Овся́нкина Мари́я Арсе́ньевна (Мария Рикерс-Овсянкина, англ., нем. Maria Rickers-Ovsiankina) [3(15).5.1898, Чита – 28.9.1993, Беркли, США], немецкий и американский психолог русского происхождения, ученица К. Левина. Выполнила исследование, в котором было зафиксировано стремление людей возобновлять прерванное действие, если цель действия не была достигнута, в дальнейшем названное «эффект Овсянкиной». Профессор психологии Уитон-колледжа (Массачусетс, США), Коннектикутского университета, Калифорнийского университета в Беркли. Развивала подход к теории и практике психодиагностического метода Г. Роршаха, опирающийся на положения гештальтпсихологии.

Отец Марии – Арсений Васильевич Овсянкин (1868–1946?), из купеческой семьи, коммерсант, позже – председатель Дальневосточной торгово-промышленной палаты, банкир, после революции имел собственное дело, впоследствии эмигрировал в Маньчжурию (1931). Мать – немецкого происхождения, более о ней ничего не известно. Наряду с именем «Мария», в семье, а затем и в течение всей жизни использовалось имя «Марика». У Марии было две сестры, Ольга и Анна, и брат Владимир.

Бо́льшую часть детства Мария провела во Владивостоке. С отличием окончила владивостокскую женскую гимназию. Изначально семья предполагала, что дети продолжат обучение в Санкт-Петербурге, однако в связи с революцией в 1921 г. Мария с братом и сестрой для продолжения образования уехали в Германию.

Берлинский период

М. А. Овсянкина поступила в Берлинский университет. Имея склонность к чтению художественной литературы и анализу литературных персонажей, сначала изучала филологию и лингвистику, однако интерес к изучению личности привёл её в Институт психологии Берлинского университета. С 1924 г. вместе с другими студентками из России (Б. В. Зейгарник, Т. В. Дембо, Г. В. Биренбаум) училась у В. Кёлера и К. Левина, стала участницей неформальной дискуссионной группы Левина Quasselstrippe, которая значительно повлияла на её профессиональное становление.

В 1924–1926 гг. выполнила исследование в рамках программы К. Левина по изучению психологии действия и аффекта, в 1928 г. в Гиссенском университете защитила диссертацию «Возобновление прерванных действий» («Wiederaufnahme unterbrochener Handlungen», опубликована в Psychologische Forschung, 1928) и получила докторскую степень. Эта работа являлась логическим продолжением изучения незавершённых действий, начатого Б. В. Зейгарник. Если Зейгарник интересовало влияние незавершённых действий на память, то Овсянкина сосредоточилась на проблеме мотивации, на том, как незавершённость действия влияет на желание и готовность продолжать его.

В исследовании приняли участие 124 испытуемых (108 взрослых, в основном студенты, и 16 детей в возрасте от 3 до 16 лет). За время одной экспериментальной сессии испытуемый должен был выполнить 4–6 заданий, 3–4 из них прерывались экспериментатором, другие – не прерывались, чтобы скрыть цель эксперимента. Для каждого испытуемого была проведена иногда одна, но чаще две экспериментальные сессии.

Данные эксперимента дополнялись материалами фото- и видеосъёмки, а также показаниями самонаблюдения, которые в основном носили характер спонтанных высказываний.

В качестве экспериментального материала было использовано 15 различных заданий: решить головоломку, собрать мозаику, слепить из пластилина, размотать запутанный клубок пряжи, нанизать бусины на нить, собрать разрезанную на части картинку, построить башню, сложить фигурку из бумаги и т. п. Среди заданий различались «конечные», когда есть решение, приводящее к завершению действия (например, головоломка), и «продолжающиеся», которые не имели явного завершения, чётко обозначенной границы, могли длиться сколь угодно долго (например, штриховка квадратов в шахматном порядке, складывание бумажной ленты, нанизывание бусин). Часть заданий имели «лабильное» завершение, не заданное инструкцией (нарисовать что-то «из головы», построить башню по собственному плану, слепить что-то из пластилина). Некоторые задания (сложить фигурку из бумаги, сложить открытку из разрезанных частей) использовались исключительно как прерывающие или маскирующие (их давали завершить). Основное количество экспериментальных проб было выполнено с конечными действиями.

Для маскировки цели эксперимента, а также большей чистоты процедуры, чтобы одно и то же действие у разных испытуемых прерывалось разными способами, варьировался и характер прерывания: от прерывания со стороны экспериментатора (резкого запрета на завершение, указаний от экспериментатора, отвлекающих разговоров) до как бы «случайного» (падала коробочка с мелкими предметами, испытуемый спонтанно начинал их собирать; экспериментатору нужно было что-то достать из ящика, а для этого испытуемый должен был встать; по незаметному сигналу экспериментатора в комнату входил сотрудник и просил ему помочь; выключался свет). Время прерывания, как правило, контролировалось.

