санкт-Петербург, 2007. С. 13–14; Древнейший египетский сонник – папирус Честер-Бити III // Симпосий; Сонник древнеегипетский // Astro Meridian) делились на мужские и женские, а в мужских выделялись толкования для двух типов сновидцев – последователей Сета и Хора. Древнеиндийский буддийский памятник «Вопросы Милинды» («Милиндапаньха», хинди मिलिन्दपंहो) начала нашей эры делил сновидцев на 6 категорий: людей ветреного склада, желчных, подверженных влиянию духов и др. [см.: Вопросы Милинды (Милиндапаньха). Москва, 1989. С. 276; Фромм Э. Забытый язык. Иметь или быть? Москва, 2009. С. 96]. Разные толкования в зависимости от адресата имеются в клинописной ассирийской книге сновидений 1 тыс. до н. э., в труде персидского астролога Хубайша Тифлиси 12 в. Особенной дробностью в этом отношении отличается античный сонник Артемидора Далдианского 2 в. В византийских сонниках толкования варьируются меньше, и со временем адресат упоминается в сонниках всё реже. Мотивировка значения сна, подробная и развёрнутая у Артемидора, тоже со временем устраняется из сонников. Народные снотолкования редко ориентированы на конкретного адресата (лишь некоторые толкования допускают близкие варианты, например для девушки, замужней женщины, беременной) и на время сновидения (например, сны, предвещающие погоду, могут варьироваться в зависимости от времени года: «пожар – летом к жаре, зимой к морозу»).

Объектом интерпретации в соннике, особенно устном, является достаточно широкий (но вполне определённый) набор предметов, некоторые их свойства, действия с предметами, лица, отдельные события и эмоциональные состояния. В отличие от интерпретируемых образов, их толкования ýже по содержанию. Они реже обозначают конкретный предмет (письмо, деньги, гроб) или событие (рождение сына, смерть супруга, кража коня, снег, приплод скота, пожар, лихорадка), чаще носят обобщённый характер (горе, радость, хлопоты, прибыль, брак, смерть, опасность, новость), а нередко сводятся к самой общей оценке, негативной или позитивной, причём число негативных толкований преобладает. Способы толкования делятся на внеязыковые (прямые и обратные) и языковые (лексико-семантические и фонетические), нередко обнаруживающие тенденцию к взаимодействию. К простейшим случаям прямой интерпретации относится тождество сна и прогноза [в византийском соннике, приписываемому магу Астрампсиху: «Приснилась мышь – и наяву появится» (см.: Смыка О. Сонник мага Астрампсиха // Сборник филологического факультета МГУ: Vtriusque Linguae Grammaticorum Academiae Moscouiensis Elisabetanae Lomonosouianae Stationis Socii et Alumni. Москва, 2009. С. 301), в народном: «Деньги – к деньгам»]. Чаще сновидение и прогноз объединяются причинно-следственной связью [в ассирийском соннике: «Если кто-либо во сне принесет глину с реки, он построит дом» (см.: Oppenheim A. The Interpretation of Dreams in the Ancient Near East // Transactions of the American Philosophical Society. 1956. Vol. 46, № 3. P. 287), в народном: «Змея укусит – умрёшь»]. Принцип обратного толкования основан на смысловом противопоставлении образа сновидения и толкования и объясняется представлением о сне как состоянии временной смерти, когда душа спящего временно покидает спящего. Поскольку во сне всё обратно по отношению к реальному миру, то и увиденное во сне должно толковаться наоборот. «Обратные» толкования снов, известные с глубокой древности, касаются в основном смерти, эмоций, вкусовых ощущений и некоторых других. Например, в древнекитайском соннике Чжоу-гуна 11 в. до н. э.: «Плачешь в голос – предвещает радостное событие» (см.: Сонник Чжоу-гуна // Антология древнекитайской эзотерики. 1. Киев, 1993. С. 191); в византийском соннике, приписываемом патриарху Герману: «Пить сладкое – будет горькое» (см: Drexl F. X. Das Traumbuch des Patriarchen Germanos // Λαογραφία. 1923. Bd. 7. S. 435). Впоследствии круг обратных снотолкований в сонниках даже несколько расширяется. Они представлены и в устной народной традиции («церковь – тюрьма», «поп – это дьявол», «воры – прибыль в хозяйстве», «ссориться с кем-то – будешь дружить»), возможно, под влиянием книжной. Языковые толкования, наиболее распространённые в сонниках, книжных и устных, основаны на метафоре («пустой сундук – гроб», «бусы – слезы», «полный стол – прибыль, пустой – убыток») и метонимии («кольцо – свадьба», «сапоги – дорога», «бумага – к письму»). Языковые толкования используют каламбурную игру значениями слов, например: «пустая посуда – пустые хлопоты» (т. е. напрасные), «собака кусает – кто-нибудь укусит» (т. е. уязвит). Огромную роль в фольклорной и книжной традиции толкования снов играет языковая мотивация, основанная на созвучии слов и разного рода повторах и перестановках звуков: на парономазии («корова – хвороба», «яйца – кто-то явится»), рифме («вода – беда», «капуста – на пусто»), анафоре («река – речи», «печь – печаль», «шуба – шум») и т. п. Этот архаический принцип мотивации значения представлен в сонниках, изначально созданных на своём языке (не переводных): в древнеегипетском соннике Кенхерхепешефа около середины 2 тыс. до н. э. («[Если снится] <...> журавль (ḏȝt) – это означает благополучие (wḏȝ)») (см. Древнейший египетский сонник – папирус Честер-Бити III // Симпосий), в ассирийской книге сновидений («Если [во сне] человеку дают дерево (miḫru), то у него не будет соперников (māḫiru)») (см.: Oppenheim A. The Interpretation of Dreams in the Ancient Near East // Transactions of the American Philosophical Society. 1956. Vol. 46, № 3. P. 277), в византийском соннике патриарха Германа [«Церковь (ἐκκλησίαν) стоящая – подвергнуться обвинению (ἐγκλήσεις)»] (см: Drexl F. X. Das Traumbuch des Patriarchen Germanos // Λαογραφία. 1923. Bd. 7. S. 436) и др. Анаграмматические и нумерологические толкования снов широко использовались Артемидором.

