Ку́ла, система ритуального обмена в восточной части Новой Гвинеи (регион Массим). Объектами обмена служат ценные предметы ваигу’а: ожерелья из красных раковин соулава (вейгун) и наплечные браслеты из белых раковин мвали. Ожерелья соулава изготавливаются из отшлифованных раковин спондилуса (Spondylidae). Могут представлять собой длинную, до нескольких метров нитку бус или раковину кина, украшенную бусинами из спондилуса. Браслеты мвали представляют собой части раковин Conus millepunctatus, у которых отбивается узкий конец, а широкая часть обрабатывается и полируется, превращаясь в браслет. В рамках обмена кула участники совершают длительные путешествия на лодках, причём вся сеть маршрутов образует подобие гигантского круга чуть меньше 800 км в диаметре (круг кула). Кула была описана Б. Малиновским (1922), А. Вайнер (1992), М. Моско (2017), С. Кюлинг (2017). Кула является классическим примером дарообменной экономики.

Антропологическое изучение кула

Первым обмен кула, а также связанные с ним путешествия, сопутствующие типы даров и магические практики описал Б. Малиновский в книге «Аргонавты западной части Тихого океана». Он собирал материалы на Тробрианских островах в 1914–1918 гг. Система дарообмена кула распространена в регионе Массим, включающем о-ва Тробриан, Вудларк, Д’Антркасто, Фергюссон, Луизиада, а также провинцию Милн-Бей (западная оконечность о. Новая Гвинея). Каждый остров имеет определённые особенности, связанные с обменом. Так, на Тробрианских островах в кула принимают участие только вожди, а на о-вах Вудларк – большинство рядовых общинников.

Предметы обмена – ваигу’а – считаются высшей ценностью в местных сообществах. Многие из наиболее ценных предметов имеют личные имена, а также истории их странствий, включающие описание владельцев. Ваигу’а по сути являются украшениями, однако как украшения не используются: владелец может надеть их только на очень крупное торжество, в то же время знакомые и родственники могут просить эти украшения на короткое время и, как правило, не встречают отказов. Б. Малиновский сравнивает значение ваигу’а для тробрианцев со значением королевских сокровищ для англичан и шотландцев.

Процесс обмена подчинён строгим правилам и окружён многочисленными церемониями, отличается неспешностью и торжественностью. Эта особенность противопоставляет кула повседневной меновой торговле гимвали. Обмен кула возможен только между партнёрами. У простого члена племени их меньше десятка, а у вождя их могут быть сотни. Количество партнёров кула соответствует социальному статусу человека. Большая часть партнёров рядового человека, как правило, проживает в ближайшей округе, и с ними он ведёт регулярный обмен различными вещами, периодически преподнося ваигу’а. Также рядовые общинники могут иметь в качестве партнёров вождей, которым они обязаны преподносить самые ценные ваигу’а, а в ответ могут рассчитывать на особое покровительство вождя. Кроме этого, у участника обмена могут быть партнёры на далёких островах, которые являются одновременно, по словам Б. Малиновского, друзьями, покровителями и союзниками. Обмен кула связывает социальными узами людей, которые иначе не могли бы быть связаны никакими отношениями.

Предметы имеют свою логику перемещения по кругу кула. Если представить всех участников обмена стоящими вкруг лицом друг к другу, то ожерелья передаются по часовой стрелке, а браслеты – против. Предметы, с точки зрения Б. Малиновского, не должны надолго задерживаться у одного владельца: получив их и воспользовавшись, он должен вновь отпустить их в круговое движение. Таким образом, ни один предмет никогда не возвращается и постоянно продолжает своё движение. Ни один из участников не перестаёт передавать ваигу’а. Сами тробрианцы формулируют это правило так: «Один раз в кула – всегда в кула» (Малиновский. 2004. С. 99).

Б. Малиновский выделяет несколько ключевых принципов обмена: 1) дар должен быть всегда возмещён равноценным ответным даром; 2) определение эквивалентности предоставлено дарителю и не регламентируется дополнительно. Выше всего ценится умение делиться и дарить больше, чем берёшь. Поэтому ответные дары – йотиле – часто даже превосходят по значимости полученные. Существуют побудительные дары – карибуту, а также набор магических практик – мвасила, которые подталкивают владельца ваигу’а передать вещь определённому лицу из числа партнёров.

Кула считается основным видом обмена, и даже наиболее значимым явлением региона Массим. Ради кулы строятся лодки для дальних путешествий, о ваигу’а рассказываются легенды и мифы, ко времени прибытия дарителей приурочиваются крупнейшие пиры и танцевальные церемонии. Но с экономической точки зрения гораздо важнее оказывается вторичный обмен – гимвали – который ведётся параллельно с кула. В ходе гимвали ямс, таро, рыбу и свинину обменивают на желваки кремня, гончарные изделия, циновки и другие необходимые в хозяйстве вещи.

В описании Б. Малиновского обмен кула выглядит сложным механизмом, который функционирует вне зависимости от отдельных участников и не останавливается никогда. Этим он напоминает «невидимую руку рынка», описанную А. Смитом.

