Фу́дель Ио́сиф Ива́нович [25.12.1864 (6.1.1865), Гродно – 15.10.1918, Москва], российский церковный и общественный деятель, публицист, издатель, протоиерей (1907). Отец – православный немец Иван Дмитриевич Фудель (1840 – не позднее 1906), старший писарь 2-го лейб-уланского Курляндского Его Величества полка, мать – католичка польского происхождения Аделаида Антоновна, урождённая Червинская (1841 – около 1915), мещанка Минской губернии. Отец богослова С. И. Фуделя. Окончил юридический факультет Московского университета (1888).

Молодые годы

Выпускник Рязанской гимназии (1883).

Ещё в 1887 г., учась в университете, по собственным словам, задумался о священническом служении. Это «казалось не только дерзким желанием, но и не возможным в практическом осуществлении, ибо… тогда не знал прецедентов принятия священства светскими людьми» (Обрученный Церкви ... 2020. С. 169). Против такого шага была его мать, церковные власти скептически отнеслись к порыву молодого юриста с немецкой фамилией (Леонтьев. 2012. С. 137–138).

В годы учёбы испытал значительное влияние славянофильства (прежде всего И. С. Аксакова). В 1888 г., будучи студентом, познакомился с философом К. Н. Леонтьевым, состоял с ним в переписке и личном общении. Леонтьев использовал свои связи в Синоде, содействовав Фуделю в получении духовного сана.

По окончании университета определён кандидатом на судебные должности при прокурорах Московской судебной палаты. В 1888 г. командирован для занятий к судебному следователю Москвы, в 1889 г. назначен делопроизводителем Московского губернского правления.

На западных рубежах Российской империи (1889–1892)

Рукоположен в священники 16(28) июля 1889 г. архиепископом Литовским и Виленским Алексием (Лавровым-Платоновым). Стал одним из первых среди представителей светской интеллигенции, пополнивших ряды белого духовенства. Это был новый для Российской империи тип образованного священника, ориентированный уже не на традиционный быт и требоисполнение, а на активную личную деятельность: социальную, публицистическую, пастырско-духовническую.

Второй священник Николаевского кафедрального собора Белостока (1889–1892). Одновременно состоял законоучителем местных приходского училища (с 1889) и Старосельского железнодорожного училища (с 1890), членом Белостокского отделения училищного совета (c 1889), председателем церковно-приходского попечительства при соборе (с 1890), наблюдателем за преподаванием Закона Божия в народных школах Белостокского уезда (с 1891), исполняющим обязанности законоучителя Института благородных девиц (с 1892).

Служение Фуделя в Северо-Западном крае осложнялось языковым барьером (мешавшим общению с паствой, говорившей преимущественно на польском языке и местных наречиях), особыми традициями христианской жизни (обусловленными влиянием католицизма), отсутствием в окружении образованных единомышленников.

Служение в Бутырской тюрьме (1892–1907)

10(22) июня 1892 г. переведён по прошению в Александро-Невскую (в 1899 переосвящена в честь Покрова Пресвятой Богородицы) церковь при Бутырской тюрьме. Занимал одновременно должности законоучителя церковно-приходской школы при Московской синодальной типографии (с 1896), директора правления благотворительного комитета при тюрьме (с 1897), законоучителя школы тюремных надзирательниц (с 1899), сверхштатного члена Московского епархиального училищного совета (с 1899), принимал участие в заседаниях Совещания по вопросам народного образования при Московской губернской земской управе (с 1900).

В тюрьме, помимо служб и исправления треб, несколько раз в неделю посещал заключённых в камерах, интересовался их жизнью и способствовал восстановлению нередко разорванных преступлением семейных уз, каждое воскресенье и в праздничные дни проводил религиозно-нравственные беседы, посещал арестантов в больнице и напутствовал умирающих (в первый же год службы в тюрьме свирепствовала холера, и самоотверженная забота пастыря о больных заложила основу их любви к «пресветлейшему батюшке» (Фудель С. И. Воспоминания. 2009. С. 41). Вёл обширную переписку (ему писали из тюрьмы, с пересылочных этапов, из поселений в Сибири и с Сахалина), высылал каторжным деньги и книги, ходатайствовал об улучшении их положения, занимался поиском жертв судебной ошибки. Кроме того, развивал библиотеку и устроил школу грамоты: заключённые обучали друг друга грамоте посредством звуковой системы и в результате многие сами могли писать письма домой.