Экспериментатор фиксировал количество возобновлений первого действия, а также тенденции к возобновлению (например, если испытуемый спрашивал, нужно ли, можно ли завершить первое задание).

Было показано, что при «случайном» прерывании в 100 % случаев происходит возобновление действия, а в случае нарушения другим заданием – в 79 %, с учётом тенденции к возобновлению – в 83 % случаев. Имеет значение длительность прерывания: при нарушении другим заданием в пределах 0–2 мин возобновление происходит в 100 % случаев, при увеличении интервала до 20 мин частота возобновления снижается до 78 %, а если перерыв длится 20–40 мин, то возобновление действия происходит в 92 % случаев. Имеет значение, на какой фазе действия произошло прерывание: если в начале или до начала выполнения задания, возобновление происходило в 100 % случаев, если в середине или на трёх четвертях – в 63 %, ближе к концу показатель снова повышался до 87 %. При «случайных» прерываниях этот фактор оказался неважен, возобновление происходило всегда, в 100 % экспериментальных проб. Также была отмечена роль структуры действия: например, в задании заштриховывать квадраты в шахматном порядке наиболее сильная тенденция к возобновлению действия наблюдалась тогда, когда действие прерывалось во время штриховки внутри одного квадрата.

Прерывание действия, за которым не следовала другая задача (ожидание, например, если ближе к концу эксперимента экспериментатор просил подождать и покидал помещение на 10–15 мин), чаще приводило к возобновлению действия.

Также был описан особый вид возобновления («украдкой», diebisch): в случаях, когда экспериментатор прерывал действие с явным запретом на завершение, испытуемый мог возобновить его в то время, когда экспериментатор не видел испытуемого.

Действия, носящие продуктивный характер, возобновлялись чаще (самый высокий процент возобновления – вылепить что-то из пластилина – 93 %, самый низкий – распутать клубок – 64,7 %).

Также Овсянкина отметила роль индивидуальных различий между испытуемыми, выделила значение честолюбия, повышенной двигательной активности, неусидчивости. Дети оказались более зависимыми от ситуации и от авторитета экспериментатора, чем взрослые испытуемые.

Рис. 1. Топология и силы поля в момент прерывания действия.Рис. 1. Топология и силы поля в момент прерывания действия.Интерпретация результатов исследования была проведена в терминах теории поля К. Левина: испытуемый находится в поле первого действия, которое создаёт систему напряжения и вектор, направленный на завершение действия. Возобновление действия часто носит характер навязчивого акта, построенного на квазипотребности, которая поддерживает систему напряжения. Действие снова актуализируется после прерывания потому, что система напряжения требует разрешения, которое может наступить только вследствие выполнения действия, достижения его цели.

Рис. 2. Топология и силы поля на этапе выполнения нарушающего (прерывающего) действия.Рис. 2. Топология и силы поля на этапе выполнения нарушающего (прерывающего) действия.Описанный феномен – стремление людей возобновлять прерванное действие, если цель действия не была достигнута, – в дальнейшем был назван «эффект Овсянкиной».

В 1928–1931 гг. М. А. Овсянкина работала ассистентом в Институте психологии, помогала К. Левину в создании фильмов по детской психологии, преподавала в Берлинском университете, работала тюремным психологом, консультантом по профессиональной ориентации, а также в школе для детей с особенностями развития.

Предположительно в начале 1930-х гг. она вышла замуж и с тех пор носила двойную фамилию Рикерс-Овсянкина (Rickers-Ovsiankina).

Американский период

В 1931 г. М. А. Овсянкина приняла решение переехать в США. Этому содействовал американский психолог Доналд Маккиннон, с которым Овсянкина подружилась во время его стажировки у К. Левина (1930). Маккиннон порекомендовал Овсянкину Дэвиду Шакову (David Shakow, 1901–1981), руководителю клинической программы по изучению шизофрении в Вустерском госпитале США (Worcester State Hospital). В клинике Овсянкина сотрудничала с С. Розенцвейгом, Дж. Роттером, Т. В. Дембо, Е. М. Ганфман. Со многими сотрудниками установились дружеские отношения, они еженедельно собирались и в нерабочее время.