В 1971–1991 гг. на Тробрианских островах полевой работой занималась американская исследовательница А. Вайнер. Её интересовало, действительно ли кула не зависит от участия женщин, как утверждал Б. Малиновский. Её работа показала, что роль женщин и женской формы владения чрезвычайно важна для понимания кула.

А. Вайнер пыталась выяснить, почему на Тробрианских островах женщины занимают более низкое социальное положение, притом что в местном обществе женская линия наследования, матрилинейность, являлась определяющей. Она описала особые предметы – пучки и плетёные юбки из банановых листьев, которые использовались в женских церемониях дарения, привязанных к похоронным обрядам. Эти предметы, как непосредственная продукция земли и огородов, хотя и не были неотчуждаемыми, но считались мапула, тем, что можно давать множество раз и в больших количествах, не обедняя себя. Вайнер назвала этот принцип «keeping-while-giving» (сохранять, отдавая в дар). Такие раздачи устраивались на похоронах, чтобы продемонстрировать единство матрилинейного клана. Они символизировали неотчуждаемое владение – землю и детей, принадлежность которых не может меняться. Мужское же владение – краткое состояние между постоянной передачей даров вдоль маршрутов кула. Из этого А. Вайнер заключила, что каждый игрок кула стремится превратить ваигу’а в своё неотчуждаемое владение: «По сути, эти ценные раковины похожи на знаменитые трофеи, за которые боролись древнегреческие аристократы», целью которых было обладание, а не дарение (Weiner. 1992. P. 133).

Чтобы надолго сохранить вещь, которая постоянно должна находиться в движении, использовался заменитель ваигу’а – предмет, называемый китому или китум. Китому – это недавно сделанное украшение (соулава или мвали), которое ещё не вращается в круге кула и не имеет собственной истории и статуса ваигу’а. Это значит, что у китому есть хозяин, который может подарить эту вещь кому-то, может оставить себе, а может продать: на неё пока не распространяются правила кула. Сделать или получить такую вещь способен только очень статусный человек. Он может пустить китому по кругу кула, и далее возможны два сценария: 1) китому входит в круг кула и постепенно становится ваигу’а, обретая собственную историю, независимую жизнь в вечном движении по кругу; 2) владелец может потребовать свой китому у того человека, который получил его. В последнем случае возможен реверсный ход предмета. Наличие многочисленных китому в круге кула даёт вождям дополнительные возможности обзаводиться желаемыми статусными ваигу’а.

Из этого А. Вайнер заключает, что кула не представляет собой вечно движущийся круг циркуляции богатств, в котором постоянно перемещаются ценные предметы, которыми по очереди кто-то владеет. Наличие большого количества китому в циркуляции делает большую часть обменов неважными и второстепенными, в то время как настоящих статусных раковин можно ждать годами, тратя большие средства на мвасила и задабривающие дары вага, которые могут остаться без всякого ответа. При этом каждое выпускание ценной раковины из рук и отправка её по пути кула расцениваются как проигрыш. А каждый получивший ценную ваигу’а становится объектом злобы, чёрной магии и даже попыток убийства. Вайнер приводит такое высказывание об обмене, которое раскрывает стороны, не замеченные Б. Малиновским: «Многие погибли из-за кула» (Weiner. 1992. P. 136).

В её описании кула – это не слаженный механизм, общее дело мужчин, а состязание, в котором важны не столько честность и великодушие, сколько желание заполучить лучшие ваигу’а, даже путём магии и убийств, чтобы остаться на максимально длительное время хозяином ценных вещей.

Хотя кула остаётся хрестоматийным примером дарообменной экономики, изменилось понимание этого феномена антропологами. На смену вечно движущемуся кругу предметов ваигу’а, напоминающему в описании Б. Малиновского саморегулирующиеся отношения свободного рынка европейского типа, приходит описание кула как состязательной системы, в которой мужчины стремятся достичь «неотчуждаемости» владения наиболее ценными ваигу’а путём обманов, поддельных украшений, магии и даже убийств.

В 21 в. исследования обмена кула велись по двум направлениям. М. Моско исследовал связь магии и родства в тробрианском обществе. Он показал, что магия, в том числе и магия кула – мвасила, связана с отношениями с умершими предками, духами балома. И успех в мвасила зависит от того, насколько близки произносящему магические заклинания те балома, на которые он воздействует. В 2016 г. С. Кюлинг провела морскую экспедицию, охватившую ряд селений региона Массим. Её целью было возвращение ваигу’а, которые в значительной степени утратили свою функцию и продавались в интернет-магазинах как сувениры, в круг кула, а также повышение интереса местных жителей к традиционной форме обмена. Она дала описание обмена кула, сфокусировавшись на вещах, а не на людях, магии и обмене в целом.