Свои впечатления от службы Фудель описал в письме к С. А. Рачинскому: «Просто теряешься от той громадной области духовных нужд, какую представляет из себя тюрьма. Ведь здесь постоянно средним числом 2500 человек заключенных! Это целый городок людей духовно больных, людей, наиболее восприимчивых к духовному свету. <…> Пойдешь по камерам, зайдешь в одну, другую – полдня прошло; как вспомнишь, что еще 45 камер, так и руки опускаются. А тут еще литературное дело, какое ни на есть, а все время отнимает часа три в день» (Фудель. 2009. С. 35). Во время тюремного служения вёл дневник, где обдумывал волнующие его проблемы и события: «Здесь я полюбил русский народ, потому что узнал его» (Фудель. 1991. С. 64).

Не питая иллюзий касательно нравственного состояния преступников, он поражался высоте духа русского мужика, воспитанного в христианском мировоззрении. Встречались случаи бродяжничества по нравственным мотивам (уходили странствовать, чтобы не быть в тягость, не позорить семью, искупить свою вину). Были и те, кто добровольно принимал на себя вину другого. На вопрос писателя С. Н. Дурылина о сделанных выводах И. И. Фудель отвечал: «Я удивлялся иногда и удивляюсь, почему они – в тюрьме, а я – на свободе» (Обрученный Церкви ... 2020. С. 198). О самой тюремной системе делал пессимистичный вывод: «Ложь и несправедливость формального суда. Правда внутренняя никогда не сойдется с правдой внешней и никогда ни один суд не может олицетворять правосудие. Фемида слепа не потому, что перед ней все равны, а потому, что для нее закрыта душа человеческая» (Фудель. 1991. С. 56).

Более всего Фуделя печалило то, что тюрьма не способствует исправлению и возрождению человека, а скорее развращает его, наказание не имеет нравственного смысла. Суровая мера наказаний, судебные ошибки, условия содержания арестантов убеждали его в негуманности тюремной системы. Опыт наблюдений и отчасти юридическая подкованность подталкивали к формулированию тех предложений, которые могли бы исправить положение: например, он предлагал изолировать хороших арестантов от дурных – делать камеры на 5–10 человек (а не по 25, включая и политических, и уголовных), разработать вопрос о наказании за укрывательство, сделать упор на предварительное следствие для предотвращения судебных ошибок. Условное наказание, по его мнению, – необходимая мера, которая помогла бы избежать разрушения семей и судеб из-за незначительных преступлений. Выступал не только против смертной казни, но и пожизненного заключения, а также за сокращение сроков наказания.

Не удовлетворяло его и состояние российской каторги, которая отнимала надежду и выбрасывала из общества навсегда, отрывая от своей земли, родного дома и семьи. Он полагал, что ссылка как форма наказания лучше тюрьмы, т. к. она не убивает надежду и даёт меньше рецидивов, в её организации стоит опираться и на европейский опыт (например, оплата каторжного труда), а также на пример Сахалина, который он считал положительным (Фудель И. И. О тюрьме и ссылке в обсуждении VI Международного Тюремного конгресса // Дом русского зарубежья. Ф. 8. Оп. 1. Д. 5. Л. 13).

Революция 1905–1907 гг. и служение в храме Николая Чудотворца в Плотниках

Революция 1905–1907 гг., размах ожесточения, неуверенная позиция Церкви, предпринятые властью политические преобразования вызвали у Фуделя серьёзные разочарования в идеях самобытного культурного развития России, что прослеживается в его публицистических заметках. И атмосфера тюрьмы в то время сильно изменилась: сотни политических заключённых проводили шумные демонстрации, распевали революционные песни, устраивали «иллюминации», поджигая матрасы, и т. п., привлекая к этому и уголовных.

Не согласившись на предложение тюремного инспектора организовать в коридорах тюрьмы беседы на духовно-нравственные темы с обязательным посещением, считая, что принуждение в данном случае не уменьшает, а укрепляет противорелигиозное настроение, Фудель был переведён в небольшой и бедный приход церкви Николая Чудотворца в Плотниках на Арбате (снесена в 1932), где служил настоятелем с 1(14) сентября 1907 г. вплоть до своей смерти [с 2(15) декабря 1907 одновременно был председателем приходского попечительства].

В арбатский период жизни сосредоточился на приходской деятельности: заботился об оживлении прихода, вовлекал мирян в богослужение и церковную благотворительность, выпускал своими силами «Приходской вестник» (1908–1915), боролся с адвентистами, проповедовавшими в приходе, заботился о приходских бедных и по-прежнему помогал заключённым, на приходских собраниях читались сообщения и велись беседы на разные темы.

По воспоминаниям современников, приход церкви святителя Николая в Плотниках стал одним из лучших в Москве, к настоятелю, вышедшему не из среды духовенства, со светским образованием, тянулась интеллигенция.