Сонники

Типологически сонники делятся по способу организации и подачи материала. Древнейшие сонники были тематическими. Так, «Китайский сонник Чжоу-гуна» включал тематические гнёзда: небо, земля, солнце, луна, звёзды, созвездия; рельеф местности, горы, камни, деревья; тело, организм, лицо, глаза, зубы, волосы и т. д. В египетском демотическом соннике – папирусе Карлсберг XIII, около 100 г., – в отдельный раздел выделялись «Виды соитий, которые человек видит во сне, [когда это] снится женщине». Из тематических рубрик состоят 4 первые книги сонника Артемидора. Византийские сонники уже алфавитные. Со временем они становятся все более распространёнными и к концу 18 в. занимают господствующее положение. Старейший из русских рукописных сборников – «Сонник польской» – состоит из небольших тематических разделов, посвящённых зайцам, рыбам и т. п. Особо выделяются сонники, в которых снотолкования распределяются тематически (сны о воде, огне, смерти, животных и т. д.) по знакам зодиака или по дням недели. К ним относится первый русский печатный сонник «Истолкование снов по астрономии происходящих по течению луны» 1768 г., переведённый с польского. Текст его с некоторыми искажениями включен в московское издание сборника предсказаний Мартына Задека 1800 г. Данный тип сонника из-за неудобства пользования и сравнительно небольшого количества толкуемых образов сновидений постепенно вышел из употребления. В целом книжные сонники связаны преемственной связью, каждый новый восходит к более ранним и продолжает традицию этого жанра. Отступления от традиции редки.

Сравнительный анализ содержания славянских сонников позволяет выделить в их филиации три основные, отчасти пересекающиеся линии, или родословные ветви: сонники, восходящие к соннику Артемидора, к т. н. соннику Ахмета и к соннику Псевдо-Даниила.

1) Сонник Артемидора 2 в. был переведен в 9 в. на арабский и распространился на Востоке, а в Европе впервые был издан по-гречески в Венеции в 1518 г. Он известен в позднейших переделках, начиная с сонника Дж. Кардано (Базель, 1563). Толкования, восходяшие к Артемидору, вошли в состав мусульманских сонников, распространённых в Туркестане и у казанских и крымских татар, и в русский рукописный сборник 2-й половины 18 в. «Всеобщее снов толкование» из собрания Государственного исторического музея (Всеобщее снов толкование : сонник : из собрания Отдела письменных источников Государственного исторического музея. сост. Н. В. Горбушина, О. И. Самсонова, А. Д. Яновский. – Москва : Прометей, 1991.) Они встречаются в европейских (венгерских, немецких) сонниках 16 в. и более поздних, а также во многих русских и польских сонниках 19 – начала 20 вв., в сильно изменённом виде – в ранних печатных словенских сонниках конца 19 в. Отдельные следы снотолкований Артемидора опосредованно присутствуют уже в старейшем русском рукописном «Соннике польском» 17 в.