Экспериментальный план нового исследования Овсянкиной (1935, опубликовано в 1937) напоминал эксперименты берлинского института: пациентов клиники, пришедших в психологическую лабораторию для прохождения тестирования, просили подождать в комнате, в которой в доступности находилось множество различных предметов. За стеклянной ширмой исследователь регистрировал поведение пациентов. В эксперименте на 125 больных шизофренией Рикерс-Овсянкина показала, что они легко вовлекаются в действия с различными объектами, не концентрируются на основной задаче, отвлекаются на периферийные. По поведению больного в этом эксперименте можно было прогнозировать, сколько времени потребуется на его лечение.

Позднее Овсянкина в сотрудничестве с Е. М. Ганфман и К. Гольдштейном в отдельной статье описала клинический случай поведения в подобной ситуации пациента с черепно-мозговой травмой (Hanfmann. 1944).

Благодаря содействию Д. Шакова Овсянкина с 1935 г. начала преподавать психологию, а также русский язык в Уитон-колледже (Wheaton College), где в 1949 г. получила профессорское звание. Она эпизодически сотрудничала с Колледжем Маунт-Холиок (Mount Holyoke College), Массачусетским технологическим институтом (Massachusetts Institute of Technology), Орегонским, Корнеллским, Гарвардским университетами. Ей было непросто адаптироваться к американской системе образования: она меньше своих американских коллег была ориентирована на применение статистики в исследованиях и тестирование знаний студентов, в своих учебных курсах и научных исследованиях опиралась на подходы гештальтпсихологии, теории поля, феноменологии.

Овсянкина много работала, помогала своим родственникам (некоторых из них во время Второй мировой войны ей удалось вывезти из Германии). Среди студентов она считалась отличным преподавателем, пользовалась их уважением и любовью.

В предвоенные годы Овсянкина вместе с Т. В. Дембо и С. Эскалоной под руководством К. Левина некоторое время работала на Исследовательской станции по вопросам детского развития при Университете Айовы (The Iowa Child Welfare Research Station attached to the University of Iowa).

Во 2-й половине 1930-х гг. сотрудничала с социальным психологом Р. Ликертом, который входил в круг научного общения К. Левина. К этому же времени относится социально-психологическое исследование, в котором Овсянкина использовала уже известную схему эксперимента: в комнате с большим количеством различных предметов (зеркало, головоломки, игрушки и др.) оказываются два человека. Исследование показало, что ситуация ожидания в условиях: 1) пространственной близости, 2) в замкнутом пространстве, а также 3) при отсутствии особого занятия (подобно ситуации в купе поезда) облегчает социальное взаимодействие. Были описаны модели поведения людей в ситуации ожидания и индивидуальные различия в социальной активности (1938). Впоследствии исследования Овсянкиной индивидуальных и возрастных различий в социальном взаимодействии имели продолжение (1956; 1958; 1970).

К началу 1940-х гг. Овсянкина оказалась вовлечена в область психодиагностики, и исследование личности с помощью чернильных пятен Г. Роршаха стало её глубоким профессиональным интересом на многие годы. В 1942–1943 гг. она была президентом научного Института Роршаха, а также вела семинары и учебные курсы по методу Роршаха в Северо-Восточном университете (Northeastern University) в Бостоне, штат Массачусетс.

В 1949–1965 гг. Овсянкина работала директором по клиническим программам в Коннектикутском университете. Программа получила одобрение Американской психологической ассоциации в 1951 г. Овсянкина познакомила коллег по университету с идеями Л. С. Выготского, а также продолжила работу с методом Г. Роршаха. В сотрудничестве с Молли Харроуэр (Molly Harrower, 1906–1999), ученицей К. Коффки, и Кеновер Баш (Kenower Bash, 1913–1986), соединявшей идеи гештальтпсихологии и юнгианского анализа, Овсянкина развивала подход к теории и практике метода Г. Роршаха, опирающийся на положения гештальтпсихологии. Она исследовала процессы восприятия чернильных пятен, проанализировала действие факторов симметрии, контура, фигуры и фона, целостности образа, описала различные типы восприятия. Эти исследования отражены в статьях и докладах, а итогом всей работы стала книга «Психология Роршаха» (Rorschach psychology. 1960).

После выхода на пенсию (1965) она переселилась в Беркли, в качестве профессора читала курсы в Калифорнийском университете. Подготовила второе издание «Психологии Роршаха». Работала директором программы по обучению парапрофессионалов (ассистентов) по психологии, помощников работников в области психического здоровья.

Умерла в возрасте 95 лет. Её прах перевезён в Германию и захоронен на семейном участке кладбища в Рендсбурге, район Рендсбург-Эккернфёрде, земля Шлезвиг-Гольштейн (Rendsburg Kreis Rendsburg-Eckernförde, Schleswig-Holstein).