Был близок с Л. А. Тихомировым, С. Н. Дурылиным, П. А. Флоренским, С. А. и Г. А. Рачинскими и др. Совместно со своим другом, будущим новомучеником М. А. Новосёловым, разрабатывал программу «Религиозно-философской библиотеки». Это был уникальный издательский проект начала 20 в., призванный через избранные произведения, в том числе известных современников, от славянофилов до западников и социалистов, приводить читающую публику к вечным вопросам и христианским ответам. Входил в новосёловский кружок ищущих христианского просвещения и в пересекающееся с ним по составу межприходское Братство святителей московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа (с 1909 член совета братства).

В 1902–1918 гг. преподавал Закон Божий в женской гимназии С. Н. Фишер, а также в московском Железнодорожном училище службы движения (1913–1915).

В годы Первой мировой войны 1914–1918 гг. собирал средства для голодающих (в честь Фуделя была названа открытая за его счёт столовая в Самарской губернии), был пастырем лазарета, посещал религиозно-философские кружки. В его доме проводились церковные собрания, была создана приходская библиотека.

С апреля 1917 г. председательствовал на московских пастырских собраниях в Епархиальном доме (которые так и называли «фуделевскими»), был инициатором создания Совета объединённых приходов, председателем которого был А. Д. Самарин. Фудель поддерживал кандидатуру Самарина на выборах московского митрополита в июне 1917 г. Если бы Фудель не забыл своё удостоверение, из-за чего его не допустили к избирательной урне, Самарин получил бы на 1 голос больше архиепископа Тихона (Белавина), ставшего впоследствии митрополитом и патриархом.

В октябре 1917 г. на собрании пастырей отец Иосиф избран одним из товарищей председателя Союза пастырей Москвы и Московской епархии (Пастырский союз; председатель – священник Н. А. Любимов). В конце 1917 г. первым подписал прошение на имя патриарха Тихона (Белавина) от 145 священников Москвы и Московской епархии с просьбой об улучшении материального положения священников.

В 1918 г. входил в президиум Союза объединённого духовенства и мирян (председатель – священник Н. В. Цветков), при котором была открыта православная народная академия, где читались общедоступные и высшие богословские и пастырские курсы. Инициировал создание и вошёл в Совет объединённых приходов Москвы, который направлял свою деятельность на защиту Церкви от посягательств новой власти, в частности выпустил воззвание о «набатном звоне» с призывом верующим защищать храмы, содействовал организации охраны патриарха (в 1919 видные деятели Совета А. Д. Самарин и Н. Д. Кузнецов были признаны основными вдохновителями «церковной контрреволюции», приговорены революционным трибуналом к расстрелу, приговор был заменён сроком заключения).

Публицистическая деятельность

В гимназические годы разделял «нигилистические» настроения и интересовался прогрессивными идеями времени: «писал длиннейшую статью о женском вопросе» (Леонтьев. 2012. С. 193) и «самые горячие социалистические измышления» (Леонтьев. 2012. С. 64). В студенческие годы его взгляды эволюционировали в сторону славянофильства. Печатался в журнале С. Ф. Шарапова «Русское дело». На основе опубликованных статей в 1888 г. написал первую крупную брошюру, имевшую успех, – «Письма о современной молодежи и направлениях общественной мысли» (её читали Л. Н. Толстой и К. Н. Леонтьев, в Московском университете даже начались студенческие беспорядки). Часть глав в ней была посвящена насущным проблемам студенчества: нищете и корпоративности (идеальной формой материальной и нравственной самопомощи Фудель считал землячества), «лишним людям» и карьеризму (проходя через гимназию и университет многие молодые люди не находили себе применения, искали места, а не призвания) и, наконец, студенческим идеалам и настроениям. Обращаясь к молодёжи как один из её представителей, Фудель призывал вступить на новый, спасительный и самобытный для России путь «православного народничества». Термин «славянофильство», который, по его словам, зачастую ассоциировался у молодёжи с «гнилой капустой, редькой с квасом» (Фудель. 1888. С. 150), был заменён новым авторским понятием – «православное народничество». Оно противопоставлялось современному «лженародничеству»: по мысли Фуделя, «хождение в народ» приобретёт смысл, лишь если интеллигенция встанет на одно с народом мировоззрение, которое целиком проникнуто православной верой.