2) Неясен генезис «сонника Ахмета» на греческом языке, который возник либо около 820 г., либо между 843 и 1075 гг. в Константинополе и, возможно, был посвящен императору Льву VI Философу (886–912). Сонник анонимный, но в тексте автор вскользь говорит о себе, что он сын Сирина и толкует сны халифа аль-Маамуна, поэтому авторство сонника приписывали Ахмаду ибн Сирину (или Ахмету бен Сирину), арабскому врачу 9 в., толкователю сновидений багдадского халифа (с 886 по 912) Абдуллаха аль-Мамуна, сына легендарного Харуна ар-Рашида. Авторство приписывалось также Абу Машару Джафару ибн Мухаммаду аль-Балхи (787–886), персидскому математику, астроному и астрологу, известному в грецизированной передаче как Апомасар, а в латинизированной как Альбумазар, среди трудов которого сонник даже не значится, а в 17 в. – Абу Бакру Мухаммаду ибн Сирину (653–729), арабскому мусульманскому богослову и толкователю снов, не оставившему, однако, сочинений о толковании сновидений. Считается, что автор сонника, будь то араб или грек, был христианином и его интерпретации сновидений были подчинены раскрытию смысла Откровения Иоанна Богослова. В 1176 г. Лев Тосканец, переводчик византийского императора Мануила I Комнина, выполнил латинский перевод сонника Ахмета с сокращенного греческого текста, после чего появились его версии на разных европейских языках. А на рубеже 15 в. старочешский писатель Лаврентий (Вавржинец) из Бржезовой (1370 – около 1437) переложил сонник Ахмета на чешский язык для короля Чехии Вацлава IV (1361–1419). Возможно, сонник Ахмета был не единственным его источником, поскольку сравнение сходных снотолкований в них показывает в ряде случаев бо́льшую полноту чешского текста. К данной ветви следует отнести один из самых ранних переводных русских сонников, упоминаемых А. И. Соболевским, – список Московского архива Министерства иностранных дел конца 17 в. Снотолкования разной степени близости, восходящие к сонникам Ахмета и Лаврентия из Бржезовой, присутствуют в «Соннике польском» 17 в. и в других восточнославянских рукописных сонниках 18–19 вв., в калужском издании «Сонника или Истолкования снов, выбранного из наблюдений Астрономических и Физических и по Алфавиту расположенного» 1787 г., отдельных более поздних российских сонниках и мусульманских сонниках, популярных в Средней Азии. В польских сонниках 19 в. таких параллелей практически нет.

3) Сонник Псевдо-Даниила анонимного греческого автора точно не датируется. Его составление относится к периоду между 2 в. (временем создания сонника Артемидора) и 7 в., когда появился его латинский перевод. В средневековой Европе этот сонник получил наибольшую популярность и существовал в различных вариантах (уже в 15 в. известно не менее 4 латинских редакций). Сонник Псевдо-Даниила имеет соответствия с византийским сонником патриарха Германа и с анонимным византийским сонником по рукописи конца 14 в. (cod. Paris Gr. 2511), созданным предположительно не ранее 1-й трети 9 в. Мало параллелей и почти полное отсутствие точных совпадений у сонника Псевдо-Даниила с византийским, персидского происхождения, сонником мага Астрампсиха (по парижскому изданию 1603), известным из папирусных фрагментов 3–6 в. и по византийским рукописям (в отличие от многочисленных близких соответствий между сонниками Астрампсиха и патриарха Германа). В 1550-х гг. в Кракове появляется первый польский перевод сонника Псевдо-Даниила, часть текстов которого соответствуют тексту латинских изданий Данииловых сонников, изданных в Кракове в 1512 и 1533 гг., а другие значительно расходятся с ним. В более поздних переизданиях 18 в. растёт процент отступлений от печатного первоисточника 16 в. Старейший польский сонник, предположительно, появился в первые годы 16 в. и основывался на переводе сонника Псевдо-Даниила, но использовал и какой-то другой источник. В середине 18 в. одно из звеньев этой цепи – краковское издание «Снов Даниила» 1700 г. – появилось в русском рукописном переводе. Снотолкования, ведущие свое происхождение от сонника Псевдо-Даниила, имеются в русских рукописных сонниках 18 в. и, реже, в более поздних печатных, из иностранных изданий – в немецких сонниках, в венском издании турецко-персидского сонника Омара-паши 1803 г. и др. Более или менее отчетливые следы сонника Псевдо-Даниила можно обнаружить практически в каждом польском соннике 19 – начала 20 в., отдельные следы – в одном из первых печатных словенских сонников, а также в мусульманских.

Частичное пересечение трёх выделенных ветвей обусловлено тем, что сонник Ахмета, наряду с использованием некоторых арабских и византийских источников, восходит к сходному с ним по структуре соннику Артемидора, либо в его обратных арабских переводах на греческий, либо непосредственно к греческому тексту (у Ахмета имеется 180 полных или частичных соответствий с Артемидором и 107 снотолкований, не имеющих таких аналогий), а сонник Псевдо-Даниила представляет собой, как полагают, переработку текста Артемидора. Кроме того, подобные пересечения объясняются включением в одно издание материала сонников, относящихся к разным генеалогическим ветвям, как, например, в петербургском «Справочном энциклопедическом лексиконе сновидений» 1862 г., в московском «Полном новейшем снотолкователе» О. Мильчевского 1869 г. или в соннике «Миллион снов» повторного московского издания 1878 г., в котором механически объединены снотолкования разного происхождения, часто противоречивые по значению.

Книжные и устные сонники разных народов дают немало примеров символических универсалий (например, сон о выпадении зубов как предвестье смерти). Об архетипическом характере многих символов сновидений свидетельствует не только их типологическое сходство в генетически не связанных между собой культурных традициях, а также случаи их совпадения в устной и книжной традициях, но и общие механизмы символизации образов сновидений в культуре и в практике психоанализа, трактующего такие символы, в отличие от сонника, не прогностически, а диагностически («сонником» нового типа называл З. Фрейд свою теорию анализа символики снов).