Идея кула в археологии

Этнографические наблюдения в области функционирования системы обмена кула используются в археологии для интерпретации перемещения предметов в древности на дальние расстояния. Это касается анализа распространения (рассматриваемого как результат обмена) изделий, которые использовались как при ритуальных действиях, так и в быту. В частности, её использовали в своих исследованиях археологи А. М. Жульников, А. В. Уткин, Е. Л. Костылева, А. Ю. Тарасов, А. Бутримас, И. А. Лозе для объяснения циркуляции янтарных украшений, сланцевых колец, серпентиновых подвесок и рубящих орудий из метатуфа в эпоху неолита на территории лесной зоны Восточной Европы. Особенностью их подхода является то, что в основу объяснений положен не круговой характер движения вещей (круг кула), а возможность перемещения вещей на огромные расстояния путём смены их хозяев.

Янтарь в течение неолита собирался вдоль побережья Балтийского моря (4-е – начало 3-го тыс. до н. э.). В Восточной Латвии на берегах озера Лубанс известны стоянки-мастерские, где сохранились крупные и мелкие каменные шлифовальные плитки, ямки-хранилища, заполненные необработанными кусками янтаря, а также бракованные изделия и мелкие отходы производства. Дальше готовые янтарные украшения расходились на многие сотни километров в разные части лесной зоны. Янтарные подвески представлены различными видами: очевидно, со временем мода менялась и, соответственно, изменялся «дизайн» основных видов изделий. Будучи мелкими и лёгкими, эти предметы легко транспортировались партиями. Янтарными подвесками украшали погребальную одежду. Исследователи полагают, что янтарные украшения передавались в процессе обмена от поселения к поселению, от человека к человеку. Некоторые изделия оказывались погребёнными вместе со своими владельцами недалеко от мест изготовления, а другие проделывали гигантский путь (до 1000 км) и могли бытовать очень продолжительное время (до 1000 лет). Их обнаруживают при археологических исследованиях в Финляндии, Северной Карелии, в нижнем течении Оки, на Верхнем Дону.

Сланцевые кольца – специфический вид мужских нагрудных украшений – изготавливались в конце 5-го – 1-й половине 4-го тыс. до н. э. в Южной Карелии и Юго-Восточной Финляндии из местной каменной породы – серого сланца. Их чаще находят на поселениях, чем в погребениях, причём иногда в виде обломков, нередко со следами ремонта. Сланцевые кольца распространялись путём обмена не так широко, как янтарные изделия, но всё же перемещались от мест изготовления на расстояние до 500 км, попадая на территории современных Северной Карелии, Архангельской, Вологодской, Тверской областей и прибалтийских стран.

Небольшие округлые плоские полированные подвески из уральского камня серпентина (змеевика) были обнаружены в погребениях (мужских и женских) и на поселениях оседлых охотников-рыболовов на территориях современных Ивановской и Рязанской областей 2-й половины 4-го тыс. до н. э. Вероятно, их носили нашитыми на костюм. Они могли попасть в центр Русской равнины путём обмена с западного склона Уральских гор, возможно с реки Чусовая (расстояние более 1000 км).

Рубящие орудия для обработки дерева (тёсла и топоры) так называемого «русско-карельского типа», сделанные из «олонецкого зелёного сланца» или метатуфа, производились всего на нескольких стоянках-мастерских на реке Шуя недалеко от Онежского озера во 2-й половине 4-го тыс. до н. э. Эффектные крупные полированные симметричные орудия делались из стандартных заготовок и явно пользовались спросом. Они расходились во всех направлениях на расстояние до 700 км и активно использовались для рубки и обтёски дерева, поэтому иногда на поселениях можно найти лишь осколки, характерный цвет которых однозначно указывает на то, что это – фрагменты орудий, изготовленных именно на берегах реки Шуя. Считается, что эти орудия могли поступать на территорию современных прибалтийских стран как раз в обмен на янтарь.

Украшения, перемещённые на значительные расстояния путём обмена, найдены чаще в погребениях, чем в культурных отложениях поселений, поэтому можно предполагать, что если их и использовали в украшении повседневного костюма, то всё же, вероятно, гораздо важнее было сопроводить умершего ценным (привозным) предметом. Во всех четырёх описанных случаях – предметы распространялись из микрорегиона происхождения в нескольких направлениях сразу, вероятнее всего, обусловленных внутренними водными путями, а в случае янтаря – ещё и с линией восточно-балтийского побережья. Остаётся неясным, что получали сообщества взамен сланцевых колец и серпентиновых подвесок, но получение рубящих орудий с территории Южной Карелии в обмен на янтарь некоторыми группами восточно-балтийского населения выглядит весьма вероятным. Таким образом, в отношении неолита лесной зоны трудно говорить именно о циркуляции, как в кула, престижных ритуальных предметов: здесь их движение в пространстве выглядит скорее векторным. Стремление сопроводить умершего украшениями может указывать на связь с комплексом представлений о предках, как это отмечено для обмена кула. Не исключено, что рубящие орудия с территории Южной Карелии, которые использовались в быту, могли быть при этом одновременно статусными предметами из-за своего происхождения, высокого качества и привлекательного внешнего вида. Использование орудий в качестве предметов обмена не было характерно для кула.