Практические выводы из своего пребывания в Белостоке обобщил в работе «Наше дело в северо-западном крае» (1893), посвящённой проблеме русификации этих земель. В ней он противопоставил цели государства и православной церкви на западных окраинах, проводил мысль о том, что использование государством церкви в политических целях только вредит её делу, выхолащивает церковный дух: «где силой приходилось выбрасывать органы из церкви, там теперь нет ни одной души в церкви» (Фудель. 1893. С. 9). Выступая противником репрессивных мер, снижающих авторитет православия, осуществление миссии церкви в Северо-Западном крае Фудель отводил главным образом не «боевым», но любящим пастырям, церковным школам, монастырям, миссионерским обществам и церковно-приходским братствам. Таким образом, в национальном вопросе для Фуделя характерно отделение политических, государственных начал от религиозных (для него – подлинно национальных), в этом он был близок к В. С. Соловьёву и славянофилам. Брошюра была замечена прессой – о ней благосклонно писали газета «Московские ведомости», журналы «Гражданин», «Русский Вестник» и «Вестник Европы», а в журнале «Русское обозрение» состоялась полемика Фуделя с возражавшим ему А. П. Владимировым.

Стал первым издателем К. Н. Леонтьева (в 1895–1912 работал над собранием сочинений, удалось издать 9 из 12 задуманных томов), посвятил ему несколько статей. В годы знакомства с Леонтьевым Фудель испытал влияние его идей, прежде всего политических (позднее, оказавшись на западных окраинах, в национальном вопросе он отошёл от леонтьевской позиции). Однако дальнейшая его публицистика, а за все годы жизни он опубликовал, по подсчётам сына, около 250 статей в различных изданиях, имела иное, преимущественно церковное и практическое, нежели политическое наполнение. От «леонтьевского» Фудель сохранил лишь христианский дух и апокалиптическое настроение. В самом «художнике мысли», склонном к «крайностям» и «парадоксам» (Леонтьев. 2012. С. 362), он главным образом ценил его значение для приближения интеллигенции к Церкви (эта проблема сильно волновала их обоих). Воспоминания о своей юности и о Леонтьеве Фудель оставил в письме-очерке к С. Н. Дурылину (Обрученный Церкви ... 2020. С. 134–188).

1890-е – начало 1900-х гг. – время наивысшей публицистической активности Фуделя. Размышляя о реформе приходских попечительств, выступал сторонником братств как наилучшей формы приходской жизни; писал о народной школе, которая, по его мнению, прежде всего должна воспитывать христианское мировоззрение; о работе Церкви среди образованного общества. С одной стороны, выступая сторонником церковно-приходской школы как хранительницы православной веры и «народного идеала», шёл в русле политики обер-прокурора К. П. Победоносцева. С другой, будучи горячим апологетом идеи братств и увеличения участия мирян в церковной жизни, – сторонником диалога с интеллигенцией и созыва Поместного Собора, выходил далеко за пределы официального курса.

В 1892–1898 гг. вёл рубрику «Вопросы церковной жизни» в журнале «Русское обозрение», оставил ряд некрологов и рецензий во множестве периодических изданий. Работа в редакции «Русского обозрения» была попыткой создания журналистики нового типа, преодолевающей границу между «светским» и «церковным». Неслучайно, что особым вниманием Фуделя пользовались случаи принятия духовного сана светскими людьми.

С начала 1910-х гг. переживал глубокие разочарования в юношеских надеждах на самобытное культурное развитие России. Ценность этой самобытности заключалась для Фуделя скорее не в эстетике, а в истинности веры, в том, что народ – носитель православия и идеала «Святой Руси». Он рассчитывал, что именно интеллигенции предстоит сделать решающий выбор и повернуть Россию в сторону христианского развития, которое он называл «национальным путём». Но ход истории развеял эти ожидания: разубеждение в возможности воплощения славянофильских идей в национальном масштабе сосредоточило его именно на церковной деятельности. Несмотря на эсхатологическое настроение, свойственное и многим другим близким ему современникам, он все силы отдавал на то, чтобы усилить Церковь.

Награждён орденом Святой Анны 2-й степени (1914), а также церковными наградами: набедренником (1891), скуфьёй (1895), камилавкой (1899), золотым наперсным крестом из Кабинета Его Императорского Величества во внимание к безвозмездным трудам по Московскому дамскому благотворительному комитету (1899), наперсным крестом (1902) и др.

Был женат [с 5(17) июня 1888] на Евгении Сергеевне, урождённой Емельяновой (1865–1927), дочери московского поверенного по частным делам. Именно она была, по словам Фуделя, тем «простым человеком (не ученым, но истинно православным), который и помог» ему «твердо стать на почве церковной» (Леонтьев. 2012. С. 64).

Умер от «испанки».

Похоронен на Старой территории Новодевичьего кладбища в Москве.